Кризис хлебозаготовок» в СССР в 20 –е годы хх века

1. Восстание 14 декабря 1825 г. События, однако, заставили заговорщиков торопиться. В ноябре 1825 г. в Таганроге после неожиданной и короткой болезни скончался до это­го полный сил и никогда не болевший 47-летний Александр I. Смерть его была настолько неожиданной и странной, а завеса таинственности, окутавшая как его пребывание в Таганроге, так и последующие события (отпевание тела, его препровождение в Москву, поведение близких к нему людей), была столь плотной и необычной, что вскоре поползли слухи о добровольном уходе Александра I от власти, о чем он неоднократно говорил окружающим, и подмене тела. Этот слух имел под собой прочные основания в связи с тяжелым нравственно-религиозным кризисом, в котором находился император, его страхом перед возможным переворотом и насильственной смертью по трагическому примеру отца.

Все это сразу же создало запутанную политическую ситуацию, которой и решили воспользоваться заговорщики. Они планировали помешать присяге официального Петербурга Николаю, вывести верные им войска на Сенатскую площадь, захватить Зимний дворец, арестовать царскую семью, заставить Сенат объявить о низложении монархии и напустить Манифест об учреждении Временного революционного правительства, ликвидации крепостного пра­ва, уравнении всех граждан перед законом, уничтожении (кчерутской повинности и военных поселений и о других революционных мерах, значившихся в их программах. После этого предполагалось собрать Учредительное собрание (Великий собор) и вынести па его рассмотрение программы будущего переустройства России.

Диктатором, т. е. командующим силами восстания, был избран полковник Генерального штаба князь С. П. Трубецкой.

27 ноября столица и армия, как это и было положено, присягнули Константину. При этом вдело вновь вмешалась гвардия. Генерал-губернатор Петербурга Л. А Милорадовин, человек близкий к вдовствующей царице — жене Павла I, пригрозил Николаю, что поднимет гвардию, если тот не присягнет брату. Николай скрепя сердце согласился с этим требованием. Хотя 27 ноября Николай, его семейство, Сенат и другие учреждения присягнули Константину, вопрос не был решен окончательно. Появилось завещание Александра I и другие арестовать заговорщиков. Заговорщики также готовились к 14 декабря, стремясь помешать пере присяге и осуществить государственный переворот. Решающая встреча прошла на квартире Рылеева. Он просил Каховского переодеться в мундир лейб-гренадерского полка, проникнуть во дворец и до его захвата убить Николая I. Якубовичу поручалось овладеть Зимним дворцом. Другой части верных войск надлежало занять Петропавловскую крепость.

Наступило холодное, сумрачное, ветреное утро 14 декабря. В предрассветных сумерках Московский полк во главе с штабс-капитаном лейб-гвардии драгунского полка А. А. Бестужевым боевым строем с боевым снаряжением прибыл на Сенатскую площадь и встал в форме памятника Петру I. Восстание началось. Но сразу бы план его стал рушиться. Каховский отказался совершит!, акт цареубийства. Якубович не желал вести восставшим части на Зимний дворец, боясь, как он говорил, резни и» дворце и убийства царской семьи.

Зимний дворец стоял неколебимо, и царь, узнав о начевшемся восстании, стянул к нему верные войска.

Трубецкой не явился на Сенатскую площадь.

К 11 часам утра выяснилось, что Сенат уже присягнул Николаю I и сенаторы разъехались по домам.

Па Сенатской площади появился новый монарх, окруженный верными войсками. Прибыл генерал-губернатор М. А. Милорадович. Правительственные войска предприняли против восставших несколько атак, но они были отбиты оружейным огнем. Напряжение на площади нарастало. К восставшим подошли подкрепления — лейб-гренадеры, флейский морской экипаж, и теперь в каре стояло около 4 тыс. человек при 30 офицерах. Николай, со своей стороны, подтянул на площадь пехотные части, артиллерию и конную гвардию, которые вчетверо превосходили силы повстанцев. На площади был выбран новый военный руководитель восставших войск — князь Е. П. Оболенский.

Весть о восстании быстро распространилась по Петербургу. К площади подходили толпы людей. Вскоре их ныло более 150 тыс. Из толпы в верных царю солдат летели камни и палки. В адрес Николая слышались угрозы. Собравшиеся явно сочувствовали повстанцам.

Остерегаясь допустить кровопролитие и тем самым:шпятнать начало своего царствования, царь направил к восставшим М. А. Милорадовича. Герой Отечественной войны 1812 г., отважный военачальник пользовался огромной популярностью среди солдат. Милорадович обратился к повстанцам с горячей речью, уговаривая их одуматься и возвратиться в казармы. Солдаты смутились. Положение было критическим. Тогда князь Б.П.Оболенский бросился к генерал-губернатору и штыком поворотил его лошадь, ранив при этом Милорадовича в бедро.

Подбежавший Каховский выстрелил генералу в спину. Смертельно раненного генерала отвезли домой. На какой-то момент дух повстанцев укрепился. Они тут же прогнали посланных к ним с увещеваниями митрополитов.

Напряжение нарастало. Окружавший площадь народ вел себя все более враждебно по отношению к властям. Около трех часов пополудни Николай I приказал открыть огонь из пушек. Поначалу был дан залп картечью поверх каре. Это не поколебало повстанцев. Они ответили оружейным огнем. Следующий зал был уже прицельный. Картечь поразила первые ряды повстанцев. Каре дрогнуло и рассыпалось. Солдаты побежали на лед Невы, пытаясь перебраться на Васильевский остров. Пальба продолжалась, в дело вступили конногвардейцы, преследовавшие бежавших. Ударила артиллерия, лед начал крошиться, образовались полыньи, и повстанцы стали тонуть. Их ряды окончательно смешались. Вскоре все было кончено.

По всему городу начались облавы и аресты. Арестован­ных декабристов, как стали называть повстанцев после 14 декабря, свозили в Зимний дворец.

Потерпело неудачу и восстание на юге страны. П. И. Пестель был арестован 13 декабря, накануне восстания в Петербурге.

17 декабря 1825 г. в Петербурге приступил к работе Следственный комитет, который заседал в течение шести месяцев. Николай I принимал в его работе непосредственное участие, сам допрашивал декабристов. Три вопроса интересовали следователей — причастность к планам цареубийства, к вооруженному восстанию в Петербурге и на юге и отношение к тайным антиправительственным организациям.

По результатам судебного разбирательства пятерых 4П естеля, Рылеева, С. Муравьева-Апостола, М. Бестужева-Рюмина и Каховского) как пущих злодеев казнили. Остальных суд приговорил к различным наказаниям — к каторге, лишению чинов, разжалованию в рядовые. Самим же солдатам предстояли наказания шпицрутенами и ссылки в отдаленные гарнизоны. Весь штрафной Черни-сонский полк был отослан на Кавказ. Туда же сослали и некоторых декабристов-офицеров. Всего к следствию и «-уду было привлечено около 600 человек.

Лишь после смерти Николая I в 1855 г., проведя около 5 лет на каторге и в ссылке, оставшиеся в живых декаб­ристы получили амнистию, вышли из каторжных казематов, но оставались на поселении в Сибири: им был запре­щен въезд в центральные губернии России.

Движение декабристов прошло незамеченным для большинства населения огромной империи, но оставило сметный след среди верхушки общества, правящей элиты, нарождавшейся интеллигенции.

В то же время восстание 14 декабря 1825 г. напугало и озадачило благонамеренную часть России, заставило сплотиться консервативные силы во главе с новым импе­ратором.

Экстремизм декабристов, кровь, которой они грозили России, обернулись для страны долгим перерывом в ре-<|к>рмистских усилиях, а позднее мучительным и чересчур осторожным подходом к конституционным реформам, к отмене крепостного права. Эволюционный путь развития страны оказался замедленным. Реакционно настроенное дворянство могло торжествовать.

2. Политика обкладывания деревни «данью» в пользу индустриализации начала давать серьезные сбои к концу 20-х годов. Чем больше государство снижало закупочные цены на зерно, тем труднее было проводить плановые хлебозаготовки. Крестьяне сокращали посевы зерновых, переходя к производству других, более выгодных культур. В результате возникал не только дефицит продовольствия в быстро растущих городах, но и дефицит валюты. При всей своей остроте зерновая проблема, не была бы столь болезненной для советской власти, если бы зерно не было основным экспортным товаром. Как говорил Бухарин, чтобы развивать промышленность, надо платить за импорт оборудования «сельскохозяйственной валютой» ^[670]. В результате руководство страны не могло ни резко увеличить закупочные цены, ни допустить существенного сокращения производства пшеницы.

В 1927 году разразился кризис хлебозаготовок. На частном рынке происходит стремительный рост хлебных цен. Подобного поворота событий следовало ожидать. На протяжении 1925-1928 годов большевики регулярно снижали государственные закупочные цены на зерно, выжимая ресурсы для экспорта. В 1928 году неурожай на Северном Кавказе привел к явному недобору ржи и пшеницы. Закупочные цены повысили, но даже теперь они оставались на 4% ниже, чем в 1925-1926 годах. Разрыв между ценами планового и частного секторов составил 202% ^[671].

Стратегия советской индустриализации была основана на том, что, вывозя зерно, государство приобретало оборудование и технологии. Падение мировых цен, сопровождавшееся ростом внутренних цен на хлеб, при одновременном сокращении экспорта в совокупности создавали критическую ситуацию. Программа индустриализации оказалась под угрозой провала.

К началу 1928 года недобор по хлебозаготовкам оказался 128 млн. пудов по сравнению с предыдущим годом. В столице не нашли иного выхода, кроме использования репрессивных мер против деревни. Сталин сформулировал проблему с присущей ему четкостью и простотой: «Лучше нажать на кулака и выжать у него хлебные излишки… чем тратить валюту, отложенную для того, чтобы ввезти оборудование для нашей промышленности» ^[676].

Историк Александр Шубин замечает, что многое из того, что делалось в 1929-31 годах, за несколько лет перед тем показалось бы самому Сталину авантюризмом. Но все изменила Великая депрессия. Сталин «оказался в ловушке из-за мирового кризиса» Планы, составленные совсем недавно, в конце 1928 и в начале 1929 года, уже совершенно не соответствовали реальному положению дел. «Конъюнктура мирового рынка резко ухудшилась. Ресурсы резко подешевели. Этого не могли предугадать ни Сталин, ни советские плановики. Все расчеты, на которые опирался Сталин, рухнули. Страшные пророчества Троцкого о том, что строительство социализма обусловлено состоянием мирового рынка, оказались суровой правдой. Перед Сталиным встала простая альтернатива: либо провал, фактическая капитуляция перед правыми, либо продвижение ускоренными темпами через критическую экономическую полосу, форсирование экспорта и, следовательно, наступление на крестьян…»

От строительства части объектов, запланированных до начала депрессии, пришлось отказаться, но это уже ничего не меняло. Открытый провал пятилетнего плана и отказ от программы индустриализации грозили обернуться политической катастрофой не только для Сталина, но и для советского режима. Выбор был очевиден.

В январе 1928 года Политбюро ВКП(б) проголосовало за «применение чрезвычайных мер в отношении кулака в связи с трудностями хлебозаготовительной кампании» ^[679]. Показательно, что это решение поддержали и «правые» – Бухарин, Рыков, Томский. Они голосовали за чрезвычайные меры и на апрельском Пленуме Центрального Комитета ВКП(б). Разумеется, они подчеркивали, что подобные меры должны носить исключительно временный характер, и ни в коем случае не превращаться в систему. Но и здесь их позиция не сильно отличалась от взглядов, высказывавшихся на тот момент Сталиным.

Принятые в 1928 году «чрезвычайные меры» дали ожидаемый результат: несмотря на плохой урожай в основных хлебных районах в сезон 1928-1929 года, заготовили зерна только на 2% меньше, чем в 1926/27 году. Однако оборотной стороной этой политики было то, что неустойчивый компромисс между городом и деревней, установившийся в конце Гражданской войны, был подорван: «Применение силы при заготовке зерна в 1928 году можно считать достаточно успешным, – пишет известный историк Моше Левин, – но оно предопределило неизбежные неприятности при проведении следующей кампании заготовок; и вскоре уже необходимо было вводить рационирование, чтобы справиться с «продовольственными трудностями»

В итоге чрезвычайные меры, введенные в качестве временных, должны были повторяться снова и снова, превращаясь в постоянную практику. Однако невозможность такого положения была очевидна для всех. Если в условиях Гражданской войны «продразверстка» могла некоторое время достигать своей цели, то в мирное время требовалось иное решение. Именно массовое изъятие хлеба в деревне в 1918 году подогрело пожар Гражданской войны. Проводить такую политику постоянно значило рано или поздно привести страну к новой вспышке гражданского конфликта, в ходе которого советская власть вполне могла рухнуть.

Обратного хода уже не было. Новая экономическая политика потерпела крушение, не выдержав испытания Великой депрессией. Поскольку удерживать контроль над продовольственным рынком с помощью периодических конфискаций было уже невозможно, рождаются новые лозунги: «Сплошная коллективизация» и «ликвидация кулачества как класса». По существу, речь идет о возможности контролировать сельское хозяйство непосредственно, изнутри, объединив всех производителей в подчиненные государству колхозы. Соответственно, появляется возможность безо всяких чрезвычайных мер изымать из деревни административным методом в любой момент столько зерна, сколько нужно будет государству, минуя рынок.

Билет № 6