Дешифрование мертвых языков и древних письменностей 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Дешифрование мертвых языков и древних письменностей



 

Успех применения кода навахо заключался, главным образом, в том, что речь любого человека звучит абсолютно бессмысленно для всех, кто не знает этого языка. Ситуация, в которой оказались японские криптоаналитики, во многом напоминает проблему, с которой сталкиваются археологи, стараясь дешифровать давно забытый язык, представленный, возможно, исчезнувшей письменностью. Но в археологии эта задача, пожалуй, намного сложнее. Так, в то время как у японцев имелся непрерывный поток слов навахо, которые они могли попытаться распознать, доступная археологу информация иногда может заключаться всего лишь в небольшом наборе глиняных табличек. К тому же дешифровальщик в археологии часто не имеет никакого представления ни о контексте, ни о содержании древнего текста, — то есть у него нет тех ключей, на которые обычно могут рассчитывать военные дешифровальщики и которые помогают им раскрыть шифр.

Хотя дешифровка древних текстов представляется почти безнадежным делом, но, несмотря на это, множество мужчин и женщин посвящали себя этому трудному делу. Ими двигало стремление понять письмена наших предков, позволив нам говорить на их языке, постичь их мысли и узнать их жизнь. Эту страсть к разгадыванию древних письменностей лучше всего, пожалуй, сформулировал Морис Поуп, автор книги «История дешифрования»: «Дешифрование — это, несомненно, самое эффектное достижение ученых. В неизвестной письменности есть какое-то колдовское очарование, особенно если она из далекого прошлого, и слава осеняет того, кто первым разгадает ее тайну».

Дешифрование древних письменностей — не часть непрерывного поединка между шифровальщиками и дешифровальщиками, так как хотя в археологии и есть дешифровальщики, но шифровальщиков здесь нет. То есть в подавляющем большинстве случаев, связанных с дешифрованием археологических документов, у писца не было преднамеренного стремления скрыть смысл текста. Поэтому остальная часть этой главы, посвященной обсуждению дешифрования археологических документов, является некоторым отступлением от основной темы книги. Однако принципы дешифрования, используемые в археологии, по сути те же, что применяются и в обычном военном криптоанализе. В самом деле, многие военные дешифровальщики увлекались разгадыванием древних письменностей, — возможно, потому, что дешифрование археологических документов было для них своего рода разрядкой, отдыхом, представляя собой чисто интеллектуальную головоломку, а не военную задачу. Другими словами, стимулом здесь является любопытство, а не враждебность.

Самым известным и, пожалуй, самым фантастическим изо всех явилось дешифрование египетской иероглифики. В течение столетий иероглифика оставалась загадкой, и археологи могли только строить догадки о значении иероглифов. Однако благодаря безукоризненному применению криптоанализа, они были, в конечном счете, дешифрованы, и с этого момента археологи получили «из первых рук» сведения об истории, культуре и верованиях древних египтян. Дешифрование иероглифики перекинуло мост через тысячелетия между нами и цивилизацией фараонов.

Самая ранняя иероглифика датируется 3000 годом до н. э., и эта форма витиеватой письменности использовалась в течение следующих трех с половиной тысячелетий. Хотя замысловатые символы иероглифики идеально подходили для стен величественных храмов (греческое слово hieroglyphica означает «священные вырезанные знаки»), они были чересчур сложны для земных дел. Поэтому наряду с иероглификой развивалось иератическое письмо — обиходная письменность, в которой каждый иероглифический символ заменялся его стилизованным изображением, написать который было быстрее и проще. Примерно в 600 году до н. э. иератическое письмо заменила еще более простая письменность, известная как демотическое письмо; это название происходит от греческого слова demotica, означающее «народный», что отражает его мирскую функцию. Иероглифика, иератика и демотика являются, по сути, одной и той же письменностью, и их можно считать просто разновидностями шрифтов.

Все три формы письма являются фонетическими, то есть символы по большей части представляют собой различные звуки, аналогично буквам в английском алфавите. Более трех тысячелетий древние египтяне пользовались этими системами письма во всех аспектах своей жизни, точно так же как мы пользуемся письменностью сегодня. Однако к концу четвертого века н. э., всего за одно поколение, египетская иероглифика исчезла. Последние поддающиеся датировке образцы древней египетской письменности были обнаружены на острове Филы. Иероглифическая надпись на храме была высечена в 394 году н. э., а частично сохранившаяся надпись на стене, выполненная демотическим письмом, относится к 450 году н. э. К исчезновению египетской письменности привело распространение христианской церкви, запретившей ее использование, чтобы искоренить любую связь с языческим прошлым Египта. Древнюю письменность сменила коптская, состоявшая из 24 букв греческого алфавита и шести демотических букв, используемых для передачи звуков египетского языка, не имеющих аналогов в греческом. Доминирование коптской письменности было настолько подавляющим, что надписи, выполненные иероглификой, демотическим и иератическим письмом, уже никто не мог прочесть. Древнеегипетский язык остался разговорным и постепенно превратился в то, что получило название коптский язык, но и он со временем, в одиннадцатом веке, был вытеснен арабским языком. Последнее звено с древними царствами Египта было окончательно разорвано, и знания, необходимые для прочтения повествований о фараонах, были утеряны.

Интерес к иероглифике снова возник в семнадцатом веке, когда папа Сикст V перестроил Рим, заново распланировав улицы и возведя на каждом перекрестке привезенные из Египта обелиски. Ученые пытались дешифровать значение иероглифов на обелисках, но им мешало ложное предположение: никто из них не допускал и мысли, что иероглифы могли представлять собой фонетические знаки, или фонограммы [22]. Считалось, что представление о фонетической записи было слишком сложным для такой древней цивилизации. Напротив, ученые семнадцатого века были убеждены, что иероглифы являются семаграммами [23]и эти загадочные знаки представляют собой целые понятия, являясь ничем иным, как примитивным рисуночным письмом. Убеждение, что иероглифика — это просто пиктографическое письмо, широко поддерживалось даже иностранцами, посещавшими Египет, когда она все еще оставалась живой письменностью. Диодор Сицилийский, древнегреческий историк, живший в первом веке до н. э., писал:

 

И вот оказывается, что египетские знаки своими очертаниями принимают форму всех видов живых существ, и конечностей тела человека, и утвари… Ибо их письменность выражает задуманную мысль не объединением слогов вместе, но внешним видом символов и метафорическим смыслом, запечатленным в сознании из практики… Так, ястреб символизирует у них все, что происходит быстро, так как это создание почти самое быстрое из всех животных с крыльями. И это понятие переносится путем соответствующего метафорического переноса на все быстрые существа и на те вещи, которым присуща скорость.

 

В свете таких представлений нет ничего удивительного, что ученые семнадцатого века пытались дешифровать иероглифы, интерпретируя каждый из них как целое понятие. Так, в 1652 году немецкий иезуит Афанасий Кирхер опубликовал словарь аллегорических толкований, названный «Эдип Египетский», и использовал его для создания фантастических и поразительных переводов. Те несколько иероглифов, которые, как нам сейчас известно, просто обозначают имя фараона Априя[24], были переведены Кирхером как «расположения божественного Осириса следует добиваться путем священных обрядов и через череду духов, чтобы Нил явил свою милость».

Сегодня переводы Кирхера кажутся смешными, но в то время их влияние на другие дешифровки было колоссальным. Кирхер был не только египтологом, — он написал книгу по криптографии, построил музыкальный фонтан, сконструировал волшебный фонарь (предшественник кинематографа) и спускался в кратер Везувия, заслужив этим звание «отца вулканологии». Кирхера считали самым авторитетным ученым своего века, и потому его идеи оказали влияние на поколения последующих египтологов.

Полтора столетия спустя, летом 1798 года, когда Наполеон Бонапарт отправил вслед за своей наступающей армией группу историков, ученых и рисовальщиков, памятники древнего Египта вновь оказались предметом тщательного изучения. Эти профессора, или «пекинесы», как называли их солдаты, проделали исключительную работу по составлению карт, выполнению зарисовок, измерению и описанию всего, что они видели. В 1799 году в руках французских ученых оказалась ставшая самой известной в истории археологии каменная плита, найденная отрядом французских солдат, располагавшихся в форте Жюльен близ города Розетта в дельте Нила. Чтобы расчистить место для расширения форта, солдатам поручили снести древнюю стену; при выполнении этой работы на одном из камней стены были обнаружены удивительные надписи: один и тот же отрывок текста на камне повторялся трижды — по-гречески, демотическим письмом и иероглифами. Розеттский камень, как его назвали, оказался, похоже, аналогом криптоаналитического криба, подобно крибам, которые помогли дешифровальщикам в Блечли-Парке взломать Энигму. Легко читаемый греческий текст являлся, по сути, фрагментом открытого текста, который можно было сравнить с демотическим и иероглифическим шифртекстами. Так что Розеттский камень позволял, по-видимому, разгадать значения древних египетских символов.

 

Рис. 54 Розеттский камень (найден в 1799 году) с надписями, датируемыми 196 годом до н. э., содержит один и тот же текст, выполненный тремя различными способами: вверху иероглифы, посередине демотическое письмо и внизу греческий текст.

 

Ученые сразу же осознали важность этого камня и отправили его в Национальный институт в Каире для детального изучения. Однако прежде, чем в институте смогли приступить к серьезному исследованию, стало ясно, что французская армия вот-вот будет разбита наступающими британскими войсками. Поэтому французы перевезли Розеттский камень из Каира в относительно безопасную Александрию, но — какова ирония судьбы, — когда французы в конце концов сдались, по параграфу XVI пакта о капитуляции, все предметы древности, находящиеся в Александрии, были переданы Британии, те же, которые оставались в Каире, вернулись во Францию. В 1802 году бесценная плита черного базальта (размерами 118 см в высоту, 77 см в ширину и 30 см в высоту и весом 3/4 тонны) была отправлена в Портсмут на борту британского корабля «Египтянин», и в том же году она заняла свое место в Британском музее, где и остается до сих пор.

Из перевода греческого текста вскоре стало ясно, что на Розеттском камне было высечено постановление, принятое общим советом египетских жрецов в 196 году до н. э. В тексте перечислены благодеяния, оказанные фараоном Птолемеем народу Египта, и подробно описаны чествования, которые, в свою очередь, жрецы воздали фараону. Они, например, объявили, что «празднество в честь царя Птолемея V, вечно живущего, любимца Птаха, богоподобного Эпифана Эвхариста, будет ежегодно проводиться в храмах по всей стране с первого числа месяца Тота в течение пяти дней, когда они будут носить венки и совершать жертвоприношения, и воздавать другие обычные почести». Если в двух других надписях содержалось это же самое постановление, то, казалось, что расшифровка иероглифического и демотического текстов не будет представлять никаких трудностей. Оставались, однако, три значительных препятствия. Во-первых, Розеттский камень, как видно на рисунке 54, сильно попорчен. Греческий текст состоит из 54 строк, из которых последние 26 повреждены. Демотический текст состоит из 32 строк, в которых повреждены начала первых 14 строк (следует заметить, что демотический текст и иероглифы писались справа налево). Иероглифический текст сохранился хуже всего: половина строк была полностью утрачена, а оставшиеся 14 строк (которые соответствовали последним 28 строкам греческого текста) уцелели лишь частично. Вторым препятствием для дешифрования было то, что обе египетские надписи представляли собой древнеегипетский язык, на котором никто не говорил уже как минимум восемь столетий. Можно было найти группы египетских символов, которые соответствуют греческим словам, что даст возможность археологам определить значение египетских символов, однако установить, как звучат египетские слова, было невозможно. А до тех пор, пока археологи не будут знать, как произносились египетские слова, они не смогут определить фонетическое значение символов. Наконец, интеллектуальное наследие Кирхера по-прежнему заставляло археологов рассматривать египетскую письменность как семаграммы, а не фонограммы, а потому лишь очень немногие пытались хотя бы просто провести фонетическое дешифрование иероглифики.

Одним из первых ученых, который усомнился, что иероглифика являлась рисуночным письмом, был англичанин Томас Юнг, необыкновенно одаренный и эрудированный человек. Юнг родился в 1773 году в Мильвертоне, в графстве Сомерсет, и уже в два года мог бегло читать. К четырнадцати годам он выучил греческий, латынь, французский, итальянский, иврит, халдейский, сирийский, самаритянский, арабский, персидский, турецкий и эфиопский языки, а когда стал студентом колледжа Эммануэль в Кембридже, то получил, благодаря своим способностям, прозвище Феномен Юнг. В Кембридже он изучал медицину, но, поговаривали, что его интересовали только болезни, а не больные. Постепенно его все больше стали занимать исследования, и все меньше — забота о больных.

 

Рис 55. Томас Юнг

 

Юнг провел ряд выдающихся медицинских опытов, многие — с целью объяснить, как действует глаз человека. Он установил, что восприятие цвета является результатом наличия трех различных типов рецепторов, каждый из которых чувствителен только к одному из трех основных цветов. Затем, помещая металлические кольца вокруг двигающегося глазного яблока, он показал, что для фокусирования не требуется деформации всего глаза, и предположил, что всю работу выполняет хрусталик. Его интерес к оптике привел его в физику — и совершению ряда других открытий. Он опубликовал «Волновую теорию света» — классический труд о природе света; дал новое, и лучшее, объяснение приливов и отливов; определил понятие «энергия» и опубликовал основополагающие статьи по упругости. Казалось, что Юнг способен справиться почти с любой задачей, но это не вполне подходило ему. Его ум настолько легко пленялся новой проблемой, что он мог приступить к ней еще до того, как разделывался со старой.

Когда Юнг услышал о Розеттском камне, это оказалось для него непреодолимым искушением. Летом 1814 года он отправился в свой очередной отпуск в приморский курортный город Уортинг, взяв с собой копии всех трех надписей. Успех к Юнгу пришел, когда он обратил внимание на группу иероглифов, заключенных в овальную рамку, названную картушем. Интуитивно он почувствовал, что эти иероглифы были заключены в овальную рамку, поскольку представляли собой что-то исключительной важности, возможно, имя фараона Птолемея, так как в греческом тексте упоминалось его греческое имя — Ptolemaios. Если это так, то ему удастся определить фонетическое значение соответствующих иероглифов, так как имя фараона будет произноситься примерно одинаково, вне зависимости от языка. На Розеттском камне картуш Птолемея повторялся шесть раз, иногда в так называемом стандартном написании, а иногда в более длинном и более сложном варианте.

Юнг предположил, что более длинное написание представляло собой имя Птолемея с добавлением титулов, поэтому он сосредоточился на символах, которые появлялись в стандартном написании, стараясь догадаться о звуковом значении каждого из иероглифов (таблица 13).

 

 

Юнгу удалось, хотя на тот момент он об этом и не подозревал, правильно сопоставить звуковые значения большинству иероглифов. По счастью, он поставил первые два иероглифа

, которые находились один над другим, в нужном фонетическом порядке. Такой способ расположения иероглифов на письме был обусловлен чисто эстетическими причинами, хотя и в ущерб фонетической ясности. Писцы стремились к тому, чтобы не оставалось пробелов и текст был визуально гармоничным; иногда они даже вообще меняли буквы местами в явном противоречии с фонетическим произношением, — просто чтобы надпись стала более красивой. После завершения этой дешифровки Юнг обнаружил картуш в надписи, скопированной с Карнакского храма в Фивах, который, как он полагал, был именем царицы Береники из династии Птолемеев. Он вновь применил свой способ; результаты показаны в таблице 14.

 

 

Из тринадцати иероглифов на обоих картушах Юнг точно определил половину, а еще четверть — частично верно. Он также правильно идентифицировал символ окончания женского рода, стоявший после имен цариц и богинь. Несмотря на то что ему не было известно, насколько он прав, однако появление на обоих картушах

, представляющих i в обоих случаях, подсказало Юнгу, что он находится на правильном пути, и придало ему уверенности, которая была ему нужна для продолжения дешифрования. Однако внезапно его работа застопорилась.

Похоже, он слишком благоговел перед доводами Кирхера, что иероглифы представляют собой семаграммы, и не был готов отказаться от этого воззрения. Он объяснял свои собственные фонетические открытия тем, что династия Птолемеев произошла от Птолемея Лага, одного из полководцев Александра Македонского. Другими словами, Птолемеи были иностранцами, и Юнг предположил, что их имена должны были произноситься фонетически, поскольку соответствующей семаграммы в стандартном наборе иероглифов не было. Он подытожил свои рассуждения путем сравнения египетских иероглифов с китайскими, которые европейцы только-только начали понимать:

Чрезвычайно интересно проследить за отдельными этапами, в ходе которых алфавитное письмо, по-видимому, возникло из иероглифического; процесс, который, несомненно, может в известной степени быть проиллюстрирован способом, каким в современном китайском языке выражаются сочетания несвойственных для него звуков, при этом, за счет использования соответствующего знака, символы становятся просто «фонетическими» и не сохраняют своего исходного значения. В ряде современных печатных книг этот знак очень напоминает рамку, окружающую иероглифические имена.

Юнг называл свои достижения «забавой нескольких часов досуга». Он утратил интерес к иероглифике и завершил свою работу, подведя итоги в статье для «Дополнения к Энциклопедии Британника» 1819 года.

А тем временем во Франции многообещающий молодой лингвист Жан-Франсуа Шампольон уже был готов подхватить идеи Юнга. Ему не исполнилось еще и тридцати лет, но из них почти двадцать иероглифика пленяла Шампольона. Тяга к ней возникла в 1800 году, когда французский математик Жан Батист Жозеф Фурье, который был одним из «пекинесов» Наполеона, познакомил десятилетнего Шампольона со своей коллекцией египетских древностей, многие из которых украшали причудливые надписи. Фурье объяснил, что никто не сумел прочесть эти загадочные письмена, на что мальчуган пообещал, что придет день, когда он решит эту загадку. Всего лишь семью годами позднее, в возрасте семнадцати лет, он представил статью, озаглавленную «Египет при фараонах». Это было настолько ново, что его избирают членом Гренобльской академии. Шампольон, узнав, что стал семнадцатилетним профессором, был так потрясен, что тут же потерял сознание.

Шампольон продолжал удивлять своих знакомых, изучая латынь, греческий, древнееврейский, эфиопский, санскрит, зендский, пехлеви, арабский, сирийский, арамейский, персидский и китайский языки, чтобы во всеоружии штурмовать иероглифику. Его одержимость иллюстрируется случаем, произошедшим в 1808 году. Встретившийся ему на улице приятель мимоходом упомянул, что Александр Ленуар, известный египтолог, опубликовал полную дешифровку иероглифов. Шампольон был настолько обескуражен услышанным, что пошатнулся. (У него, по-видимому, была склонность терять сознание.) Казалось, что всей целью его жизни было быть первым, кто прочтет письменность древних египтян. К счастью для Шампольона, дешифровка Ленуара была столь же фантастической, что и попытки Кирхера в семнадцатом веке, так что проблема осталась нерешенной.

В 1822 году Шампольон применил подход Юнга к другим картушам. Британский натуралист В.Дж. Бэнкс приобрел в Дорсете обелиск с греческой и иероглифической надписями и опубликовал литографию этих двуязычных текстов, среди которых были и картуши Птолемея и Клеопатры. Получив копию, Шампольон сумел поставить в соответствие отдельным иероглифам их звуковые значения (таблица 15). Буквы p, t, o, l и e являются общими для обоих имен; в четырех случаях они представлены одними и теми же иероглифами как у Птолемея, так и у Клеопатры, и только в одном случае — для t — имеется отличие. Шампольон предположил, что звук t мог быть представлен двумя иероглифами, точно так же как твердый звук с в английском языке может быть представлен либо c, либо k, как, например, в словах «cat» и «kid».

 

Рис. 56 Жан-Франсуа Шампольон.

 

Воодушевленный успехом, Шампольон принялся за картуши, у которых не было перевода на второй язык, заменяя, где возможно, иероглифы их звуковыми значениями, найденными из картушей Птолемея и Клеопатры. В его первом таком картуше (таблица 16) содержалось одно из величайших имен древности. Шампольону было ясно, что картуш, который читался a-l-?-s-e-?-t-r-? как представлял собой имя alksentrs — Аlexаndros по-гречески, или Александр. Шампольону также стало очевидно, что писцы не любили пользоваться гласными и нередко опускали их, считая, что у читателей не возникнет никаких проблем с подстановкой пропущенных гласных. Определив два новых иероглифа, юный филолог изучил другие надписи и расшифровал несколько картушей. Однако все эти достижения были просто продолжением работы Юнга. Все эти имена, такие как Александр и Клеопатра, были иностранными, что подтверждало теорию о том, что к фонетическому написанию прибегали только в тех случаях, когда в обычном языке египтян таких слов не было.

Но вот 14 сентября 1822 года Шампольону доставили рельефы из храма Абу-Симбел с картушами, которые относились к периоду, предшествующему греко-римскому господству. Важность этих картушей заключалась в том, что они были достаточно древними, содержащими исконно использовавшиеся египетские имена, но в то же время их написание было тем не менее побуквенным — явное свидетельство против теории, что такого рода написание применялось только для иностранных имен.

 

 

 

Шампольон вплотную занялся картушем, содержащим всего четыре иероглифа:

. Два первых символа были ему неизвестны, но повторяющуюся пару иероглифов в конце,

, он уже знал из картуша Александра (Аlехаndros); оба они соответствовали букве s. Это означало, что картуш имел вид (?-?-s-s). Вот тут-то Шампольон и воспользовался своими обширными познаниями в области лингвистики. Хотя коптский язык, прямой потомок древнеегипетского языка, перестал быть живым в одиннадцатом веке н. э., он по-прежнему продолжал существовать в изолированной форме, и на нем велись службы в христианской Коптской церкви. Шампольон выучил коптский язык еще будучи подростком и настолько хорошо его знал, что пользовался им для ведения записей в своем журнале. Однако до сего момента он и не предполагал, что коптский язык может быть также и языком иероглифики.

Шампольон задался вопросом, может ли первый знак в картуше,

, быть семаграммой, представляющей собой солнце, то есть было ли изображение солнца символом, обозначающим слово «солнце». В момент гениального прозрения он предположил, что звуковым значением семаграммы будет коптское слово «солнце» — ra.

Это дало ему следующую последовательность (ra-?-s-s). Ей соответствовало только одно известное имя фараона. Приняв во внимание вызывающие раздражение пропуски гласных и предположив, что пропущенной буквой была буква ш, можно было с уверенностью сказать, что это должно быть имя Рамзеса (Rameses), одного из величайших фараонов глубокой древности. С бытовавшим заблуждением было покончено. Даже обычные имена в древности записывали побуквенно, фонетически. Шампольон ворвался к брату в кабинет с криком «Я сделал это!», но, как и раньше, его чрезмерная страсть к иероглифике оказала на него губительное воздействие. От перенапряжения он сильно ослабел и следующие пять дней был прикован к постели.

Шампольон показал, что писцы иногда использовали принцип ребуса. В ребусе длинные слова разделяются на фонетические элементы, которые затем представляются семаграммами. Например, слово «belief» может быть разделено на два слога, be-l ief, а затем записано как bee-leaf. Теперь это слово может быть записано не с помощью букв, а представлено в виде изображения пчелы (bee) и листа растения (leaf). В случае с Рамзесом только первый слог () представлен элементом ребуса — в виде изображения солнца, тогда как остальная часть слова записана обычным способом.

То, что в картуше Рамзеса присутствует семаграмма солнца, имеет поистине огромное значение, поскольку благодаря этому можно вполне определенно сказать, на каком языке говорили писцы. К примеру, писцы не могли говорить по-гречески, в противном случае картуш читался бы как «helios-meses». Картуш становится понятным, если писцы говорили на коптском языке, поскольку только в этом случае картуш будет читаться как «га-meses».

Хотя это был всего лишь еще один картуш, но его дешифровка наглядно продемонстрировала четыре фундаментальных принципа иероглифики. Во-первых, язык письменности по меньшей мере имеет отношение к коптскому языку; действительно, проверка других иероглифов показала, что это и на самом деле был коптский язык. Во-вторых, для представления некоторых слов используются семаграммы; например, рисунок солнца означает слово «солнце». В третьих, отдельные длинные слова, целиком или частично, составляются по принципу ребуса. Наконец, при выполнении большинства надписей древнеегипетские писцы пользовались сравнительно обычным фонетическим алфавитом. Этот последний принцип является самым важным, и Шампольон назвал фонетику «душой» иероглифики.

Благодаря своим глубоким знаниям коптского языка Шампольон уже без всяких затруднений приступил к дешифровке иероглифов, которые не входили в состав картушей. За два года он определил фонетические значения большинства иероглифов, причем оказалось, что некоторые из них представляли собой сочетание двух и даже трех согласных. И иногда это давало писцам возможность написать слово либо с помощью отдельных простых иероглифов, либо используя всего лишь несколько таких, состоящих из двух-трех согласных, иероглифов.

Шампольон посылает в письме свои первые результаты господину Дасье, постоянному секретарю Французской академии надписей. А в 1824 году, в возрасте тридцати четырех лет, Шампольон опубликовал все свои открытия в книге «Очерки иероглифической системы». Впервые за четырнадцать столетий стало возможным прочесть историю фараонов так, как она была записана писцами древнего Египта. Что касается лингвистов, то теперь у них появилась возможность изучить формирование и развитие языка и письменности на протяжении свыше трех тысяч лет: с третьего тысячелетия до н. э. до четвертого века н. э. Более того, эволюция иероглифики могла быть сравнена с иератическим и демотическим письмом, которые теперь также могли быть дешифрованы.

В течение нескольких лет политические события и зависть не давали возможности повсеместно поведать об исключительном достижении Шампольона. Особенно ожесточенно критиковал его Томас Юнг.

В одних случаях Юнг отвергал, что иероглифика могла быть в значительной степени фонетической, в других же он признавал это, но при этом сетовал, что это он сам сделал этот вывод еще до Шампольона и что француз просто заполнил пробелы. По большей части враждебное отношение Юнга явилось следствием того, что Шампольон отказывался признавать его заслуги, даже несмотря на то, что, пожалуй, именно первоначальный прорыв Юнга послужил толчком для возможности осуществления полной дешифровки.

В июле 1828 года Шампольон предпринял свою первую экспедицию в Египет, которая продолжалась восемнадцать месяцев. Для него это была прекрасная возможность собственными глазами увидеть надписи, которые он прежде видел только на рисунках или литографиях. Тридцатью годами ранее экспедиция Наполеона делала совершенно дикие предположения о значении иероглифов, которыми были изукрашены храмы, но теперь Шампольон мог просто читать их знак за знаком и безошибочно переводить. Его поездка произошла как раз вовремя. Спустя три года, по окончании обработки заметок, рисунков и переводов, сделанных во время своей египетской экспедиции, у него случился тяжелый удар. Обмороки, от которых Шампольон страдал в течение всей своей жизни, были, по-видимому, симптомами более серьезной болезни, усугубленной его чрезмерно интенсивными научными изысканиями. Он умер 4 марта 1832 года; ему исполнился всего только сорок один год.

 

Загадка линейного письма B

 

В течение двух столетий с момента открытия Шампольона египтологи продолжали постигать хитросплетения иероглифики. Сейчас они уже настолько хорошо разбираются в ней, что способны справиться и с зашифрованными иероглифами, которые входят в число самых древних в мире шифртекстов. Оказалось, что ряд надписей, обнаруженных на гробницах фараонов, были зашифрованы; при этом использовались различные способы, включая использование шифра замены. Так, иногда вместо привычного иероглифа ставились придуманные символы, а в других случаях вместо правильного использовался визуально похожий, но фонетически отличающийся иероглиф. Например, вместо иероглифа, изображающего змею и представляющего собой z, мог использоваться иероглиф, изображающий рогатую гадюку и который обычно соответствовал f. Такие зашифрованные эпитафии предназначались, как правило, не для того, чтобы их нельзя было расшифровать; эти криптографические загадки предназначались, скорее, для того, чтобы пробудить любопытство проходящих мимо, вынуждая их тем самым задержаться у гробницы.

Расправившись с иероглификой, археологи взялись за дешифровку и других древних письменностей, среди которых были вавилонские клинописные тексты, руны кок-тюрков и индийское письмо брахми. Впрочем, до сих пор еще остаются неразгаданными несколько письменностей, ожидающих своих подрастающих Шампольонов, к примеру, письменность этрусков и индская письменность (см. Приложение I). Исключительная сложность при дешифровании остальных письменностей заключается в том, что в них нет крибов, — ничего такого, что позволило бы дешифровальщику разобраться в содержании этих древних текстов. В египетской иероглифике такими крибами послужили картуши, которые подсказали Юнгу и Шампольону, что в основе иероглифов лежит фонетика. Без крибов дешифровка древней письменности может оказаться безнадежной; имеется, правда, в истории широко известный пример дешифровки письменности без их помощи. Линейное письмо В — критская письменность, относящаяся к бронзовому веку, — было дешифровано без каких-либо ключей, завещанных писцами древности. Эта задача была решена благодаря логике и озарению — убедительный пример чистого криптоанализа. И действительно, дешифрование линейного письма В расценивается как величайшая из всех археологических дешифровок.

История линейного письма В начинается с раскопок, проводимых сэром Артуром Эвансом, одним из наиболее выдающихся археологов на рубеже двух столетий. Эванс интересовался периодом греческой истории, описанной Гомером в двух своих эпических поэмах — «Илиаде» и «Одиссее». Гомер дал подробное описание хода Троянской войны, рассказал о победе греков у Трои и о последующих подвигах героя-победителя Одиссея, — события, которые предположительно происходили в двенадцатом веке до н. э. Ряд ученых девятнадцатого века объявили эти поэмы Гомера ничем иным, как легендами, но в 1872 году немецкий археолог Генрих Шлиман обнаружил местонахождение самой Трои, неподалеку от западного побережья Турции, и внезапно вымыслы Гомера оказались историческими событиями. Между 1872 и 1900 годами археологи отыскали новые доказательства, свидетельствующие о существовании яркого, богатого событиями периода в доэллинской истории, примерно за шестьсот лет до классической эпохи Греции Пифагора, Платона и Аристотеля. Доэллинский период длился с 2800 по 1100 гг. до н. э., и в последние четыре столетия эта цивилизация достигла своего расцвета. На материковой Греции ее центром были Микены, где археологи обнаружили огромное количество памятников материальной культуры и сокровищ. Однако сэр Артур Эванс был немало озадачен тем, что археологи не смогли найти ничего похожего на письменность. Он не мог согласиться, что общество, стоящее на такой высокой ступени развития, могло быть абсолютно неграмотным, и решил доказать, что у микенской цивилизации имелась хоть какая-то форма письменности.

После встреч с различными афинскими продавцами древностей сэру Артуру в конце концов попались несколько камней с вырезанными на них знаками, которые, по-видимому, представляли собой печати, относящиеся к доэллинской эпохе. Знаки на печатях производили впечатление скорее символики, используемой в геральдике, нежели подлинной письменности. Но все же это открытие послужило для него стимулом продолжать поиски. Говорили, что эти печати были доставлены с острова Крит, и в частности из Кносса, где, как гласила легенда, находился дворец царя Миноса и который был центром «империи», господствующей над Эгеями. Сэр Артур выехал на Крит и в марте 1900 года приступил к раскопкам.

Результаты не заставили себя ждать и оказались поистине ошеломляющими. Он обнаружил остатки великолепного дворца, пронизанного причудливой системой коридоров и украшенного фресками, на которых были изображены юноши, перепрыгивающие через свирепых быков. Эванс предположил, что «танцы» на быках как-то связаны с легендой о Минотавре, чудовище с бычьей головой, пожиравшем юношей и девушек, и ему пришла в голову мысль, что сложность дворцовых переходов послужила прообразом лабиринта Минотавра.

 

Рис. 57 Древние города вокруг Эгейского моря. Обнаружив сокровища в Микенах в Греции, сэр Артур Эванс приступил к поиску табличек с надписями. Первые таблички с линейным письмом В были обнаружены на острове Крит, центре минойского царства.

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2019-04-27; просмотров: 389; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.89.56.228 (0.099 с.)