V. Послание Гильдебранда к Германну, епископу Метца.

(от 15 марта 1081 г.).

Григорий, раб рабов божиих, возлюбленному во Христе брату, епископу Метца, посылает свой привет и апостольское благословение!

Если ты, как мы слышали, выразил готовность испытать труды и опасности на защиту истины, то это без сомнения есть знак [834] господней благодати, неизреченная сила которой и чудодейственность обнаружилась именно в том, что она не допустила избранных своих погрязнуть до конца в заблуждении, вполне поколебаться и совершенно пасть; если эта благодать и соизволила подвергнуть вас целительному искушению, за то, после минуты малодушия, она укрепила вас больше прежнего ¹. Потому и мы решились поддержать твою любовь голосом увещания, чтобы ты тем с большею радостию спешил в передовые рады воинств церкви христовой, чем непоколебимее твое убеждение в том, что она всего ближе и драгоценнее всемогущему Богу; среди трусов, один, оглушенный страхом, бежит, и за ним друг перед другом бегут остальные, а между храбрыми, отвага одного возбуждает пламенное соревнование и прочих.

Если же желаешь, чтобы мы снабдили и подкрепили тебя письменным оружием против презренного пустословия тех мечтателей, которые объявляют, что апостольский престол не имеет права ни отлучить короля Гейнриха, гонителя христианской веры, опустошителя церквей и государства, виновника и участника, ересей, ни разрешит кого бы то ни было от данной Гейнриху присяги; то нам, признаюсь, не представляется это даже необходимым и потому что мы находим на то многия и несомненные доказательства в св. писании. Мы думаем даже, что люди, бесстыдно сопротивляющееся истине и свидетельствующие против нея, поступают таким образом не по неведению, но из жалкого отчаяния, как бы желая преисполнить меру своего развращения. И это нисколько неудивительно: так поступают все распутные, желая для защиты своего ничтожества опереться на людей одинакового с ними характера; и для них уже ничего не стоит навлечь на себя новое осуждение, осуждение за ложь. Но, не говоря о многих других свидетельствах, спрашиваем, кто не знает следующих слов Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа, которые читаются в евангелии: «Ты — Петр, и на этом камне я созижду мою церковь, и врата адовы не одолеют ее. И дам тебе ключи царства небесного; все, что свяжешь ты на земле, будет связано и на небе; и все, что разрешишь на земле, будет разрешено и на небе». Разве отсюда исключены короли? Разве и короли не принадлежат к тем овцам, которых Господь поручил Петру? Кто может думать, что Гейнрих исключен из круга людей, подчиненных св. Петру и его власти вязать и решит, если только он не тот нечестивец, который свергнул с себя иго христово, чтобы подвергнуться рабству диавола, и который не хочет принадлежать к стаду Христову? И при всем том нет никакой пользы для него не подчиняться власти, дарованной Петру от Бога; [835] потому что чем дольше он противится этой власти, тем более осуждение падет на него в день суда

Это божественнее установление, это твердое основание церковного чина, это преимущество, дарованное князю апостолов, святому Петру, отцы церкви с полным благоговением принимали и свято его хранили; на вселенских соборах, и во всех своих посланиях и рассуждениях они называли св. римскую церковь общею материю всех церквей; далее — так как они принимали наставления римской церкви для утверждения веры и поучения в св. псании, то чтили также и ее судейские приговори, единодушно и как бы едиными устами и единым сердцем исповедуя, что все важнейшие события и значительнейшие дела, равно как и определения каждой церкви в отдельности, должны быть повергаемы на рассмотрение матери и главы всех церквей; одним словом, никто не мог и не смел считать себя свободным от юрисдикция римской церкви; никто не дерзал ослушаться ее распоряжении, или уничтожать их. Посему св. папа Геласий в своем посланий к императору Анастасию (493 г.) наставляет его, на основании слова божия, как он должен рассуждать о преимуществе святого и апостольского престола. «Если», пишет св. епископ, «вернее обязаны преклоняться пред всяким без исключения пастырем, правоправящим божественную должность; то не должны ли они тем более подчиняться епископу, которого Господь поставил превыше всех пастырей, и которого всегда почитала вселенская церковь? Отсюда ясно для твоего рассудка, что никогда и никто не может никаким образом сравняться в нравах и преимуществах с тем, которого слово христово поставило над всеми, которого превосходство всегда исповедывали и доныне смиренно признает св. церковь». Также и папа Юлий (337 — 352) говорит в своем послании к восточным епископам о власти св. апостольского престола следующее: «Было бы достойно вас, любезные братия, говорить уважительно о св. апостольской церкви римской, а не насмешливо; потому что так выразился о ней и сам Христос, говоря: «Ты — Петр, и на сем камне я созижду церковь, и врата адовы не одолеют ее, и дам тебе ключи царства небесного». И так, по особенному полномочию, церковь римская может, когда пожелает, отверзать и замыкать двери царства небесного. Кому же дана власть отверзать и замыкать небо, разве тот не может судить и на земле? Без сомнения! Или вы забыли, что говорит св. апостол Павел: «Разве не знаете, что мы ангелов судить будем, а тем более дела житейские» (І Коринф. 6. 3).

Подобно тому и св. папа Григорий († 604) постановил, что короли должны лишаться своего достоинства, если они дерзают оскорблять решения апостольского престола. Он именно пишет так Сенатору: «Если какой нибудь король, священник, судия или светский сановник, [836] зная это наше постановление, дерзнет поступить противно ему, то да лишится он своей должности и своего сана, и да познаете, что он подлежит суду божию за соделанное им преступление; и если он не даст никакого удовлетворения, и не оплачет своего греха в покаянии, то да не имеете он никакой части в всесвятом теле и крови Господа и Спаса нашего Иисуса Христа, и наконец, да поразит его духовный суд достойным наказанием». И так, если блаженный Григорий, самый кроткий из учителей церкви, осуждает королей, оскорбляющих его постановления, не только на низложение, но и на отлучение и осуждение на последнем суде, то кто дерзнет упрекнуть нас, что мы низложили и отлучили Гейнриха, не только оскорбившего апостольские постановления, но повравшего матерь-церковь своими ногами, как безбожнейшний хищник и постыднейший опустошитель государства и церкви; кто, говорю, дерзнет осудить нас за это, кроме подобного ему? Послушаем, что говорит св. Петр в послание о поставлении Климента: «Кто будете в дружбе с теми, с кем не имеете общения Климент, тот враждует против церкви христовой и, сохраняя видимое общение с нами, в душе расположен против нас; и этот скрытный враг опаснее для нас, нежели открытые противники. Ибо под видом дружбы он действуете, как враг, — расстроивает и разрушает церковь». И так, мой возлюбленный, внимай! Если св. Петр тяжким осуждением поражает тех, которые состоять в дружбе или сношениях с людьми, заслужившими гнев св. отца своими поступками, то не достоин ли тем более осуждения тот, кто отвратил от себя папу своими действиями?

Но возвращаюсь к самому делу. Может ли достоинство, изобретенное светскими людьми, не ведущими Бога, можете ли это достоинство не подчиняться другому достоинству, установленному по воле всемогущего Бога для славы божией, и данному миру по божественному милосердию? Мы веруем, что Спаситель наш есть Бог и человек, и в тоже время высочайший первосвященник и глава всех священников, седящий одесную Бога Отца и предстательствующий за нас. Мы знаем также, что Он презрел царство мира сего, потому что сыны сего века надменны, и избрал крестное первосвятительство. Кто не знаете, что короли и князья ведут свое начало и происхождение от тех, которые не знали ничего о Боге, но гордостию, хищничеством, коварством, убийством, короче преступлениями всякого рода приобрели власть от князя века сего, именно — от диавола, чтобы со слепою страстию и невыносимою неправдою господствовать над подобными себе? Если же эти короли и князья попирают ногами служителей Господа, то с кем их можно сравнить, как не с тем, кто есть глава всем сынам противления, — с дияволом, искушавшим высочайшего [837] первосвятителя, главу всех епископов, Сына Всевышнего, говоря: «Я дам тебе все царства мира сего, если ты, падши, поклонишься мне».

Кто может сомневаться, что священники христовы должны быть почитаемы отцами и учителями королей, князей и всехверующих? И так, не есть ли это явный знак печального ослепления,если сын хочет подчинить отца, ученик учителя, если он стремится поставить в зависимость от своей власти того, который, как ему известно, имеетправо вязать и решить его не только на земле,но и на небе? Это ясно признавал, как то видно из послания св. Григория к императору Маврикию, великий император, государь и обладатель почти всего света, Константин ², когда он на св. соборе Никейском занял место позади всех епископов, не дерзнул вымолвить ни одного слова касательно их постановлений, и даже называл их богами, понимая вполне, что они могут не подчиниться его решению, ночто сам он зависит от их суда. Точно также и вышеупомянутому императору Анастасию папа Геласий писал следующее: «Двоякого рода, высокий император, есть верховная власть, которой вверено управление миром, именно св. власть епископская и власть царская ³, но из них власть священническая важнее, потому что она, на суде божием, должна будет отдать отчета и за царей мира». Далее, св. Геласий прибавляет: «Ты видишь таким образом, что ты зависишь от суда этой власти, но сам отнюдь не можешь управлять ею по своей воле».

И так, сообразно такому постановлению и следуя своим предшественникам, многие епископы отлучили от церкви королей и императоров!.. Если ты хочешь знать отдельные примеры, то скажу тебе что таким образом блаженный папа Иннокентий отлучил императора Аркадия за то, что последний дал свое согласие на удаление Иоанна Златоуста с его престола. Подобным же образом и другой римский епископ низложил короля франков не за какие нибудь преступления, а просто потому, что он был недостоин своего звания, и на его место поставил Пипина, отца великого императора Карла; при чем все франки разрешены были от присяги, данной прежнему королю. Вообще св. церковь поступает так часто, когда она снимает присягу с вассалов, и это же самое повторяется при низложении епископов, признанных апостолическою церковью недостойными своего сана. И блаженный Амвросий, который хотя и был святым епископом, но не имел власти над всею церковию, однако и он отлучил великого императора Феодосия за вину, которая не была даже [838] слишком важною в глазах других епископов. Этот блаженный епископ поучает также в своих писаниях, что не столько олово уступаете в драгоценности золоту, сколько царская власть святительскому сану. В начале своего пастырского послания он говорит: «Епископская честь и высота, братия, превосходит всякое сравнение. Если ты поставишь рядом с епископством блеск королевской власти и диадему князей, то ты найдешь царскую власть еще более низкою, нежели олово по сравнению с блеском золота. Ибо вы видите, что короли и князья преклоняются лицом к ногам священников, и целуют их руки, в надежде молитвами их приобресть покровительство Всевышнего. И дальше: «Но вы должны знать, братия, что все это приведено нами с тою целию, чтобы показать, что в сем мире нет ничего сильнее пастыря, ничего выше епископа».

Ты должен также помнить, любезный брать, какая высокая власть дается заклинателю, когда он поставляется духовным вождем для изгнания злых духов. Эта власть гораздо выше всякой власти мирской. Все короли и князья земные, которые ведут безбожную жизнь н не обнаруживаюсь в своих поступках страха божия, подпадают увы! власти злых духов, и находятся у них в рабском подчинении. Не желая руководиться духом божественной любви, каким руководятся благочестивые священники, чтобы направлять свою власть к славе божией и спасению людей, князья принимают власть только для того, чтобы обнаружить невыносимое высокомерие, и служить своим страстям. О них говорит блаженный Августин в первой книге (г. 23) своего изложения христианской веры: «Кто стремится к обладанию себе подобными, своими ближними, того должно считать невыносимым гордецом». Но заклинателям, как мы сказали, дается от Бога власть над злыми духами; и так не имеют ли они тем более власти над теми, которые сами рабы и члены злых духов? Если же заклинатели так далеко превосходят своею властию князей и королей, то что сказать о священниках? Вот оттого-то каждый христианский король, приближаясь к своему концу, слезно молит о помощи священника, чтобы избежать адской темницы, из тьмы достигнуть света, и свободным от греховных уз явиться на суд божий. Но какой — не говорю священник — какой даже мирянин когда нибудь в смертный час для спасения души взывал в помощи земного короля? Какой король или император может своею властию исторгнуть христианина из под власти диавола посредством таинства крещения, поставить его между чадами божиими, и укрепить его духовные силы таинством миропомазания? Кто из них может совершить своим словом важнейшее из христианских таинств пресуществление хлеба и вина в тело и кровь Господа? Или кому из них дана власть вязать и решить на земле и на небе? Отсюда ясно видно, какие высокие преимущества [839] заключает в себе власть священническая. Может ли кто набудь из светских князей сообщить благодать служителю св. церкви? А если того не может, то также возможно для него низложить его за какую нибудь вину? Для низложения духовных лиц была бы потребна власть еще большая, нежели для поставлений. Епископы могут посвящать епископов, но низлагать и они не могут без полномочия апостольского престола. И так, кто имеет хотя немного здравого смысла и хотя некоторые сведения, тот может не сомневаться в превосходстве священнического сана над королевским? Если же короли отвечают за свои грехи перед священниками, то кто имеет больше права судить их, как не римский папа? Короче сказать, каждый добрый христианин имеет гораздо больше права на королевский титул, нежели дурные князья. Потому что христианин ищет славы божией, и имеет над самим собою твердую власть; а те ищут не божеской чести, а своей собственной: они враги самих себя и жестокие утеснители своих ближних. Тот есть член тела христова, истинного царя; а они члены диавола. Тот владычествует над самим собою, чтобы потом вечно царствовать с царем царей; а они со всею своею властию пойдут на вечное мучение вместе с князем тьмы, который есть царь над всеми сынами противления.

И так, нисколько не удивительно, что недостойные епископы поддерживают безбожного короля: они любят и боятся его, потому что недостойным образом получили от него свое достоинство, и, посвящая за деньги всякого, продавали за ничтожную цену самого Бога. Как избранные состоять в тесной связи со своим главою, так соединяются и нечестивцы, особенно против благочестивых, с тем, который есть глава всякого зла. Впрочем, о них не столько нужно говорить, сколько вздыхать и слезно молить, чтобы всемогущий Бог исхитил их из сетей диавольских, и привел наконец к познанию истины.

Вот, что должно сказать о королях и императорах, которые, надмеваясь суетным тщеславием, забывают Бога. Но так как мы имеем обязанность обращаться со словом увещания, смотря по сану или достоинству каждого, то мы стараемся также вооружить и королей, императоров и всех государей оружием смирения, дабы они укрощали пыл воздымающиеся морские волны и стремительный поток высокомерия. Ибо мы знаем, что временная слава и светская власть особенно располагают к высокомерию; так что обладающие ею обыкновенно презирают смиренномудрие, и гонятся за собственною славою, стремясь к власти над ближними. Потому-то королям и императорам особенно полезно, чтобы их сердце, всегда готовое кичиться великими делами и услаждаться собственною славою, знало дорогу к смирению, и понимало, что именно того-то и должно им всего более страшиться, что доставляет наслаждение. Таким образом, они могли бы уразуметь, как [840] опасно и страшно королевское или императорское достоинство, и что оченьнемногие из облеченных этим достоинством обрели спасение, и получили по милосердию божию благодать; но и те из них не были так прославлены духом божиим в церкви, как весьма многие из людей низкого состояния. От начала мира и до наших дней мы не найдем в достоверных писаниях даже и семи императоров или королей, которых бы жизнь была запечатлена таким благочестием и такою силою чудес, как жизнь многих других, отказавшихся от благ мира сего; хотя ми охотно верим, что большая часть из них обрела спасение у всемогущего Бога по Его милосердию. Я не буду сравнивать их с апостолами и мучениками; но спрошу, какой император или король сотворил такие чудеса, как св. Мартин, Антоний или Бенедикт? Какой император или король воскрешал мертвых, очищал прокаженных, возвращал зрение слепым? Взгляни на благочестивого императора Константина, Феодосия и Гонория, Карла и Лудовика, этих почитателей правды, споспешников христианской веры и покровителей церкви; их превозносит и прославляет св. церковь, но не признает за ними особенной силы чудесных знамений. Много ли королей и императоров, которым, по определению св. церкви, посвящаются храмы и алтари, в честь которых отправляется церковная служба?

Потому короли и все государи тем более должны опасаться огня геенны, чем больше они здесь, на земле, к собственному наслаждению, имеют преимущество пред своими ближними. «Сильные сильно и истязаны будут», говорит св. писание ⁴. Чем больше людей подчинено им, тем больший они должны отдать Господу отчет. Если же для каждого богобоязненного человека составляет не маловажную задачу спасти одну свою душу; то как тяжела задача князей, обладающих тысячами душ? И далее, если св. церковь требует строгого покаяния за убиение одного человека, то как будет поступлено с теми, которые губят тысячи людей из честолюбивых видов; они, правда, говорят: «виноваты»! но в душе радуются кровопролитию, произведенному для поддержания того, что они называют своею честию, и не принимают никаких мер для предотвращения подобного несчастия, отправляя своих ближних с совершенным спокойствием в геенну огненную. Если же они не приносят чистосердечного покаяния, и удерживают за собою то, что приобретено или утверждено ценою крови, то и самое покаяние их остается бесплодным в глазах Всеведущего. У них есть много дествительных причин для страха; и потому-то им часто нужно приводить на память, что, как выше сказано, из бесчисленного множества царей земных только весьма немногие достигли святости, между тем как в одном епископском преемстве, именно [841] римском, около ста епископов отнесены к числу величайших святых. Какая может быть причина того, как не то, что короли и князья темные, по сказанному мною, услаждаются суетною славою, и свои интересы предпочитают делам духовным; между тем как богобоязненные епископы презирают суетную славу, и царство божие предпочитают всему мирскому? Одни наказывают немедленно того, кто совершал что нибудь против них, и равнодушно переносят преступление против Бога, другие прощают обиды, нанесенные им лично, и не щадят никого, кто оскорбил Бога. Одни мало занимаются духовными делами, и преданы земным; другие думают только о небесном, и презирают временное. И так должно увещевать всех христиан, желающих царствовать со Христом, чтобы они не добивались мирской власти, но помнили бы слова бл. Григория, святого папы, который говорит в своем пастырском послании: «В таких обстоятельствах, к чему должно стремиться, и чего должно избегать? — чтобы добродетельный только не принужденный брался за власть, а нечестивый даже и по принуждению не приближался к ней» ⁵. Если же таким образом трепетали власти люди, избранные на престол апостольский, престол, который, по заслугам блаженного апостола Петра, очищает человеческую природу, если эти люди страшились и вступали на престол только по принуждению, то с каким трепетом должно приближаться к престолу королевскому, где даже добрые и смиренные люди становятся хуже, как это видно из примера Саула и Давида? Что касается до апостольского престола, то сказанное нами (т. е. принуждение) мы изведали собственным опытом; другое же подтверждается декретами блаженного папы Симмаха: «Св. Петр, говорит он, вместе с непогрешимостию даровал в наследство своим преемникам и свои заслуги». И несколько далее: «Кто может сомневаться в том, что тот должен быть святым мужем, кто носить такой высокий сан, когда ему вменяются заслуги и подвиги его предшественника, в случае недостатка собственных? Св. Петр или сам возвышает людей на такую высоту, или прославляет восшедших». О, если бы те, которых св. церковь по зрелом рассуждении призывает ⁶ к императорству или королевству, не для суетной славы, но для спасения многих людей, были послушны церкви, и всегда остерегались, чтобы не сбылось на них то, что говорит св. Григорий в упомянутом пастырском послании: «Падшему ангелу уподобляется человек, когда он думает, что слишком важно быть подобным человеку. Так смиренномудрого Саула высота власти довела до высокомерной гордости. Ради своего смирения он был [842] возвышен, а за гордость низвергнуть», как свидетельствует сам Господь, говоря: «Не справедливо ли то, что когда ты был мал в своих глазах, ты был поставлен во главе колен Израиля, и Вечный не помазал ли тебя царем Израиля» (I Цар. 15, 17). И несколько ниже: «Чудным образом он быль велик у Бога, покуда казался мал самому себе; но как скоро он сам почел себя за великого, умалился у Господа».

Также и то нужно тщательно сохранять в памяти, что говорит Господь в евангелии: «Я не ищу своей славы» и «Кто хочет из вас быть большим, да будет всем слуга». О, если бы цари земные предпочитали славу божию своей собственной славе! О, если бы они творили и сохраняли правду, защищая право каждого! О, если бы они не ходили на совет нечестивых, но всегда были послушны людям богобоязненным, и следовали бы в сердце своем по их стопам? О, если бы они не пытались покорить и подчинить себе св. церковь, как рабыню! О, если бы они всегда знали и должным образом чтили пастырей церкви, как учителей и отцов, как наместников божиих! Ибо если мы почитаем наших отцов и матерей по плоти, то не тем ли более должны почитать духовных? И если тот, кто проклинает плотского отца или матерь, достоин смерти, то чего заслуживаете проклинающий духовного отца или духовную матерь? Руководимые плотскою любовию, цари земные даже неспособны пожертвовать своим сыном для того стада, которое Христос приобрел кровию своею, не смотря на то, что могли бы найдти другого, лучшого и способнейшего; потому-то любя сына больше, нежели Бога, они причиняют святой церкви великий вред. Но ясно, что тот не любит Бога и ближних, как должно христианину, кто не стремится по мере сил удовлетворять высоким и настоятельным нуждам матери-церкви. А кто не имеете любви, тому не принесут никакой пользы никакие добрые дела. И так, о, если бы цари земные проникнуты были смирением, если бы всегда питали в сердце своем любовь к Богу и ближним, и наконец если бы они всегда расчитывали на милосердие того, кто сказал: «Научитесь от меня, Я кроток и смирен сердцем» (Мат. 11, 23). Последуя этому учению во всем смирении, они из этого раболепного и скоропреходящего царства перешли бы в царство истинной свободы и вечности. Аминь!

Тут кончается послание к Германну, епископу г. Метца; говоря вообще, нельзя не заметить, что в этом послании Григорий VII сбросил с себя совершенно маску «раба рабов божиих», которою он обыкновенно любил прикрываться, и высказал свои замыслы во всей их наготе. Объявляя себя не карателем заблуждений Гейнриха IV, но врагом всего общественного порядка, и приписывая его изобретению нечистой силы, Гильдебранд своим посланием произнес жестокий приговор над самим собою, и вполне оправдал Гейнриха IV, вступившегося за права человечества, оклеветанные папою. [843]

Так как, это послание предназначалось вместе и для циркуляра всем епископам, то к нему было приложено следующее прибавление:

Увещеваем вас, наши братия и епископы, не трепещите по малодушию пред лицом князей, и не бойтесь говорить им истину, чтобы не подвергнуться тому, чем угрожает св. Григорий: «Кто страшится исповедывать истину на земле пред людьми, того постигнет гнев самой истины на небе».