Которая стала трагедией миллионов

Адольф Первый, когда ещё не был Предводителем, а звался просто Адольфом, очень любил рисовать.

Он рисовал с детства, как всякий ребёнок. Вначале мелом на асфальте или стене дома, затем цветными карандашами в рисовальных альбомах, которые ему дарила мать, затем научился писать акварелью, и это ему понравилось больше всего. Писал он по памяти или с какой-нибудь фотографии, в основном, городские пейзажи и цветы.

Маленький Адольф был тихим мальчиком, хотя и немного нервным, так как в детстве считался слабым и болезненным ребёнком. Девочки над ним смеялись, мальчики его частенько колотили, оттого и любил он сидеть дома один и фантазировать на бумаге карандашом и кистью.

Когда Адольф подрос, то решил, что непременно станет художником. И не каким-нибудь из тех, кого видел на Рабочей улице – Arbeiten Straße – или на Центральной площади. Там, за раскладными мольбертами, сидели нищие рисовальщики и акварелисты, очень похожие друг на друга – посмотришь на них и сразу поймешь: неудачники.

Адольф не хотел быть на них похожим. Он мечтал жить в замке и писать картины масляными красками, и чтобы покупали их не только богатые люди, но и самые известные музеи мира.

Время шло. Из мальчика и подростка Адольф превратился в юношу – упрямого, своенравного и вспыльчивого – и стал готовиться к поступлению в Венскую Академию художеств. К этому времени у него уже была не одна сотня акварельных работ, в основном, городских и сельских пейзажей, много цветов и рисунки собак. Вот только людей в его работах не было. Так, несколько акварельных фигурок, гуляющих по акварельным улицам. Было, правда, несколько карандашных набросков женских лиц, да ещё канонический сюжет Богоматери с младенцем Христом.

Убеждённый в своём таланте, Адольф упаковал все работы в дорожный сундучок, и поехал в Вену круто менять свою жизнь.

Но, как известно, Судьба не всегда одаривает нас теми подарками, которые мы ей заказываем. Поступление, увы, не состоялось. Профессора Венской Академии Художеств без капли сомнения вынесли свой окончательный вердикт – настоящего художника из этого «посредственного рисовальщика», как они написали, никогда не выйдет.

Тот день выдался для Адольфа чёрным. Возвращаться домой он не хотел. Да и как туда вернуться, когда уезжал с грандиозными планами и уверенностью, что обязательно поступит. Если не он, то кто же! И вдруг такой поворот!

Расстроенный Адольф вышел из Академии весь в гневе, со слезами на глазах. Его первой мыслью было сжечь все свои работы. Но перед этим он уже мысленно видел огромный пылающий костёр самого здания Венской Академии Художеств.

Внезапно рядом с ним присел на скамью какой-то древний старик. У него был профиль хищной птицы – огромный нос, большие чёрные глаза и белая борода.

– Не переживай, – сказал старик Адольфу. – И вытри слёзы. Мужчинам, даже если они ещё юноши, не подобает рыдать. Это удел слабых людей и капризных женщин. Ты же не такой. Ты упрямый и сильный. И будущее твоё велико и прекрасно!

Адольф вытер глаза рукавом пиджака и с удивлением спросил старика:

– Кто вы?

– Меня зовут Кардиган.

– А меня… – хотел представиться юноша.

– Адольф, – ответил за него старик. – Я знаю.

– Откуда?! – ещё больше удивился молодой человек.

– Видишь ли, мой мальчик, все долгие годы, и даже века, я искал такого человека, как ты. И, наконец, нашёл здесь, в Вене. Сейчас ты пойдёшь со мной, и я научу тебя Новому искусству. Ты будешь жить на горе Броккен в старинном замке, который станет твоим домом, и начнёшь писать живописные полотна волшебными свинцовыми красками. С их помощью и своим дьявольским воображением ты приведёшь в движение силы самого Ада! Всё, что ты нафантазируешь – тут же оживёт и свершится наяву! Все твои жуткие мечты воплотятся в жизнь, а, вернее, в Смерть. Ты придумаешь сюжеты, в которых будут убийства и нечеловеческие пытки, руины городов и лагеря смерти! И каждая новая картина станет страшнее предыдущей. Так ты отомстишь людям за твоё сегодняшнее поражение. Я видел, как пылало огнём это здание в твоих мечтах. Пусть так же пылает весь мир!

– Так кто же вы? – спросил молодой человек, почувствовав в себе прилив новых неведомых ему ранее сил, сродни затаённым силам вулкана.

– Кельтский колдун, – ответил старик.

Этим колдуном и был Кардиган, родившийся в Уэльсе и взявший себе имя от города, в котором когда-то появился на свет.

Он был уже в преклонном возрасте, его суставы были изъедены артритом, поэтому лучше всего Кардиган чувствовал себя в образе птицы, которой не нужно много ходить. И он превратился в белого ворона. Он души не чаял в своём талантливом ученике, сердце которого с каждым днём всё больше наполнялось злом и жестокостью. Именно из-за этих качеств он и выбрал Адольфа, так как они щедро подпитывали и подкармливали чёрную душу белого ворона.

Но и Адольф Первый считал Кардигана важной птицей. Кельтский колдун стоял на страже покоя и безопасности Третьего Рейха, и само его существование и значимость были так велики для Предводителя, что тот даже велел выбить изображение священного колдуна в образе хищной птицы на монетах, бумажных деньгах и печатях. Так что, кто не знает, теперь будет знать, что это лишь неудачное изображение ворона, а не правильное изображение орла.

– Наверное, это и есть свинцовые краски, – догадался Шурка, подойдя к рабочему столу.

Он взял первый попавшийся под руку тюбик и прочёл на нём:

– «Белила свинцовые»… Точно, они!

– А ведь из свинца отливают пули! – догадался Лёвка. – Значит, их нужно уничтожить!

– И не только краски, – предложил Шурка.

Не теряя времени, они вчетвером стали бросать в камин, всё, что попадалось под руку – кисти, холсты, палитры. В просторной пасти камина жарко запылал огонь.

 

Адольф Первый спешил в Научный Городок. По всему Тале слышались крики и пальба.

– Что происходит? – спросил Предводитель первого же встречного полицейского.

– Ловят новое пополнение для тюрьмы, – ответил тот.

– А где старые арестанты?

– Тех так и не удалось найти. Наверняка сбежали из города.

– Значит, вы не выполнили мой приказ – вернуть в тюрьму всех сбежавших! – заорал на него Предводитель.

– Зато выполняем второй, в котором говорится, что «тюрьма не должна пустовать», – без страха ответил полицейский. – Мудрые слова, Ваше Предводительство! Любой невиновный может стать преступником в один миг – если это потребуется для порядка и безопасности Тевтонии!

Предводитель был приятно удивлён тем, что его, мельком обронённую фразу, мало того, что запомнили, так ещё взяли на вооружение и даже стали приводить в действие.

– Отлично! – сказал он полицейскому. – Назначаю тебя Главным полицейским города!

– Служу Тевтонии! – поблагодарил Предводителя страж порядка, выбрасывая перед собой правую руку.

«Фюрерваген» тронулся дальше.

– Из таких подлецов, полных тупого усердия, – заметил ворон Кардиган, – получаются неплохие палачи…

– Главное, чтобы их усердие пошло нам на пользу! – подытожил Адольф Первый.

 

Когда «фюрерваген» въехал в ворота Научного Городка, Предводитель детально и тщательно расспросил охранников, не видел ли кто из них дочь профессора Шмидта. Одни сказали, что не видели, зато другие вспомнили, что видели, потом, правда, оказалось, что видели Монику давно, ещё до ареста. Это несколько огорчило Адольфа Первого, но всё же он не терял надежды найти её в самом доме.

Автомобиль остановился у коттеджа Шмидтов. Водитель несколько раз просигналил, однако наружу никто не вышел.

– Может быть, они тоже сбежали? – предположил Адольф Первый. Он поднялся на крыльцо и несколько раз нервно позвонил в дверь.

На пороге показалась хмурая фрау Клоц.

Предводитель, не говоря ни слова, попытался войти вовнутрь, но женщина своей долговязой фигурой загородила ему вход.

– Что это значит?.. – опешил Адольф Первый от наглости экономки.

– Я не пущу вас в дом, господин Предводитель! – твёрдо сказала она, даже не пытаясь сделать шаг в сторону.

Адольф хищно улыбнулся:

– Выходит, я оказался прав! Эта девчонка прячется здесь! – Он обернулся к охранникам: – Обыскать дом!

Охранники, грохоча сапогами, поднялись на крыльцо. Фрау Клоц, что есть силы ухватилась руками за дверные косяки.

– Не пущу! – произнесла она, с ненавистью глядя в их серые лица. – После вас остаётся только грязь на полу! Таких, как вы, в приличные дома не пускают!

– Да она просто свихнулась на своей чистоте! – изумился Предводитель.

– Это не болезнь, мой мальчик! – проскрипел ворон. – Это ненависть к тевтонским солдатам! А ненависть не лечится…

И фрау Клоц расстреляли прямо на пороге дома. А тело сбросили с крыльца, чтобы Адольф Первый мог спокойно войти в коттедж.

– Обыскать весь дом, – отдал он приказ полицейским. – От чердака до подвала.

Сам учёный в это время находился в своём кабинете. Услышав пререкания экономки с полицейскими, а затем и автоматную очередь, Пауль Шмидт поспешно спустился вниз.

– Приветствую вас, профессор! – хмуро улыбнулся ему Предводитель. – Пока мои молодцы ищут вашу дочь, разрешите приобщиться к вашим мудрым мыслям.

– Прошу в кабинет, – ответил учёный. – Только Моники в доме нет, зря ищут…

Они стали подниматься по деревянной лестнице на второй этаж.

– Неужели так ловко спрятали? – пошутил Предводитель.

– Она в тюрьме, господин Предводитель, и вы это прекрасно знаете, – ответил Шмидт, продолжая играть роль несчастного отца.

– Она сбежала, – раздражённо ответил Адольф, – и вы это знаете не хуже меня! Жаль, что мои пожелания вы не восприняли всерьёз, профессор! И вам это, как и вашей дочери, даром так не пройдёт! Вместо того, чтобы работать на благо Тевтонии, вы действуете, как её враг!

Они вошли в кабинет. Предводитель сел в то же кресло, что и в прошлый раз.

– Если я правильно вас понял, – произнёс Пауль Шмидт, – то моя дочь не в тюрьме?..

– Перестаньте! Я ни за что не поверю, что вы не знаете об этом!

– Интересно, каким образом я мог её выкрасть их тюрьмы?..

– Это вы у меня спрашиваете?! – сказал возмущённый Предводитель. – Вконец, обнаглели! Воистину, «чем больше я узнаю людей, тем больше я люблю собак».

– Всех людей не уничтожить, – ответил учёный. – Даже десятками армий ваших «осиновых всадников»!

– Ночные Рыцари отличные воины и число их бесконечно. Каждый осинник – это отряд, каждый лес – армия. Если все осины на свете превратить в воинов, никто не справится с ними!

– Но почему осины? – спросил профессор. – Почему не дуб или клён?!..

– Этот вопрос задайте Иуде, почему тот выбрал именно это дерево!.. Так вот случилось, и не мне обсуждать библейские события!.. Первая осина, на которой повесился Искариот, дала жизнь новым деревьям, а её чёрный яд Зависти и Предательства напоил и вскормил тысячи поколений!..

– Но есть и другая версия, – сказал Шмидт. – Когда Богоматерь пряталась с младенцем Иисусом от преследователей под деревьями, деревья замолкали, чтобы не выдать их царю Ироду – ни стуком ветки, ни шелестом листьев. И лишь одна осина всё шелестела и шелестела, за что и была проклята Богом. Впрочем, – добавил профессор, – деревья не виноваты, что когда-то в древние времена на одном из них повесился предатель. На их ветвях до сих пор поют птицы и скачут белки. Они из тополиного рода, из семейства ивовых!

– Все равно их называют «Иудиным деревом»! – зло возразил Предводитель. – И хватит лирики! Есть осиновый кол, который так боятся вурдалаки, вампиры и другая нечисть! Заметьте, осиновый, а не кленовый!.. Недаром осины растут по склонам оврагов, на местах пожарищ и вырубок.

– Уже не растут, – сказал Шмидт. – Сгорел ваш осинник.

Адольф Первый, как ужаленный вскочил на ноги:

– Как сгорел?!

– Кто-то поджёг…

– Ну, и чёрт с ними! – махнул рукой Предводитель. – В другой раз соберу новое войско из анчаров! Уж эти ядовитые деревья будут куда опасней!..

В кабинет без стука вошли два полицейских.

– Девчонки в доме нет, – отчитались один из них.

– Жаль! – Предводитель скривился от огорчения. – Тогда забирайте отца! – И добавил понравившуюся ему собственную фразу: – Тюрьма не должна пустовать…

И в тот же миг волосы на его голове задымились и вспыхнули, а с ними загорелся и он сам, и тут же исчез. И белый ворон тоже.

Полицейские стояли на пороге с вытаращенными глазами, не понимая, что это были не чьи-то проделки, а чей-то подвиг …

К этому следует добавить, что в отличие от Предводителя, колдун Кардиган бесследно не исчез, а превратился в часть гипсового барельефа на каком-то из домов Тале. Долгое время голова ворона с мёртвыми глазами красовалась под черепичной крышей. Но после череды осенних дождей размокла и рассыпалась.

 

Ганс прощался с Айкой:

– Когда ты вдруг уйдёшь, и твой исчезнет след… –

напевно читал он ей свои последние стихи –