Основания для отмены или изменения судебного решения в кассационном порядке

 

В отличие от оснований для апелляционного пересмотра судебных решений кассационным основаниям в уголовно-процессуальном законе дается лишь общее определение (ст. 401.15 УПК) — это такие существенные нарушения уголовного или уголовно-процессуального закона, которые повлияли на исход дела.

При этом понятие существенныхнарушений закона не вполне тождественно понятию нарушений фундаментальных, которые могут применяться только для т.н. поворота к худшему, т.е. для пересмотра в кассационном порядке приговора, определения, постановления суда по основаниям, влекущим ухудшение положения осужденного, оправданного либо лица, в отношении которого уголовное дело судом было прекращено (ст. 401.6 УПК). Понятие существенных нарушений шире: всякое фундаментальное нарушение — существенное, но не всякое существенное является фундаментальным. Критерием существенных нарушений, по смыслу ст. 401.15 УПК, служит то, что они реально способны воздействовать на исход дела, т.е. причинить ему вред. Фундаментальные же существенные нарушения искажают саму суть правосудия и смысл судебного решения как акта правосудия, т.е. это нарушения, которые имеют особо тяжкие последствия для осуществления правосудия.

С точки зрения идеальной модели так называемой чистой кассации основаниями для пересмотра судебных решений могут служить лишь нарушения норм материального и процессуального права, которые привели к постановлению незаконного судебного решения. То есть кассационными основаниями, в отличие от оснований апелляционных, не охватывается, согласно этой идеальной модели, фактическая обоснованность судебного решения. Однако в российском уголовном процессе понятие кассационных оснований для отмены или изменения судебного решения вносит в такую модель существенные коррективы, поскольку в неявной форме все же допускает оценку судом фактической обоснованности проверяемого решения, поскольку связывает нарушения закона с исходом дела.

Здесь применен материальный критерий кассационных оснований для отмены или изменения судебного решения, который состоит в том, что ими могут быть лишь такие нарушения закона, которые реально повлияли на исход дела. То есть должна быть установлена причинно-следственная связь допущенного нарушения и результата рассмотрения дела. Вместе с тем само выражение «исход дела» юридически является весьма неопределенным — ведь под исходом дела, или результатом его рассмотрения может (в узком смысле слова) пониматься решение главного вопроса дела – об уголовной ответственности обвиняемого, т.е. о его виновности и наказании, но кроме того, (в широком смысле) и соблюдение режима законности при рассмотрении и разрешении этого дела. Представляется, однако, что при буквальном толковании положений ст. 401.15 УПК речь должна идти именно о правильности разрешения по существу главного вопроса уголовного дела — вопроса об уголовной ответственности, что и следует понимать под исходом дела. В противном случае (при широком понимании исхода дела как обеспечения режима законности) терялся бы всякий смысл дублирования в данном тексте понятия «существенное нарушение» понятием «исход дела» ­–– ведь всякое существенное нарушение закона собственно и означает нарушение режима законности.

Тем не менее, необходимо признать, что такое решение данного вопроса не идеально. Дело в том, что прямолинейное применение материального критерия может, на наш взгляд, сделать крайне проблематичной саму возможность изменения или отмены в кассационном порядке судебных решений по процессуальным основаниям. Например, лишение подозреваемого и обвиняемого права воспользоваться помощью защитника, когда его участие по закону является обязательным, – несомненно, существенное и грубейшее нарушение закона, полностью лишающее процедуру производства по делу справедливого характера и подрывающее основы правосудия. Ведь речь идет о нарушении одного из фундаментальных основных прав человека и принципа справедливого судопроизводства, закрепленного в Конституции (ст. 48) и общепризнанного в международном праве (п/п «b» п. 3 ст. 14 МПГПП, п/п «с» п. 3 ст. 6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод и т.д.). Поэтому отступление от него (и подобных ему норм) в любом случае не должно оставаться без реагирования.

В позициях высших судебных органов по этому вопросу наблюдается некоторая двойственность. Так, Конституционный Суд РФ в ряде решений поддерживает материальный критерий для пересмотра судебных решений, вступивших в законную силу, указывая, что требования правовой определенности и стабильности не препятствуют возобновлению производства по делу, но только при обнаружении таких, в частности, существенных нарушений закона, которые привели к неправильному разрешению дела. Аналогичная позиция была сформулирована с опорой на п. 2 ст. 4 Протокол № 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Европейским судом по правам человека в деле "Никитин против России" (Постановление от 20 июля 2004 года). С другой стороны, Конституционный Суд РФ признает и то обстоятельство, что «…исключения из общего правила о запрете поворота к худшему допустимы лишь в качестве крайней меры, когда неисправление судебной ошибки искажало бы саму суть правосудия, смысл приговора как акта правосудия, разрушая необходимый баланс конституционно защищаемых ценностей, в том числе прав и законных интересов осужденных и потерпевших». ЕСПЧ также допускает, что «…полномочия вышестоящих судов по пересмотру судебных решений должны осуществляться в целях исправления грубых судебных ошибок и несправедливости при отправлении правосудия, а не ради повторного рассмотрения дела». С учетом этого представляется, что связь существенных нарушений закона с «исходом дела» не следует слишком абсолютизировать. Исправление судебной ошибки, допущенной по существу дела, не единственная причина, по которой следует пересматривать вступившие в силу акты в отступление от принципа res judicata, т.е. есть окончательного характера судебных решений. Ведь, рассуждая юридически, нельзя наверняка утверждать, что, допуская грубые нарушения процессуальных начал судопроизводства, правоприменитель достиг истину и правильно разрешил дело по существу, ибо процессуальные формы установлены не в качестве внешней, сугубо формальной, обрядовой стороны процесса. Они содержательны и служат гарантией не только интересов личности, но и правосудия в целом, в том числе для обеспечения правильности принимаемых здесь решений по существу дела. Следовательно, основанием для кассационного изменения или отмены судебного решения должны считаться лишь такие нарушения процессуального закона, которые оставляют сомнения в исходе самого дела, т.е. правильности его разрешения по существу. Причем, например, нарушение основных (конституционных) прав и свобод всегда порождает такие сомнения, — по крайней мере, пока не доказано обратное, т.е. фактическое отсутствие вредных последствий для правильности разрешения дела по существу. Здесь имеет место своего рода презумпция «плодов отравленного дерева»: нарушение основных прав всегда должно считаться ведущим к неправильному исходу дела, если с полной несомненностью не доказано обратное.

Важно, однако, оговориться что при оценке последствий конкретного нарушения следует руководствоваться правилом асимметрии, вытекающим из принципа favor defensionis (лат., привилегии защиты), а в конечном сче­те –– из баланса конституционно-правовых ценностей, отдающего приори­тет интересам личности над интересами государства. Европейский суд по правам человека полагает, что «ошибки или недостатки работы органов государственной вла­сти должны работать в пользу подсудимого. Другими словами, риск совер­шения ошибки прокуратурой или даже действительно судом, должно нести государство, и эти ошибки не должны исправляться за счет заинтересован­ного лица».