XI. Прямые доказательства существования Варяго-Руси в XI веке

 

Мы разобрали значительное количество мест и отрывков /123/  у византийских писателей, где, так или иначе, упоминаются Варяги. Отдавая при этом, согласно с законами критики, преимущество первоначальным и современным источникам пред позднейшими и несамостоятельными, мы нашли, что большая часть приведенных нами мест, при взаимном их сопоставлении, указывает на тождество варяжского и русского корпуса, и что другие места, которые на это не указывают, уже ничего не указывают, ничего не говорят ни за ни против той или другой предполагаемой национальности Варягов. Не знаем, в какой степени наши соображения и толкования покажутся убедительными для других. Во всяком случае, несомненно то, что ни в одном из византийских, а равно и южно-итальянских упоминаний о Варягах не содержится ни малейшего намека на их скандинавское происхождение, не исключая даже Никифора Вриенния, свидетельство которого относится к XII веку и сейчас оценено нами по достоинству. Скандинавизм Варангов, правда, и доказывался всегда не столько византийскими источниками, сколько исландскими сагами. Но мы знаем ценность этого свидетельства и думаем, что вопрос об авторитете саги можно считать решенным. Далее, мы до сих пор не нашли ни одного места — и несомненно, что нельзя найти такого места, — в котором Варяги противопоставлялись бы Руси, состоящей на византийской службе, где Русь и Варяги прямо отличались бы между собою; потому что ни в одном из приведенных мест Русские не поставлены наряду с Варягами, а есть только такие случаи, что где у одного писателя стоят Русские, там у другого стоят Варяги. На наш взгляд, это последнее обстоятельство имеет очень большой вес, но нельзя ручаться за то, что оно будет иметь такой же вес в глазах ученых, сроднившихся с другим воззрением. Обыкновенно такого рода [344] доказательства сильно действуют только тогда, когда их имеешь пред глазами во всей наглядности. Мы не могли, например, выписывать по нескольку страниц из Пселла и Вриенния, из Атталиоты и Скилицы для очевиднейшего доказательства, что один из них рабски копирует другого, и что прибавки, делаемые позднейшим компилятором, имеют /124/ большей частью такую же цену, как и его убавки и пропуски. А между тем, многое в нашем исследовании построено на изучении взаимного отношения между источниками. Это одна черта, которою наше рассуждение о Варангах отличается от многих других, касающихся того же вопроса. Другая — состоит в том, что мы обращали внимание не только на одно упоминание или употребление имени Варанг и Вэринг у писателей, а также и на реальную обстановку явления, на реально-исторические соотношения, в сопровождении которых выступают на сцену Варанги или Вэринги. Наконец, третье, самое важное, хотя и случайное отличие состоит в том, что нам первым пришлось воспользоваться новыми источниками для византийской истории XI века, Пселлом, изданным только в 1874 году, да, отчасти, и Атталиотой. Все это объясняет возможность нового решения вопроса, которое мы предлагаем. Родоначальники скандинавской теории происхождения Варягов не имели в руках Атталиоты, изданного только в пятидесятых годах настоящего столетия. Это, правда, нисколько не может быть считаемо вредным в истории науки, так как Атталиота мог бы только послужить новым отличным подкреплением скандинавизма Руси и Варягов до самого конца XI века. Но следует пожалеть, что никто из новейших исследователей, отвергающих существование Руси скандинавской в XI веке, не изучал надлежащим образом названного писателя. Иначе не было бы возможности твердить, что Византийцы постоянно отличают Русь и Варягов: именно у Атталиоты, который, наряду с Пселлом, есть главнейший и лучший источник для XI столетия, Варяги и Русь — одно и то же, синонимы. Мы приводим отрывок, служащий прямым доказательством этой истины, составляющей основную тему нашего исследования. Атталиота, как современник и очевидец, подробно рассказывает о [345] последних днях царствования Михаила VII Дуки и о двух восстаниях, поднявшихся против него одновременно в Азии и Европе. Во главе европейского восстания стоял Никифор Вриенний (отец одноименного писателя), провозгласивший себя императором в Диррахие (Драче) и направившийся с своими приверженцами к Адрианополю (начало ноября 1077 года). Брат его Иоанн успел склонить на сторону возмущения часть военных сил империи, расположенных в западных (то есть, европейских) ее провинциях; в этом числе было большое количество Франков и Варангов (Attaliot. р. 242): τινὰς τῶν ἑσπερίων δυνάμεων εἰς τὴν ἰδίαν ἐπίβουλὴν καταρτίσας, μεθ' ὠν ἦσαν Βαράγγων καῖ Φράγγων πλήθη πολλά. Cp. Scylitz. p. 727, 10. Итак, еще раз Варяги являются /125/  нам не телохранителями царскими, а иностранным корпусом, расположенным в провинциях. Сверх того, мы сейчас увидим, что в то же время Варяги находятся и в столице, оставаясь верными императору Михаилу. В начале 1078 года Иоанн Вриенний со своим войском сделал неудачную попытку против Константинополя и отступил к городку Афиру (Attaliot. р. 252, 19: τὸ τοῦ Ἀθύρα πολίχνιον), при заливе, образуемом устьем реки или потока того же имени (теперь Кучук-Чекмадие), в четырех или пяти часах от столицы (Ср. Agath. histor. V, 14 p. 158 С ed. Paris.), где он распустил на зимовку большую часть своей армии. В Константинополе сделалось известным, что брат Никифора Вриенния стоит в Афире вполне спокойно и небрежно; решено было воспользоваться его беспечностью и захватить его в плен. Во главе экспедиции поставлены были президента (πρόεδρος) Алексей Комнин, будущий знаменитый император, и храбрый Франк Урсель, который недавно сидел в тюрьме за измену, а теперь в виду опасности был освобожден и дал самые страшные заклятия быть верным Михаилу VII. Участвовали в экспедиции Варяги, которые должны были напасть с моря, и военные люди Алексея и Урселя. Следует рассказ Атталиоты (p. 253, 21 — 255, 1): «Русские корабли, получившие приказание напасть с моря, подали знак воинам на суше, чтоб они ранее утром в одно [346] время с ними (Русскими) подступили к Афиру, заперли там внутри противника со всеми его сообщниками и, вступив с ним в бой, оборотили его (к морю) и, таким образом, загнали бы всех как бы в сети под руку их самих (Русских), от которой враги найдут плен или убийство. Это был план ясный, стратегический и обещающий хороший улов добычи (τοῦ θηράματος σύνοχος). Но в своем исполнении, не будучи вполне соблюден, он погубил плоды победы. В одном и том же месте собрались сухопутное и морское войска; но воины сухопутного отряда, отправившись вперед к городку, уклонились со своего пути, заметив каких-то Македонян, расположившихся в отдалении на полях, и желая захватить их: их они не поймали и промахнулись в своей попытке, да и с Варягами не успели соединиться, когда те подступили к Афиру (как было условленно). Между тем Варяги все-таки, разломав ворота, проскочили (проникли) внутрь городка и еще ранним утром бились полным боем (πανόπλοις ἐπιϕοραῖς) с приверженцами Вриенния. Но последние, будучи конниками, сели на лошадей и устремились в бегство. /126/ Так как на сухом пути (то есть, со стороны суши) не было видно военных людей, которые могли бы встретить их (то есть, преградить отступление), то они избегли гибели. Позже явился Урсель вместе с председателем Алексеем и погнались сзади, но когда они хотели продолжать преследование и уничтожить большое число противников, потрясенных страхом и бегущих без оглядки, то не нашли послушания у собственных воинов, так как они боялись исхода (этой погони). Несколько Македонян все-таки пало в замке от Русских, а другие были взяты в плен (ими же), а равным образом и конниками»: ῾Ρωσικά- πλοῖα, τὴν ἀπὸ θαλάσσης παραγγελθέντα ἐπίθεσιν, σύνθημα παρέσχον τοῖς καὶ ἤπειρον στρατιώταίς — συνήρχοντο — ἐν ταυτῷ τό τε πεζίκὸν καῖ ναυτικόν στράτευμα — οἱ τῆς πεζικῆς μοίρας στρατιῶταί — τοῖς δὲ Βαράγγοἱς οὐ συνεδύασαν, ὅτε τῷ Ἀθύρᾳ προσέβαλον. ὅμως δ' οὖν οἱ μὲν Βάραγγοι — τοὺς τοῦ Βρυεννίου κατηγωνίσαντο — ἔπεσον δὲ τίνες Μακεδόνες ἐν τῷ κάστρω (= πολιχνίῳ) παρὰ τῶν ῾Ρῶς, ἄλλοι δὲ ζῶντες ᾐχμαλωτίσθησαν. (Cp. Scylitz. p. 730). [347]

Итак, вот, наконец, место, в котором Варяги прямо называются Русскими. С двух сторон решено было нападение на Афир: с моря и с суши. Морем отправились корабли русские, то есть, не те русские ладьи (σκάϕη), на которых разъезжали по Черному морю Русские, а византийские суда, на которых были посажены Русские. Не знаем, нужно ли из этого отрывка заключать, что в византийском флоте была теперь постоянная специальная русская часть, как это было, по-видимому, до времен Константина Багрянородного. До сих пор Русские в нашем исследовании всегда являлись на суше; и теперь они называются морским войском (ναυτικὸν) только потому, что прибыли морем, точно так, как люди Урселя и Алексея названы πεζικὸν (собственно пехотою) только в смысле сухопутного войска. Во всяком случае, люди, прибывшие на русских кораблях, умеют сражаться на суше, разбивают ворота и сражаются полным боем с приверженцами Вриенния, то есть, с Греками Адрианопольской области, из которых главным образом состояла армия Вриенния. Сама фамилия Вриенниев была из Адрианополя (Anna Соmnenа, X, р. 274 ed. Paris.), в этом городе он был принят жителями с особенным восторгом (Attaliot. р. 248), наконец, и в составе его войска прямо указаны Македоняне (Attaliot. р. 246), а это точно также, как и в истории возмущения Торникия, означает жителей области, центром которой был Адрианополь. В то время, как люди, прибывшие на русских кораблях и названные /127/ потом Варягами, бились внутри городка, конный отряд Алексея и Франка Урселя напрасно терял время, гоняясь за другими Македонянами, расположенными не в самом Афире, а вдали от него на полях. Это дало возможность спастись «Македонянам» Афира, потому что Варанги не были конниками. Тем не менее, несколько Македонян еще в самом городке были убиты (ἔπεσον) и взяты в плен Русскими (Варангами) и потом подоспевшим, хотя поздно, конным сухопутным отрядом.

Атталиота употребляет выражения Русь и Варанги вполне синонимически. Это для нас в высшей степени важно не только потому, что так пишет бывший военный судья императора Диогена, участник походов этого императора, в которых он [348] превосходно изучил характер и состав византийской армии, но еще по другой причине. В настоящее время изданы две новые грамоты, в которых упоминается о Варягах, и обе эти грамоты даны Атталиоте. Очень возможно, что они и писаны под диктовку Атталиоты, который при императорах, подписавших своими красными чернилами эти грамоты, был уже важным придворным сановником. Особенное употребление имени Варангов и Русь, как в этих, так и в других однородных грамотах, должно быть объясняемо в согласии с употреблением этих терминов в историческом сочинении Атталиоты.

Мы должны по порядку времени начать с хрисовула, данного в 1060 году императором Константином X Афонской лавре св. Афанасия. Согласно с просьбою монахов этого монастыря, Константин Дука подтвердил привилегии прежних государей и освободил имения лавры от всех податей и повинностей — государственных, земских, военных и таможенных — и от денежных сборов для Варягов — Руси, или Саракин, или Франков: λογαριακῆς εἰσπράξεως Βαράγγων ῾Ρῶς, ἤ Σαρακινῶν, ἤ Φραγγῶν (История Афона преосв. Порфирия, III, 1 стр. 186 изд. 1877 г.).

В 1075 году император Михаил VII, сын предыдущего Дуки, согласно с просьбою проконсула (анфипата) и верховного судьи (ἐπί τοῦ ἱπποδρόμου καὶ τοῦ βήλου) Михаила Атталиоты, освободил его дом в городе Рэдесте (Родосто) и все его благоприобретенные имения в округе Фрако-Македонском (κατὰ τὸ θέμα Θράκης καὶ Μακεδονίας) от всяких податей и повинностей, /128/ и, между прочим, — от постоя военных властей как окружных (областных ополчений, поставляемых провинциями, или темами), так и строевых (регулярных); «еще же Руси Варягов, или Колбягов, или Франков или Булгаров, или Сарацин, или каких других: ἐςκουσσευθήσονται δὲ καὶ ἀπὸ μιτάτου ἀρχόντων ταγματικών ἢ θεματικῶν, έτι τε 'Ρῶς, Βαράγγων, ἢ Χουλπίγγων, ἢ Φράγγων, ἢ Βουλγάρων, ἢ Σαρακηνῶν, ἢ ἄλλων τινῶν (Sathas, Bibliotheca graeca t. I, p. 55).

В мае 1079 года новый император, Никифор Вотаниат, при котором Атталиота получил уже сан магистра и поручение написать историю последнего времени, дал новую грамоту [349] своему доверенному сановнику. Хрисовул освобождал от всяких податей и повинностей монастырь и богадельню, основанные Атталиотой в Рэдесте, которым он отдал свой дом и часть имений. В важной для нас части хрисовула повторяются почти буквально выражения грамоты Михаила VII: ἐξκουσσευθήσονται δὲ καὶ ἀπὸ μιτάτου ἀρχόντων ταγματικῶν ἢ θεματικῶν, ἔτι τε ῾Ρῶς, Βαράγγων, ἢ Χουλπίγγων, ἢ Φράγγων, ἢ Βουλγάρων, ἢ Σαρακηνῶν, καὶ ἄλλων τινῶν. (Sathas, ibid. p. 64).

Наконец, к 1088 году относится хрисовул Алексея Комнина, данный Христодулу, монаху и ктитору монастыря на острове Патмосе. Сказанный монастырь освобождается «от постоя начальников регулярных и областных, отрядов греческих и иностранных, а также русских Варягов, Колбягов, Англян (Англичан), Франков, Немцев, Булгаров, Сарацин, Алан, Обезов (Абхазов), бессмертных и остальных всех Греков и чужеплеменников»: ἀπὸ — μιτάτων ἀρχόντων ταγματικῶν καὶ θεματικῶν, ῥωμαϊκῶν τε παραταγῶν καὶ ἐθνικῶν ετι τε ρώσων, βαράννων, κουλπίννων, ἰγγλίνων, ϕράγγων, νεμίτζων — ἀθανάτων καὶ λοιπῶν ἀπάντων ῥωμαίων τε καὶ ἐθνικῶν. (Zachariae, Jus Graeco-latinum III, 373). В другом издании (Сакеллиона) читалось 'Ρώσσων, Βαράγγων (см. у Гопфа: Geschichte Griechenlands vom Beginn des Mittelalters ‹Allgem. Encyklopadie herausg. von Ersch und Gruber, 1. Sect., 85 Th.›, стр. 149a).

При малочисленности и редкости византийских хрисовулов, каждое слово и каждая буква приведенных нами документов должны быть ценимы исследователем как величайшая драгоценность. Что мы в них замечаем относительно Варягов и Руси? Во-первых, во всех четырех грамотах слова Варяги и Русь стоят рядом, и, во-вторых, ни в одной из грамот между Варягами и Русью не стоит разделительной частицы или (ἢ), которою в трех грамотах отделяются члены /129/ предложения. Автор Истории Афона, у которого мы заимствовали отрывок первой грамоты, может, без сомнения, быть почитаем специальным знатоком греко-византийского языка, и он перевел слова Βαράγγων 'Ρῶς выражением Варяго-Россы. Мы с удовольствием подкрепляем свое мнение его авторитетом. В самом деле — почему частица или (ἢ) в трех первых [350] хрисовулах не следует тотчас за словом Варяги, а начинает повторяться только вслед за словом Русь? Если бы слово ῾Ρῶς (Rhos) составляло особенный, отдельный член в разделении, или особую статью в перечислении, то юридическая точность жалованной грамоты и логическая правильность речи требовали бы разделительной частицы уже после первого члена, пред вторым, пред словом Русь. Так оно и бывает в тех случаях, где этому быть следует. Излишне было бы приводить примеры для этого, потому что нам пришлось бы выписывать страницы из «Василик» (Βασιλικὰ) для доказательства того, что естественно и необходимо само по себе. Желающие иметь такие доказательства пусть прочитают внимательно, положим, самую грамоту Христодулу, и они найдут примеры на указываемое нами правило. Удовольствуемся, со своей стороны, напоминанием о другом правиле греческой грамматики, по которому имена народов часто ставятся совершенно как прилагательные при личных существительных (Krüger, Griechische Sprachlehre I § 57, 1, 4), как, например, в следующей фразе: οἱ "Ελληνες πελτασταὶ ἔθεον ἐπὶ τοὺς πολεμιους (Ксенофонт). В нашем случае слову πελτασταὶ соответствует Βάραγγοι, равным образом обозначающие род войска и вооружения, а слову "Ελληνες — ῾Ρῶς: ῾Ρῶς Βάραγγοι. То, что слово ῾Ρῶς иной раз ставится впереди, а другой раз позади другого существительного, здесь ровно ничего не значит; и в вышеприведенном примере могло быть сказано οἱ πελτασταὶ "Ελληνες. Такое небольшое изменение в расстановке без окончательного разлучения обоих речений доказывает только то, что соединение их не случайно. Одним словом, ῾Ρῶς Βάραγγοι или Βάραγγοι ῾Ρῶς значит: Русь Варяги или Варяги Русь. Хрисовул 1088 года, отличающийся от других бессоюзием, нисколько этому не противоречит, как выражение Русские Варяги не противоречит выражению «Варяго-Русь». Запятые между ῾Ρῶς и Βαράγγων поставлены, само собою, разумеется, только издателями, по их собственному соображению и согласно с общепринятым доселе воззрением.

Любопытны также три раза упомянутые Колбяги — ибо, /130/ конечно, они разумеются под Кулпингами или Кулпиннами. Мы [351] не имеем побуждения пускаться в исследование о их происхождении. На первый взгляд слово Колбяги, Кулпинги всего скорее напоминает немецкое kolbe, которому в северном скандинавском языке соответствует kylfa или kylfi, дубина, κορύνη, ῥόπαλον; следовательно, Колбяги будут κορυνοϕόροι, а может быть, и часто упоминаемые наряду с секироносцами ῥαβδοῦχοι. В скандинавских памятниках это — Кильфинги, Kilfingar, следовательно, также Русские, но, по-видимому, отличаемые от собственной, южной Руси. В географическом сочинении и аббата Николая, относящемся к XII веку, говорится, что в той части света, которая называется Европою, находятся следующие страны: Великая Швеция и земля Кильфингов, которую мы называем Гардарикою — Kylfíngaland, that kollum vèr Gardharíki (Antiquites Russes II, 401) и т. д. А ниже (р. 403): «в восточной части Европы находится Гардарика, где лежат Кэнугард и Гольмгард (Киев и Новгород), Палтеския (Полотск) и Смаленския». Замечено уже, что на всем финском севере много местностей с названиями Колбь, Колбино; только сомнительно, чтоб эти названия происходили от финского kolba, kolva, рыбная вода (см. Н. П. Барсова, Очерки русской исторической географии. География начальной летописи, изд. 1873 г. стр. XV, прим. 44). Для нас важно только то, что под Колбягами опять нельзя разуметь ни Скандинавов, которые сами отрицаются от колбяжества устами авторитетного свидетеля, ни Немцев, как это можно было бы ожидать по фонетическому характеру наименования, потому что Немцы упоминаются особо от Кульпингов. Этим мы можем ограничить свои замечания о Колбягах, чтоб опять воротиться к Варяго-Руси, или к Русским Варангам.

В конце хроники Иоанна Скилицы Куропалата мы встречаем еще раз тех самых Варангов Русских, о которых была речь у Атталиоты и у самого Скилицы по поводу Афирского дела. Ими убит был прежний их предводитель Иоанн Вриенний, брат претендента Никифора Вриенния, теперь (1079 г.) ослепленного. Причина убийства излагается следующим образом: «Когда Вриенний отложился, и внешние Варанги согласились (соединились) с ним, то находящиеся внутри дворца [352] Варанги выбрали одного из среды себя и послали его к своим единоплеменникам с требованием, чтобы те оставили отступника (то есть, Вриенния) и пристали к императору. Посланный был узнан, схвачен, подвергнут страшной пытке и открыл всю истину о своем поручении; за то он был лишен /131/ носа, и приказал это изуродование именно Иоанн. Варвар не остался равнодушным к обиде, которую он потерпел, и убил Иоанна, когда он выходил из палат, поразив его иноплеменническими секирами. Варанги восстали также и против императора (Вотаниата) и покушались убить его. Но когда им противостали люди императора, то они обратились к просьбам о помиловании и, умилостивив царя, получили прощение» (Scylitz. p. 737 sq.): τοῦ — Βρυεννίου ἀποστατήςαντος καὶ τῶν ἐκτὸς Βαράγγων ὁμοϕρονησάντον αὐτῷ, οἱ ἐν τῷ παλατίω Βάραγγοι-πρὸς τοὺς ὁμοεθνεῖς ἀποστέλλουσιν — ὁ βάρβαρος ἀναιρεῖται τὸν Ίωάννην — μαχαίραις ἐθνικαῖς. (Ср. Bryenn. p. 105; Hamart. p. 897 ed. Mur.). Здесь всего важнее для нас указание на двоякого рода Варягов, внешних и дворцовых. В предыдущих частях исследования нам приходилось несколько раз отметить то обстоятельство, что Варяги, то являются простыми союзниками Византии, то придворной лейб-гвардией. Мы догадывались, что так было в действительности, то есть, что варяжский корпус, в самом деле, выставлял из среды себя часть для охранения особы императора, и поэтому мы не считали возможным остановиться на предположении, что наряду с варяго-русским корпусом существовала варяго-скандинавская или какая другая лейб-гвардия. Иоанн Фракисийский теперь прямо говорит, что и внешние и дворцовые Варяги были ὁμοεθνεῖς, единоплеменны…

Что касается восстания Варягов против Никифора Вотаниата то оно гораздо подробнее описано Атталиотою (р. 294 sq.), который, впрочем, термина Варанги при этом не употребляет. Но сомнения о тожестве никакого быть не может. Бунтовщики Атталиоты суть люди, имеющие стражу во дворце, «мужи душегубные и иноплеменные», τοῖς τὴν ϕυλακὴν ἔχουσι τοῦ παλατίου θυμοϕθόροις ἀνδράσι καῖ ἐθνικοῖς (ρ. 294,17); по древнему обычаю они имеют предстояние пред императором со щитами и [353] прочим вооружением в руках (τὴν παράστασιν ἐνώπιον τοῦ κρατοῦντος — ἀναπληροῦντες). Неизвестно, что было причиною раздражения этих иноплеменников, но только однажды вечером они с яростным, смертоубийственным и распаленным духом устремились против самого императора, который находился (приникал, προκύπτοντος) над ними в одном из верхних открытых царских переходов. Одни из них, воспользовавшись луками, пустили против него стрелы; другие, опираясь на ведущие вверх лестницы, с большим усилием и с мечами в руках старались открыть себе вход наверх; тогда был /132/  ранен стрелою в шею один из секретарей царских, стоявших вблизи. Но сам император, несмотря на совершенную нечаянность нападения, не потерял присутствия духа и, соединив около себя небольшую кучку людей, которые пробегали мимо, начал борьбу с бешеной и пьяной яростью варваров; ибо варвары действительно были пьяны, потому что был уже вечер, когда они теряли всякий рассудок вследствие излишнего употребления вина, притом, по их обычаю, в чистом, беспримесном виде («Руси веселие есть пити»). Варяги были удержаны, сбиты с лестниц, по которым они ломились вверх; между тем подоспели Греки (῾Ρωμαῖοι), державшие царскую стражу, и варвары потерпели окончательное поражение, но все-таки они еще сопротивлялись несколько времени, запершись, как в какой-нибудь крепостце, в верхней части дворца, отведенной для жительства им (р. 296, 2: ἀπονενέμηται γὰρ αὐτοῖς ἄκρα τις ἐν τῷ παλατίω μετέωρος εἰς κατοἱκησιν). Наконец, утомленные напрасными усилиями, они покорились и стали просить прощения. Никифор Вотаниат, прославляемый Атталиотою за кротость и человеколюбие, по словам его, и в этом случае обнаружил великодушие и не настаивал на казни всей совокупности варваров, служивших телохранителями (παντὶ μὲν πλήθει τῶν σωματοϕυλακούντων βαρβάρων τιμωρίαν οὐκ ἐπεστήριζε), но дал им прощение (συμπαθείας ἐπηξίωσε). Только те из них, от которых нельзя было ожидать исправления к лучшему, и которые обличены были на суде и розыске посредством «надлежащих угроз» и посредством показаний самых своих единоплеменников в наибольшей виновности, были разосланы в виде [354] каких-то отверженников по гарнизонам разных крепостей (Attaliot. p. 296; сравни также Zonar. XVIII 19, tom. II, p. 292 ed. Paris.: здесь так же, как у продолжателя Амартола и у Скилицы, прямо употреблен термин Βάραγγοι).

Мы привели рассказ Атталиоты, большею частью удерживая собственные его выражения. Нам кажется, что изложенная сейчас история имела важное значение в судьбе византийского варяжского корпуса. Одна часть Варягов, как прямо сказано, отправлена была в ссылку, а что касается той части, которая получила прощение, то и о ней едва ли следует думать, что прощение было для нее полное. Мы думаем, что, если вскоре после варяжского бунта 1079–1080 года Русские перестают быть Варягами, то виною тому была отчасти дурная репутация, оставшаяся за ними после возмущения. Они еще остаются некоторое /133/ время в иностранном византийском корпусе, удерживая свое прежнее наименование, хотя уже в самой грамоте Алексея Комнина, на основании которой мы это утверждаем, соединение слов Варяги и Русь не так тесно, как в предыдущих хрисовулах (ῥώσων, βαράννων, κουλπίννων). Но слухи о немилости, которой подверглись сосланные, могли дойти до Руси, и служба в Константинополе делалась уже менее привлекательною. С другой стороны, утверждение Половецкой орды между Днепром и Дунаем делало более затруднительными сообщения между Русью и Византией. Если с конца X века по конец XI Русские встречаются почти непрерывно в описаниях византийских походов и сражений, то в XII веке они встречаются на страницах византийских историков весьма редко. Анна Комнина ни разу не упоминает о них, исключая ссылки на старые времена, на времена Святослава Игоревича и его соперника Цимисхия. Нужно, кроме того, заметить, что и новая династия, воцарившаяся в 1081 году, отличалась от предыдущих императоров особенною наклонностью и любовью к западу, к западным людям. Крестовые походы надолго связали Комнинов тесными, хотя не всегда приятными и мягкими, узами с рыцарством Франции, Италии и Германии. Целые толпы этих людей нахлынули теперь в город Константина. Все это объясняет нам, почему имя Русских становится столь редким в [355] сочинениях писателей XII века. Уже с конца XI века в варяжском корпусе являются Англичане, сначала с преобладающим значением, а потом с исключительным. Они заменили Русских, сделались вместо них царскими телохранителями и царскою иностранною гвардией.