Государственный капитализм в России до начала 1890-х годов

Железнодорожное строительство в России и Германии

Годы	Россия	Германия
К 1865 г., км		ок. 12000
1865 - 1880, км
В процентах по пятилетиям:	38 - 42 - 20	23 - 48 - 29
1881 - 1910, км
В среднем за пятилетие, км.
Отношение к среднему в процентах:
1881 - 1885
1886 - 1890
1891 - 1895
1896 - 1900
1901 - 1905
1906 - 1910

Спазматичность железнодорожного строительства выступает с особой наглядностью при точной его периодизации по годам его подъемов и спадов (см. табл. N 3).

Таблица N 3

Железнодорожное строительство в России (в верстах)²⁶

Годы	Государственные	Частные	Все железные дороги	В среднем за год	Германия среднегод. (км.)
До 1865				-
1866 - 1878		15 911	17 115
1879 - 1892
1893 - 1895
1896 - 1900			15 300
1901 - 1903
Итого:	11 423	14 944	26 367*
1904 - 1907
1908 - 1913
Итого:
1914 - 1917

-----

* С Китайско-Восточной железной дорогой - 28713 верст, или в среднем 2610 верст в год.

Следовательно, в железнодорожном строительстве России отчетливо прослеживаются два цикла - 27-летний до 1893 г., а затем 21 год до 1914 года. Каждый из них делится, в свою очередь, на две фазы - интенсивного строительства и глубокого спада: в первом случае 13 и 14 лет с падением на 54%, во втором - 11 и 10 лет с падением на 61%.

Эти два больших "цикла" охватывают по 2 - 3 общих экономических цикла и тем самым не совпадают с ними по фазам. Так, на прекращение фазы

Стр. 119

Подъема первого цикла железнодорожного строительства война 1877 - 1878 гг. имела значительно большее влияние, чем кризис 1873 - 1875 годов. Наступивший с 1879 г. спад продолжался до экономического подъема 1893 - 1899 годов. Подъем же самого железнодорожного строительства с 1893 г. частично продолжался еще в начале экономического кризиса 1900 - 1903 годов. Следующий, второй спад в сооружении железных дорог еще больше усилился с началом промышленного подъема 1909 - 1913 гг., строительство железных дорог стало вновь усиливаться лишь с 1912 года.

Если в Германии сравнительно небольшие колебания железнодорожного строительства отражали общее течение экономических циклов, то в России было сильно выражено обратное влияние государственно-капиталистического железнодорожного строительства и хозяйства на экономические циклы. Интенсивное железнодорожное строительство усиливало экономические подъемы (в начале 1870-х и в 1890-е годы) и ослабляло действие кризисов (кризис 1873 г.; но кризис 1900 - 1903 гг. правительство, как увидим, пытаясь ослабить, сумело лишь затянуть). Снижение масштабов железнодорожного строительства, напротив, ослабило подъем 1880-х годов (придав общий депрессивный характер экономике этих лет), способствовало "депрессии" 1904 - 1908 гг., ограничивало темпы предвоенного экономического подъема.

Такая цикличность железнодорожного строительства в России объясняется прежде всего тем, что оно почти целиком зависело от привлечения капиталов извне, а это практически могло осуществляться лишь путем государственных и гарантированных правительством займов. В то же время в благоприятных экономических условиях 1860 - 1870-х и 1890-х годов правительство форсировало железнодорожное строительство до предельного напряжения государственного кредита и государственных финансов. Напротив, в неблагоприятных экономических условиях после войны 1877 - 1878 гг. (депрессивное состояние хозяйства и дефицитность бюджета) или во время и особенно после кризиса 1900 - 1903 гг. строительство резко сокращалось.

По существу, преобладающая часть намного уменьшившегося железнодорожного строительства 1900-х годов была лишь завершением или необходимым дополнением строительства, развернутого в годы подъема. До 1893 г. необъятные просторы Азиатской России имели всего 1678 верст железных дорог, в том числе Среднеазиатскую линию до Ташкента и небольшую линию в Сибири от Екатеринбурга до Тюмени. К 1904 г. протяженность железных дорог в Средней Азии достигла 2,3 тыс. верст (и начата постройка Ташкентской дороги), а в Сибири - 6 тыс. верст (не считая 2,3 тыс. верст КВЖД), причем было открыто сплошное движение до Владивостока. Строительство железных дорог в Средней Азии и Сибири (а также в Закавказье, где до 1893 г. было 820, а к 1904 г. прибавилось еще 500 верст) проводилось с начала и до конца исключительно государством. Прирост железнодорожной сети в Европейской части России с 1893 по 1903 г. составил 19,3 тыс. верст, из них только 4,4 тыс. были сооружены государством. Здесь государственное строительство ограничивалось дорогами, связанными с сооружением сибирских магистралей (линия Пермь-Котлас или начатая строительством линия Петербург-Вятка), и стратегическими дорогами на Западе России. Из дорог крупного и самостоятельного экономического значения государством строились лишь дороги в Донецком бассейне (вторая Екатерининская). Преобладающая часть новых железных дорог в Европейской части страны была сооружена частными железнодорожными обществами. При этом правительство, выкупив в казну в годы подъема почти всю ранее сооруженную сеть частных железных дорог, возложило на шесть обществ огромную программу строительства новых железных дорог. В результате из 14,9 тыс. верст частных железных дорог, сооруженных за 1893 - 1903 гг., этими шестью обществами было выполнено почти 12 тыс., а протяженность их линий возросла с 3,5 тыс. в 1893 г. до 16,3 тыс. верст к 1904 г. (в том числе около 1 тыс. верст, находившихся в аренде) и до 17160 верст к 1913 году.

Стр. 120

С 1904 г. частное железнодорожное строительство в России почти полностью свернулось (Богословская дорога длиной в 200 верст фактически построена за счет финансирования правительством, ничтожная часть работ завершалась шестью указанными обществами). Значительные работы проводили только государственные железные дороги, но и это строительство затухает в 1908 - 1911 годах. Испытывая чрезвычайные финансовые затруднения в годы русско-японской войны и революции 1905 - 1907 гг., правительство вынуждено было завершать строительство начатых магистральных дорог в Средней Азии (Ташкентско-Оренбургская) и в Сибири (Тюмень-Омская, Забайкальская), а затем с 1908 г. приступить к строительству Амурской железной дороги (закончена только в 1917 г.).

Приходилось заканчивать также сооружение Петербургско-Вятской, строить стратегическую Седлецкую и расширять государственные дороги на западных границах. Правда, правительство носилось с мыслью о новом строительстве частными железнодорожными обществами, без государственной гарантии облигаций, но из этого ничего не вышло.

При наступившем новом экономическом подъеме и значительном улучшении состояния государственных финансов правительство впервые не стало принимать существенных реальных мер для форсирования железнодорожного строительства. Стремление к бюджетному равновесию и созданию бюджетных золотоденежных и инвалютных резервов становится преобладающим в правительственной политике. В связи с этим правительство предпочитает проводить дальнейшее развитие сети в форме частного строительства. После некоторых колебаний оно не только возвращается к гарантированию всех облигационных займов железнодорожных обществ, но и вводит исключительно благоприятное соотношение между облигационными займами и акционерными капиталами для новых обществ (9:1 и даже 13:1). На частные общества впервые возлагается строительство таких важных линий, как Армавиро-Туапсинская дорога, открывавшая выход с Северного Кавказа на Туапсе и дававшая возможность кратчайшим путем соединить по Черноморскому побережью всю Европейскую часть России с Закавказьем, а также сооружение железных дорог в Средней Азии, Казахстане и Сибири, где правительство начиная с 1880-х годов неизменно вело только государственное строительство.

Вследствие указанных выгодных условий возникло до трех десятков новых обществ для строительства более 15 тыс. верст дорог. При этом было реализовано акций на сумму 100 млн. руб. и гарантированных облигаций на сумму 1 млрд. рублей. Однако к 1914 г. было построено только 1884 версты, в том числе с 1908 г. 1460 верст, среди них две важные линии - Северо-Донецкая и Волго-Бугульминская. К концу 1917 г. из предполагавшихся 15 тыс. верст новыми обществами было сооружено 5,5 тыс., причем из 31 нового общества 8 не построили ничего.

Старые крупные общества за 1908 - 1913 гг. соорудили только две новые линии: Люберцы-Арзамас и Урбах-Астрахань, в 1914 г. линию Одесса-Бахмач. Строительство государственных железных дорог за 1908 - 1913 гг. ограничивалось некоторым развитием стратегических линий на западных границах и в Закавказье, окончанием Омской дороги, связавшей кратчайшим путем линию Петербург-Екатеринбург с Сибирью, и началом сооружения Амурской дороги, затянувшегося до 1917 года. В условиях экономического подъема государственное строительство упало до самого низкого уровня.

Длина железнодорожной сети на конец 1913 г. составляла 63758 верст (68017 км), не считая 2346 верст Китайско-Восточной дороги и узкоколейных дорог местного значения (частных обществ подъездных путей) общей протяженностью в 2252 версты.

Из этих 63758 верст на государственные линии приходилось 44712, на частные - 19046 верст. Из государственных в Сибири и Средней Азии формально было проложено 10888 верст, фактически (вместе о частью Пермских дорог за Екатеринбургом) - 11892 версты, из частных дорог в Средней Азии - 85 километров. Из 19046 верст частных железных дорог на шесть старых крупных железнодорожных обществ приходилось 17162 версты.

Стр. 121

По списку железных дорог, приведенному позднее Центральным статистическим управлением²⁷, видно, что к 1917 г. сеть частных железных дорог возросла почти исключительно за счет новых обществ с 1884 до 5518 верст (23 общества вместо 9 в 1913 г.). По старым обществам в 1914 г. была введена линия Одесса-Бахмач, к государственным железным дорогам прибавилась Мурманская и начатая в 1908 и законченная в 1916 г. Амурская (не учтена в списке) - всего 3373 версты. Вся сеть выросла, таким образом, на 7007 верст.

Следовательно, к концу 1917 г. вся эксплуатационная сеть насчитывала 71384 версты (76153 км)²⁸, из них государственных 48085 и частных 23299 верст, в том числе в Сибири и Средней Азии государственные 14209 и частные 1630 верст. В эти цифры также не входят частные общества подъездных путей (те же 2252 версты) и КВЖД (2346 верст).

Итак, динамика создания железнодорожной сети России явственно обнаруживает свою связь с ходом развития государственного капитализма в России. Резкое сокращение строительства в 1904 - 1910 гг. и крайне пониженный уровень сооружения дорог в годы нового подъема вместе с проводившейся экономией в оснащении действующих дорог подвижным составом означали, что правительство прекратило государственно-капиталистическую политику индустриализации страны. В решающем, железнодорожном звене эта политика после 1907 г. исчерпала свои возможности выполнять в сфере экономики общебуржуазные задачи.

(Продолжение следует)

Примечания

1. Всех этих внешних источников первоначального накопления была лишена не только Россия, но и среднеевропейские страны, которые остались в XVI-XVII вв. в стороне от процесса огромного обогащения эксплуататорских классов Запада Европы (феодальной знати в Испании и Португалии, формирующейся промышленной буржуазии в Голландии, Англии и Франции). Вместо бурного процесса первоначального накопления Остэльбская Европа с половины XVII до конца XVIII в. была охвачена "вторым изданием" крепостничества.

Помимо заведования царским имуществом (российские императоры были с XVII в. собственниками огромных Алтайского и Нерчинского горных округов, то есть земель, заводов, рудников, позднее - промышленных предприятий по производству фарфора, фаянса, художественного и зеркального стекла, бумаги и т.п.), Кабинет занимался сбором оброка с прикрепленных к кабинетским округам крепостных крестьян, замененного после 1861 г. оброчной податью, и ясачной подати.

Оба эти средневековых института сохранились в их первозданном виде до Февральской революции, а формально не были ликвидированы вплоть до Октября 1917 года. При этом общую величину ясака в период капитализма кабинетские чиновники продолжали исчислять по количеству мужских душ на основе данных последней дореформенной десятой ревизии, хотя действительная численность коренного населения Севера и Востока Сибири катастрофически снижалась. Фактическое поступление пушнины падало и за счет ухода населения на новые кочевья, и за счет роста недоимок. В общей массе огромных доходов Кабинета в период капитализма ясак стал ничтожной величиной, но взыскивался он тем не менее неукоснительно.

Подробнее о ясаке см.: БАХРУШИН С. В. Ясак в Сибири в XVII в. - Сибирские огни, 1927, N 3; БУКОВЕЦКИЙ А. И. Финансово-налоговая политика царизма на колониальных окраинах России. - История СССР, 1962, N 1.

См.: БОРОВОЙ С. Я. Кредит и банки в России (середина XVII в. - 1861 г.). М. 1958, с. 172; ГИНДИН И. Ф. О кредите и банках докапиталистической России. - Вопросы истории, 1961, N 7, с. 144.

Подробнее см.: ГИНДИН И. Ф. Докапиталистические банки России и их влияние на помещичье землевладение. В кн.: Возникновение капитализма в промышленности и сельском хозяйстве стран Европы, Азии и Америки. М. 1968.

8. Продемонстрированная в данном параграфе направленность государственного вмешательства в экономику дореформенной России заставляет вспомнить о понятии "государствен-

Стр. 122

ного феодализма в России" в том применении, которое оно получило в работе: ДРУЖИНИН Н. М. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева. Т. 1. М. - Л. 1946, гл. 1 (ср. также одновременно появившуюся книгу: ШУНКОВ В. И. Очерки по истории колонизации Сибири в XVII - начале XVIII века. М. - Л. 1946). На близких позициях стоял и П. И. Лященко, в главе о XVII в. писавший, в частности, что "экономическая политика царского правительства определялась в первую очередь интересами дворянства" и что "уже при ближайших преемниках Петра I и особенно к концу XVIII в. политика "поощрения промышленности"... превратилась в политику поощрения дворянства" (ЛЯЩЕНКО П. И. История народного хозяйства СССР. Т. 1. Изд. 2-е. М. 1950, с. 406 - 407). Названные авторы приходили к выводу о существовании государственного феодализма на основании изучения прежде всего роли государства в сельском хозяйстве, не касаясь сферы промышленной и торговой политики. Наш анализ вовлекает в исследование данного вопроса и докапиталистические банки.

Такое финансирование производилось в виде долгосрочных неуставных ссуд, то есть ссуд, не предусмотренных уставом банка и выдававшихся вплоть до революции 1905 - 1907 гг. в особом порядке (по докладу министра финансов и с санкции царя, по каждой ссуде отдельно и притом секретно). Ничего подобного в практике центральных банков других стран не было.

См., напр.: Министерство финансов. 1802 - 1902. Ч. 1 - 2. СПб. 1902.

Это характерно и для современного госкапитализма в странах, где он выражает резкое преобладание интересов крупной буржуазии и не имеет антиимпериалистической направленности. Так, в основе государственно-капиталистического предпринимательства Турции лежит установка, согласно которой созданные государством предприятия, после того как они окрепнут, должны передаваться частным акционерным обществам (См. РОЗАЛИЕВ Ю. Н. Особенности развития капитализма в Турции. М. 1962, с. 124, 242 - 243, 259 - 260).

14. В 1913 г. в общей сумме материальных имуществ российских железных дорог, равной 5051 млн. руб., на долю государственных дорог приходилось 3691 млн. руб., или 73%, а на долю частных - 1360 млн. рублей. Ср. с этим весьма малую долю государственных предприятий в общей сумме материальных имуществ российской промышленности (см.: ВАЙНШТЕЙН А. Л. Народное богатство и народнохозяйственное накопление предреволюционной России. М. 1960, с. 236, 312 - 313, 403).

15. В 1900 г. ресурсы Государственного банка, по сравнению о ресурсами (собственными и привлеченными) всех акционерных коммерческих банков, составляли 85%. К 1914 г. Государственный банк и Кредитная канцелярия располагали в России и за границей около 2,2 млрд. руб., что составило примерно 45% по отношению ко всем ресурсам акционерных банков. Из 2,2 млрд. руб. почти 1 млрд. был предоставлен частным банкам.

Поэтому при известной общности социальной природы государства в России и Германии необходимо подчеркнуть качественное различие между помещичьей природой царизма, сохранявшейся до самого его краха, и буржуазно-юнкерским характером германского государства. Политический вес крупной, а затем и монополистической буржуазии был в Германии несравненно больше, чем в России.

В условиях Японии, где текстильная промышленность была тогда представлена переработкой шелка (которая в XIX в. была слабо концентрированной отраслью), крупная капиталистическая тяжелая промышленность, насаждаемая государством, развивалась раньше крупной легкой и пищевой промышленности и смещение последовательности развития отдельных отраслей промышленности выступало с еще большей наглядностью, чем в России.

21. РГИА, ф. 563 (Комитет финансов), оп. 2, д. 202, л. 1 - 6.

22. НИОР РНБ, ф. Государственного совета, ГС-17, с. 2, 20. Записка "О мерах к развитию в России рельсового производства", 19 апреля 1876 года.

Стр. 123

25. Данные по зарубежным странам рассчитаны по сведениям о погодном "приросте эксплуатационной длины" в графе "Транспорт" таблиц из "Отдела 2" изд.: Мировые экономические кризисы, 1848 - 1935. Т. 1. М. 1937, с. 122 - 338. Из этого же издания используемые ниже сведения о продукции металлургии.

26. В табл. 1 строительство по пятилетиям было показано в размере ввода дорог в эксплуатацию (с переводом верст в километры). В данной таблице цифры по 1900 г. включительно взяты из издания Департамента железнодорожных дел Министерства финансов "Краткий очерк развития нашей железнодорожной сети за десятилетие 1904 - 1913 гг." (СПб. 1914) и перегруппированы по периодам. По этим данным, железнодорожное строительство к концу 1900 г. составило 49 766 верст, находилось же в эксплуатации на эту дату 48575 верст. Сведения за 1901 - 1913 гг. в таблице и последующем тексте выведены на основании данных о длине сети, находившейся в эксплуатации, по статистическим сборникам Министерства путей сообщения за соответствующие годы.

В другом источнике (Мировые экономические кризисы, с. 517) строительная длина железнодорожной сети России на конец 1917 г. показана (со ссылкой на данные НКПС) в размере 82706 км, то есть 77527 верст, или на 7053 версты больше. Без дорог местного значения и КВЖД остается все еще разница в 2950 верст, которая в основном падает на годы первой мировой войны. Возможно, что сюда вошли временные дороги чисто военного назначения. Кроме того, строительная длина и эксплуатационная сами по себе всегда дают некоторое расхождение.

стр. 124

 

Государственный капитализм в России до начала 1890-х годов

1. О направленности государственного вмешательства в экономику России XVII - первой половины XIX века

В России зарождение и формирование капиталистического уклада сопровождалось не меньшим вмешательством государства в экономику страны, чем это было несколько ранее в Голландии, Англии и особенно во Франции. Начатое в конце XVII в. и приобретшее крупные масштабы при Петре I насаждение мануфактурной промышленности проводилось сходными с Западом способами. Для усиления своей военной мощи государство создавало горно-металлургические, оружейные, судостроительные, парусные и другие мануфактуры (некоторые из них были переданы впоследствии частным владельцам). Организация частных мануфактур в России сопровождалась, как и во Франции, государственным финансированием (субсидии, ссуды, освобождение от налогов), бесплатным выделением государственных земель и зданий, закреплением за владельцами предприятий монополии на производство тех или иных изделий и т.д.

Однако в условиях феодально-крепостнической России в XVIII в. все эти способы поддержки нарождавшейся капиталистической мануфактуры, имевшие в названных странах Западной Европы столь важное значение, стали побочными по сравнению с главным и решающим видом помощи - закреплением за владельцами мануфактур крепостной рабочей силы. Так насаждение промышленности порождало мануфактуры на крепостном труде - посессионные и вотчинные. Целиком на принудительном труде действовали и государственные мануфактуры. Все это вело к тому, что рост производительных сил в виде крупной и средней мануфактурной промышленности происходил внутри еще не поколебленной феодально-крепостнической формации и не способствовал ускорению формирования собственно капиталистического уклада, представленного купеческими мануфактурами, которые почти не пользовались государственной поддержкой. Более того, поощряемый крепостническим государством рост производительных сил прямо служил укреплению старой формации, по крайней мере до конца первой четверти XIX века.

Весьма своеобразно складывались в России колониальная политика и ее влияние на процесс первоначального накопления капитала. Возможность значительного расширения государства в южном и восточном направлениях привела к огромным территориальным приобретениям. Но в отличие от Запада с его заморскими колониями русское государство росло вширь за счет малона-

Продолжение. см. Вопросы истории, 2006, N 12.

стр. 100

селенных территорий, не дававших в те времена притока драгоценных металлов или столь высоко ценившихся колониальных товаров (пряности, перец и т.д.); этих источников дохода, традиционных для Запада в период первоначального накопления (не говоря уже о таком источнике, как африканская работорговля), в России не было¹. Тем самым захват новых территорий приводил не столько к первоначальному накоплению капитала, сколько к росту феодально-крепостнических отношений вширь и к укреплению их в самой "метрополии" - коренном центре России. Наиболее наглядным последствием этого процесса был огромный рост феодально-крепостнической земельной, а частично и горнопромышленной государственной собственности.

Правда, помимо главной формы колониального грабежа - государственного захвата земель - на просторах Сибири широко практиковалось также ограбление "инородцев" в сфере охотничьего промысла. Но и здесь государство захватило ведущую роль, превратив традиционный натуральный налог пушниной (ясак) в натуральную подушную подать, крайне разорительную для местного трудового населения, бедственное положение которого еще более отягощалось гужевыми и другими натуральными повинностями и поборами местной царской администрации и национальной эксплуататорской верхушки. В XVI - XVII вв. торговля пушниной была монополией московских царей. Мех, вывозимый за границу, обменивался на драгоценные металлы, которые еще не добывались в России. Однако уже в XVI-XVII вв. вывоз продуктов сельского хозяйства и леса по стоимости намного превышал вывоз пушнины. С XVIII в. пушнина потеряла свое "валютное" значение, да и пушной промысел в Сибири в результате хищнического истребления ценных пород лесного зверя начал хиреть.

Важная особенность ясачной подати, сказавшаяся на возможностях ее использования как источника первоначального накопления, состояла в том, что ясак из дохода царской казны, еще в XVII в. нераздельной с государственным бюджетом, превратился в XVIII в. в личное достояние императора. С 1763 г. он поступал в ведение Кабинета его императорского величества² (с 1826 г. включен в состав Министерства императорского двора, доходы и расходы которого контролировались его внутренним аппаратом и не сообщались даже Министерству финансов). Поэтому сравнение пушного ясака как внешнего источника первоначального накопления, косвенно служившего приливу в Россию драгоценных металлов, с приливом в страны Западной Европы серебра и золота из Мексики, Перу и Индии оказывается в целом несостоятельным³.

Не меньшим было в XVI-XVIII вв. различие между Россией и наиболее развитыми странами Западной Европы и по внутренним источникам первоначального накопления капитала. Характерные для Голландии, Англии и Франции расхищение государственных земель, денежные налоги и откупа, государственные подряды и поставки, торговые монополии, аренда государственной собственности, связанная с монополизацией промысловой деятельности (добыча руды, рыбные промыслы и т.д.), были широко использованы в России для обогащения и значительного роста потребления дворянско-помещичьих верхов, что резко суживало возможности накопления капиталов формирующейся буржуазией. Лишь с началом XIX в. откупа и государственные подряды становятся постепенно источниками обогащения буржуазии.

Господство феодально-крепостнической собственности в течение XVII - первой половины XIX в. тормозило зарождение и развитие капиталистического уклада. Стихийно развивавшиеся капиталистические отношения (в виде рассеянных или централизованных мануфактур) гасли и распадались вплоть до последней трети XVIII в., когда развитие купеческих мануфактур стало необратимым, то есть не могло уже подавляться господствующей формацией и политикой крепостнического государства. Именно необратимость указанного процесса свидетельствовала о зарождении в России в конце XVIII в. нового прогрессивного экономического уклада, тогда как зарождавшиеся и обычно вслед за тем угасавшие капиталистические отношения в XVII - первой половине XVIII в. отнюдь не означали еще, на наш взгляд, возникновения русского капитализма как особого уклада⁴.

стр. 101

Но и после зарождения нового уклада вмешательство в экономику России отнюдь не приобрело той направленности на ускорение капиталистического развития страны, которая является необходимым признаком государственного капитализма. Показательно прежде всего, что огромные государственные земельные имущества и важнейшие государственные промышленные предприятия сохранили свою феодально-крепостническую природу вплоть до реформы 1861 года. То же относится и к особо поддерживаемым частным горнозаводским предприятиям Урала и Центрального района.

Вообще феодально-крепостническая собственность, и частная и государственная, до 1861 г. оставалась почти в неприкосновенности. В самый канун реформы 1861 г. земля оставалась, по существу, выключенной из рыночного оборота. Наиболее крупной и ведущей формой общественного богатства оставались феодально-крепостническая частная земельная собственность и монопольное право помещиков владеть бесплатной рабочей силой и присваивать продукт ее труда. Ни купцы, ни ростовщики, которым крепостники задолжали, не могли тем не менее стать хозяевами феодальной собственности своих должников. Разорение отдельных помещиков вело лишь к внутриклассовому перераспределению феодально-крепостнической собственности. Поэтому буржуазная недвижимая собственность до 1861 г. оставалась в зачаточном состоянии. Собственность на незаселенные имения, городские земли и дома не стала еще объектом рыночного оборота и не имела рыночных цен. В случае необходимости оценить их для продажи или залога это делалось путем официальной сословной экспертизы: для дворян - владельцев имений экспертами могли быть соседние помещики во главе с предводителем дворянства, для купцов - другие купцы и городской голова.

Путами крепостнических отношений сдерживалось и формирование классов капиталистического общества - пролетариата и промышленной буржуазии. Вплоть до реформы 1861 г. промышленные рабочие, занятые в государственных и частновладельческих горнозаводских округах и составлявшие почти половину общего числа рабочих, были крепостными государства или частных владельцев. Другая половина, занятая в новых отраслях капиталистической мануфактуры и даже в хлопкопрядильной капиталистической фабричной промышленности (то есть ведущей отрасли первой половины XIX в. на Западе), представляла собой помещичьих оброчных крестьян, подвергавшихся одновременно и крепостнической и капиталистической эксплуатации.

Что касается буржуазии, то характерный для XVIII в. процесс приобщения выходцев из среды мелкой и средней промышленной и торговой буржуазии, завладевших с помощью крепостнического государства крупными горнозаводскими латифундиям (Демидовы, Строгановы, Абамелек-Лазаревы и др.), к феодальной знати с началом XIX в. прекратился и стала быстро формироваться, главным образом в Московском промышленном районе, национальная русская буржуазия. Большинство зачинателей московских промышленных династий вышло из среды крепостного крестьянства, и показательно, что многие из них, став владельцами крупных текстильных фабрик, юридически оставались оброчными крепостными, выплачивая своим сановным господам многотысячный ежегодный оброк или еще более крупный куш за выкуп на свободу. Старое гильдейское купечество, действовавшее в сфере российской торговли и получавшее огромные доходы за счет неэквивалентного обмена, лишь в редких случаях пополняло собой формирующуюся промышленную буржуазию в ведущих отраслях легкой промышленности. Еще больше задерживалось в России политическое формирование буржуазии. Крупная буржуазия оставалась политически инертной, консервативной, ограниченной своими узкими хозяйственно-экономическими интересами. Даже ее собственные "профессиональные" организации наподобие возникших при Николае I мануфактур-коллегий, создавались по инициативе или под эгидой высшей бюрократии. Это обстоятельство имело немалое влияние на пореформенную историю русской буржуазии.

стр. 102

В специфических условиях российского феодализма и при значительной поддержке самодержавного государства особое развитие получили так называемые промежуточные, или "тупиковые", формы и отношения, которые не могли эволюционировать в сторону капитализма. Главной и определяющей из этих форм было крупное барщинное хозяйство российского типа, сочетавшее неизменные крепостнические производственные отношения с новыми товарными связями. Господство такого типа крепостнических латифундий крайне задерживало проникновение капитализма в сельское хозяйство. Крепостнические латифундии не могли, в отличие от прусских помещичьих имений, постепенно, эволюционным путем трансформироваться по капиталистическому образцу. Другой тупиковой формой были крупные мануфактуры, основанные на крепостном труде. Полным подобием сельскохозяйственных латифундий являлись горнозаводские латифундии - государственные и частновладельческие (включая их посессионною форму).

Третьей тупиковой формой, препятствовавшей вплоть до 1861 г. развитию капиталистического уклада, явилась уникальная в мировой истории система государственных докапиталистических банков, использовавшаяся в интересах помещиков и самодержавия. Казалось бы, это экономическое явление можно хотя бы частично отнести к первоначальным формам государственного капитализма, поскольку возникновение и рост этих банков стали возможны лишь в условиях некоторого развития капиталистических отношений. Однако дальнейшему развитию этих отношений государственные банки отнюдь не способствовали. Они были использованы почти целиком в интересах помещиков и крепостнического государства и явно в ущерб развитию капиталистических отношений. В этом выражалась не только классовая политика правительства, но и объективные закономерности воздействия крепостной экономики на развитие капиталистических отношений. Российское государство, единственное в мире, стало в неограниченных размерах принимать вклады на условиях, крайне выгодных для их владельцев. Это вызвало сосредоточение подавляющей части свободных денежных капиталов страны на вкладах в государственных банках. Величина их достигла невиданной в середине XIX в. суммы в 1 млрд. руб. (заметим, что во всех акционерных коммерческих банках Германии, равно как и во всех коммерческих банках пореформенной России, сумма вкладов и текущих счетов достигла 1 млрд. руб. только в середине 1890-х годов). Из них 425 млн. руб. были выданы помещикам под залог населенных имений, что служило в условиях крепостной экономики единственным надежным обеспечением как самих ссуд, так и платежей по ним за счет растущей феодальной ренты. Остальные же ресурсы государственных банков были "позаимствованы" правительством для покрытия бюджетных дефицитов - всего 521 млн. руб., из них 496 млн. руб. с 1823 по конец 1850-х годов⁵.

Существование системы государственных пореформенных банков вызвало отрицательные последствия и для последующего развития капитализма в России. Подавляющая часть накопленных в последние 40 предреформенных лет свободных денежных капиталов была непроизводительно растрачена крепостниками-помещиками и их государством. Само существование этой системы подрывало возможность развития капиталистического банковского кредита банкирами и банкирскими домами, которые на Западе являлись предшественниками акционерных банков, а затем и их организаторами. Централизация вкладов лишала банкиров одного из главных источников их средств. Возможность неограниченных "заимствований" правительством средств из государственных банков исключала образование внутреннего государственного долга в обычной форме облигационных займов, а только в этой форме государственный кредит на Западе мог стать величайшим рычагом первоначального накопления, обогащая посредников-финансистов и создав торговлю ценными бумагами, биржевую игру, акционерные общества и "современную банкократию"⁶. Государственные банки по самой своей сущности и организации не были приспособлены к банковскому кредитованию промышленности и торговли в формах вексельного и лич-

стр. 103

ного кредита, преобладающих у капиталистических банкиров. Купцы вынуждены были пользоваться ростовщическим кредитом, причем среди заимодавцев преобладали крупные крепостники-рантьеры⁷.