Моему незаконнорожденному ребенку

 

 

Дочурка, пусть со мной беда

Случится, ежели когда

Я покраснею от стыда,

Боясь упрека

Или неправого суда

Молвы жестокой.

 

Дитя моих счастливых дней,

Подобье матери своей,

Ты с каждым часом мне милей,

Любви награда,

Хоть ты, по мненью всех церквей,—

Исчадье ада.

 

Пускай открыто и тайком

Меня зовут еретиком,

Пусть ходят обо мне кругом

Дурные слухи,—

Должны от скуки языком

Молоть старухи!

 

И все же дочери я рад,

Хоть родилась ты невпопад

И за тебя грозит мне ад

И суд церковный.

В твоем рожденье виноват

Я безусловно.

 

Ты — память счастья юных лет.

Увы, к нему потерян след.

Не так явилась ты на свет,

Как нужно людям,

Но мы делить с тобой обед

И ужин будем.

 

Я с матерью твоей кольцом

Не обменялся под венцом,

Но буду нежным я отцом

Тебе, родная.

Расти веселым деревцом,

Забот не зная.

 

Пусть я нуждаться буду сам,

На я последнее отдам,

Чтоб ты могла учиться там,

Где все ребята,

Чьих матерей водили в храм

Отцы когда-то.

 

Тебе могу я пожелать

Лицом похожей быть на мать,

А от меня ты можешь взять

Мой нрав беспечный,

Хотя в грехах мне подражать

Нельзя, конечно!

 

 

* * *

 

 

Ты меня оставил, Джеми,

Ты меня оставил,

Навсегда оставил, Джеми,

Навсегда оставил.

Ты шутил со мною, милый,

Ты со мной лукавил —

Клялся помнить до могилы,

А потом оставил, Джеми,

А потом оставил!

 

Нам не быть с тобою, Джеми,

Нам не быть с тобою.

Никогда на свете, Джеми,

Нам не быть с тобою.

Пусть скорей настанет время

Вечного покоя.

Я глаза свои закрою,

Навсегда закрою, Джеми,

Навсегда закрою!

 

 

Рóбин

 

 

В деревне парень был рожден,

Но день, когда родился он,

В календари не занесен.

Кому был нужен Рόбин?

 

Был он резвый паренек,

Резвый Робин, шустрый Робин,

Беспокойный паренек —

Резвый, шустрый Робин!

 

Зато отметил календарь,

Что был такой-то государь,

И в щели дома дул январь,

Когда родился Робин.

 

Разжав младенческий кулак,

Гадалка говорила так:

— Мальчишка будет не дурак.

Пускай зовется Робин!

 

Немало ждет его обид,

Но сердцем всё он победит.

Парнишка будет знаменит,

Семью прославит Робин.

 

Он будет весел и остер,

И наших дочек и сестер

Полюбит с самых ранних пор

Неугомонный Робин.

 

Девчонкам — бог его прости! —

Уснуть не даст он взаперти,

Но знать не будет двадцати

Других пороков Робин.

 

Был он резвый паренек,

Резвый Робин, шустрый Робин,

Беспокойный паренек —

Резвый, шустрый Робин!

 

 

Финдлей

 

 

— Кто там стучится в поздний час?

«Конечно, я — Финдлей!»

— Ступай домой. Все спят у нас!

«Не все!» — сказал Финдлей.

 

— Как ты прийти ко мне посмел?

«Посмел», — сказал Финдлей.

— Небось наделаешь ты дел…

«Могу!» — сказал Финдлей.

 

— Тебе калитку отвори…

«А ну!» — сказал Финдлей.

— Ты спать не дашь мне до зари!

«Не дам!» — сказал Финдлей.

 

— Попробуй в дом тебя впустить…

«Впусти!» — сказал Финдлей.

— Всю ночь ты можешь прогостить.

«Всю ночь!» — сказал Финдлей.

 

— С тобою ночь одну побудь…

«Побудь!» — сказал Финдлей.

— Ко мне опять найдешь ты путь.

«Найду!» — сказал Финдлей.

 

— О том, что буду я с тобой…

«Со мной!» — сказал Финдлей.

— Молчи до крышки гробовой!

«Идет!» — сказал Финдлей.

 

 

Подруга угольщика

 

 

— Не знаю, как тебя зовут,

Где ты живешь, не ведаю.

— Живу везде — и там и тут,

За угольщиком следую!

 

— Вот эти нивы и леса

И все, чего попросишь ты,

Я дам тебе, моя краса,

Коль угольщика бросишь ты!

 

Одену в шелк тебя, мой друг.

Зачем отрепья носишь ты?

Я дам тебе коней и слуг,

Коль угольщика бросишь ты!

 

— Хоть горы золота мне дай

И жемчуга отборного,

Но не уйду я — так и знай! —

От угольщика черного.

 

Мы днем развозим уголек.

Зато порой ночною

Я заберусь в свой уголок.

Мой угольщик — со мною.

 

У нас любовь — любви цена.

А дом наш — мир просторный.

И платит верностью сполна

Мне угольщик мой черный!

 

 

Счастливый вдовец

 

 

В недобрый час я взял жену,

В начале мая месяца,

И, много лет живя в плену,

Не раз мечтал повеситься.

 

Я был во всем покорен ей

И нес безмолвно бремя.

Но наконец жене моей

Пришло скончаться время.

 

Не двадцать дней, а двадцать лет

Прожив со мной совместно,

Она ушла, покинув свет,

Куда — мне неизвестно.

 

Я так хотел бы разгадать

Загробной жизни тайну,

Чтоб после смерти нам опять

Не встретиться случайно!

 

Я совершил над ней обряд —

Похоронил достойно.

Боюсь, что чорт не принял в ад

Моей жены покойной.

 

Она, я думаю, в раю:

Порой в раскатах грома

Я грозный грохот узнаю,

Мне издавна знакомый!

 

 

* * *

 

 

Всю землю тьмой заволокло.

Но и без солнца нам светло.

Пивная кружка нам — луна,

А солнце — чарочка вина.

 

Готовь нам счет, хозяйка,

Хозяйка, хозяйка!

Стаканы сосчитай-ка

И дай еще вина!

 

Богатым — праздник целый год

В труде, в нужде живет народ.

Но здесь равны и знать и голь.

Кто пьян, тот сам себе король!

 

Неси нам счет, хозяйка,

Хозяйка, хозяйка!

Стаканы сосчитай-ка

И дай еще вина!

 

Святой источник — мой стакан:

Он лечит от сердечных ран.

Ловлю я радости в вине,

Но лучшие живут на дне!

 

Давай нам счет, хозяйка,

Хозяйка, хозяйка!

Стаканы сосчитай-ка

И дай еще вина!

 

 

Заздравный тост

 

 

У которых есть, что есть, — те подчас не могут есть,

А другие могут есть, да сидят без хлеба.

 

А у нас тут есть, что есть, да при этом есть, чем есть, —

Значит, нам благодарить остается небо!

 

 

Кузнецу

 

 

Устал в полете конь Пегас,

Скакун крылатый Феба,

И должен был на краткий час

Сойти на землю с неба.

 

Крылатый конь — плохой ходок!

Скользя по мерзлым склонам,

Он захромал и сбился с ног

Под богом Аполлоном.

 

Пришлось наезднику сойти

И жеребца хромого

К Вулкану в кузницу вести,

Чтоб заказать подковы.

 

Колпак и куртку снял кузнец,

Работая до пота.

И заплатил ему певец

Сонетом за работу.

 

Вулкан сегодняшнего дня,

Твой труд ценю я выше.

Не подкуешь ли мне коня

За пять четверостиший?

 

 

* * *

 

 

Что делать девчонке? Как быть мне, девчонке?

Как жить мне, девчонке, с моим муженьком?

За шиллинги, пенни загублена Дженни,

Обвенчана Дженни с глухим стариком.

 

Ворчлив он и болен, всегда недоволен.

В груди его холод, в руках его лед.

Кряхтит он, бормочет, уснуть он не хочет.

Как тяжко пробыть с ним всю ночь напролет!

 

Брюзжит он и злится, знакомых боится,

Друзей сторонится — такой нелюдим!

Ко всем он ревнует жену молодую.

В худую минуту я встретилась с ним.

 

Спасибо, на свете есть тетушка Кэтти, —

Она мне дала драгоценный совет.

Во всем старикану перечить я стану,

Пока он не лопнет на старости лет!

 

 

* * *

 

 

Наш Вилли пива наварил

И нас двоих позвал на пир.

Таких счастливых молодцов

Еще не знал крещеный мир!

 

Никто не пьян, никто не пьян,

А так, под мухою, чуть-чуть.

Пусть день встает, петух поет,

А мы не прочь еще хлебнуть!

 

Три молодца, мы дружно пьем.

Один бочонок — трое нас.

Не раз встречались мы втроем

И встретимся еще не раз.

 

Что это — старая луна

Мигает нам из-за ветвей?

Она плывет, домой зовет…

Нет, подождать придется ей!

 

Последний, тот из нас, друзья,

Кто первым ступит за порог.

А первый тот, кого струя

Из нас последним свалит с ног!

 

* * *

 

 

Со скрипкой чорт пустился в пляс

И в ад умчал акцизного,

И все кричали: — В добрый час!

Он не вернется сызнова!

 

Мы варим пива лучший сорт

И пьем, справляя тризну.

Спасибо, чорт, любезный чорт,—

К нам не придет акцизный!

 

Есть пляски разные у нас

В горах моей отчизны,

Но лучший пляс, чертовский пляс

Сплясал в аду акцизный!

 

 

Ода к зубной боли

 

 

Ты, завладев моей скулой,

Пронзаешь десны мне иглой,

Сверлишь сверлом, пилишь пилой

Без остановки.

Мечусь, истерзанный и злой,

Как в мышеловке.

 

Так много видим мы забот,

Когда нас лихорадка бьет,

Когда подагра нас грызет

Иль резь в желудке.

А эта боль — предмет острот

И праздной шутки!

 

Бешусь я, исходя слюной,

Ломаю стулья, как шальной,

Когда соседи надо мной

В углу хохочут.

Пускай их бесы бороной

В аду щекочут!

 

Всегда жила со мной беда —

Неурожай, недуг, нужда,

Позор неправого суда,

Долги, убытки…

Но не терпел я никогда

Подобной пытки!

 

И я уверен, что в аду,

Куда по высшему суду

Я непременно попаду

(В том нет сомнений!),

Ты будешь первою в ряду

Моих мучений.

 

О дух раздора и войны,

Что носит имя сатаны

И был низвергнут с вышины

За своеволье,

Казни врагов моей страны

Зубною болью!

 

 

Песня

 

 

Растет камыш среди реки,

Он зелен, прям и тонок.

Я в жизни лучшие деньки

Провел среди девчонок.

 

Часы заботу нам несут,

Мелькая в быстрой гонке.

А счастья несколько минут

Приносят нам девчонки.

 

Богатство, слава и почет

Волнуют наши страсти.

Но даже тот, кто их найдет,

Найдет в них мало счастья.

 

Мне дай свободный вечерок

Да крепкие объятья —

И тяжкий груз мирских тревог

Готов к чертям послать я.

 

Пускай я буду осужден

Судьей в ослиной коже,

Но старый, мудрый Соломон

Любил девчонок тоже.

 

Сперва мужской был создан пол.

Потом, окончив школу,

Творец вселенной перешел

К прекраснейшему полу!

 

 

Пастух

 

 

Брела я вечером пешком

И повстречалась с пареньком.

Меня укутал он платком,

Назвал своею милой.

 

Гнал он коз

Под откос.

Где лиловый вереск рос,

Где ручей прохладу нес, —

Стадо гнал мой милый.

 

— Пойдем по берегу со мной.

Там листья шепчутся с волной.

В шатер орешника сквозной

Луна глядит украдкой.

 

— Благодарю за твой привет,

Но у меня охоты нет

Платить слезами долгих лет

За этот вечер краткий!

 

— Нет, будешь ты ходить в шелках,

В нарядных, легких башмачках.

Тебя я буду на руках

Носить, когда устанешь.

 

— Ну, если так, тогда пойдем

С тобой по берегу вдвоем,

И я надеюсь, что потом

Меня ты не обманешь.

 

Но он ответил мне: — Пока

Растет трава, течет река

И ветер гонит облака,

Моей ты будешь милой!

 

Гнал он коз

Под откос.

Где лиловый вереск рос,

Где ручей прохладу нес, —

Стадо гнал мой милый.