Три фразы повергают в ужас пантеон богов.

Когда перед глазами замелькали вспышки серебристого света, Се Лянь даже не успел толком ничего подумать — первой его реакцией было закрыться рукой, ведь на запястье повязана Жое, которая в случае опасности сама по себе защитит его от удара. Однако серебристые бабочки не выказали ни единого намерения напасть на него, лишь облетели принца и ринулись к двоим небожителям, которые только что колотили друг друга, сцепившись в драке.

И Фэн Синь, и Му Цин в прошлом уже натерпелись горя в битве с Призрачными Бабочками, и отлично знали, насколько те сильны. Разве могли они в такой момент допустить небрежность? Практически в тот же миг оба синхронно вскинули руки и выкрикнули:

— Щит!

Несметное множество серебристых бабочек, шелест крыльев которых был подобен ураганному ветру, налетели на двоих небожителей. Тут же послышался частый громкий стук, будто капли проливного дождя разбивались о землю, и засверкали яркие белые вспышки, похожие на брызжущие во все стороны искры. Это бабочки натолкнулись на невидимый барьер. Оказалось, что Фэн Синь и Му Цин выставили перед собой два магических щита. Но даже если щит мог на время заслонить их от атаки, бабочки ринулись вперед неудержимо прибывающей волной, с бешеным напором, будто мотыльки, летящие на огонь. Дождь из бабочек оказался настолько мощным, что оба небожителя, хоть и не слишком явно, начали понемногу отступать.

Секундное замешательство обошлось потерей преимущества — если снять щит, Призрачные Бабочки немедленно доберутся до них, но поддержание магического барьера не давало возможности выхватить оружие. Поэтому Фэн Синю и Му Цину только и оставалось, что в душе издать страдальческий вопль, стиснуть зубы и из последних сил держать оборону. Фэн Синь ухватил взглядом Се Ляня, который так и стоял на месте, опустив голову, и немедля крикнул ему:

— Твоё Высочество, поберегись! Не стой там как вкопанный, скорее зайди за щит!

К его великой неожиданности, Се Лянь повернулся, совершенно целёхонький, и растерянно свёл брови:

— А?

Внимательно приглядевшись, двое небожителей на месте едва не выплюнули фонтаны крови в заоблачную высь. Перед ними предстала картина: Се Лянь со слегка озадаченным выражением лица держит на ладони призрачную бабочку. Когда остальные её подруги хлынули во дворец неудержимым вихрем, эта малютка порхала намного медленнее и не поспевала за основным отрядом. А оказавшись перед Се Лянем, и вовсе несколько раз тяжело хлопнула крыльями. Принцу показалось, что она летит с огромным трудом, и возможно, вскоре упадёт без сил, если продолжит так стараться. Поэтому он невольно протянул руку и подставил ладонь. Бабочка тут же приземлилась и радостно затрепетала крылышками, явно не собираясь улетать. От такой картины у Фэн Синя на лбу едва не лопнули вены, он заорал:

— Не прикасайся к этой твари!!!

Неожиданно Се Лянь ощутил, будто кто-то крепко сжал его запястье и с силой потянул, утаскивая в непроглядную тьму за воротами дворца.

Но даже оказавшись в полной темноте, принц не ощутил ни капли беспокойства, даже совсем не насторожился. Темнота показалась ему мягкой бронёй, которая не только не представляла собой опасности, но и даровала неясное ощущение умиротворения.

И хотя гость из темноты всё ещё не явил свой облик принцу, разве нужно было задаваться вопросом, кто это был, если первыми на место прибыли серебристые бабочки?

Му Цин, будто не смея поверить в произошедшее, воскликнул:

— Откуда у тебя взялось столько наглости, чтобы явиться в столицу бессмертных и учинять здесь беспорядки? Не слишком ли ты распоясался!

Ему ответил смеющийся голос:

— То же самое могу сказать и о вас. Разве чиновники Верхних Небес не ведут себя подобным образом в моих владениях?

Се Лянь давно понял, кто именно его схватил, и всё же, услышав знакомый голос совсем близко, принц ощутил, как дрогнуло сердце. Затем послышался голос Фэн Синя:

— Хуа Чэн, Владыка прямо сейчас в столице бессмертных, немедленно отпусти пленника!

Хуа Чэн прыснул:

— Посмотрим, хватит ли у вас духу заставить меня это сделать.

Едва он договорил, как створки ворот дворца тяжело захлопнулись!

Се Лянь чувствовал только, что Хуа Чэн крепко сжимает его запястье и куда-то быстро ведёт. Кругом стояла лишь чернота, в которой раздавался чистый приятный звон серебряных цепочек на сапогах, да ещё явственно ощущалось, как дорога под ногами непрестанно то устремляется вверх, то опускается вниз — значит это действительно была не широкая и светлая главная улица столицы бессмертных, а какая-то дикая горная местность.

Наверняка Хуа Чэн связал врата дворца Сяньлэ с этой горной долиной при помощи Сжатия тысячи ли. Вот только связать любое место в столице бессмертных с другим при помощи этой техники на самом деле было не так-то просто, и никто, кроме обитателей Небесных чертогов, не мог это сделать. Как же подобное удалось Хуа Чэну? Се Лянь только хотел спросить его об этом, как вдруг услышал над ухом оглушительный крик:

— Ваше Высочество! Где вы?!

Гневный вопль принадлежал Фэн Синю. И хотя прогрохотал он совсем близко, самого небожителя не было видно. Он выкрикнул это в сеть духовного общения. От рёва Фэн Синя у Се Ляня заболели уши, а остальные небожители, потревоженные внезапным вопросом, в страхе заголосили:

— Что стряслось, Генерал Наньян? Какая беда приключилась?

Му Цин тоже вошёл в духовную сеть и объявил:

— Тревога! Линвэнь здесь? Немедленно сообщи Владыке, Се Лянь сбежал!

Обычно его речь звучала мягко и благовоспитанно, теперь же в ней слышались нотки крайнего раздражения.

Линвэнь отозвалась:

— Что? Я немедленно отправляюсь во дворец Сяньлэ!

Кто-то удивлённо воскликнул:

— Посмеш… Его Высочество наследный принц сбежал? Но разве он не находится под арестом во дворце Сяньлэ?!

Ши Цинсюань также присоединился к сети духовного общения и произнёс:

— Но ведь я только что видел вокруг дворца Сяньлэ целую толпу духов войны Средних Небес, приставленных для охраны! Во дворец можно только войти, выйти уже не получится, как ему удалось сбежать?

Фэн Синь вмешался:

— Да не сбежал он, его похитили! Ваше Высочество, вы нас слышите? Где вы сейчас находитесь?!

Услышав, что принца похитили, небожители изумились:

— Но ведь это столица бессмертных! Кто мог позволить себе подобное бесчинство?

В одно мгновение сеть духовного общения заполнилась громкими восклицаниями и требованиями объяснений. Инцидент между советником Фан Синем и Лан Цяньцю всё ещё не был исчерпан. Цзюнь У запретил Се Ляню покидать дворец, а тот испарился, это ли не напрасное порождение подозрений с его стороны, лишний повод для пересудов? Как бы то ни было, требовалось немедленно вернуть принца, а затем уже задавать вопросы. Поэтому Линвэнь отправилась разобраться в ситуации и выяснить теперешнее местонахождение Се Ляня, Фэн Синь и Му Цин продолжили перекрикиваться в духовной сети, пытаясь снарядить отряд из нескольких Богов Войны, чтобы вместе броситься в погоню, а Ши Цинсюань снова разбросал огромное количество добродетелей. В сети духовного общения воцарилась полная неразбериха. Все кричали, перебивая друг друга, так что Се Ляню не удавалось вставить и слова. Он набрал в грудь побольше воздуха и приготовился гаркнуть погромче, призывая небожителей к спокойствию, как вдруг Хуа Чэн резко развернулся и протянул к нему руку со сложенными вместе двумя пальцами. Когда ледяные пальцы нежно коснулись виска принца, Хуа Чэн со смешком произнёс:

— Ха-ха. Давненько мы с вами не виделись, как поживаете?

Этот аккуратный жест позволил ему войти в сеть духовного общения чертогов Верхних Небес прямо через Се Ляня. И сейчас эту фразу, полную непоколебимого спокойствия, слышал не только Се Лянь рядом с ним, но и все переполошившиеся небожители Верхних Небес в духовной сети. И стоило им её услышать, сеть моментально погрузилась в гробовое молчание.

—......

—......

—......

Но при этом в душе у каждого раздался беззвучный крик ужаса.

Недаром прозвучало обвинение в бесчинстве! Они-то думали, кто это мог быть! А оказалось, тот самый!

Хуа Чэн вновь произнёс:

— Не знаю, вспоминали ли вы обо мне? Я вот о вас ни секунды не вспоминал.

—......

Среди обитателей Небесных чертогов немало небожителей действительно каждодневно помнили о нём глубоко в душе. Однако услышав, что Хуа Чэн о них не вспоминал, тут же все как один молчаливо воздали хвалы Небесам, которые даровали им своё благословение, и запричитали: «Вот уж спасибо так спасибо, и впредь, пожалуйста, не стоит вспоминать о нас».

Хуа Чэн тем временем ухмыльнулся:

— К слову, в последнее время мне совершенно нечем заняться. И если среди вас кто-то также страдает от безделья и хочет, к примеру, померяться силами, я с удовольствием составлю ему компанию.

—......

В контексте произошедшего смысл его слов был яснее ясного.

«Тот из вас, кто достаточно смел, чтобы отправиться за мной в погоню, в следующий раз станет тем, кому я брошу очередной вызов».

Приняв вызов, вне всяких сомнений будешь бит. Не приняв, растеряешь всю свою репутацию. Это ли не самая что ни на есть неприкрытая угроза?

Несколькими минутами ранее, когда все узнали, что Се Лянь не то сбежал, не то похищен, сеть духовного общения будто закипела и погрузилась в полнейший беспорядок, что здесь случалось очень редко. Небожители крайне встревожились из-за случившегося, а некоторые Боги Войны даже добровольно откликнулись на зов и приготовились присоединиться к погоне. В результате Хуа Чэн всего тремя фразами в считанные секунды подавил волнения. Если бы Цзюнь У лично отдал приказ и отправил кого-то в открытую погоню, в таком случае выбора бы не осталось — служебные дела надлежало решать в соответствии со служебными принципами. Но сейчас, когда инцидент произошёл так быстро, что вокруг всё ещё царила неразбериха, разумеется, никто не желал взваливать на себя лишние проблемы. Никто не хотел, чтобы Хуа Чэн его запомнил. Поэтому все моментально притворились, что их здесь нет, но при этом всё же навострили слух и стали внимательно наблюдать за дальнейшим развитием событий. В то же время в их душе потрясение так и накатывало волнами: «Собиратель цветов под кровавым дождём ведёт себя слишком бесцеремонно! Это ж надо — ворваться в чертоги Верхних Небес и похитить небожителя! Да ещё какого — посмешище трёх миров! В конце концов, он этим хотел нам насолить или что???»

Сеть духовного общения погрузилась в молчание, лишь непрерывно сыпались гневные ворчания Фэн Синя. Хуа Чэн же, договорив, убрал пальцы от виска Се Ляня и сказал:

— Не обращай на них внимания.

У Се Ляня вырвалось:

— Сань Лан…

Однако Хуа Чэн отпустил его руку и произнёс:

— Это место располагается слишком близко от столицы бессмертных, идём скорее.

Он говорил очень тихо, так что нельзя было расслышать в голосе каких-либо эмоций. Но то движение, с которым он отпустил Се Ляня, оказалось очень быстрым, будто Хуа Чэн отбросил его руку. Тут же вспомнив, как Сань Лан точно также избежал прикосновения в самую первую их встречу, принц застыл на месте.

Он хотел было спросить Хуа Чэна, почему тот появился столь внезапно. И хотя он не думал об этом специально, его посетило смутное ощущение, что Хуа Чэн явился спасти принца. Поэтому Се Лянь секундой ранее позвал его «Сань Лан», не в силах сдержать смутную радость, закравшуюся в сердце. Но когда Хуа Чэн резко отбросил его руку, Се Лянь немедля опомнился: с какой стати он решил, что Хуа Чэн пришёл спасти его? Ведь принц совсем недавно спалил пожаром Дом Блаженства и сбежал из Призрачного города. Поэтому намного более вероятен другой вариант — Хуа Чэн столь пристально следил за его перемещениями, чтобы призвать к ответу и снискать плату за понесённые потери!

Повелитель Земли действовал в качестве шпиона в мире Демонов, и Хуа Чэн действительно схватил его, держал в плену и жестоко допрашивал. Но изначально в данном инциденте неправ был тот, кто отправился шпионить в чужие владения. А Се Лянь проник в Призрачный город, перевернул весь Дом Блаженства в поисках пропавшего, да ко всему прочему устроил поджог. Несмотря на то, что причиной пожара послужили действия Ши Цинсюаня, решившего призвать ветер и подбавить огня, всё же первый всполох пламени в оружейной принадлежал Се Ляню. В противном случае остальные, возможно, даже не догадались бы до подобного — как ни крути, а самая большая ответственность лежит на нём.

Хуа Чэн вёл его вперёд, а Се Лянь шёл следом и чем больше размышлял, тем сильнее мучился угрызениями совести, тем больший стыд ощущал. Не выдержав, он произнёс:

— Сань Лан, прости.

Шаги Хуа Чэна неожиданно застыли.

— Почему ты просишь прощения?

Се Лянь тоже остановился.

— Я отправился в Призрачный город для того, чтобы расследовать дело о пропавшем Повелителе Земли, и раньше не сказал тебе всей правды. Ты принял меня с таким радушием, а я сжёг твой Дом Блаженства. Я чувствую себя ужасно виноватым за это.

Хуа Чэн ничего не говорил. Се Лянь и сам понимал, что его фраза «чувствую себя ужасно виноватым» не имеет никакого веса, и потому принцу стало ещё более совестно.

Он легко кашлянул и добавил:

— Думаю, меня скоро низвергнут с Небес, и как только это произойдёт, я непременно найду способ возместить все потери. Посмотрим, что можно будет сделать…

Хуа Чэн прервал его:

— Почему ты должен возмещать мне потери?

Его тон звучал немного жёстко, словно он больше не желал слушать. Резко повернувшись к принцу, он спросил:

— Ты забыл, что я поранил твою руку? Это я ранил тебя, а не ты меня. Так почему ты должен возмещать мне потери?

Се Ляню боль в правой руке совершенно не казалась нестерпимой, а сейчас он и вовсе почти позабыл о том, что был ранен. Удивлённо замерев на миг, он всё-таки вспомнил о ране и переспросил:

— Ты о моей правой руке? Она в полном порядке, заживёт моментально. К тому же, ведь я сам подставился под удар, и потому так получилось. Я и не собирался тебя винить.

Хуа Чэн неотрывно смотрел на него, его левый глаз сиял необычно ярко. А Се Лянь вдруг заметил, что он будто дрожит.

Но спустя мгновение принц осознал, что дрожит вовсе не Хуа Чэн, а сабля Эмин на его поясе.

Серебристая сабля висела, прикреплённая к поясу на красных одеждах, и непрестанно дрожала. Глаз на рукояти, будто изображённый несколькими серебряными линиями, тоже дрожал. И если представить, что этот глаз принадлежал маленькому ребёнку, то в эту самую секунду ребёнок наверняка заливался безудержным плачем.

ГЛАВА 48

       Резных костей душа лишь одному несёт покой и благость. Часть первая.

При виде такой картины Се Лянь невольно протянул руку, желая погладить Эмина, и произнёс:

— Что это с ним…

Ху Чэн же чуть отстранился и повернулся боком, не давая ему дотянуться рукой, да к тому же с силой шлёпнул по рукояти сабли.

— Ничего. Не обращай внимания.　

Проклятый клинок, при одном упоминании которого весь пантеон богов в ужасе замирал, изогнутая сабля Эмин, схватив звонкую оплеуху от Хуа Чэна, задрожал ещё сильнее. В этот момент Се Лянь услышал в сети духовного общения голос Фэн Синя:

— Как Хуа Чэну удалось применить Сжатие тысячи ли в столице бессмертных?! Как, в конце концов, открывается эта дверь?!

Затем заговорил Ши Цинсюань:

— Генерал Наньян! Я, я, я! Я, возможно, знаю, как её открыть. Ранее я уже попадал в подобную западню, и хлебнул немало горя, когда был на задании вместе с Его Высочеством. Значит так, возьмите игральные кости и бросьте их перед дверью, а потом попробуйте открыть.

Се Лянь вспомнил! Ведь он только что именно так и поступил — просто играючи выбросил кости, пока находился во дворце! Страшные картины их с Ши Цинсюанем оголтелого бегства в попытке спастись от земляных червей и дикарей-людоедов пронеслись перед глазами. Если небожители на самом деле откроют ворота таким образом, то неизвестно, в какую ещё передрягу попадут. Принц торопливо предостерёг:

— Остановитесь! Ни в коем случае не делайте этого! Будьте осторожны!

Однако его голос так и не долетел до сети духовного общения. Скорее всего, его магические силы постепенно иссякали, а находясь в столице бессмертных, он не успел пополнить запасы, и потому теперь мог лишь слушать, но не имел возможности ответить. Кроме того, даже если бы принцу удалось что-то сказать, теперь было уже поздно — кажется, Фэн Синь решил не тратить время на слова и сделал так, как велел ему Ши Цинсюань. Как это стало ясно? Очень просто — в следующий миг Фэн Синь разразился страшной руганью на всю сеть духовного общения. Он ругался лишь в случае крайнего потрясения, но уж если ругался, то самыми непристойными словами, режущими слух. Попытка пересказать подобное могла быть воспринята как оскорбление слуха и зрения. Остальные небожители тем временем внимательно следили за происходящим, и потому посыпались вопросы:

— Генерал, что с вами?!

Раздался голос Му Цина, не менее шокированный:

— Что это за место???

Очевидно, он вошёл в открывшийся проход следом за Фэн Синем.

Ши Цинсюань предупредил:

— Будьте осторожны! Разные числа, выпавшие на костях, забрасывают в разные места. Сколько вы выбросили?

Му Цин ответил:

— У него выпало четыре!

Се Лянь, расслышав в ругани Фэн Синя трудноуловимые нотки панического ужаса, забеспокоился, что они попали в какое-то крайне опасное место. Его голос не мог проникнуть в сеть духовного общения, но весьма кстати принц вспомнил, что хозяин этой магической техники находится прямо перед ним, и потому, позабыв на время о другом, поспешно спросил:

— Сань Лан, если выбросить на костях четыре, что окажется за дверью?

Хуа Чэн ответил:

— Это определяется произвольно. Какое место, на взгляд бросающего кости, является самым страшным, туда он и попадёт, когда откроет дверь.

Как только он это произнёс, принц услышал ледяной голос Му Цина:

— Кто тебя просил лезть вперёд? Забросил нас в женскую купальню! Дай сюда, я попробую!

Услышав слова «женская купальня», Се Лянь закрыл лицо ладонью.

Фэн Синь всегда держался на почтительном расстоянии от женщин и при беседе с женским полом приходил в смятение, будто столкнулся с наводнением или хищным зверем. Для него женская купальня и впрямь считалась самым страшным местом на свете, безмерно ужаснее, чем логово тигра или пучина дракона. Судя по звукам, Му Цин успешно забрал кости, и Се Лянь облегчённо выдохнул. Однако не прошло и пары секунд, как раздался ещё один гневный крик. Ши Цинсюань на грани срыва воскликнул:

— Уважаемые генералы, что вы увидели на этот раз?

Однако с той стороны ему никто не ответил, лишь послышались странные булькающие звуки, словно двое погрузились в воду. Слушатели притаились и задержали дыхание в ожидании, и через какое-то время внезапно раздался кашель Фэн Синя, как будто он плевался, вынырнув из воды. Затем крик:

— Черноё болото с гигантскими крокодилами!

Выходит, едва они в панике сбежали из пышущей клубами горячего пара женской купальни, Му Цин бросил кости, и, сделав следующий шаг, они провалились в глухие топи. Трясина мгновенно поглотила их, так что на поверхности остались только глаза. Когда же Боги Войны с огромным трудом выбрались, то обнаружили, что их кольцом окружили несколько десятков необыкновенно громадных крокодиловых оборотней. В длину крокодилы достигали более четырёх чжанов, а из-за того, что питались человечиной, уже отрастили себе человеческие руки и ноги. Подплывая ближе, твари зашевелили всеми конечностями — от такой картины два несчастных небожителя переполнились отвращением. С ног до головы покрытые чёрной грязью, они схватились в ожесточённой битве с оборотнями, стоя по пояс в трясине. Спустя какое-то время Фэн Синь, не в силах больше это выносить, воскликнул:

— Лучше уж я брошу кости, дай их сюда! Ты тоже выкинул неверное число!

Но Му Цин, как всегда, не желал признавать поражение, с его ладони слетела очередная белая вспышка, когда он сказал:

— Лучше уж крокодиловые оборотни! Разве можно назвать их более разлагающими нравы, чем женская купальня? Кто знает, куда ещё ты нас забросишь в следующий раз. Отдай мне!

Фэн Синь гневно бросил:

— Чёрт подери, я же только что уже отдавал их тебе! Где кости?!

Они совершенно позабыли о том, что их сознание до сих пор соединено с сетью духовного общения, начали бранить друг друга за невезение в игре и снова подрались, шумно обмениваясь тумаками. Игральные кости улетели в неизвестном направлении. Небожители, которые слушали их перебранку в сети духовного общения, так увлеклись, что про себя даже возрадовались: «Вот так захватывающее зрелище, великолепно, просто блеск! Два генерала наконец прилюдно поссорились!» Многие едва не сходили с ума, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех, а некоторые даже принялись колотить по подлокотникам трона в своём небесном дворце, жалея лишь о том, что не могут лично отправиться на место действия и подбодрить сражающихся криками.

И хотя удача, кажется, не слишком благоволила Фэн Синю и Му Цину, каждый из них носил величественный титул Бога Войны, поэтому какие-то дикие оборотни, самое большее, могли причинить им мелкие неудобства и не дать продолжить погоню, но никакой серьёзной опасности из себя не представляли. Се Лянь желал лишь, чтобы Боги Войны поскорее отступились и выбрались из этой передряги, и вместе с тем про себя ликовал, что выбросил кости так удачно, что не наткнулся ни на каких монстров, а сразу повстречал Хуа Чэна. Не замедляя шага, он спросил:

— Ранее я выбросил на тех же костях два. Значит ли это, что только при счёте в две единицы можно увидеться с тобой?

Договорив, принц почувствовал, как странно прозвучал его вопрос — создавалось впечатление, будто он очень хотел увидеть Хуа Чэна. Се Ляню подобное показалось не совсем уместным, однако Хуа Чэн ответил:

— Нет.

Се Лянь ощутил лёгкую неловкость, потёр щёку и пробормотал:

— О. Значит, нет. Выходит, я не так понял.

Хуа Чэн, по-прежнему шагая перед Се Лянем, добавил:

— Если ты хочешь увидеться со мной, ты всегда сможешь это сделать, и не важно, какое число выпадет на костях.

От этой фразы Се Лянь сглотнул и забыл то, что хотел сказать.

Но не успел он как следует обдумать, что значили слова Хуа Чэна, когда в сети духовного общения внезапно раздался серьёзный голос:

— Позвольте мне!　

Через какие-то мгновения небо над ними прорезала вспышка слепящего белого света, что-то с оглушительным грохотом расколовшейся железной глыбы упало на дорогу перед Се Лянем и Хуа Чэном.

Белое сияние постепенно остыло и померкло, и тогда Се Лянь наконец смог разглядеть, что же свалилось с небес. Путь им преградил косо вонзившийся в землю меч.

Это был длинный изящный клинок, который всё ещё дрожал от падения. Казалось, он был выкован из чёрной яшмы, зловещей и тёмной, но гладкой как зеркало, в котором любой человек, приблизившись, мог увидеть своё отражение. Только самый центр меча был украшен тонкой серебряной линией, тянущейся почти до конца лезвия.

Этот меч носил имя, и звучало оно «Фансинь».

Перед мечом тут же приземлилась чья-то фигура, которая произнесла:

— Это твой меч.

После смерти советника Фан Синя его меч сохранил у себя как трофей наследный принц государства Юнань. И тем, кто сейчас бросил меч, преградив двум шествующим дорогу, был Лан Цяньцю.

По всей видимости, Фэн Синь и Му Цин промахнулись, но вот Лан Цяньцю выбросил верное число. В самом деле, трудно сказать — являлось это его собственной удачей или же так сработала неудача Се Ляня. Наверняка можно сказать лишь одно — хотя оба обладали благородным статусом Его Высочества наследного принца, всё же Лан Цяньцю всегда был намного более везучим, чем Се Лянь.

Хуа Чэн стоял с заведёнными за спину руками, совершенно не изменившись в лице, и лишь слегка шевельнулся, но Се Лянь тут же поднял руку, чтобы остановить его, и тихо сказал:

— Позволь мне.

Лан Цяньцю стоял посреди горной долины, не давая им пройти, и держал в руках свой тяжёлый меч. Он произнёс:

— Я просто хочу сразиться с тобой в полную силу. Итог не важен, даже если ты меня убьёшь, я не нуждаюсь ни в каком возмещении потерь. Также мне без надобности, чтобы ты просил Владыку о низвержении. Ты обучал меня искусству фехтования, и вовсе не обязательно, что у тебя не получится меня одолеть. Почему ты не желаешь сражаться со мной?

Не требовалось говорить этого вслух. Се Лянь и без того знал, что Лан Цяньцю будет сражаться в полную силу. Но если так, то и у Се Ляня не останется выбора — ему придётся ответить тем же. Таким образом выходило, что каков бы ни был итог сражения, Се Лянь не желал бы этого лицезреть. Но если не сразиться с ним, Лан Цяньцю никогда не согласится на примирение.

Поэтому, после долгого молчания, Се Лянь медленно кивнул:

— Хорошо.

Он сделал несколько шагов, подошёл к мечу и выдернул его из камня. После тихо сказал:

— Ты сам этого захотел.

Спустя сотни лет Фансинь наконец вернулся к хозяину.

Меч издал глухой звон в руках Се Ляня. От протяжного стона меча у Хуа Чэна, который стоял неподалёку, яркий блеск в глазах сделался и вовсе белоснежным.

Взяв в руку меч, Се Лянь взмахнул им и направил лезвие к земле. Затем холодно произнёс:

— Независимо от итога этой битвы, не пожалей о принятом решении.

Лан Цяньцю громко воскликнул:

— Ни за что не пожалею!

Он будто готов был взорваться от своего упрямства, обеими руками схватил рукоять тяжёлого меча и сосредоточенно встал на изготовку, даже задержал дыхание и, не решаясь упустить момент атаки, неотрывно следил за лезвием Фансиня, созданного будто из чёрной яшмы.

Се Лянь взмахнул мечом и стремительным рывком напал на Лан Цяньцю. Тот, сверкнув взглядом, приготовился принять удар, как вдруг ощутил, что ноги внезапно занемели, будто кто-то связал их вместе, и тяжело грохнулся на землю.

Опустив голову, Лан Цяньцю обнаружил, что действительно оказался связан. Неизвестно, в какой момент это произошло, но белоснежная шёлковая лента подобно ядовитой змее обвилась вокруг его тела несчётное множество раз!

В юности Лан Цяньцю имел честь обучаться у советника Фан Синя фехтованию, и потому в душе хранил к нему глубокое почтение, которое не ослабло даже после того, как тот омыл реками крови Пир Чистого Золота. Будучи уверенным, что Се Лянь вооружён одним лишь мечом, он сосредоточился только на движениях противника. Но совершенно не заметил, что в арсенале Се Ляня была ещё и шёлковая лента, которая давным-давно незаметно подкралась и обвилась вокруг наследного принца Юнань, а затем тайно атаковала именно в тот момент, когда Лан Цянцю бросил все силы на отражение удара меча. И как с ним могло случиться что-то настолько позорное???

Увидев, что манёвр Жое удачно завершился, Се Лянь мгновенно отпустил напряжение на лице и в сердце.

Он сразу отбросил Фансинь в сторону и издал долгий вздох облегчения, про себя подумав: «Опасно, как это было опасно».

Тем временем Лан Цяньцю лежал на земле и изо всех сил пытался освободиться, но белая лента оказалась неожиданно удивительным оружием — чем больше сопротивлялся её пленник, тем сильнее она сковывала его движения. Лан Цяньцю гневно прокричал:

— Советник, как это понимать! Немедленно развяжи меня, и мы сойдёмся в смертельном поединке!

 

Се Лянь стёр выступивший на лбу пот и ответил:

— Мы только что сошлись в смертельном поединке, и сейчас один из моих магических артефактов связал тебя по рукам и ногам. Ты уже проиграл.

Лан Цяньцю после секундной паузы возмутился:

— Да разве это можно считать победой? Когда я говорил о смертельном поединке, то имел в виду поединок на мечах! Используй меч, если ты мужчина! Что это за победа, если ты достиг её скрытой атакой шёлковой ленты? Как подло!

Он на самом деле считал неоспоримым превосходство меча над всеми другими видами оружия, и ничего более, но фраза прозвучала так, будто Лан Цяньцю относился с презрением к мужчине, который в качестве магического артефакта избрал шёлковую ленту. Но разве Се Ляня, который уже и обряжался в женское платье, и признавался, что страдает бессилием, можно было пронять фразой о том, что он не похож на мужчину?

Се Лянь присел на корточки рядом с поверженным и произнёс:

— Это случилось потому, что ты не продумал всё как следует перед тем, как действовать. Ведь ты не сказал, что непременно нужно драться на мечах, тем самым позволив мне воспользоваться своим промахом. Так с кем ты теперь пытаешься спорить? — помолчав, он честно добавил, — Да, я нанёс тебе скрытый удар, но что с того? Ведь он достиг цели. Да, я поступил подло, но что с того? Ведь я победил. Если бы твоим противником выступил не я, а кто-то другой, ты был бы уже мёртв.

Хуа Чэн, стоя недалеко от них, беззвучно усмехнулся, скрестил руки на груди и отвёл взгляд в другую сторону. Лан Цяньцю же смотрел на Се Ляня остекленевшим взглядом, полным удивления.

Когда этот человек служил советником при государстве Юнань, он всегда учил его вещам наподобие «будь благородным и честным», «смело иди вперёд, не боясь трудностей», «прикладывай усилия для достижения цели». И Лан Цяньцю никак не мог представить, что однажды услышит из уст своего прежнего учителя такую фразу как «Да, я нанёс тебе скрытый удар, но что с того? Ведь он достиг цели. Да, я поступил подло, но что с того? Ведь я победил». Поэтому потрясённо замер от услышанного.

Се Лянь же поднялся и добавил:

— Хорошенько подумай над этим и в следующий раз больше не попадайся на уловку противника.

 

ГЛАВА 49

       Резных костей душа лишь одному несёт покой и благость. Часть вторая.

Увидев, что Се Лянь направился прочь, Лан Цяньцю немедля воскликнул:

— Стой!

И Се Лянь действительно остановился. Лан Цяньцю скрипнул зубами и проговорил:

— Ты… должен мне кое-что объяснить.

Се Лянь спросил:

— Каких объяснений ты ждёшь?

— Чувство ненависти за истребление династии породило в твоей душе желание отомстить моему государству, моему роду. Ты ненавидел Юнань, и я могу это понять. Но…

Он запнулся и долго не мог продолжить, лишь спустя какое-то время собрал волю в кулак и дрожащим голосом произнёс:

— Но, советник… Разве я и мои родители плохо относились к выжившему народу государства Сяньлэ? Многие потомки Сяньлэ стали моими хорошими друзьями, я… я всегда… делал всё возможное, чтобы защитить их.

Каждое произнесённое им слово было чистой правдой.

После падения государства Сяньлэ многие оставшиеся в живых жители не стали отказываться от своего происхождения. Даже когда народ Юнань основал собственное государство и начал объединять земли под своим началом, часть людей и их потомков по-прежнему считали себя выходцами из Сяньлэ, что часто приводило к столкновениям с народом нового государства.

В самом начале правящий дом Юнань подавлял волнения с позиции силы и военного превосходства. Таким образом было убито множество потомков Сяньлэ, которые всё ещё оказывали сопротивление новой династии. С другой стороны, также нередки были случаи, когда люди Сяньлэ объединялись в союзы и устраивали покушения на членов правящего дома Юнань. Несколько раз им это успешно удавалось, и тем самым взаимная вражда становилась лишь сильнее.

Но когда наступил период правления родителей Лан Цяньцю, они стали относиться к народу предыдущего государства совершенно иначе — с теплотой и радушием. Они непрестанно прикладывали усилия, чтобы объединить два народа — нового государства и старого, и даже, несмотря на протесты, решились на почти немыслимый по тем временам жест — даровать отпрыскам правящего дома Сяньлэ титул князей. Всё лишь для того, чтобы выразить искренность своих намерений, проявить уважением к прошлой династии. Так и Лан Цяньцю никогда не относился предвзято к народу Сяньлэ из-за ненависти, которую испытывали друг к другу предшествующие поколения.

Личность советника Фан Синя всегда покрывала завеса тайны, он никогда не раскрывал своей личности, и потому никто не знал, что же за человек явился убийцей, омывшим кровью Пир Чистого Золота. Однако вражда между народами Сяньлэ и Юнань была слишком глубока, и с какой бы стороны ни случилась беда, все непременно решили бы, что это дело рук другой стороны, пускай и совершённое не в открытую. Поэтому выжившие по счастливой случайности члены императорской семьи Юнань и чиновники государства все как один считали, что за случившимся стоят люди народа Сяньлэ. Многие стали предлагать воспользоваться произошедшей трагедией в качестве предлога и окончательно истребить остатки народа Сяньлэ. Однако любые подобные предложения решительно отвергались Лан Цяньцю.

Его непреклонная решимость сохранила бесчисленные жизни людей народа Сяньлэ, не позволила им нежданно-негаданно пострадать от внезапного бедствия и предотвратила массовое убийство невинных. Вот только, оглядываясь назад, теперь он чувствовал себя настолько же горько, насколько добродетельно тогда поступил.

Он вовсе не считал своё решение напрасным, просто чувствовал горечь обиды. Правильный поступок никогда не напрасен. Но всё же, когда сам делаешь добро, но при этом не получаешь добра в ответ, трудно избежать подобных переживаний.

Глаза Лан Цяньцю покраснели, когда он спросил:

— Советник, в чём мои поступки оказались недостаточно хороши? В чём ошиблись мои родители? Что заставило тебя так отнестись к нам?! — чем больше он погружался в подобные мысли, тем больше чувствовал несправедливость, и даже смог приподняться с земли, не взирая на сковавшую его Жое. — Тебе самому не кажется, что ты должен дать мне хоть какой-то ответ?!

Се Лянь произнёс:

— Я не могу его тебе дать.

Он сказал это столь прямолинейно, что Лан Цяньцю поперхнулся от гнева:

— Советник, ты сильно изменился. Раньше ты был другим.

Се Лянь, помолчав, потёр точку между бровей и ответил:

— Помнится, когда-то очень давно я говорил тебе, что ты не должен опрометчиво устанавливать в своей душе священный алтарь в мою честь, который нельзя будет свергнуть. Я совсем не похож на тот образ, который ты создал в своём воображении. В итоге разочарование постигло лишь тебя самого.

Лан Цяньцю снова опустился на землю и пробормотал:

— … Тот, кого я знал тогда, и тот, кто ты есть сейчас… кто из вас настоящий? Я уже не в состоянии различить.

Се Лянь ответил:

— Всё это — я. Но тогда тебе было всего семнадцать лет, а сейчас ты уже вырос. Неудивительно, что и вещи, которым тебя приходится обучать, стали другими.

Лан Цяньцю закрыл было рот, но потом вдруг выпалил:

— Ты потому решил превратить мои семнадцать лет в кошмар, что твои собственные семнадцать лет были сущим кошмаром?

Се Лянь промолчал.

Не дождавшись ответа, Лан Цяньцю в гневе проревел:

— Если ты хотел именно этого, то я не доставлю тебе такого удовольствия!

Его слова заставили Се Ляня чуть округлить глаза.

Лан Цяньцю не мог встать, но его взгляд горел ярче звёзд, в голосе звучала сила и уверенность, и казалось, что в зрачках танцуют всполохи белого пламени. Не то в порыве злости, не то бросая вызов, он злостно выкрикнул:

— Если ты хотел, чтобы я стал таким же, как ты, исполнившимся ненависти и злобы, этому не бывать! Если ты хотел заставить меня, так же, как ты, опустить руки и перестать бороться, я и этого не допущу. Никогда! Не важно, что ещё ты со мной сделаешь! Я никогда не стану таким, как ты!!!

Его полные мужества и героизма слова заставили Се Ляня остолбенеть. Спустя мгновения он прыснул и наконец расхохотался.

Только что Лан Цяньцю со слезами в глазах выкрикивал пламенные речи, исполнившись пылких эмоций. Но этот смешок, будто из надутого меча выпустили воздух, поверг его в растерянность, а в следующий миг — в ярость. Се Лянь же громко рассмеялся, хлопая в ладоши, и чем дальше, тем звонче звучал его смех. В конце концов он воскликнул:

— Отлично!