Провал на Кубе, успех в Румынии

Вскоре после падения Берлинской стены в ноябре 1989 Кастро скажет: «Сейчас по словам империалистов существует два типа социалистов, два типа коммунистов: хорошие и плохие... Тех, кто не склоняется перед империализмом, они называют негибкими. Да здравствует негибкость!»

Реакционный обозреватель «Нью-Йорк Таймс» Уильям Сафир назвал Фиделя «Чаушеску Кариб». Но их судьба в этом году сложилась по-разному. Чаушеску тоже отказывался стать «гибким», и Горбачев дал советским спецслужбам приказ на подготовку его свержения и сотрудничества в этом деле с американскими спецслужбами. Ставленники Андропова и Горбачева–Крючков, Шебаршин, Язов, Моисеев и Михайлов–приказ Горбачева исполнили. В рамках этой операции Гусев послал в Бухарест Филина, который владеет румынским (молдавским) и был его доверенным человеком. В Бухаресте Филин мог быть офицером связи при Минобороны Румынии и Генштабе. 15 лет спустя, после своего участия в оранжевом путче в Киеве осенью 2004, когда он координировал действия оранжевых силовиков с американским посольством, Филин использует эту параллель в одном из первых залпов информационно-психологической разработки силового окружения Путина. Я хочу процитировать одну сцену из его статьи «Путин – не Чаушеску», опубликованной за месяц до указа Ющенко о создании Спецотдела «Р», в которой он описывает решающий момент в заговоре советских и американских спецслужб против «негибкого» вождя румынского социализма.

· Я помню, в тот момент в коридоре румынского министерства обороны меня остановил генерал, учившийся ранее в СССР и хорошо говоривший по-русски. "Как вы в Москве думаете, что нам теперь делать?" – спросил он. Я ответил: " А у вас что, есть выбор?" "Да, – произнес генерал, – американцы тоже так считают. Только что моему начальству позвонил Дик Чейни. Требует, чтобы мы немедленно выступали. Говорит, что режим у нас кровавый, что армия должна взять ответственность на себя. Так что выступаем, пожелай нам удачи". 45

Я думаю, что Филин (или Суриков) выдумал эту сцену для пущего эффекта на Сечина, Устинова и их силовое окружение. Но, видимо, суть отношений между путчистами в МО, их американскими спонсорами и советскими советниками в целом схвачена верно. Такой же сценарий Чейни, Вебстер и Гейтс готовили вместе с советскими спецслужбами и для Фиделя Кастро. Причем подготовка началась еще раньше, с 1987, когда Горбачев приехал в Вашигтон, взяв с собой инкогнито маленького востроносого мужчину с непривлекающей внимания внешностью.

Больше всего Горбачева беспокоили Кастро и Хоннекер, крепнущие связи между ними. На заводах ГДР оставалась вооруженная рабочая милиция. Троцкисты-спартаковцы даже надеялись поднять ее на защиту социализма и в последней отчаянной попытке бросили туда свои лучшие кадры и финансовые средства, которые у них были. Спецслужба Маркуса Вольфа тоже могла не согласиться на свою сдачу американцам. Кубинская революция не сдавалась, и авторитет Фиделя оставался высоким. КГБ передавал Горбачеву, что Кастро считал его изменником делу социализма. Шла информация и от заграничных «друзей перестройки».

В январе 1989 года в разговоре со своим другом, писателем Габриелем Гарсиа Маркесом, сторонником горбачевской перестройки, Фидель сказал: «Пойми меня правильно. Я не против принципов перестройки, но это исключительно рискованная политика. Она ведет мир социализма обратно в капитализм». А когда Маркес возразил, что напротив перестройка это «скорее начало настоящего социализма, социализма с человеческим лицом», Кастро ответил: «Нет, поверь мне, Габо, это будет катастрофой». И об этом знал Горбачев.

Кастро оставался для него большой проблемой.

В июне 1998 года газета El Nuevo Herald (испаноязычный выпуск «Майами Геральд») опубликовала сенсационное заявление бывшего кубинского журналиста Рауля Мартина, который в течение более 10 лет работал в информационном агентстве «Пренса Латина». Мартин рассказал, что в период 1987-89 гг. он участвовал в операции КГБ, которая проводилась под прикрытием советского агенства «Новости». Целью операции была работа с недовольными элементами в кубинской армии с целью подготовки свержения Кастро и перехода к политике «перестройки». 46 Вряд ли только КГБ готовило переворот на Кубе. У ГРУ для этого было не меньше возможностей благодаря обширным военным связям между СССР и Кубой. И в первую очередь, благодаря тесным связям дивизионного генерала Арнальдо Очоа Сантеса с Генштабом МО СССР и лично с одним из заместителей начальника ГРУ– Юрием Гусевым. В советском генералитете хорошо знали Очоа и его «демократические» взгляды по академии Фрунзе и тесному взаимодействию в Африке, где он критически высказывался о политическом курсе Кастро еще в 70х годах.

Советские генералы политического вектора Генри–Горбачева, ставленники и выдвиженцы последнего, готовили Очоа на роль вождя антикастровского переворота. Помогали ему в Эфиопии и Анголе. В том числе с «самофинансированием» его экспедиционного корпуса. Были операции с алмазами, слоновой костью на черном рынке. Какое-то маргинальное участие люди Очоа могли принимать и в наркоторговле. Видимо, в этот специфический бизнес его посвятил Гусев во время поездок Очоа на Ферганскую базу спецназа ГРУ. Но все-таки не наркотики были настоящей причиной того, что вскоре после триумфального возвращения Очоа из Африки в январе 1989 Рауль Кастро дал санкцию на его оперативную разработку.

Кубинцы давно знали о «демократических» беседах Очоа с его друзьями из советского Генштаба. Никакого состава преступления в этом не было. Братья Кастро не опасались горбачевцев как таковых, даже получая сведения о работе КГБ с кубинскими офицерами. Но лишняя осторожность не мешала. Тем более, что, вернувшись в Гавану, Очоа готовился принять командование Западной Армией – главной военной группировкой кубинцев, чей сектор ответственности включал столицу.

· Очоа действительно был весьма популярен в армии и нередко проявлял самостоятельность. Во время кубинских спецопераций он несколько раз бросал войска в атаку вопреки приказам Кастро, а на последнем этапе войны в Анголе фактически вышел из подчинения кубинского командования и вел войну самостоятельно. Его неофициальные контакты с советскими генералами стали темой специального расследования, которое Фидель поручил министру безопасности Абрантису. 47

Ситуация резко изменилась, когда Фидель и Рауль заподозрили связь между казалось бы не имеющими ничего общего событиями – «демократическими» беседами Очоа с советским генералитетом и делом группы Ренальдо Руиса–наркоторговцев, обвиняемых прокуратурой США в транспортировке наркотиков с помощью кубинских властей. Руис жил в США и был родственником одного из офицеров Тони де ля Гуардиа, работавшего под прикрытием кубинской торговой миссии в Панаме. Трудно сказать, была ли их случайная встреча в Панаме действительно случайной, но кончилась она тем, что Руис договорился с Тони об использовании объектов МВД на Кубе для транзита кокаина, который он брал у людей из Меделинского картеля.

Ренальдо Руис был арестован в Панаме 28 февраля 1988 года и в тот же день доставлен в США агентами ДЕА. Три дня спустя Фидель Кастро узнал, что американская прокуратура в своем обвинении против группы Руиса указывает, что при транспортировке наркотиков использовались кубинские «правительственные объекты», и что самолет Руиса совершил как минимум одну посадку на военной базе в Варадеро. Сначала, кубинцы сочли это частью обычной антикубинской пропаганды. По сообщению «Гранма», официальное расследование началось только в марте 1989 года после получения «надежной информации от дипломатов дружественной страны».

Но тогда как понять информацию Саркисяна, что Гусев послал Филина в Колумбию по просьбе Очоа еще в августе 1988 года для перестройки кокаиновой линии ФАРК?! Можно предположить, что неофициальное расследование все-таки началось раньше, скорее всего летом того же года, когда кубинские дипломаты обратились в ДЕА с предложением поделиться имеющейся у них информацией в связи с судом над Хьюго Кебалосом (Hugo Ceballos), обвиненном в контрабанде кокаина. Кебалос не обвинялся в связи с кубинцами, но в его деле упоминалось использование территориальных вод Кубы. ДЕА выразила готовность на обмен информацией, н о запросив разрешение Госдепартамента, получила отказ. Этот запрос кубинцев свидетельствовал, что в Гаване начинали чувствовать, что в обвинениях американцев была доля истины. Поэтому, если неофициальное расследование было предпринято, то началась оперативная работа контрразведки. Показательно, что впоследствии, на процессе Очоа, начальник кубинской контрразведки не ответил на вопрос председателя трибунала о времени начала расследования, сказав только, что оно началось по распоряжению Фиделя. Учитывая широкие связи Очоа и Тони в спецслужбах, можно предположить, что информация о начале оперативной разработки достигла их вскоре после ее начала. Нельзя исключить, что источником этой информации могла быть и советская агентура на Кубе. Но куда больше вопросов ставит даже не дата командировки Филина, а ее обстоятельства и задачи. Дело в том, что в деле Очоа и Тони де ля Гуардиа ФАРК не упоминается ни кубинцами, ни американскими источниками. Можно представить, почему Кастро не хотел раскрывать связи Кубы с ФАРК, но в силу тех же причин американцы несомненно ухватились бы обеими руками за возможность обвинить Кубу в связях с «нарко-террористами».

Итак, два обстоятельства–командировки Филина в Колумбию задолго до возвращения Очоа из Анголы и отсутствие каких-либо следов ФАРК в кубинской и американской литературе о деле Очоа-де ла Гуардия – позволяют предположить, что не кубинцы, а люди Гусева занимались наркотрафиком кокаина из Колумбии в США через Никарагуа, как и афганским героином через советские базы на Кубе. Естественно, не одни, а с друзьями Гусева в РУМО и ЦРУ еще по совместной работе в Афганистане. Возможно, привлекая время от времени и людей Тони. Кастро достаточно было только подумать о такой возможности, чтобы понять, что означало для Кубинской Революции и его лично это «совместное предприятие» в духе горбачевского «возвращения в мировое сообщество». Кубинская контрразведка по ЛА была одной из лучших в мире. Фиделя должен был насторожить и отказ Госдепартамента разрешить ДЕА обмен информацией с кубинской прокуратурой. Значит на Кубе у наркоторговцев была связь, о которой Кастро не должен был знать. Дело было не в наркотиках. Американцы готовили что-то очень большое, и где-то рядом с ними были спецслужбы Горбачева. Одновременно с возвращением Очоа в Гавану, военная разведка США (ДИА) совместно с таможенной службой и частями береговой охраны приступила к планированию операции по похищению министра МВД Кубы Абрантеса – начальника Тони. По этому плану Абрантеса предстояло заманить на встречу наркоторговцев в международных водах между Кубой и Багамами. Эта провокация под кодовым названием «Операция Грейхаунд» планировалась на середину 1989 года. К этому времени Очоа должен был уже стоять во главе Западной армии. Провокация с Абрантесом могла стать сигналом к перевороту в Гаване.

Гавана, 4 апреля 1989 года. Кастро уже знает, что советские спецслужбы приступили к подготовке военного переворота на Кубе. До расстрела группы Очоа - де ля Гуардия остается немногим больше двух месяцев.

В субботу, 27 мая 1989 года Рауль Кастро приказал обеспечить наблюдение за домом министра транспорта Диоклеса Торальба (Diocles Torralba). В прошлом, Торальба руководил силами ПВО МО и сохранил связи в армейской среде. Имел близкие отношения с высшими чинами. Его дочь, Мария Елена, была замужем за Тони. В этот вечер Очоа находился в доме у Торальба. Зашел разговор о перебежчиках – майоре Флорентино Азпилага и генерале ВВС Рафаэле дель Пино. Очоа заговорил о благах советской перестройки и об изменяющейся позиции его советских товарищей по Анголе относительно перехода к демократии. Собравшиеся не подозревали, что их подслушивает оперативная группа Рауля Кастро. 48

Позиция «советских товарищей» действительно изменялась и очень быстро. Когда андроповский вектор в КПСС и КГБ начал перестройку, он поначалу встретил противодействие номенклатурных кланов в Армии, ГРУ, ВПК и анти - КОКОМ. Но когда грушники поняли, что Горбачев все сдает, они перевернулись на 180 градусов и присоединились. Здесь и пригодилась резервная концепция Генри с ориентацией на союз с США и его наработки по диссидентам.

Очоа, братья де ля Гуардия и другие были арестованы через две недели после вечеринки у Торальба. Американцы знали о готовящемся аресте, возможно через людей Гусева, и предлагали Тони и его друзьям организовать их бегство в Майами. Но кубинцы колебались, был момент, когда они собрались в скоростном катере, но на побег так и не решились.

На судебном процессе в Гаване, кубинское руководство приложило особые усилия, чтобы исключить подозрения в политическом заговоре. Все свелось к наркотикам и коррупции. Но основательная чистка Министерства обороны и внутренних дел указывала на обратное. Существование военного заговора необходимо было скрыть по ряду причин, внутренних и внешних. Открытое расследование заговора вскрыло бы роль в нем советских спецслужб, а Кастро еще надеялся на изменение ситуации в СССР. А известие, что прославленный генерал и военная верхушка готовили проамериканский путч было бы страшным ударом для самосознания кубинского общества. Между тем, постепенно просачивались все новые детали о жизни и взглядах расстрелянных.

По словам жены Очоа, Майды, «Арнальдо говорил, что мы слишком зависим от социалистических стран, что нам нужно найти новые рынки, развивать туризм, что нам нужны сделки с капиталистическими странами». Как мы видим, вектор Генри не ограничивался верхушкой Советской армии и ВПК.

Тони мечтал, как на барыши с проданного кокаина они снимут на неделю самый шикарный бордель-варьете в Панама-Сити. Пеньковский, генерал Серов и его семья вполне могли разделять мечты Тони. И генерал-лейтенант Изотов не смотрел бы слишком строго на эти маленькие человеческие слабости.

В 1991 в Майами собрались американские специалисты по подрывной работе против Кубы. На конференции шел «разбор полетов». Собравшиеся пришли к следующему заключению. Курсив мой.

· Единственная сила способная изменить положение это кубинская армия. Но здесь мы должны вспомнить, что случилось с генералом Арнальдо Очоа. Люди, разбирающиеся в ситуации на Кубе, знают, что Очоа не мог быть замешан в наркоторговлю. Куда более вероятно, что он был лидером анти-кастровского заговора в вооруженных силах. Кастро уничтожил Очоа физически и морально. Затем под предлогом чистки от тех, кто выполнял приказы Очоа помогать наркобаронам, он поставил верных Раулю офицеров на ключевые посты в министерстве обороны, где советские обладали наибольшим влиянием. Таким образом, на Кубе вряд ли возможен военный переворот вроде того, который Советы организовали в Румынии. 49

Недавно в печати появились посмертные воспоминания печально известного сотрудника ЦРУ Теда Шекли (Ted Shackley) «Мастер шпионажа. Моя жизнь в ЦРУ» (2005). Шекли был специалистом по «мокрым делам», т. н. «исполнительные акции» (еxecutive actions) – операции по физической ликвидации государственных лидеров неугодных США. Его должны были хорошо знать Гейтс и Эрмарт. А также Милтон Борден, впоследствии глава Советского отдела Оперативного управления ЦРУ, сыгравший ключевую роль в организации диверсионных акций в Румынии в 1989. В 1979 у Буша Шекли возглавлял Оперативное управление ЦРУ и принял участие в организации «Октябрьского сюрприза». Шекли хорошо знал Кубу. В 1963 году он руководил операцией по ликвидации Фиделя Кастро с последующим переворотом под кодовым названием «Операция 40». В своей книге он так объяснял ее провал.

· У нас не было надежного доступа к диссидентам, поэтому мы не могли достичь взаимопонимания с потенциальным руководством переворота. То, чего мы искали в 1963 году, материализовалось лишь в середине 1989 года, когда Арнальдо Очоа Санчес в результате своей деятельности в Анголе стал представлять полновесную силовую угрозу Кастро. 50

У Шекли, умершего в 2002 году, до выхода в свет своих мемуаров, не было причин скрывать правду о деле Очоа, в отличие от американских пропагандистов, для которых важно представить генерала невинной жертвой «кровавого режима Кастро».

Информация о настроениях в кругу Очоа подтверждается данными, которые приводят в своей биографии Фиделя Кастро Николай Леонов и Владимир Бородаев.

· В силу родственных и дружеских связей между министром транспорта Диоклесом Торральба, генералом Арнальдо Очоа и братьями Тони (возглавлял спецслужбу МВД по борьбе с экономической блокадой «МС») и Патрисио де ла Гвардиа из них сформировалась группа единомышленников, негативно настроенных к существовавшему режиму. «Однажды я был на обеде в доме у министра транспорта Диоклеса Торральба, – вспоминает X. Масетти, – там же были Очоа, Тони и Патрисио. Я слышал, как они говорили о Фиделе, называя его «сумасшедшим стариком». О чем еще говорили эти сторонники либерализации в отсутствие таких свидетелей, как X. Масетти, можно только догадываться. 51

Близнецы Тони (справа) и Патрицио де ла Гуардия перед трибуналом в Гаване

Две недели спустя после расстрела Очоа и Тони Фидель заявил

· Мы предупреждаем империализм, что у него не должно быть никаких иллюзий в отношении нашей Революции. Пусть он не думает, что она не устоит если в социалистическом лагере произойдет катастрофа. Если завтра нам сообщат, что в Советском Союзе началась всеобщая гражданская война или даже что Советский Союз распался... Куба и Кубинская Революция продолжат борьбу и продолжат твердо стоять во весь рост.

До гибели СССР оставались два года.

По словам Филина он был представлен генералу Очоа на Кубе... Значит, где-то между возвращением Очоа в январе и его арестом в начале июня. Незадолго до начала «Операции Грейхаунд». Но Кастро опередил Гусева и Крючкова. Куба выстояла, и Фидель дожил до нового подъема боливарского социализма в Латинской Америке.

В ноябре или декабре Гусев посылает Филина в Бухарест. На этот раз миссия была успешной. 25 декабря Николай и Елена Чаушеску были тайком расстреляны головорезами румынского спецназа.

Между подавлением советско-американского заговора на Кубе и разгромом социализма в Румынии произошло одно незаметное событие почти что чисто личного плана, которое не упоминается в исторических хрониках того времени. Незадолго перед командировкой в Румынию, Майор ГРУ ГШ МО СССР Владимир В-ч Л-ко, будущий генерал-майор ГУР, зам. начальника Спецотдела «Р» и «известный российский политолог», приобрел на трудовые сбережения поместье в живописных окрестностях Боготы. В «мемуарах» «партийного журналиста» Анатолия Баранова эта недвижимость описывается следующим образом.

· [Владимир Филин] живет в своем доме в горах в окрестностях столицы Колумбии Боготы, по соседству с Альфонсо Давидовичем. Его жилище, приобретенное в самом конце 80-х годов, выглядит довольно экзотично, оно чем-то напоминает рыцарский замок или крепость в горной Шотландии, на прилегающей территории есть даже взлетно-посадочная полоса для небольших спортивных самолетов.

На дворе пока стоял 1989. В Москве еще вовсю шел треп о «социализме с человеческим лицом» и «приоритете общечеловеческих ценностей». Тем временем спецбюрократия переходила к «первоначальному накоплению» материальных. Пока копить их приходилось в далекой Колумбии и других укромных местах. На Рублевке рыцарские замки еще не продавались ни скромным майорам, ни член-коррам, ни министрам. Чтобы покончить с такой несправедливостью, необходимо было покончить с СССР. Пока же, готовясь к этому опасному делу, нужно было подумать о своих тылах, создать какую-то базу для приватизации своего спецслужбистского капитала: анти-кокомовской сети, связей, информации, опыта. И на случай отступления тоже, чтобы было где укрыться. «Замок» Филина со взлетно-посадочной полосой в горах над Боготой, видимо, предназначался для всех этих надобностей. Но он имел еще и символическое значение для козаков-разбойников Гусева. Приближалось время, когда они уйдут в «свободное плавание».

Впрочем, будем справедливы. К приватизации приступили не только бойцы невидимого фронта. Работники советской сцены тоже рвались принять посильное участие в «совершенствовании хозяйственных механизмов». Поэтому в то же время, на другом конце земного шара от замка под Боготой, исполком Моссовета «выделяет ряд зданий в Краснопресненском р-не, в частности особняки по Вспольному переулку и памятник культуры д.6 по ул.Спиридоновка (дом Александра Блока)» Экспериментальному творческому центру под руководством С. Е. Кургиняна, созданному на базе театра-студии с аскетическим названием «На досках». Причем, после того, как эта недвижимость была «реконструирована» на деньги того же Моссовета. Со всех сторон наступали поистине творческие времена. Обнаруживались глубинные общественные связи. В частности, между работниками невидимого фронта и сцены. В этом был даже и какой-то философский момент. Одни работали за сценой, другие на ней. Но оба отряда перестройщиков творчески использовали все эти ширмы, перегородки, задники и закулисы, лазы, верхнюю и нижнюю механику, световые эффекты и обманки, суфлерскую. Постороннему наблюдателю легко было запутаться, кто работник сцены, а кто фронта, где сцена, а где фронт. Вот, например, из темного проема сцены появился маленького роста востроносый блондин неприметной внешности. У него в руках сценарий с расписанными ролями. На заглавной странице пригорошня согласных – «ГКЧП», в скобках: трагикомедия с энным числом днищ в исполнении совершенно секретной труппы.