Оптовая торговля мясопродуктами

Все пять ведущих производителей использовали одинаковые системы распределения продукта, одни и те же методы эккаунтинга. При этом опять таки, создание сложных систем распределения было продиктовано не наличием сговора, а необходимостью обеспечения загрузки мощностей.

Рассматриваемые системы распределения были хорошо приспособлены к географическим особенностям производства и потребления. Главными компонентами системы были: (а) крупные оптовые склады-магазины, оборудованные холодильными установками, (б) железнодорожные вагоны-рефрижераторы, (в) вагоны-«коробейники», позволявшие проводить розничную торговлю «с колес». Склады-магазины создавались в крупных центрах с высокой концентрацией населения. Вагоны-«коробейники» представляли собой модифицированные железнодорожные вагоны-рефрижераторы, ходящие строго по расписанию и позволяющие доставлять продукцию на самые удаленные станции.

И склады-магазины, и вагоны-«коробейники» требовали дополнительных инвестиций, но являлись необходимым условием достижения успеха на рынке. Мелкие независимые производители, действующие на западе и среднем западе, имели сходные системы распределения, но неизмеримо меньшие по своим размерам. Фактически, производители национального уровня скупали часть продукции у региональных производителей, реализуя ее затем через собственные системы распределения.

Централизованные системы распределения, используемые ведущими производителями, давали им конкурентные преимущества четырех типов. Во-первых, с рынка устранялись брокеры-посредники и передача товара на консигнацию. Во-вторых, хотя инвестиции в вагоны-рефрижераторы и склады-магазины могли производиться фирмами средних и малых размеров, лишь крупные объемы операций позволяли окупить эти инвестиции. В-третьих, ведущие производители могли гораздо быстрее реагировать на появляющийся спрос, причем делать это на весьма удаленных рынках. В-четвертых, склады-магазины позволяли значительно снизить издержки на хранение мясопродуктов, существенно ускоряя товарооборот. Единственным принципиальным недостатком подобных систем распределения были высокие транспортные издержки. Региональные производители, обслуживая рынки, мало удаленные от их заводов, могли на этих рынках успешно конкурировать с национальными лидерами.

В период проводимого FTC расследования, на долю ведущих производителей приходилось 89% продаж, осуществляемых складами-магазинами, являющимися структурными подразделениями фирм-производителей. Эти продажи, соответственно, обеспечивали 92,5% всей оптовой торговли мясопродуктами. Иными словами, розничная торговля мясопродуктами базировалась именно на приобретении товаров на рассматриваемых складах-магазинах. Около 90% розничных продаж осуществлялось затем через независимые специализированные продовольственные магазины или супермаркеты.

Независимо от того, насколько глубоко вертикальная интеграция проникала в распределение и продажи, монопольная власть не являлась «естественной» для владельца соответствующих мощностей, если действующие на рынке фирмы не договаривались о единых ценах на конечную продукцию и не принимали специальных мер для ограничения проникновения в отрасль. FTC, впрочем, утверждала, что ведущие производители блокировали вход в отрасль через владение вагонами-рефрижераторами и стационарными холодильными установками.

В действительности, проникновение на рынок стационарных холодильных установок было относительно недорогим и несложным делом. Гораздо больших инвестиций, не всегда посильных для средних и малых производителей, требовало строительство и использование вагонов-рефрижераторов. Ведущие производители мясопродуктов обеспечивали железнодорожным компаниям огромные объемы перевозок, обеспечивая себе, как собственникам вагонов-рефрижераторов преимущества двух типов. Прежде всего, тарифы на железнодорожные перевозки были для них весьма льготными. Так, например, в 1880-е гг. железнодорожные компании получали по 3/4 цента за каждую милю прогона вагона-рефрижератора, принадлежащего производителю, при его передвижении на восток от Чикаго и 1 цент — при передвижении на запад от Чикаго. Еще одним преимуществом было «особое отношение» к вагонам-рефрижераторам, принадлежащим ведущим производителям. Во-первых, эти вагоны получали более тщательное и быстрое обслуживание, поскольку проходили в день в среднем большее количество миль; во-вторых, фирмы-производители, не имеющие собственных вагонов-рефрижераторов, не всегда могли их свободно арендовать в нужном количестве; в-третьих, минимальные сроки аренды подобных вагонов часто были чрезмерно большими для малых фирм; в-четвертых, специальные правила позволяли ведущим производителям перевозить в своих вагонах-рефрижераторах по пониженным тарифам не только мясные, но и прочие пищевые продукты.

В целом трудно согласиться с утверждениями FTC о наличии «многослойной ткани монополизации, контроля, комбинации, сговоров и ограничений». Существовали, скорее, доказательства усилий по вертикальному интегрированию вперед и назад от контроля за скотопригонными дворами ко всем стадиям производства и распределения мяса, мясопродуктов и мясных консервов, за исключением стадии розничных продаж. FTC пыталась, правда, провозгласить наличие контроля над розничными продажами как прямое следствие контроля над оптовой торговлей. Это, однако, выглядело чистой спекуляцией. Что же касается развития собственности на вагоны-рефрижераторы, то ее основной причиной была невозможность получения подобных вагонов от железнодорожных компаний.

 

Пищевая промышленность

Последней отраслью, вызывавшей вопросы FTC к ведущим производителям мясопродуктов, было производство не мясных продуктов питания, таких как масло, яйца, сыры, а также птицеводство. Ведущие производители распространили свой бизнес на эти новые для себя товарные линии в период I мировой войны с одобрения федерального правительства, стремящегося проводить централизованные закупки у крупных производителей. Председатель FTC Вильям Колвер относился к подобной практике с большой тревогой, подчеркивая, что «... огромные излишки прибылей, извлекаемых из операций по переработке мяса, инвестировались в производство других, связанных и не связанных с основной технологией товаров, в таких прогрессивно возрастающих объемах, что переход реального контроля над общенациональным предложением пищевых продуктов в руки пяти производителей... вполне возможен».

Другие наблюдатели рассматривали происходящее как вполне естественный процесс. К тому же, несмотря на значительное увеличение наименований пищевых продуктов, производимых рассматриваемыми фирмами, последние не становились лидерами в соответствующих продажах. Тем не менее, FTC заключило, что ведущие производители мясопродуктов имели потенциальную возможность доминировать в оптовых продажах бакалейных товаров путем (1) переноса привычной для себя практики сговора на новые товарные рынки, и (2) более низких издержек в распределении.

 

Заключение

Очевидно, что ведущие компании по переработке мяса создавали и всячески поддерживали пулы на рынках домашнего скота, широко используя свое влияние. До какой степени это вызывало концентрацию в мясоперерабатывающей промышленности, впрочем, неясно. Компании признали также, что в период с 1885 г. по 1902 г. они создавали пулы и в области мясопереработки. Более того, в качестве альтернативы этим пулам была учреждена NPC. В то же время, нет очевидных доказательств того, что добровольный роспуск NPC в 1912 г. вновь привел к созданию пулов. В период I мировой войны значительно расширился перечень не мясных пищевых продуктов, производимых рассматриваемыми компаниями. Мотивация этого, однако, была скорее внешней (закупочная политика федерального правительства), чем внутренней. Подобный «всплеск интереса» к производству не мясных продуктов отмечался затем в период II мировой войны и войны в Корее. Сложно заключить, имело бы место подобное расширение деятельности в отсутствие внешнего стимула, и в какой степени компании были настроены добровольно свернуть производство не мясных продуктов в послевоенный период. Тем не менее, FTC предъявила компаниям обвинения в монополизации пищевой промышленности в целом, не подкрепив их фактическими данными за 1917-1919 гг.

Если же предъявленные обвинения в наличии сговора на всех уровнях «мясного» бизнеса были справедливы, то можно было ожидать явных признаков успеха, характерных для подобной практики. Во-первых, должна была проявиться тенденция к возрастанию прибылей ведущих компаний, но она не была отмечена. Более того, норма прибыли у прочих фирм, занятых в переработке мяса, была, как правило, выше! Ведущие фирмы лишь пытались стабилизировать загрузку своих мощностей. Короче говоря, основной целью ведущих компаний, занятых в переработке мяса, не была максимизация прибылей, и, принимая во внимание сложность их интегрированной деятельности, вовсе не удивительно, что норма их прибыли могла быть ниже, чем у более мелких конкурентов. Во-вторых, разница между оптовыми ценами на мясо и ценами на живой домашний скот должна была возрастать, однако FTC не обнаружила таких данных. Было лишь обнаружено, что, несмотря на желание стабилизировать загрузку мощностей, ведущие компании вовсе отказывались покупать домашний скот, если находили цены на него слишком высокими. В-третьих, вход в отрасль для новых конкурентов должен был быть блокирован, а число мясопомышленников и оптовых торговцев должно было уменьшаться или, по крайней мере, не увеличиваться. В действительности же, число компаний, связанных с мясопереработкой, увеличивалось. Стабилизация же числа производителей национального уровня может быть объяснена более высокой нормой прибыли независимых производителей, ориентированных на региональных потребителей.

 

Государственная политика

Позиция FTC не может быть однозначно ни оправдана, ни опровергнута, однако эта позиция в целом соответствовала идеям, заложенным в I и II статьях закона Шермана. Тем не менее, модель, в итоге предложенная FTC, не являлась в этом смысле традиционной. FTC предложила революционный для антитрестовской практики шаг — усиление степени общественного контроля над мясопереработкой. Исходя из тезиса, что существовавшая у ведущих компаний система распределения была ключевым элементам всей модели монополизации, FTC рекомендовала государству приобрести существующий парк вагонов для перевозки живого скота и вагонов-рефрижераторов, скотопригонные дворы, оптовые склады-магазины и управлять ими как государственной монополией.

Прежде всего, FTC, очевидно, предполагала применить против ведущих мясопроизводителей закон Шермана. В течение 1919 г. дважды инициировались слушания по делу, однако рассматриваемые компании сами прервали затянувшуюся ситуацию «нависшего обвинения», согласившись в 1920 г. подписать так называемое Решение об уступках. В соответствии с этим решением ведущие компании отказывались от наиболее очевидных рычагов доминирующего воздействия на рынок домашнего скота. Кроме того, они отказывались от производства большинства видов не мясных продуктов питания и от использования своих каналов распределения для реализации подобных продуктов. Решение не было прямо направлено против концентрации в отрасли. По-видимому, FTC и федеральный Департамент юстиции рассчитывали путем воздействия на элементы «вертикали» производства мясопродуктов косвенно воздействовать на уровень концентрации.

Почему компании согласились подписать Решение об уступках? Прежде всего, потому, что продолжающееся юридическое преследование вело к слишком большим издержкам, наносило урон имиджу компаний и превращала их в популярную мишень «радетелей» за понижение цен и повышение качества продукции. Кроме того, в Конгрессе усиливалось лоббирование за передачу всех стадий производства и переработки мяса под прямой, либо косвенный контроль государства. И, наконец, непрекращающиеся обвинения в сговоре на рынке домашнего скота грозили компаниям серьезными финансовыми потерями.

Подписание Решения серьезно изменило настроения в Конгрессе. В течение двухлетнего периода между появлением Отчета FTC и подписанием Решения об уступках, в Конгрессе прошла серия «экстремистских» слушаний в духе эпохи «плохих трестов», таких как слушание по законопроекту Симса, подразумевавшему передачу всех маркетинговых мощностей ведущих компаний в прямую собственность государства. Каждое последующее слушание, особенно после подписания Решения об уступках, касалось все менее радикальных мер.

15 августа 1921 г. Конгресс принял законопроект Хагена, вошедших в историю как «Закон о мясоперерабатывающих предприятиях и скотопригонных дворах», введший в отрасли государственное регулирование. При этом компании из «стальных объятий» FTC переходили в косвенное подчинение куда более либерального Департамента сельского хозяйства. В соответствии с новым законом, во-первых, определялись масштабы регулирования; во-вторых, формулировались «приемлемые» формы торговой практики при закупках домашнего скота, домашней птицы и молока, а также при продаже соответствующих конечных продуктов; в-третьих, вводился механизм регулирования тарифов, цен и деловой практики на всех скотопригонных дворах и аукционах, а также — деятельности рыночных брокеров. Кроме того, законом учреждалась специальная Администрация мясоперерабатывающих предприятий и скотопригонных дворов в рамках федерального Департамента сельского хозяйства.

В целом же, государственная политика, вызванная к жизни расследованием FTC, направленным против ведущих мясопромышленников, оставила их более или менее свободными в принятии решений внутри своей «коренной» отрасли. В то же время, рынок домашнего скота стал значительно более конкурентным, была защищена от «величайшего треста в мире» и пищевая промышленность в целом. Уникальность же данного случая в истории американского антитрестовского регулирования проявилась, прежде всего, в том, что ведущие фирмы остались практически свободны от регулирования в мясопереработке как таковой.