Элегия на смерть Пэг Никольсон, лошади священника

 

 

Ты славной клячею была,

И вот узнал я с грустью,

Что по реке ты поплыла

И доплыла до устья.

 

Кобылой доброй ты слыла,

Когда была моложе.

А нынче к морю уплыла,

Оставив людям кожу.

 

Ты от хозяина-попа

Не слышала «спасибо».

Стара ты стала и слепа

И угодила к рыбам.

 

Давно, покорная судьбе,

Лишилась ты здоровья,

Как все, кто возит на себе

Духовное сословье!

 

 

Насекомому, которое поэт увидел на шляпе нарядной дамы во время церковной службы

 

 

Куда ты, низкое созданье?

Как ты проникло в это зданье?

Ты водишься под грубой тканью,

А высший свет —

Тебе не место: пропитанья

Тебе здесь нет.

 

Средь шелка, бархата и газа

Ты не укроешься от глаза.

Несдобровать тебе, пролаза!

Беги туда,

Где голод, ходод и зараза

Царят всегда.

 

Иди знакомою дорогой

В жилища братии убогой,

Где вас, кусающихся, много,

Где борона

Из гладкой кости или рога

Вам не страшна.

 

А ежели тебе угодно

Бродить по шляпе благородной, —

Тебе бы спрятаться, негодной,

В шелка, в цветы.

Но нет, на купол шляпки модной

Залезла ты!

 

На всех вокруг ты смотришь смело, —

Как будто ты — крыжовник спелый,

Уже слегка порозовелый.

Как жаль, что нет

Здесь порошка, чтоб околела

Ты в цвете лет.

 

И пусть не встряхивает дама

Головкой гордой и упрямой.

О, как должна она от срама

Потупить взгляд,

Узнав, что прихожане храма

За ней следят.

 

Ах, если б у себя могли мы

Увидеть все, что ближним зримо,

Что видит взор идущих мимо

Со стороны, —

О, как мы стали бы терпимы

И как скромны!

 

 

Сватовство Дýнкана Грэя

 

 

Дýнкан Грэй давно влюблен,

И в ночь под рождество

К нам свататься приехал он.

Вот это сватовство!

 

Приехал в праздничную ночь

Хозяйскую посватать дочь,

Но был с позором прогнан прочь.

Ха-ха! Вот сватовство!

 

Затылок взмок у жениха,

Ха-ха! Вот сватовство!

А Мэгги будто бы глуха —

Не слышит ничего.

 

Он заводил с ней разговор,

Глаза и нос ладонью тер,

Топиться бегал через двор.

Вот это сватовство!

 

Любовь отвергнутая зла.

Вот это сватовство!

У парня рана зажила —

Вот это сватовство!

 

— Я, — говорит, — не так уж глуп,

Чтоб превратиться в жалкий труп

Из-за того, что ей не люб! —

Ха-ха! Вот сватовство!

 

А Мэгги кличет докторов,

Вот это сватовство!

Она больна, а он здоров,

Вот это сватовство!

 

Что злой недуг с людьми творит!

В ее груди огонь горит,

А взгляд так много говорит…

Вот это сватовство!

 

Был добрый парень — Дýнкан Грэй.

Вот это сватовство!

Он скоро сжалился над ней,

Вот это сватовство!

 

Не мог он грех на совесть взять —

Лишить любимой дочки мать.

Он едет свататься опять…

Вот это — сватовство!

 

 

Шела О'Нил

 

 

Когда волочиться я начал за нею,

Немало я ласковых слов говорил.

Но более всех

Имели успех

Слова: «Мы поженимся, Шела О'Нил!»

 

Дождался я брака.

Но скоро, однако,

Лишился покоя, остался без сил.

От ведьмы проклятой

Ушел я в солдаты,

Оставив на родине Шелу О'Нил.

 

Решился я вскоре

Бежать через море,

С колонной пруссаков в атаку ходил —

Навстречу снарядам,

Ложившимся рядом

С шипеньем и свистом, как Шела О'Нил!

 

У Фридриха в войске

Я дрался геройски,

Штыка не боялся и с пулей дружил.

Нет в мире кинжала

Острее, чем жало

Безжалостной женщины — Шелы О'Нил!

 

 

Тэм Глен

 

 

Ах, тетя, совета прошу я!

Пропала, попала я в плен.

Обидеть родню не хочу я,

Но всех мне милее Тэм Глен.

 

С таким молодцом мне не надо

Бояться судьбы перемен.

Я буду и бедности рада,—

Лишь был бы со мною Тэм Глен.

 

Наш лорд мне кивает: «Плутовка!..»

Ну что тебе, старый ты хрен?

Небось ты не спляшешь так ловко,

Как пляшет под скрипки Тэм Глен.

 

Мне мать говорила сердито:

— Мужских опасайся измен.

Повесе скорей откажи ты! —

Но разве изменит Тэм Глен?

 

Сулит за отказ мне сто марок

Отец, да не знает он цен!

Сто марок — богатый подарок,

Но много дороже Тэм Глен!

 

Я в день Валентина гадала.

О, как же мой жребий блажен!

Три раза я жребий кидала,

И вышло три раза: Тэм Глен.

 

Под праздник осенний я тоже

Гадала. И вижу: вдоль стен

Идет — до чего же похожий! —

В штанах своих серых Тэм Глен.

 

Кто ж, тетя, возьмет меня замуж?

Ты мне погадай, а взамен

Я черную курицу дам уж,—

Но только скажи, что Тэм Глен!

 

 

Я пью твое здоровье!

 

 

Прощай, красавица моя.

Я пью твое здоровье.

Надоедать не стану я

Тебе своей любовью.

 

Прощай, прости! Перенести

Сумею я разлуку.

А ты смекни да разочти,

Кому отдашь ты руку.

 

Ты говоришь: — Вступать мне в брак

Покуда неохота. —

А я скажу: — Я не дурак,

И ждать мне нет расчета.

 

Я знаю, ждет твоя родня

Кого-то побогаче.

Она не жалует меня.

Ну, дай вам бог удачи!

 

Меня считают бедняком

Без имени и рода.

Но не нуждаюсь я ни в ком,

При мне моя свобода.

 

Башка и руки — вот мой клад.

Всегда к труду готов я.

Как говорят, — сам чорт не брат,

Покуда есть здоровоье!

 

Оно, конечно, высоко

Летит иная птица.

Но в дальней птице так легко

Порою ошибиться.

 

Прощай, мой друг. Я ухожу,

Куда ведет дорожка.

Но, может, в полночь погляжу

Я на твое окошко.

 

 

Старый Роб Моррис

 

 

Вот старый Роб Моррис. А кто он таков?

Король за столом, старшина стариков.

Он славится стадом коров и свиней

И дочкой — отрадой своей и моей.

 

Прекрасней, чем утро в сиянии рос,

Свежей, чем закат на лугах в сенокос,

Она, как ягненок, резва и нежна.

Мне света дневного дороже она.

 

Но садом и стадом отец ее горд.

В усадьбе живет он не хуже, чем лорд.

У нас же с отцом только домик и двор.

Немногого стóит такой ухажер.

 

Забрезжит ли утро, — не мил мне рассвет.

Настанет ли вечер, — покоя мне нет.

Смертельную рану от всех я таю,

И жалобы грудь разрывают мою.

 

Была бы невеста чуть-чуть победней,

Я мог бы, пожалуй, посвататься к ней.

Как жадно я ждал бы заветного дня.

А жить без надежды нет сил у меня!

 

 

Любовь и бедность

 

 

Любовь и бедность навсегда

Меня поймали в сети.

По мне, и бедность не беда,

Не будь любви на свете.

 

Зачем разлучница-судьба —

Всегда любви помеха?

И почему любовь — раба

Достатка и успеха?

 

Богатство, честь в конце концов

Приносят мало счастья.

И жаль мне трусов и глупцов,

Что их покорны власти.

 

Твои глаза горят в ответ,

Когда теряю ум я,

А на устах твоих совет

Хранить благоразумье.

 

Но как же мне его хранить,

Когда с тобой мы рядом?

Но как же мне его хранить,

С тобой встречаясь взглядом?

 

На свете счастлив тот бедняк

С его простой любовью,

Кто не завидует никак

Богатому сословью.

 

Ах, почему жестокий рок —

Всегда любви помеха

И не цветет любви цветок

Без славы и успеха?

 

 

Когда кончался сенокос

 

 

Когда кончался сенокос,

И колыхалась рожь волной,

И запах клевера и роз

Струей вливался в летний зной.

 

Когда в саду среди кустов

Жужжала сонная пчела,

В тени, в загоне для коров

Беседа медленная шла.

 

Сказала Бэсси, наклонясь

К своей соседке древних лет:

— Идти я замуж собралась.

— Ну что ж, худого в этом нет.

 

Твоих поклонников не счесть,

А ты, голубка, молода.

Ты можешь выбрать — время есть —

Себе усадьбу хоть куда!

 

Взяла бы Джона ты в мужья

Из Баски-Глена. Парень — клад.

А знаешь, курочка моя,

Где есть достаток, там и лад.

 

— Ну что мне Джон! На что мне он!

Я на него и не взгляну.

Свои амбары любит Джон, —

Зачем любить ему жену!

 

Мне Робин по сердцу давно,

И знаю: я ему мила.

Я за словцо его одно

Весь Баски-Глен бы отдала!

 

— Но жизнь, малютка, не легка.

К богатству, к счастью путь крутой.

И верь мне, полная рука

Куда сильней руки пустой.

 

Кто поумней, тот бережет.

У тех, кто тратит, нет ума.

И уж какой ты сваришь мед,

Такой и будешь пить сама!

 

— О да, за деньги не хитро

Купить поля, луга, стада,

Но золото и серебро

Не купят сердца никогда!

 

Пусть мой удел — убогий дом,

Пустой амбар и тесный хлев, —

Вдвоем мы лучше заживем

Всех королей и королев.

 

 

Мое счастье

 

 

Доволен я малым, а бóльшему рад.

А если невзгоды нарушат мой лад,

За кружкой, под песню гоню их пинком —

Пускай они к чорту летят кувырком.

 

В досаде я зубы сжимаю порой,

Но жизнь — это битва, а ты, брат, герой.

Мой грош неразменный — беспечный мой нрав,

И всем королям не лишить меня прав.

 

Гнетут меня беды весь год напролет.

Но вечер с друзьями — и все заживет.

Когда удалось нам до цели дойти,

К чему вспоминать нам о ямах в пути!

 

Возиться ли с клячей — судьбою моей?

Ко мне, от меня ли, но шла бы скорей.

Забота иль радость заглянет в мой дом,

«Войдите! — скажу я, — авось проживем!»

 

 

Ответ на письмо

 

Сударыня,

 

 

Как этот год от нас далек,

Когда, безусый паренек,

Я молотить ходил на ток,

Пахал впервые поле

И хоть порой бывал без ног,

Но рад был этой школе.

 

В одном со взрослыми строю,

Товарищ их по плугу,

Я знал и полосу свою,

И юную подругу.

 

И шуткой,

Прибауткой

Под мерный звон косы

Я скрадывал минутки

И коротал часы.

 

Одной мечтой с тех пор я жил:

Служить стране по мере сил

(Пускай они и слабы!),

Народу пользу принести —

Ну, что-нибудь изобрести

Иль песню спеть хотя бы!

 

Я при уборке ячменя

Щадил татарник в поле.

Он был эмблемой для меня

Шотландской древней воли.

 

Пусть родом,

Доходом.

Гордится знатный лорд,—

Шотландской

Крестьянской

Породой был я горд.

 

Я был юнцом, но и тогда

Обрывки строк в часы труда

Твердил я непрестанно,

Пока подруга юных дней

Не придала строфе моей

И склад и лад нежданный.

 

Не позабыл я до сих пор

Моей подруги юной,

Чей звонкий смех и быстрый взор

Тревожил в сердце струны.

 

Краснея,

Не смея

Поднять влюбленный взгляд,

Срезал я,

Вязал я

Колосьев спелых ряд.

 

Да здравствует прекрасный пол!

Когда трещит от пляски пол

Во время зимней вьюги,

Мы забываем боль невзгод,

Нам сердце жаром обдает

Мы видим ясный небосвод

В глазах своей подруги.

 

Любви не знавший дуралей

Достоин сожаленья.

Во взоре матери своей

Увидит он презренье.

 

Укором,

Позором

Мы заклеймим того,

Кто не любил

В расцвете сил

На свете никого!

 

Пусть вы, сударыня, росли

Под кровом дедовским — вдали

От наших изб крестьянских,

Вам незнаком амбар и хлев,

Зато вам пó сердцу напев

Старинных лир шотландских.

 

Спасибо вам за ваш привет.

Горжусь таким союзом.

Благодарю за пестрый плед.

Я в нем приятней музам.

 

Простой наряд страны моей, —

Он для меня дороже

Всех горностаев королей

И бархата вельможи.

 

Прощайте!

Не знайте

Ни горя, ни потерь.

Пусть ссоры,

Раздоры

Минуют вашу дверь!

 

 

За тех, кто далёко

 

 

За тех, кто далёко, мы пьем,

За тех, кого нет за столом.

А кто не желает свободе добра,

Того не помянем добром.

 

Добро быть веселым и мудрым, друзья,

Хранить прямоту и отвагу.

Добро за шотландскую волю стоять,

Быть верным шотландскому флагу.

 

За тех, кто далёко, мы пьем,

За тех, кого нет за столом.

За Чарли, что ныне живет на чужбине,

И горсточку верных при нем.

 

Свободе — привет и почет.

Пускай бережет ее Разум.

А все тирании пусть дьявол возьмет

Со всеми тиранами разом!

 

За тех, кто далёко, мы пьем,

За тех, кого нет за столом.

За славного Тэмми, любимого всеми,

Что нынче живет под замком.

 

Да здравствует право читать,

Да здравствует право писать.

Правдивой страницы

Лишь тот и боится,

Кто вынужден правду скрывать.

 

За тех, кто далёко, мы пьем,

За тех, кого нет за столом.

Привет тебе, воин, что вскормлен и вспоен

В снегах на утесе крутом!

 

 

Cон (отрывок)

 

За речи, мысли и дела карает нас закон,

Но не карает никого за вольнодумный сон.

 

Прочитав в газетах оду поэта-лауреата и описание торжественного приема во дворце по случаю дня рождения короля 4 июня 1786 года, автор заснул и увидел во сне, будто он присутствует на этом приеме и читает следующее приветствие:

 

Прошу, примите, государь,

Привет ко дню рожденья,

Как принимали вы и встарь

Поэтов поздравленья.

В кругу вельмож поэт-плугарь

Престранное явленье.

Но, заглянув в свой календарь,

Спешу к вам в этот день я,

В столь славный день.

 

Сияют яркие огни.

Теснится знать в приемной.

И «Боже, короля храни!»

Твердят кукушки томно.

Стихами славит ваши дни

Поэтов хор наемный,

Припомнив доблести одни,

Не видя тени темной

В столь светлый день.

 

Но льстивых од я не припас,

Обычных в этом зале.

К тому ж я не в долгу у вас:

Мне пенсий не давали.

Сказать могу я без прикрас

И ошибусь едва ли,

Что были хуже вас у нас

И лучшие бывали

В минувший день.

 

Пускай не звучно, не красно

Мое простое слово,

Но с правдой спорить мудрено.

Она всегда сурова.

Гнездо у вас разорено,

Его мы чиним снова,

А что в гнезде сохранено,

Есть только треть былого.

На этот день.

 

Законодателя страны

Я не хочу бесславить,

Сказав, что вы не так умны,

Чтоб наш народ возглавить.

Но вы изволили чины

И званья предоставить

Шутам, что хлев мести должны,

А не страною править

В столь трудный день!

 

Вы дали мир нам наконец.

Мы чиним руки, ноги.

Зато стригут нас, как овец,

Жестокие налоги.

Меня пахать учил отец,

Но я живу в тревоге,

Что я найду такой конец,

Как мой баран безрогий

В печальный день.

 

Подозревать я не могу

Ни в чем Вильяма Питта.

С баранов шерсть я сам стригу,

Он нас стрижет сердито.

Я знаю, вы кругом в долгу,

Расходы не покрыты.

Но чорт возьми! Пусть сберегут

Хоть флот наш знаменитый

В столь грозный день.

 

Итак, прощайте. Долгих лет!

Пускай под вашей сенью

Мы видим вольности расцвет,

Конец растрат, хищенья.

Хотя на празднества поэт

Пришел без приглашенья, —

Он королеве шлет привет,

А также поздравленье

В столь славный день!..

 

 

Строчки о войне и любви

 

 

Прикрытый лаврами разбой,

И сухопутный и морской

Не стóит славословья.

Готов я кровь отдать свою

В том жизнетворческом бою,

Что мы зовем любовью.

 

Я славлю мира торжество,

Довольство и достаток.

Создать приятней одного,

Чем истребить десяток!

 

 

К Тибби

 

 

О Тибби, ты была горда

И важный свой поклон

Тем не дарила никогда,

Кто в бедности рожден.

 

Вчера же, встретившись со мной,

Ты чуть кивнула головой.

Но мне на чорта нужен твой

Презрительный поклон!

 

Ты думала наверняка

Пленить мгновенно бедняка,

Прельщая звоном кошелька…

На что мне этот звон!

 

Пускай меня гнетет нужда,

Но я сгорел бы со стыда,

Когда тобой, что так горда,

Я был бы побежден.

 

Как ни остер будь паренек,

Ты думаешь, — какой в нем прок,

Коль желтой грязью кошелек

Набить не может он!

 

Зато тебе по нраву тот,

Кто состоятельным слывет,

Хотя и вежлив он, как скот,

И столько же умен.

 

Скажу я прямо, не греша,

Что ты не стоишь ни гроша,

А тем достатком хороша,

Что дома припасен.

 

С одной я девушкой знаком.

Ее и в платьице простом

Я не отдам за весь твой дом,

Сули хоть миллион!

 

 

Новогодний привет

(Старый фермер — своей старой лошади)

 

 

Привет тебе, старуха-кляча,

И горсть овса к нему в придачу.

Хоть ты теперь скелет ходячий,

Но ты была

Когда-то лошадью горячей

И рысью шла.

 

Ты глуховата, слеповата.

Седая шерсть твоя примята.

А серой в яблоках когда-то

Была она.

И твой ездок был тоже хватом

В те времена!

 

Лошадкой ты была на славу.

Хозяин был тебе по нраву.

И я гордиться мог по праву,

Когда с тобой

Любую брали мы канаву,

Подъем любой.

 

Тебя с полсотней марок вместе

Родитель дал моей невесте.

Хоть капитал — скажу по чести —

Был очень мал,

Не раз добром подарок тестя

Я поминал.

 

Когда я стал встречаться с милой,

Тебе всего полгода было,

И ты за матерью-кобылой

Трусила вслед.

Ключом в тебе кипела сила

Весенних лет.

 

Я помню день, когда, танцуя

И щеголяя новой сбруей,

Везла со свадьбы молодую

Ты к нам домой.

Как любовался я, ликуя,

В тот день тобой!

 

Перевалив за три десятка,

Ты ходишь медленно и шатко.

С каким трудом дорогой краткой

Ты возишь кладь,

А прежде чья могла лошадка

Тебя догнать?

 

Тебя на ярмарках, бывало,

Трактирщики кормили мало,

И все ж домой меня ты мчала,

Летя стрелой.

А вслед вся улица кричала:

— Куда ты? Стой!

 

Когда ж с тобой мы были сыты

И горло у меня промыто, —

В те дни дорогою открытой

Мы так неслись,

Как будто от земли копыта

Оторвались.

 

Ты, верно, помнишь эти гонки.

С обвислым крупом лошаденки

Теснились жалобно к сторонке,

Давая путь,

Хоть я не смел лозою тонкой

Тебя стегнуть.

 

Всегда была ты верным другом,

И нет конца твоим заслугам.

Напрягшись телом всем упругим,

Ты шла весной

Перед моим тяжелым плугом

И бороной.

 

Когда глубокий снег зимою

Мешал работать нам с тобою,

Я отмерял тебе с лихвою

Овес, ячмень

И знал, что ты заплатишь вдвое

Мне в летний день.

 

Твои два сына плуг мой тянут,

А двое кладь возить мне станут,

И, верно, не был я обманут,

Продав троих:

По десять фунтов чистоганом

Я взял за них.

 

Утомлены мы, друг, борьбою.

Мы всё на свете брали с бою.

Казалось, ниц перед судьбою

Мы упадем.

Но вот состарились с тобою,

А всё живем!

 

Не думай по ночам в тревоге,

Что с голоду протянешь ноги.

Пусть от тебя мне нет подмоги,

Но я в долгу —

И для тебя овса немного

Приберегу.

 

С тобой состарился я тоже.

Пора сменить нас молодежи

И дать костям и дряхлой коже

Передохнуть

Пред тем, как тронемся мы лежа

В последний путь.

 

 

Белая куропатка

 

 

Цвел вереск, и сено собрали в стога.

С рассвета обшарили парни луга,

Низины, болота вблизи и вдали,

Пока, наконец, куропатку нашли.

 

Нельзя на охоте спешить, молодежь,

Неслышно к добыче крадись, молодежь!

Кто бьет ее в лёт,

Кто взлететь не дает,

Но худо тому, кто добычу вспугнет.

 

Сметет она с вереска рóсы пером

И сядет вдали на болоте сыром.

Себя она выдаст на мху белизной,

Такой лучезарной, как солнце весной.

 

С ней Феб восходящий поспорить хотел,

Ее он коснулся концом своих стрел,

Но ярче лучей она стала видна

На мху, где доверчиво грелась она.

 

Лихие стрелки, знатоки этих мест,

Обшарили мхи и болота окрест.

Когда ж, наконец, куропатку нашли,

Она только — фрр… и пропала вдали!

 

Нельзя на охоте спешить, молодежь,

Неслышно к добыче крадись, молодежь!

Кто целится в лёт,

Кто взлететь не дает,

Но худо тому, кто добычу вспугнет.