Илья Муромец и голи кабацкие

 

 

Шла калика перехожая

Из города из Киева.

Настрету ей, калике,

Старой козак Илья Муромец.

5«Здравствуй, добрый молодец!» —

«Здравствуй, калика перехожая,

Откуль идёшь, откуль путь держишь?»

Говорит ему калика перехожая:

«Я иду из города из Киева,

От того от князя от Владимира». —

«Всё ли у вас в городе по-старому,

Всё ли у вас в городе по-прежному?»

Отвечат калика перехожая:

«У нас в городе не по-старому,

У нас в городе не по-прежному:

Завезалось Издолищо поганое

Ко тому ко князю ко Владимиру во гриню во столовую.

Сидит он меж князём да меж кнегиною,

У кнегине держит руки да в па́зухе,

Пониже пупа около це́рева,

А князь не смел ему слова вымолвить».

Говорит тог̇да старой козак Илья Муромец:

«Ох ты ой еси, калика перехожая,

Сменяемся мы с тобой платьем цве́тным».

(У калики како уже платье!)

Говорит калика перехожая:

«У мня платье каличие,

У тебя платье молодецкое,

Не меняю я с тобой».

Просит его козак во второй нако́н.

На это калика опять не соглашаетця.

Стал просить его в третей нако́н.

Тут калика соглашалася.

И поменяли они платье, которо можно было.

Поехал старой в стольне Киев-град,

Не доеждяет до города — слезавал с добра́ коня,

Спустил коня в чисто поле,

Сам пошел в стольне Киев-град.

По перьвости зашёл на царев кабак:

«Здравствуйте, чумаки-человальники,

Опохмельте мня, калику, с пути-дорожецки!»

Говорят чумаки-целовальники:

«По разговору стоишь оправить тебя,

По платью не стоишь ни одного гроша».

Были тут голи кабацкие.

«Ох вы ой еси, голи кабацкие!

Уж вы сложьтесь по гривенке, —

Опохмельте калику с пути-дорожецки!»

На это были голи ухватливы да и догадливы,

Сложились они все по гривенке,

Купили зелена́ вина́,

Чару в полтора́ ведра́,

Подали калике перехожей.

Брал он чару едино́й рукой,

Выпил он чару к едину́ духу,

Звеселило тог̇да его ретиво́ серцё,

Скиневал с себя чунный крест,

Который стоит ему петьсот рублей,

И говорит он голям кабацким:

«Ох вы ой еси, голи кабацкие!

Вы снесите мой крест,

Заложьте в лавку торговую,

Заложьте его в двухстах рублях».

На то голи были ухватчивы,

Потащили его крест в лавку торговую

И заложили его в двухстах рублях,

И притащили денежки и отдали калики перехожаей.

Пил он вина по надобью и голе́й поил,

Напилса он до́пьяна,

И зашел на печку на муравленку,

И спал-храпел богатырским сном

Целы трое суточки.

Стали его будить чумаки-целовальники,

Ото сну он тог̇да пробуждаетця,

Соскакивал он на кирпичен пол,

Схватил чумака за черны́ кудри́,

При́знял он его выше буйной головы,

Спустил он его на кирпищат пол —

Тут чумаку смерть случилася.

«’Ну беду сделал, надо другу сделать —

Не буду я в городе виноватый».

Выходил он скоро вон на уличю,

Стоптал и сломал двери подвальныя,

Стал выкатывать бочки сороковочки с зелены́м вином

На площадь на кабацькую.

Сказал голям кабацкиим:

«Пейте, голи, вина, сколько надобно, —

Не буду я в городе виноватый».

Побежали чумаки-человальники

Ко князю с желобо́ю.

Говорят чумаки-целовальники:

«Ох ты ой еси, Владимир-князь!

Пришла к нам калика перехожая,

Пила она сколько надобно,

Убила чумака-человальника,

Выкатила бочки сороковочки

На площадь на кабацкую

И поила голи кабацкие».

А князь им слова не вымолвил.

Узнал князь: эта калика — не худа блоха.

Скричал он своих слуг верныих:

«Запрегайте вы тройку лошадей

На царев кабак,

Зовите вы калику перехожую

Хлеба-соли кушать и переваров пить!»

На то слуги были догадливы,

Запрегли они лошадей и поехали на царев кабак,

Зовут они калику перехожую

Ко князю ко Владимиру.

Отвечает калика перехожая:

«Мне не надо ваших лошадей, да я пешком иду».

И приходит он ко князю ко Владимиру.

Заходит он во гриню во столовую,

Молитця он, на все стороны поклоняетце,

А князю со кнегиней во особицу,

А поганому Издолишшу челом не бьёт, головы не гнёт.

Попоносят ему на стол лебёдушку не кушанную, не рушенную,

На нож ее воткнул и в гортань пихнул,

С щоки на щоку лебёдку переваливал,

Нижней щокой косьё вываливал.

Говорит тог̇да калика перехожая:

«Помнишь ли, князь, помятуешь ли?

У попа была у отца собака, у Ростовского,

По сметьям она, собака, таскалася да костью подавилася».

Понесли ему коврижечку хлеба тоже не кушану и не рушану,

С щоки на щоку коврижечку переваливал,

Нижней щокой корки вываливал.

Говорит тог̇да калика такова́ слово́:

«Помнишь ли, князь, помятуешь ли?

У попа у отца у Ростовского была коровища,

По сметья́м шаталася да шалом подавилася».

Издолищо сидит поглядыват да осержаетця.

Принесли ему, Издолищу, ушат воды,

Выпивал он этот ушат воды,

Говорит тог̇да калика таково́ слово́:

«Помнишь ли, князь, помятуешь ли?

У отца у попа у Ростовского

Была кобыла водовозная,

Много она пила воды и захлебнуласе,

То же будет и этому Издолищу».

Схватил он булатный нож, Издолище поганое,

Бросил в калику перехожую булатным ножом самым остриём,

На поле́те нож калика подхватывал за самый черешок,

Говорить стал калика князю таковы слова́:

«Можно ли, князь, гриню твою кровавити?»

И положил нож в пухов колпак,

И свернул пухов колпак на три у́гла,

Бросил он в Издолищо поганое,

И попал он в Издолищо поганое —

И повалился Издолищо на улицу со всем с простенком.

Выскакивал он на улицу, калика перехожая,

Онну ногу́ оторвал Издолищу и бросил ворона́м на съедение.

 

 

Понедельник, 28 мая 2012 г.