Покончить с холостяцкой жизнью; жениться, выйти замуж.

 

Учитель в своем репертуаре.

 

(16) «… «Нюйэрхуна»…» - Nu Er Hong: [нюйэрхун] – досл. Красная/любимая дочь или девица. А еще нюйэр - шелковичный червь. Байюэ опять проявляет самоиронию.

 

Если не разбирать по иероглифам, то Нюйэрхун – это Истод сибирский (лат. Polýgala sibírica) — вид цветковых растений рода Истод (лат. Polygala) семейства Истодовые (лат. Polygalaceae). Имеет мелкие (около 0,5 см в диаметре) бледно-фиолетовые или сине- фиолетовые цветки собраны в соцветия. Используется в официальной медицине для лечения заболеваний органов дыхания. Занесен в Красную книгу России, категория 2, уязвимый вид.

 

 

(17) «…нефритовую печать…» - резьба печатей считается одним из самых древних искусств в Китае, существует уже более 3700 лет. Изначально иероглифы вырезались на костях животных и панцирях черепах, и использовались в гаданиях и предсказаниях. Позже стали отливать печати из бронзы, вырезать на на бамбуковых дощечках, камнях. Печати в Древнем Китае играли роль личной подписи. В различные эпохи значение

печатей то возрастало, то снижалось. Одни были атрибутом власти, другие печати, принадлежащие простым людям, ставились как подпись или как приятное пожелание.

 

Начиная с Эпохи Сражающихся Царств[ (475—221 вв. до н. э.) печать стала непременным атрибутом назначения императором или князем какого-либо чиновника на какой-либо пост. В 221 г. до н. э., когда император Цинь Шихуанди закончил Период враждующих государств (475 г. до н. э. – 221 г. до н. э.) и смог объединить разрозненные китайские земли, он приказал изготовить ему печать из белого нефрита. Эта печать имела самый высокий государственный статус, но император сказал, что она также будет использоваться в качестве его личной печати. Печать стала олицетворением социального статуса и власти. Частные лица использовали печати для заверения, подписи, утверждения письменных документов, или просто как символ удачи и финансового благополучия, то есть чем искуснее была выгравирована печать и чем дороже был материал, из которого она была изготовлена, тем богаче считался её владелец.

 

При Цинь печати стали важным свидетельством достоинства человека, его места в государственной иерархии. Размер, материал, сама надпись строго регламентировались. Именно тогда сложились три разряда печатей, получившие каждый своё название: «си»

(xi) — императорская печать, обычно нефритовая; «инь» (yin) — печать владетельных государей и князей, первоначально золотая; «чжан» (zhang) — печать вельмож и генералов. Так, например, у императора в эпоху Тан было 8 таких печатей. Известно также, что печати были широко распространены в начале эпохи Сражающихся Царств в деловой практике, а также как символы власти и социального статуса. На печатях того времени обычно вырезаны имена их владельцев или названия государственных учреждений. Сегодня китайские центральные правительственные ведомства используют как правило бронзовые печати, в то время как ведомства уровнем пониже - деревянные.

 

Все должностные лица имели печать министерства. Печать губернатора провинции имела прямоугольную форму и была сделана из серебра. Печать судьи имела квадратную форму и также была сделана из серебра. Печати низших чинов были деревянные, овальной формы. Печати макались в цветной воск. Например, в период траура использовался синий воск. Осуществляющие учет соли имели медные печати и использовали киноварь в качестве чернил. Все депеши и важные документы одобрялись чиновником с помощью печати. Кстати, китайская традиция пропечатывания документов тоже отличается от нашей. Если на Западе ставят один оттиск в конце договора, то в Поднебесной печать наносят отдельно на каждую страницу или на все сразу. Во втором случае бумаги раскладывают веером и пропечатывают их сверху. Это не исключает подлог, но, как минимум, очень его затрудняет.

 

Потеря печати была очень серьезным преступлением, которое часто приводило к увольнению, понижению в должности или штрафу из-за возможного мошеннического использования. Поскольку официальная печать была наделена силой власти, то, по убеждению простолюдинов, она обладала чудодейственной силой, например, могла исцелять болезни. Поэтому иногда оттиск с такой печати вырезали из документов и прикладывали к больному месту.

 

Подделка печатей строго каралась. Так из «Уголовных установлений эпохи Тан» (Тан

люй шу и) мы узнаём, что: «Всякий, кто поддельно изготовил какую-либо из Восьми императорских печатей, наказывается обезглавливанием». За подделку любой другой официальной печати налагалось наказание ссылкой на 2000 ли (фактически приравнивалось к смертной казни) или каторгой сроком на год. Все найденные на поле боя печати подлежали обязательной сдаче командиру. Нашедшего печать обязательно награждали.

 

Так же печати использовались в политике. Передать кому-то печать – значит, передать полномочия, права, власть или наделить ими, признать власть над собой. Так отдельные чжурчжэньские вожди, вступая с киданьскими или корейскими властями в различные отношения той или иной степени подчинённости, получали от своих покровителей печати, удостоверяющие присвоенное им должностное звание. В «Истории Цзинь» содержится колоритный рассказ, возможно, недостоверный в некоторых деталях, о том, как Угунай собирался принять от Ляо звание цзедуши (сродни должности «генерал-губернатор») и печать, а родовые старейшины воспротивились этому. В «Истории Корё» сообщается о том, как некоторые чжурчженьские вожди, желая сменить покровителя, просили обменять свои киданьские печати на корейские.

 

Печать в Китае стала произведением искусства, а изготовление печатей ценилось наравне с искусством живописи, каллиграфии, поэзии и справедливо было отнесено к культурному наследию Поднебесной.

 

Для изготовления печатей использовали различные материалы. Сначала это были кости животных, дерево, металл. Позже стали использовать определённые породы драгоценных и полудрагоценных камней: агат, нефрит, хрусталь. Императорские печати часто делали из золота.

 

Боковые грани печати украшались поэтическими строками или различными благопожеланиями. Зачастую навершия печати тоже были произведениями искусства. Как правило, они украшались фигурками животных, например, использовалась фигура льва как символ власти и процветания. Но не этим определялась ценность печати.

 

Печать в качестве произведения искусства отвечала трём аспектам: законам композиции, стилю каллиграфии и мастерству гравировки. Любое отступление от этих канонов не допускалось и превращало печать в обычный утилитарный предмет.

 

Мастер-резчик печатей должен владеть всеми этими умениями, чтобы на ограниченном пространстве композицией из нескольких иероглифов достичь высочайшего эстетического эффекта. Вот почему имена знаменитых китайских резчиков вошли в историю наряду с именами императоров, политиков, деятелей науки и культуры.

Печати были настолько ценны, что при захвате столицы наряду с императорскими регалиями вывезли в качестве трофеев и некоторые сунские государственные печати, равно как и резчиков печатей.

 

Еще интересным является то, что печати также являются живым и нетленным отражением развития китайской письменности, так как самые ранние печати — во времена династий Цинь (221—207 гг. до н. э.) и Хань (206 г. до н. э. — 220) — резались с использованием древнего письмена чжуань, или в другом написании чжуаньшу, —

волнистого шрифта. Поэтому резьбу печатей до сих пор иногда называют ещё чжуанькэ

— «резьба волной», подобный стиль письма – стилем печатей (упоминается в новелле

«Основатель/мастер темного пути», именно этим стилем были вырезаны более чем 4000 правил на Стене Правил Ордена Гусу Лань). А на английском этот шрифт так и называется — печатный шрифт. По мере развития письменности для печатей использовались новые шрифты. Сейчас чжуаньшу необязательно используется, может быть и обычная каллиграфия и современный вид иероглифов, тем не менее, классической считается именно печать, использующая стиль Чжуань.

 

Красный цвет – отражает природу «инь», заменяет черный в природе тьмы женственной сущности, оставшийся неокрашенным – белый, - светлая мужская природа «ян». Отсюда две разновидности китайских печатей: «Инь» или «Чжывэнь» – красный фон и белые иероглифы; и «Ян» или «Байвэнь» – белый фон и красные иероглифы. Это достигается за счет рельефности, от того имеют ли выпуклость вырезанные иероглифы, либо они вдавлены внутрь. Краска для широкого использования в то время изготовлялась из киновари, экстракта кораллов с добавлением масел, иногда даже с дополнением пыли из драгметаллов – отсюда и красный цвет. Редко, но бывает, что и оттиск не красного цвета, но в любом случае, темный цвет – это инь. А изначально использовали чернильную пасту - по-китайски она называлась «иньни» (чернильная глина).

Происхождение имени связано с тем фактом, что в древности для печати на официальных документах использовали глину, как сургуч в наше время. Позже словом

«иньни» стали называть традиционную замену чернильной подушки – ту самую пасту из киновари или другую.

 

Иероглифы на печати располагаются справа налево и сверху вниз, как и в обычном восточном вертикальном письме, последним иероглифом зачастую выступает само слово

«печать» йинь или чжан (от иньчжан). Но даже если иероглифа два в строчку, все равно читается справа налево.

 

(18) «…верительная бирка…» - bīngfú [бинфу] - стар. верительная бирка военачальника (получаемая при выступлении в поход).

 

Фу () - талисман (бирка, печать).

 

Исходное значение слова "фу" - половина верительной бирки, которую передают военачальники через гонцов. Соединение открытой половины (ян) со скрытой половиной (фу) дают гарантию правильности адресата.

 

Так, например, в июле 2011 года авторы получили известие о находке неподалеку от городища Ак-Бешим (древний Суяб) в Киргизии бронзовой рыбки, несущей на себе выгравированную надпись на китайском языке. Общая атрибуция данного объекта не составила труда – это верительная бирка периода династии Тан (618–907 гг.). В верхней части внутренней (плоской) стороны бирки имеется углубление в виде крупного иероглифа тун ‘совпадение’, ‘соответствие’. В это углубление-ключ должен был войти выпуклый иероглиф тун с ответной части бирки при сопоставлении двух половинок. На боковой поверхности рыбки видны левые половинки от двух иероглифов хэ тун

‘удостоверено’ – эта надпись использовалась в качестве второго ключа, по которому определялась аутентичность бирки при совмещении её с ответной частью.

Пожалование Танским двором бирок в форме рыбок вассальным владениям – известный исторический факт, упоминание о котором есть в средневековых источниках. Таким образом, данная верительная бирка входила в комплект из двенадцати бирок, изготовленных для Тюргешского каганата и предназначенных для удостоверения полномочий тюргешского посланца, прибывшего в столицу.

 

 

(19) «…бульон от похмелья …» - –

 

xǐngjiǔ [синцзю] - протрезвляться; отрезвлять; отрезвляющий.

 

tāng [тан] - кипяток, кипящая вода; отвар; бульон; суп; кит. мед. декокт, отвар лекарственных трав.

 

(20) «…праздник поминовения предков … предлагать чашу вина…» - культ предков восходит к истокам религиозных представлений любого народа мира, но только в Китае и в среде его традиционного влияния он остается сердцевиной духовной жизни по настоящее время. Английский бытописатель Срединной империи начала XX века так определяет роль культа предков в жизни китайцев:

 

“Если бы кто-нибудь спросил нас, какой обычай одинаково распространен во всех классах китайского общества и одинаково строго выполняется всеми, ответ может быть только один. Таким обычаем является поклонение предкам, имеющее все черты религиозного культа. Китаец может поклоняться и не поклоняться идолам, может верить в богов или открыто проявлять неверие, и никто не обращает на это никакого внимания. Но стоит только кому-нибудь проявить небрежность в поклонении предкам, и все, начиная от родственников и соседей, обрушиваются на него с негодованием. Один из наибольших упреков китайцев своим соотечественникам, принявшим христианство, заключается в том, что они в своей новой вере пренебрегают предками”.

 

После установления конфуцианства, культ предков приобретает всеобъемлющее социальное значение: добродетельный сын — от простолюдина до императора — посвящает свою жизнь служению родителям при их жизни и после смерти. Почтение к родителям затмило все иные отношения в китайском обществе. Китайское письменное наследие — от мифов, легенд, поэм и драм до династических историй и официальных документов — переполнено назидательными сюжетами, воспевающими сыновнюю почтительность.

 

Дети должны были всецело предаваться служению родителям, стеснять себя во всем или даже жертвовать жизнью, лишь бы угодить старшим, — таковы были моральные догмы, выработанные древними мудрецами и всячески оберегавшиеся властителями Китая. «Сыновья и дочери, — говорилось в одном из законодательных актов Цинской

династии, — особенным образом проявившие свое благочестие по отношению к родителям, награждаются 30 лянами серебра и удостаиваются почетных арок, воздвигаемых перед воротами их домов, а после смерти — официальных жертвоприношений в их память, совершаемых весной и осенью».

 

С малых лет китайцу внушались кротость и беспрекословное подчинение отеческой власти; он был рабом отца; его жизнь и его будущее всецело зависели от воли отца. Со смертью главы семьи власть переходила к старшему сыну — ему подчинялись не только его братья и сестры, но и собственная мать и все жены покойного родителя. Так что Дуань Байюэ был в своем праве, забирая младшего сводного брата из Чжуйинь. И в самом деле мог удерживать его в поместье Синань всю его жизнь.

 

Священная обязанность почтительного сына — должным образом упокоить бренное тело родителя, а затем проводить обряды жертвоприношений и поминовений. Остановимся на последних.

 

Неотъемлемой частью культа предков являлись обряды жертвоприношений в храмах или на могилах предков. Храмы предков непременно были в каждой почтенной семье; даже самая бедная семья и та имела алтарь предков на самом видном месте в доме.

Потомки умершего считали, что его душа всегда сохраняет связь с ними и влияет на их жизнь. А раз это так, ей следует регулярно помогать, снабжать всем необходимым: жильем, пищей, одеждой, предметами обихода и т. п. Все это доставлялось душам предков путем жертвоприношений. В далеком прошлом на жертвенном огне сжигались настоящая одежда, настоящий строительный материал для жилья и т. д. Считалось, что, превращенное в дым и пепел, все это отправляется по назначению. Позже стали использовать не реальные предметы, а их изображения и макеты.

 

Поклонение предкам осуществлялось ежедневно. Глава семьи начинал свой день с посещения храма предков, где возжигал курения и совершал поклонения. Первого и пятнадцатого дня каждого месяца, в каждый семейный или всеобщий праздник родичи собирались в храме совершить жертвоприношения и сообщить предкам последние семейные новости.

 

Всеобщие китайские праздники неотделимы от культа предков. В Средневековье бытовало деление основных праздников года на три “праздника мертвых”: весенний праздник поминовения усопших, празднество “голодных духов” седьмого месяца, праздник отправки зимней одежды усопшему. На одном из них — весеннем празднике поминовения усопших, наиболее активно празднуемом в прошлом и настоящем, — остановимся подробнее.

 

Весенний праздник поминовения усопших приходится на сто пятый день после зимнего солнцестояния — пятое апреля по европейскому календарю. Еще в глубокой древности этот день получил название “день чистого света”, а сам праздник, справлявшийся в этот день, — “праздник холодной пищи”. Согласно общему правилу, в этот день запрещалось разводить огонь в очаге и готовить пищу. Нарушение запрета, как верили китайцы, непременно повлечет природные катаклизмы (ливень, наводнение, град и т. д.) и в итоге

— гибель урожая. Основной едой в “праздник холодной пищи” была заранее приготовленная просяная или ячменная каша, а также свежие овощи — “вестники весны

и новой жизни”.

 

Только в XIII—XIV веках “праздник холодной пищи” принял ныне привычный облик Дня поминовения усопших. Вероятно, в этот период выступили на первый план прежде подчиненные элементы обрядности, связанные с поклонением предкам (иногда в просторечии “день чистого света” называют “праздником подметания могил”). В начале XX века поминовение предков в день Чистого света происходило следующим образом.

 

С утра глава семейства совершал поклоны у домашнего алтаря перед табличками предков, подносил в жертву пять, восемь или десять блюд с мясом и вино. После этого с заготовленной провизией и всем прочим семейство отправлялось к родовым могилам.

Заметим, что кладбищ в нашем смысле в Китае никогда не существовало: наиболее благоприятное место для могилы каждый раз указывает специалист-геомант, учитывающий большой ряд факторов. Прибыв на место, родичи сначала приводили в порядок погребение: подновляли надписи на могильных стелах, вычищали могилу от сорняков, подравнивали могильный холм. Подношения из трех мясных блюд, трех чашек вина, трех курительных палочек, выставленные справа от могилы, предназначались Небесному владыке и Божеству земли. Затем по обеим сторонам надгробной плиты ставили зажженные свечи, перед ней — курильницу с курительными палочками и тотчас приступали к возложению жертвенных яств. Наиболее предпочтительными считались “три животные жертвы” — свинина, баранина и курица. Опустившись на колени, глава семейства, а вслед за ним и все семейство возносили молитву и совершали три поклона. В завершение церемонии жертвенные деньги, предназначенные в дар предкам и богам, сжигались под оглушительные разрывы хлопушек, сопровождающие любое китайское празднество. Кроме того, было принято оставлять на могилах жертвенные деньги, под камнем или комом земли, а также привязанными к могильному дереву. Эти деньги служили дарами предкам и одновременно были призваны оградить семейную могилу от посягательств владельцев соседних участков.

 

После принесения жертв у могил было принято устраивать пиршества. И простой люд и верхи общества были не прочь повеселиться в благодатные весенние дни поминовения усопших. Жертвенные вина и яства выпивались и съедались собравшимися, ибо души умерших вкушали только их “духовную” субстанцию. Женщины собирали цветы, вплетая их в волосы; звучало пение свирелей и бой барабанов. Так сливались воедино веселый праздник весны и торжественный обряд поминовения усопших. Обычай запрещал при таких трапезах присутствовать знакомым, даже самым близким друзьям, кроме членов семьи.

 

Китайцы верят, что, если не совершать подобных обрядов, духи предков в загробном мире будут страдать, лишенные подношений, станут вести безрадостную жизнь, полную лишений; в итоге – потеряют все силы, развеются, исчезнут, и тем самым больше не смогут помогать своим потомкам в мире живых.

 

Почести, оказанные предкам, не только служили выражением почтительности к усопшим, но и должны были положить конец ссорам в семье, сплотить их под эгидой старшего.

 

Если предков не приглашали разделить трапезу на Новый год, это расценивалось как грубое нарушение благоприличия — позор ложился на всю семью, позабывшую ради

своего удовольствия усопших предков.

 

Так что Чжао У, по сути, довольно грубо нарушал так называемый принцип “сыновней почтительности” - сяо и установления ли, годами игнорируя семейные праздники и родовые могилы предков и не совершая у них должные обряды жертвоприношения и поминовения.

 

 

(21) «…Дали…» - dàl ǐ [дaли] - Дали (городской уезд в провинции Юньнань, КНР).

 

 

(22) «…в огненной яме…» - hu ǒ kēng – огненная яма, обр. в знач.: пучина страданий, адские муки.

 

 

(23) «…ян-корень…»: - yáng [ ян] - мужское начало, половой член. gēn [гэнь] – корень. Все довольно прозрачно.

 

Примечание к части

 

В этой главе стало ясно, что смущающие меня слова Хуа и Тан - имя невесты Дуань Юя (Чжао У). В главу 16 были внесены соответствующие изменения.

 

В главу 5 добавлено примечание о женской и мужской проституции в Древнем Китае. В главу 8 добавлено примечание о каре за измену и мятеж.

В главе 9 до полной версии с переведенных китайских источников дописано примечание о холодном дворце.

Глава 18

 

[Глава 18 - Страна Фэймянь (1)]

 

Давай отправляйся уже поскорее на свое тайное (любовное) свидание.

 

 

Пусть Дуань Байюэ все еще находился в уединении, занимаясь лечением ран, но раз Дуань Яо и Чжао У – оба в поместье Синань пребывали, то дела там были в полном порядке и шли своим чередом, ведь действовали младшие братья четко и слажено - вернее сказать, Дуань Яо добросовестно выпускал и разбрасывал повсюду гучун, а Чжао У – беспорядок после него убирал да с последствиями разбирался. Что касается остальных вопросов Синани, то ими заведовали несколько доверенных лиц; так что не было причин беспокоиться.

 

Нань Мо-е сегодня вернулся в поместье, чтобы поесть мяса; не прошло и часа, как он случайно наступил на хуншэчун (2) Дуань Яо; оправившись от потрясения и извинившись за это, Учитель решительно похлопал себя по заднице и вернулся на задний склон горы, оставив все улаживать другим.

 

Чжао У: ".......... "

 

Хуа Тан спросила: «Почему бы мне не пойти и не найти еще одну точно такую же в лесу? Холода еще не наступили, и морозов пока нет, змеи все еще должны быть где-то там».

 

«Я сам пойду», - Чжао У, скривившись от головной боли, взял меч и сказал. - «Если этот мелкий сорванец устроит сцену после возвращения, только ты и тетушка Цзинь сможете ублажить его».

 

Хуа Тан добавила: «Если сможешь найти их гнездо, выбери самую большую и толстую, иначе, боюсь, что нас будет недостаточно, чтобы его утихомирить».

 

Густой лес был довольно далеко от поместья Синань, но хуншэчун всегда любили выходить на охоту ночью, поэтому время было как раз подходящее. Чжао У повесил на дерево масляную лампу, что нес в руках, и стал искать подходящую ветку, чтобы залечь на ней в ожидании. Спустя час змея так и не появилась, зато издалека послышались крики о помощи и рев тигра.

 

Чжао У спрыгнул с дерева и побежал в направлении звуков.

 

На лесной поляне женщина, залитая кровью и с ребенком на руках, с мечом в правой руке стояла лицом к гигантскому свирепому тигру. Ребенок, казалось, был невероятно напуган, его крики «ва-ва» еще больше раззадорили тигра; с протяжным ревом он прыгнул вперед.

 

Женщина, закрыв глаза и стиснув зубы, изо всех сил ткнула в тигра мечом, думая, что они уже на пороге смерти, но вдруг кто-то рывком отбросил их в кусты.

Чжао У убрал меч в ножны, одним ударом оглушил тигра и подошел, чтобы помочь матери и ребенку подняться.

 

«Сынок (3), премного тебе благодарна», - лицо женщины было бледным, и ноги ее не держали.

 

Увидев, что она серьезно ранена, Чжао У решил повременить с расспросами и понес их обоих на спине, направившись обратно в поместье.

 

«Он вернулся, он вернулся!» - тетушка (4) Цзинь стояла на пороге и ждала его; заметив его еще издалека, быстро и радостно сказала. - «Второй молодой господин вернулся!»

 

Стоило ей замолчать, как целая толпа людей с шумом выскочила из дома: весь в слезах Дуань Яо, а следом - Хуа Тан, что присматривала за ним, Нань Мо-е, которого совесть заела, вот он и вернулся, чтобы утешить своего ученика, Дуань Байюэ, у которого голова раскалывалась, и кучка старых слуг и служанок, что считали Дуань Яо своим сокровищем.

 

«Где хуншэчун?» - сразу спросила тетушка Цзинь.

 

Остальные дружно молчали; в такой ситуации разве не стоит сначала выяснить, кто эта женщина, которую Чжао У нес на спине.

 

«Кто она такая?» - спросил Дуань Яо, икнув.

 

«Я спас ее в лесу, тигр, вот блин, зачем-то спустился с горы и чуть не съел их обоих - мать и ребенка, но я оглушил его», - сказал Чжао У. - «Отправьте кого-нибудь оттащить его обратно на гору, чтобы он не пошел в город и кому-нибудь там не навредил».

 

«С ней ничего серьезного, она просто пережила сильный испуг и получила несколько поверхностных ран», - Хуа Тан проверила пульс женщины. - «Отведем ее для начала в комнату для гостей, а там я займусь ее ранами».

 

Тетушка Цзинь несла и утешала ребенка, остальные кинулись помогать; после всего произошедшего у Дуань Яо пропала охота требовать новую хуншэчун, и поэтому он присел на корточки во дворе и стал копать яму, собираясь похоронить свою заветную гучун. Нань Мо-е присел рядом с ним, выражение глаз его постоянно менялось, время от времени, как ему казалось, в подходящий момент, он толкал руку ученика; Дуань Яо был настолько зол, что внутри у него все кипело, потому даже тогда он ни слова не говорил своему Учителю.

 

«Я привел незнакомцев, это ничего?» - спросил Чжао У.

 

Дуань Байюэ не понял вопроса и был в недоумении: «Это твой дом – можешь приводить, кого угодно, ты можешь хоть все здание на части разобрать».

 

Чжао У также почувствовал, что его предыдущее беспокойство было слегка смехотворно, и почесал голову: «Тогда ты отдыхай, а я сначала вернусь, поручения

раздам да закончу со всем этим делом».

 

«Сяо Юй», - позвал его сзади Дуань Байюэ, - «Почему бы нам не сыграть твою свадьбу в следующем месяце, что думаешь?»

 

Совершенно неготовый к такому вопросу, от смущения Чжао У сильно покраснел.

 

«Честно говоря, повезло, что госпожа тоже не против», - Дуань Байюэ засмеялся, качая головой. - «Если у тебя нет других соображений на этот счет, тогда решено».

 

В комнате для гостей Хуа Тан обработала женщине раны, положила сытого и сонного ребенка рядом с ней и тихо вышла.

 

Чжао У ждал ее во дворе: «Как она?»

 

«Хотя все раны были поверхностными, она упала в обморок из-за слишком большой потери крови, но уже через месяц должна будет поправиться», - сказала Хуа Тан. - «Я пыталась расспросить ее, но она лишь сказала, что забрела сюда (5) с островов в море, что ее муж к несчастью скончался, и что она собиралась добраться до княжества Цзинь (6), чтобы найти приют у родственников».

 

«Хорошо», - кивнул Чжао У. - «После того, как ее раны заживут, посмотрим, не найдутся ли какие-нибудь торговцы, идущие в Цзинь, что могли бы взять их с собой».

 

Хуа Тан потянулась, затем с любопытством посмотрела на него: «Почему у тебя лицо так покраснело?»

 

Чжао У: "............... "

 

Дуань Яо и Нань Мо-е, сидя на крыше, вздохнули, подперев щеки ладонями.

 

Бесхитростный и добрый, простоватый и наивный, и вот тебе на – смог такую прекрасную жену соблазнить, если с другим братом сравнивать, то, попросту говоря – кто-то явно лицом в грязь ударил.

 

Свадьба, конечно, большое событие; в одно мгновение поместье оживилось, и все забурлило. После того, как раны женщины зажили, она тоже предложила свою помощь; тетушки в поместье, жалея ее, советовали ей задержаться, но она была полна решимости уйти; и, похоже, ее было не переспорить.

 

В день свадьбы поместье Синань украсили красные фонари, и их можно было увидеть повсюду; Нань Мо-е сидел в кресле тайши с улыбкой на лице и пил чай - пусть он не учил Чжао У боевым искусствам, но он все еще был самым старшим из присутствующих, и, разумеется, в полной мере пользовался этим.

 

«Старший брат», - на банкете сказал Чжао У. - «Большое спасибо».

 

Дуань Байюэ улыбнулся и похлопал его по плечу: «Хорошей жизни и всех благ после

свадьбы; если наш отец и твоя матушка узнают об этом в загробной жизни, они чрезвычайно обрадуются». В конце концов, у них вырос такой честный и порядочный сын, который покорно женился, когда достиг совершеннолетия.

 

 

Вскоре после того, как Чжао У женился, северные пустынные племена отправились в поход для захвата южных земель; и война в Сибэй официально началась. Император Чу лично возглавил войска, и многие кланы цзянху объединились, чтобы дать врагам отпор.

 

Что касается военных действий и смуты в Синане – в один миг все затихло без лишнего шума.

Люди на юге пребывали в несказанном удивлении: столько месяцев впустую грозиться да шум поднимать, да как сразу тут примириться можно, да еще на мирные переговоры пойти? Император Чу еще даже чиновника не прислал, а пожар войны уже погас. Но в то же время все были несказанно рады, ведь никто не любит, когда война стоит у порога; уж лучше пусть будет мирная жизнь.

 

Поскольку Цинь Шаоюй находился в Сибэй, Чжао У, естественно, захотел отправиться к нему на помощь. В пещере Нань Мо-е сказал: «На первый взгляд, это поможет клану Чжуйинь, но на самом деле - поможет тому, кого ты любишь; отпустив младшего брата, ты ничего не потеряешь, а в будущем сможешь использовать это как козырь».

 

Дуань Байюэ: "...... "

 

Но во второй половине того же дня тетушка Цзинь была счастлива до небес и, окрыленная, наставляла поваров на кухне, как нужно готовить бульон и лекарства.

 

Потому что Хуа Тан беременна.

 

«Тц», - прознав об этом, Нань Мо-е испустил громкий вздох. - «С такой скоростью я боюсь, что ты не сможешь за ними поспеть, даже если у тебя будет десяток коней Хоюнь Ши».

 

Дуань Байюэ сидел в каменной ледяной комнате, чувствуя, что у него снова может начаться отклонение ци.

 

Почему учителя других людей больше всего боятся во время практики отвлечь ученика, а его собственный Учитель, напротив, – такой болтун?

 

 

Боевая обстановка в Сибэй была изменчива и непостоянна (7); Чу Юань впервые лично возглавлял войска, и ему еще было чему поучиться; к счастью, рядом с ним были люди, способные помочь, и это давало ему возможность немного передохнуть.

 

Сегодня днем хорошая погода, в лагере армии Чу одетая в красное женщина сушила травы на солнце; одежда ее воспламеняла своим видом и придавала обворожительный и манящий вид; она, очевидно, была не из Чжунъюаня (8), а, похоже, родом из народности

– дальних родичей кочевников, и прибыла сюда, чтобы лечить раны солдат на линии

фронта.

 

«Госпожа Чжу Ша (9)», - Чу Юань вышел вперед.

 

«Ваше Величество», - женщина повернулась к нему лицом, услышав это.

 

«Не уделите Нам немного времени?» - сказал Чу Юань. - «Мы хотим вас кое о чем расспросить».

 

«Конечно», - Чжу Ша дочиста отмыла руки и пригласила его в свою палатку. - «Что интересует Ваше Величество?»

 

«Поскольку госпожа - странствующий знахарь великой пустыни, владеющая искусством исцеления от ядов, Нам интересно, слышали ли вы о золотом шелкопряде?» - спросил Чу Юань.

 

«Да», - кивнула Чжу Ша. - «Я слышала о нем, однако лично с ним не знакома и никогда его не видела».

 

«Это неважно», - сказал Чу Юань. - «Поведайте о том, что вам известно».

 

«Золотой шелкопряд - ядовитое существо из Мяоцзяна, крайне коварное и изворотливое, стоит ему попасть в кровоток - и уничтожить его или искоренить чрезвычайно сложно», - сказала Чжу Ша. - «Он просыпается раз в год, снова впадает в спячку лишь после того, как напьется крови, и как только он пробуждается - это похоже на то, как если бы сердце больного человека терзали и пожирали тысячи муравьев. Поистине, лучше умереть, чем жить».

 

Вспомнив бледное лицо Дуань Байюэ в тот день, Чу Юань невольно сжал правую руку.

 

«Золотой шелкопряд растет медленно, и первые десять с лишним лет может никак себя не проявлять, но если оставить его в покое, позволяя гучун расти в теле, боюсь, что нет никого способного выдержать долго и превысить общий срок в двадцать лет», - сказала Чжу Ша - «Почему Ваше Величество вдруг спрашивает об этом?»

 

«Существует ли лекарство или способ исцеления?» - голос Чу Юаня прозвучал немного хрипло.

 

«Якобы есть – небесная киноварь», - сказала Чжу Ша. - «Но я и золотого шелкопряда не видела раньше, а уж небесная киноварь - лекарство, о котором говорят лишь в легендах, поэтому я даже не знаю, где оно может быть. Если Ваше Величество хочет больше узнать, то Глава Долины целителей Е, пожалуй, может помочь. Если даже он не знает, то единственный способ - спросить поместье Синань; ведь подобное только на юге и водится».

 

«Что если даже поместье Синань в растерянности?» - продолжил расспрашивать Чу Юань.

«Тогда единственный способ - искать дальше на юг», - сказала Чжу Мяо. - «Я слышала от старейшин племени, что к югу от Чу есть страна Фэймянь, также известное, как государство знахарей, шаманов, чародеев и заклинателей духов (10), и там хорошо разбираются в подобных ядовитых тварях, они должны помочь».

 

Страна Фэймянь. Чу Юань кивнул. - «Большое спасибо вам, госпожа».

 

Когда он вернулся в свою палатку, Сыси как раз оказался внутри, чтобы убрать со стола, и Чу Юань спросил его о ней.

 

«Страна Фэймянь?» - евнух Сыси покачал головой. - «Говорят, что она окутана тайной, люди живут в лесах и болотах, и нет никого, кто бы там побывал».

 

«Разве возможна такая страна», - расхохотался Чу Юань. - «Если людям и в самом деле жить придется в болотах, я боюсь, что такая страна развалится дня через три».

 

Евнух Сыси сказал: «Почему Ваше Величество вдруг спросили об этом?»

 

«Ничего такого», - отмахнулся Чу Юань и спросил. - «Вино еще осталось?» Евнух Сыси со всей быстротой помчался, чтобы принести немного.

Для императора Чу Юань, конечно, ведет весьма скромный образ жизни; и в этот военный поход не было взято ни одной лишней вещи; хотя, если подумать, было нечто особенное - он взял с собой три сосуда с «Фэйся».

Вино очень сладкое, и, выпив его, сон обретаешь спокойный и крепкий.

 

В поместье Синань Дуань Байюэ, опершись на окно, запрокинул голову и выпил чашу

«Сюэю».

 

Спустя много месяцев сводки о ходе военных действий, наконец, дошли и до поместья.

 

Войска Чу, подобно тому, как раскалывают бамбук (11), с хода начали наступление, скрытно, без лишнего шума пересекли реку Хэ, а затем ворвались в провинцию Юньхань и нанесли сокрушительное поражение вражеским войскам; лагерь мятежных отрядов загадочным образом охватил большой пожар, в ту ночь звуки взрывов пороха почти вдребезги разнесли небосвод; император Чу, вслед за победой, устремился за ними в погоню; и пусть отряды врага, что в панике бежали прочь с поля боя, рассеялись во все стороны, в итоге они один за другим опускались на колени, умоляя о сдаче.

 

Беспорядки и хаос, тянувшиеся непрерывной чередой в течение десяти лет со времен бывшего императора Чу, наконец, подошли к концу и закончились великой победой; северные пустынные племена были полностью изгнаны. Пусть сложны и извилисты границы страны - их защищают десятки тысяч великих мужей Чу, плоть и кровь чья подобны железу.

 

Армия Чу вернулась с грандиозной победой, а войска Синаня тайком отделились от них и отправились домой. Все только и твердили, что нынешний император действительно

необыкновенный, исключительный, раз его первая война прошла настолько впечатляюще и успешно.