Потапов отодвигает от стола стул, что поближе, садится. Про толю он внезапно забыл. Толя толкает его в бок.

ПРОТОКОЛ ОДНОГО ЗАСЕДАНИЯ

ПЬЕСА В ДВУХ АКТАХ С ПРОЛОГОМ

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

П о т а п о в В а с и л и й Т р и ф о н о в и ч — бригадир, 47 лет.
Ж а р и к о в Т о л я — бетонщик в бригаде Потапова, 18 лет.
М и л е н и н а Д и н а П а в л о в н а — экономист планового отдела, 28 лет.
Члены парткома:
С о л о м а х и н Л е в А л е к с е е в и ч — секретарь парткома, 35 лет.
Б а т а р ц е в П а в е л Е м е л ь я н о в и ч — управляющий строительным трестом, 52-х лет.
К о м к о в О л е г И в а н о в и ч — бригадир, 36 лет.
М о т р о ш и л о в а А л е к с а н д р а М и х а й л о в н а — крановщица, 53-х лет.
С л и в ч е н к о И г о р ь А н т о н о в и ч — газосварщик, 30 лет.
Л ю б а е в Р о м а н К и р и л л о в и ч — начальник отдела кадров, 40 лет
А й з а т у л л и н И с с а С у л е й м а н о в и ч — начальник планового отдела, 45 лет
Ф р о л о в с к и й Г р и г о р и й И в а н о в и ч — диспетчер, 56 лет
-
Приглашённые на партком:
Ч е р н и к о в В и к т о р Н и к о л а е в и ч — начальник стройуправления, в котором работает Потапов, 34-х лет.
З ю б и н А л е к с а н д р А л е к с а н д р о в и ч — прораб того же стройуправления, 42-х лет
Кассирша, сотрудница отдела труда и зарплаты, прочие участники пролога.

 

ПРОЛОГ

На сцене темно.
Постепенно усиливаясь, слышится глухой рокот бульдозеров, перезвон башенныx кранов, гудки самосвалов — мы словно подъезжаем все ближе и ближе к строительной площадке. Шум оглушает, становится невыносимым — вдруг обрывается. В центре сцены высвечивается окошечко, полукругом надпись: «Касса». В окошечке — кассирша.

Кассирша (кричит в телефонную трубку). Алё, алё, ты меня слышишь? Чепе у нас, поняла? Чепе, говорю! Бригада Потапова... Коммутатор! Я с трестом разговариваю, а вы... Что значит — срочно? Им срочно, а мне не срочно? У меня чепе на стройке! После сами будете отвечать, что я не вовремя доложила! А вот так! Вы их отключите, а меня включите!.. Алё, алё, это я! Тут чепе! Васю Потапова знаешь? Так вот, его бригада отказалась получать премию! Что? Да выключи там радио, в конце концов! Я говорю — бригада Потапова отказалась получать премию!.. А кто его знает почему! Пацан от них прибежал и... Алё! Коммутатор! Вы там что, издеваетесь, что ли?! Ой, это вы, извиняюсь... Да вот я докладываю — чепе у нас! Бригада, вся как есть, целиком, отказалась премию получать! Представляете? Потапова бригада! А вот так! А кто их знает почему! Пацан прибежал от них, лыбится — нам, говорит, премия ни к чему, мы и так богатые!.. (Смотрит в ведомость.) Нормально начислили: Потапову — семьдесят, другим — по пятьдесят, по сорок... Все остальные получили! А эти деньги мне сдавать или как? Але?.. Здравствуйте! Да! От премии отказались! Вся бригада, семнадцать человек, как один! Бригадир — Потапов Василий Трифонович! Да! Вот я и говорю — чепе! Сколько работаю — первый раз такая история... Да сижу я, сижу жду! У меня касса всё время открытая!.. (Кладёт трубку, придвигает к себе счёты и до конца пролога щёлкает на них и что-то записывает.)

Слева высвечивается длинный канцелярский стол, уставленный множеством телефонов. К столу одновременно подбегают человек восемь-десять строительного начальства, некоторые, судя по одежде, примчались прямо со стройки. Среди них одна молоденькая женщина. Все они бросаются к телефонам и начинают вразнобой, лихорадочно набирать один и тот же номер. Каждый действует как бы сам по себе, не замечая остальных, словно находится один в своем кабинете — за общим столом они собраны условно.

Тревожные телефонные звонки. Справа высвечивается часть бригадной бытовки. На полочке надрывается телефон. Вбегает Т о л я Ж а р и к о в, хватает трубку.
Толя (зычно). Бригада Потапова слушает!
Зюбин (остальные продолжают дозваниваться). Это Потапов?
Толя. Я зa Потапова.
Зюбин. Потапова давай! Быстро!
Толя. Потапов не может, бетон пошел!
Зюбин. Что там у вас такое с премией? Почему премию не получаете? Не можете как все люди? Из-за вас кассир сидит!
Толя (весело). А мы премию получать не будем!
Зюбин. Как это вы не будете? Почему это вы не будете?
Толя. А нам, знаете, деньги надоели! То их клади в карман, то вынимай из кармана — возни больно много!
Зюбин (со злостью). Остряк! Давай Потапова немедленно!
Толя. Занят Потапов. А почему от премии отказались - узнаете на парткоме.
Зюбин. Ты как говоришь? Я ещё пока прораб у вас! Я должен знать или не должен?..
Толя (вразумительно). Будет партком - узнаете.
Зюбин уходит в затемнение, на его месте - другой дозвонившийся. Это Любаев.
Любаев (строго). Товарищ Потапов! Значит, я вас прошу сейчас взять листочек, сесть и написать объяснительную по какой причине ваша бригада отказалась от премии!
Толя. Во-первых, я не Потапов. Во-вторых, он писать не будет. А в-третьих, по какой причине — узнаете на парткоме!
Любаев. Молодой человек! Немедленно приведите к телефону Потапова!..
Толя. А что за спешка? Пожар, что ли? Мы ж не от работы отказываемся — от премии! Ясненько?..
Теперь дозвонилась женщина, это молоденькая сотрудница отдела труда и зарплаты.
Сотрудница (тоненько). Это правда, что вы отказались от премии?
Толя (игриво). Правда!
Сотрудниц а. А что у вас случилось?
Толя. Военная тайна.
Сотрудница. А с нарядами у вас всё в порядке? Нормально закрыли наряды?
Толя. Нормально.
Сотрудница (осторожно). Значит, к отделу труда и зарплаты у вас претензий нет?
Толя. Нет.
Сот p у дн и ц а. Или есть?
Толя. Не-ту!
Сотрудница исчезает, на ее месте появляется следующий, потом ещё два...
(С трубкой у уха каждому продолжает повторять с той же терпеливой интонацией.) Потапов занят... Узнаете на парткоме!.. Занят Потапов!!! Узнаете на парткоме... На парткоме узнаете... На парт-ко-ме!!!
Затемнение

АКТ ПЕРВЫЙ

Помещение парткома треста. Столы составлены, как обыкновенно, буквой «Т». Телефоны, селектор. На сцене М о т р о ш и л о в а — коренастая, с обветренным, грубоватым лицом и сильной короткой шеей, волосы забраны под берет; она вяжет. Входит К о м к о в — здоровый, крепкий, широкоплечий, в огромных резиновых сапогах, заляпанных грязью, в рабочем комбинезоне. Кивнул Мотрошиловой, посмотрел на часы. Входит С о л о м а х и н — ещё молодой человек, худощавый, рыжеватый, порывистый от природы, но научившийся сдерживать себя.

С о л о м а х и н. Добрый день.
М о т р о ш и л о в а. Здравствуйте, Лев Алексеевич.
Входят Черников и Зюбин. Оба садятся в стороне, рядом. Черников, молодой человек в длинном свитере, очень высокий, худой, чем-то похожий на горнолыжника, вынимает из портфеля книгу в яркой обложке начинает читать. Зюбин угрюм, расстроен, нервничает.

Появляется Фроловский, поздоровался с Соломахиным и другими. Садится к телефонам, начинает звонить. Входит Любаев — энергичный, веселый, с папочкой в руке.

Любаев (всем). Добрый день! (Подходит к Черникову.) Здравствуйте. Что читаем?
Черни к о в. Дюдюктив.

Вбегает Сливченко — в брезентовой робе, в каске, озабоченный. Через стол наклонившись к Соломахину, начинает ему что-то страстно внушать.
Входит Айзатуллин — в новеньком отглаженном костюме, с портфелем «дипломат» в руке, серьёзный, сдержанный.

Айза т у л л и н. Приветствую вас, товарищи! (Любаеву.) Управляющий будет?
Люба е в. Должен быть.
Айзатуллин направляется к телефонам, садится рядом с Фроловским и тоже начинает дозваниваться. Сливченко, не найдя понимания у Соломахина, ищет, к кому бы ему обратиться за поддержкой. Подбегает к Мотрошиловой, быстро ей шепчет, старается убедить.
Мотрош и л о в а (укоризненно). Ты прямо, Игорь, как маленький. Сказано — срочное заседание. Как все, так и ты!
Сливченко от нее не отходит.
Фроловский (по телефону)....Так что я тебя очень прошу - зайди, раз такое дело, к дежурной по станции и проследи, чтобы не было составлено акта на простой вагонов! Алё! Да нет, какой кирпич - с кирпичом займёмся завтра. Я же объясняю, у меня срочное заседание парткома...
Сливченко (Соломахину). Лев Алексеевич, отпустите с парткома. Это же экзамен, это не шутка! Если меня не будет, у них в голове всё перемешается!Слушай. Слушай, прекрати. Сейчас все подойдут, послушаем Потапова, — и всё, ты свободен! Полчаса ты можешь спокойно посидеть?
Сливчен к о. Лев Алексеевич! Вы поймите! Такой день! Они ж девчонки совсем. А тут комиссия, чужие люди... растеряются... Они же как сварщицы ещё совсем неопытные - ученицы... Я ж помню, как сам первый раз сдавал на разряд! Лев Алексеевич, мне обязательно надо там быть!.
Лю б а е в (проходя мимо). Да брось, Сливченко, не заливай! Ты их так подготовил — сдадут и без тебя! В прошлом году вся твоя группа во как сдала! И эти не хуже.
Сливченко (возмущённо). Они ж ещё неопытные сварщицы, ученицы! Если меня рядом не будет,растеряются, не сдадут! Там тринадцать членов комиссии!
Фроловский и Айзатуллин (вместе). Товарищи!
С л и в ч е н к о. Извините! (Подходит к Соломахину.)
Лев Алексеевич, отпустите...
С о л о м а х и н. Да ты и так будешь там через полчаса!
С л ивченко. У них через десять минут начинается!
Мне с самого начала нужно!
Фроловский (по телефону). Так что зайди обязательно к дежурной по станции насчет простоев! Подари ей шоколадку от моего имени, ладно? Не забудь!.. Да нет же — сегодня не успеем! Здесь партком на два часа, не меньше.
Сливченко. Ну вот! Лев Алексеевич! Отпустите! Вот так надо! Они ж мне этого никогда в жизни не простят!
Комков (резко). Всем надо! Её вон (на Мотрошилову) с крана сорвали, меня — с бригады! Лев Алексеевич, я вообще не понимаю — на черта мы здесь торчим? Смех один — партком целого треста пошел на поводу у бригадира Потапова! Вон его управление сидит (кивает на Черникова и Зюбина), книжки читает — могли бы со своим Потаповым как-нибудь сами разобраться!
Айзатуллин (положив телефонную трубку). Скоро вообще докатимся — уборщица веник потеряет, а мы будем партком треста собирать по этому поводу.
Фроловский (по телефону)....Ну если нет простоя — не надо дарить шоколадку, естественно!..
Люб а ев. Неправильно, товарищи. Потапов категорически отказался давать объяснения. Кроме как на парткоме. Я с ним разговаривал, Зюбин уговаривал сколько... Нет - и всё! Как бульдозер уперся — и ни в какую. Но мы же должны знать, почему целая бригада от премии отказалась?!
Ком к о в. Я вам заранее могу сказать — почему. Мало! Мало премии дали! А сейчас фокусничает, чтобы добавили!
Зюбин (вскочил). Нормально дали! Потапову — семьдесят, остальным - по сорок, по пятьдесят... (Сел.)
Сливченко (с отчаянием). Всё!
Фроловский. Что — всё?
Сливч е н к о. Всё, всё! Всё...
Ф ро л о в с к и й. Ну что — всё?
Сливченко. Экзамен. Тринадцать членов комиссии. Чужиее люди. Растеряются. Не сдадут... Всё!..
С о л о м а х и н. Вот ведь человек! Ну, хорошо, иди.
С л и в ч е н к о. Куда? (Вдруг поняв.) Можно?! (Обрадованный, убегает. В дверях.) Спасибо, Лев Алексеевич!
В дверях Сливченко чуть не сбивает с ног Батарцева, извиняется и исчезает.
Все (вошедшему Батарцеву). Здравствуйте, Павел Емельянович!

Манера, с которой держится управляющий трестом Батарцев, выражает его давнюю, закоренелую уверенность в том, что каждый его взгляд, жест, поворот головы замечается тотчас, воспринимается с определенным значением и что слова его никогда не остаются неуслышанными. При виде Батарцева Мотрошилова, смутившись, сунула, не глядя, своё вязанье в продуктовую сумку под столом, а Фроловский, закруглив разговор по телефону, освободил место Соломахина.

Б а т а р ц е в (громко). Ради бога, Лев Алексеевич, извини!
Л ю баев (опережая других). А вы не опоздали, Павел Емельянович. Самого главного человека ещё нет! Батарцев (удивлённо). Потапова нет? Может, он уже и парткому не доверяет? Прямо министру решил докладывать? (Проходит вдоль стола, издалека протягивая Соломахину — первому — руку для пожатия.)
Соломахин (с появлением Батарцева стал сдержаннее, строже). Утром виделись, Павел Емельянович.
Батарцев. Ну, с секретарем парткома лишний раз поздороваться не грех! (Пожимает Соломахину руку и поворачивается к сидящему у окна Черникову.) Виктор Николаевич, ты разберись там с этой бригадой, что такое, что за круговая порука? Сегодня они от премии отказались, завтра ещё что-нибудь придумают. (Говоря это, он поздоровался с Черниковым, заодно пожал руку Зюбину, который сидел рядом.) И вы, товарищ Зюбин! Вы там прораб или как? (Черникову.) Он премию получил у тебя, Виктор Николаевич?
Черников (отчуждённо). Да, получил.
Батарцев (не обращая внимания на неприветливость Черникова). А вот напрасно, понимаешь! У него там черт знает что творится, а он премию получает!.. (Поворачивается к Мотрошиловой.) А ты, голубушка, чего здесь? (Соломахину.) Лев Алексеевич, она у нас должна быть где? В Польше или в Венгрии?
Соломахин. В Болгарии. В четверг выезжает.
Батарцев (Мотрошиловой). Ты смотри мне там, не загуляй! Мужу-то наготовила обедов на две недели?
Мотрошилова. Ничего, в столовку походит!
Батарцев (основательно встряхивая руку Комкову). Вот ты, сам бригадир, как думаешь, чего там мудрит Потапов?
Комков (хмуро). Павел Емельянович, у меня от своих дел голова трещит! Вы меня на поликлинику бросили, а там завал тот еще... В общем, я насчет Первого мая не ручаюсь!
Батарцев. Ты брось мне. Сегодня опять звонили, я сказал — к Первому мая будет! Они: не верим! А я говорю: я туда Комкова перевел, лучшую бригаду каменщиков! Тогда, говорят, другое дело. Понял? Управляющему не верят, а Комкову верят! (Айзатуллину.) Вот так, Исса Сулейманович. Мы с тобой сколько эту премию выбивали, чуть не на коленях стояли в главке, а нам ее швыряют обратно! (Соломахину.) Лев Алексеевич, где Потапов?

Стучат в дверь.

Соломахин. Да, можно!

Входят Потапов и Толя Жариков. Потапов в новом костюме, в белой рубашке, выбритый, наглаженный, при галстуке — в лучшем виде. У Толи на плече яркая спортивная сумка на молниях, в руке мотоциклетная каска. Оба усатые. Бросается в глаза, что Толины усы в точности похожи на усы Потапова. Очевидно, это свидетельствует о глубоком Толином уважении к бригадиру.

Потапов (от волнения чересчур громко). Здравствуйте, товарищи! Я — Потапов, если кто не знает. Сразу начнем или можно присесть?
М о т р о ш и л о в а (смотрит на часы). Товарищ Потапов! Вам во сколько было велено явиться?
Потапов. Шлагбаум задержал. Только подъехали — товарняк!
Мотрошилова. Товарищ Потапов! Я двадцать четыре года отработала на производстве и ни разу никуда ни на одну минуточку не опоздала. Ясно вам?

Потапов промолчал.

Л ю б а е в. Он исправится, Александра Михайловна!
Мотрошилова. Вот-вот! Это говорит начальник отдела кадров треста! Потом удивляемся: дисциплина хромает! Как это так? На заседание партийного комитета человек идет! (Батарцеву.) И так у нас всюду, Павел Емельянович!..
Соломахин. Садитесь, товарищ Потапов.

Потапов вновь садится.

Батарцев (подчеркнуто выждав, пока Потапов усядется на место. Соломахину, продолжая). Понимаешь, Лев Алексеевич, премию я еще могу организовать, а вот работу бесперебойную... (Развёл руками.) Тресту на сегодняшний день недопоставлено материалов по одиннадцати позициям! (Потапову, доверительно.) Конечно, кое-какие внутренние резервы имеются, товарищ Потапов. И я попрошу сегодня Виктора Николаевича, мы его специально сюда пригласили, посмотреть внимательно и сделать всё возможное, чтобы в вашей бригаде простои сократились до минимума. (Поворачивается к Черникову.) Просто я прошу тебя, Виктор Николаевич, лично прошу — обрати особое внимание На эту бригаду! Дай ей все, что надо! Дай! (Потапову.) Сколько у вас человек?
Потапов. Семнадцать.
Б а т а р ц е в. Я вам скажу: чтобы семнадцать человек рабочего класса единогласно отказались от премии, от живых денег — это о многом говорит! Я имею в виду — о многом хорошем! Значит, там есть дружба, есть авторитет бригадира, есть определённый уровень, между прочим, культуры, образования. И поэтому, Виктор Николаевич, и вы, товарищ Зюбин, давайте с этими людьми работать умно. (Потапову.) Вы член партии?
Потапов. Да.
Ба т а р ц е в. Я прошу вас правильно понять одну вещь. В строительстве в настоящее время происходят крупные, серьёзные перемены. И в области планирования, и в области финансирования, и в области снабжения. Но на сегодняшний день процесс этих перемен еще не завершён. И не потому, что кто-то тормозит. Просто масштабы работ в стране огромные, проблемы очень сложные, и они не могут решиться так быстро, как нам с вами хотелось бы. Понимаете?.. Конечно, я могу наказать Черникова, наказать Зюбина. Но я знаю и вы знаете, что они не во всём виноваты. Я знаю, что начальник вашего стройуправления — Виктор Николаевич — делает всё, что в его силах! Талантливейший инженер, между прочим.

Батарцев молчит.

Берём пятницу. Вообще обхохочешься. Сдали мы один фундамент в компрессорной. Постарались, отлично сделали (кивнул на Зюбина), Сан Саныч — свидетель. Две недели трудились. И вот приходит представитель заказчика. Братцы, говорит, вы же не тот фундамент сделали! Как не тот? Я чертёж волоку: вот, гляди, тютелька в тютельку! А он: что вы, братцы, мы вашему тресту давным-давно выдали другой чертеж! Тут будет импортная машина стоять - этот фундамент не пойдёт! Звоним в техотдел: был новый Чертёж на фундамент такой-то? Подожди, говорят, поглядим. Поглядели. Да, говорят, такой чертёж у нас имеется, завтра пришлём... Три месяца, Павел Емельянович, не могли переправить чертёж — из треста на участок! Это что, тоже объективная причина невыполнения плана? А теперь в субботу и воскресенье, выходные дни, будем отбойными молотками долбить. Собственными руками уничтожать собственный труд!..
Батарцев (по телефону). Наташа, сейчас же позвони в техотдел, пусть Осетров свяжется со мной, я в парткоме!
Потапов (продолжает). А убыток какой? Фундамент-то тысчонку стоит. Кто за него заплатит? (Батарцеву.) Вы из своего кармана не положите, верно? Не скажете бухгалтеру — я плохо руковожу, денег мне не давайте?!
Любаев (возмущенно). Товарищ бригадир, вы все-таки думайте, прежде чем сказать! Павел Емельянович за ваш счет не наживается, он не капиталист!
Потапов. Ну и что — не капиталист! Может, нам за то, что мы не капиталисты, надо медали выдавать? Ордена? (Любаеву.) Между прочим, Роман Кириллович, то, что капиталист награбил, рано или поздно рабочий класс у него заберет! А вот этот фундамент, который мы отбойными молотками будем долбить, уже никогда и никому не достанется! А ведь у меня, товарищи члены парткома, половина бригады — пацаны. Их же надо как-то воспитывать, прививать уважение к ремеслу. А на чем прививать? На вот этих примерах? Вы знаете, что мне сказал Колька Шишов, с которым я двери искал? Когда мы возвращались со склада, он говорит: «Да-а, коммунизм-то, видать, не скоро построится!»
С о л о м а х и н. И что вы ему ответили? Потапов. Ничего не ответил.
Айзатуллин (внезапно поднялся). Товарищ бригадир, почему вы явились на заседание партийного комитета в нетрезвом виде?

Толя словно только и дожидался этой команды — мигом полез под стол и исчез там. Общее недоумение. Потапов невозмутимо ждет. Наконец растрёпанный, взлохмаченный Толя вылез из-под стола со своей сумкой в руках: сумка расстёгнута, битком набита всякой всячиной, — видно, что Толя долго шарил там и что-то безуспешно искал.

(Гневно.) Ну?!..
Толя (торопливо бормочет). Сейчас, сейчас... (Ставит сумку на стол и поочередно, вещь за вещью, вынимает: рубашку, шахматную доску, старые джинсы, книжку, мотоциклетную деталь, старый берет, брезентовые рукавицы... — всё это он передает Потапову.)

Сначала в комнате очень тихо. Потом — очень шумно. Кто-то встает за спиной Соломахина, чтобы взглянуть в тетради. Батарцев взял себе одну тетрадь. Листают, спрашивают. Только один Фроловский безучастен.

Ко м к о в (встал). Лев Алексеевич, кажется, мы здесь не в кошки-мышки играем. То он три дня скрывал, почему от премии отрёкся, теперь тетради под столом прячет! (Потапову.) Ты что явился сюда — издеваться над парткомом? Тактикой занимайся у себя в бригаде, а не здесь! (Солома-хину.) Я предлагаю, учитывая поведение Потапова на парткоме, как коммуниста Потапова наказать! Да, наказать, Лев Алексеевич!
Мотрошилова (Потапову). Действительно, некрасиво получается. Зачем скрывал-то?

Потапов не отвечает.

Солом ах и н (негромко). Товарищи, давайте не будем становиться в позу обиженных. Человек принёс расчёты— очень хорошо. Давайте заниматься расчётами Потапова, а не поведением Потапова.
К о м к о в. Так мы, Лев Алексеевич, превратим партком черт знает во что!
Соломахин не отвечает.
А й з а т у л л и н (он уже успел полистать одну из тетрадей). Потапов, у вас какое образование? Потапов. У меня? Айзатуллин. Да, у вас.
Потапов. У меня в бригаде один человек кончает строительный институт, один на третьем курсе, двое учатся и техникуме...
Айзатуллин. А лично у вас?
Потапов. А лично у меня девять классов.
Айзатуллин. Сколько, сколько?
Потапов. Девять классов.
Соломахин. Значит, эти расчеты делала вся бригадa?
Пот а п ов. Да, вся бригада. Под моим руководством.
Комков (резко). Никогда не поверю, чтобы бригада такими делами занималась... весь трест обсчитали?
Любаев (с улыбкой). Олег Иванович, не горячись! Меня, например, радуют эти тетради! Понимаете, Лев Алексеевич, даже если эти расчёты не очень точны, а я в этом не сомневаюсь...
Потапов (перебивает). Почему это вы не сомневаетесь?
Л ю б а е в. Да вы не торопитесь, выслушайте сначала! Я же не против вас хочу сказать, наоборот — за вас! Поймите только: провести такого рода анализ даже опытным экономистам не так-то просто. Дело не в том, товарищ Потапов, точны ваши расчёты или не точны...
Потапов (перебивает). Как это — не в том?! Именно в том!
Л ю б а е в. Вы поймите, уже одно то, что вы, бригада, взяли в руки карандаш, начали считать, одно то, что вы задумались о целом тресте, — это уже само по себе говорит о вашем коллективе с самой хорошей стороны! Понимаете? Тут важно само чувство ваше, ваше желание вмешаться, не смириться с теми простоями, которые имеют место! Понимаете? (Соломахину.) Что я предлагаю, Лев Алексеевич. Сейчас нам дальше вести этот разговор смысла не имеет...
Потапов (перебивает). Как — не имеет? Я же дал расчёты!
Л ю б а е в. Но расчёты ваши надо проверить. Никто же может, вот так полистав, сказать — правильно всё или неправильно!
Потапов. Что надо проверить — согласен.
Любаев. Дорогой товарищ Потапов, так я ведь об этом и говорю! Сейчас надо заседание парткома закрыть рабочем порядке организовать комиссию по проверке этих расчётов... Вот и всё!
А й з а т у л л и н. Подождите. Ещё далеко не всё! (Потапову.) Товарищ бригадир, у меня к вам имеется вопрос. (Листает тетрадь.) Где вы взяли такие данные, как: общее количество простоев по тресту за год, выработка на одного работающего по месяцам, сводка наличных ресурсов, остатки ресурсов на первое января... Причём у вас тут показано: отдельно материалы, поступившие железнодорожным транспортом, отдельно — автомобильным транспортом, отдельно — речным транспортом. Где вы взяли все эти цифры, меня интересует?

Потапов молчит.

В чём дело — почему молчите?
Потапов. На этот вопрос я отвечать не буду.
А й з а т у л л и н. Как это — не будете? Я прошу ответить! Зачем же нам разбираться с вашими расчетами, если вы от нас скрываете... Давайте отвечайте!
Пота п о в. Я сказал: на этот вопрос я отвечать не буду. Вы разбирайтесь по существу, а где я взял, у кого — не имеет значения.
Айзатуллин (торжественно). Лев Алексеевич! У меня очень сильные подозрения, что за спиной Потапова кто-то стоит!
С о л о м а х и н. Кто же этот злодей, Исса Сулейманович?
Айзатуллин. А ваша ирония неуместна, Лев Алексеевич! Я понимаю, вы бы желали, чтобы всё, что говорит Потапов, было правдой, и я знаю, зачем вам это надо!
Батарцев (резко). Прекратите, Исса Сулейманович!
Айзатуллин. Павел Емельянович! Потапов — подставное лицо! Эти данные (ткнул пальцем в тетради) могли быть взяты или у меня в плановом отделе треста, что совершенно исключено, или у товарища Черникова! Что совершенно не исключено!
Батарцев. Исса Сулейманович, я вас прошу прекратить. Меня не интересует, где были взяты эти данные!
Айзатуллин. А меня, Павел Емельянович, это очень интересует. Прошу прощения, но я нахожусь сейчас не у вас в кабинете. Пора положить конец той совершенно невыносимой атмосфере, которую в тресте создал Черников. И вы, Павел Емельянович, своей бесконечной добротой и терпимостью поощряете его, я вам об этом не раз говорил! И предупреждал, что это к хорошему не приведет! Ведь работать невозможно. Любое указание, любое распоряжение треста Черниковым торпедируется. Всё воспринимается в штыки! Всё берётся под подозрение! А с тех пор как Черников потерял надежду занять пост главного инженера треста, стало просто невыносимо! Короче говоря, Лев Алексеевич, прошу вас, несмотря на ваши личные симпатии к Виктору Николаевичу и те большие надежды, которые вы возлагаете на его исключительные таланты, внести в этот вопрос полную ясность: я хочу знать, кто дал Потапову цифры!
Соломахин (спокойно, негромко). Я вас очень Прошу, товарищ Потапов, объясните партийному комитету, где вы взяли данные, которыми интересуется Исса Сулейманович. Возник вопрос, надо его снять.
Потапов. Лев Алексеевич, я не могу этого сделать. Понимаете, не могу!

Черников молчит.

Молчание — знак согласия, Виктор Николаевич!
Черников (холодно). Исса Сулейманович, я инженер. Я предпочитаю более точную логику, чем логика поговорок.
Айзатуллин. Значит, вы не согласны?

Черников молчит.

Л ю б а е в (как всегда, добродушно). Товарищ Потапов, я сейчас вот о чем подумал. Ведь ваша бригада трудится в управлении Виктора Николаевича. Почему же вы вдруг сделали анализ всему тресту, а не своему родному управлению? (Поворачивается к Черникову.) Логично было бы наоборот, верно, Виктор Николаевич? А он почему-то управление оставил в стороне и взялся за трест. (Потапову) Как это объяснить?
Потапов. Очень просто, Роман Кириллович. Мы пытались сделать расчёты по управлению, но у нас ничего не вышло.
Айзатуллин. Очень интересно! Значит, по управлению не вышло, а по тресту вышло?!
Потапов (стараясь быть спокойным). Правильно. Я когда в Мурманске работал — у нас трест был в Москве, и там все на управлении замыкалось. А здесь — нет. Тут же все в руках треста. Бетон, склады, чертежное хозяйство, отдел комплектации. Тут хозяин всему — трест. От управления мало зависит.
Л ю б а е в. Тогда такой вопрос. Вам известно было, что между начальником вашего управления, Виктором Николаевичем, и руководством треста существуют определённые трения?..
Батарцев (перебивает). Прекратите! (Айзатуллину.) Кому мы можем поручить проверку расчётов Потапова, Исса Сулейманович?
Айзатуллин (сухо). Милениной.
Батарцев. Очень хорошо. Дина Павловна Миленина — лучший экономист треста, товарищ Потапов.
Соломахин. Я думаю, что для ускорения дела, Павел Емельянович, надо двух человек назначить.
Айзатуллин (вскочив). Вы уже не доверяете моим сотрудникам?! Дина Павловна — честнейший человек! Или вы мне не доверяете? Что вообще происходит?
Батарцев (поднялся). Успокойтесь, Исса Сулейманович! Пусть будет два человека. Это ж для ускорения дела.
Айзатуллин. Хорошо. В таком случае этим вторым человеком буду я. Вы не возражаете, Лев Алексеевич?
Соломахин (вынужденно). Не возражаю.
Батарцев. Теперь давайте срок назначим. Я предлагаю две недели. Не возражаете, Лев Алексеевич?
Соломахин. Не возражаю.
Батарцев (поворачиваясь к Потапову). Значит, товарищ Потапов, давайте еще раз уточним позиции. Вы ставите вопрос о том, что тресту был необоснованно скорректирован план. Так?
Потапов. Так.
Б а т а р ц е в. Доказательством чему служат вот эти дпо тетради. Так?
Потапов. Так.
Батарцев. Теперь мы вашему анализу делаем наш анализ и через две недели докладываем вам результат. Так?
Пот а п о в. Так.
Батарцев. Всё? Есть ещё вопросы, жалобы, пожелания?
П о т а п о в. У меня есть просьба.
Батарцев. Какая просьба?
Потапов (обращаясь к Соломахину). Лев Алексеевич, я прошу партком задержаться на десять минут. Я сейчас приведу человека, который давал нам цифры.
На сцене общее недоумение, замешательство.
Батарцев. Товарищ Потапов, нас не интересует, кто вам давал эти цифры, и не надо никого сюда приводить. Мы проверим ваши расчёты и доложим вам результат...
Соломахин. Объявляется перерыв на десять минут!
Батарцев смотрит на Соломахина. Соломахин молчит.

Затемнение

 

АКТ ВТОРОЙ

Действие как бы возвращается: та же мизансцена, что в конце первого акта, до просьбы Потапова.

Батарцев. Всё? Есть ещё вопросы, жалобы, пожелания?
П о т а п о в. У меня есть просьба.
Батарцев. Какая просьба?
Потапов (обращаясь к Соломахину). Лев Алексеевич, я прошу партком задержаться на десять минут. Я сейчас приведу человека, который давал нам цифры.

Потапов убегает. После небольшой паузы все задвигались, встали. Черников вновь извлёк из своего большого чёрного портфеля, прислонённого к ножке стула, книжку в яркой обложке, устроился поудобнее, стал читать. Фроловский пересел на соседний стул, раскинул вольно локти, лбом уткнулся в стол — решил вздремнуть. Айзатуллин унес обе тетрадки Потапова к окну, поближе к свету, и, даже не садясь, облокотясь о подоконник, снова стал тщательно изучать их, делая оттуда выписки в свой блокнотик — двумя авторучками сразу, очевидно разного цвета. Здесь же, у окна, суетится Мотрошилова — она поочерёдно снимает с батареи свои не до конца отмытые сапоги и медленно рукой прощупывает их изнутри. Сапоги ещё влажные; вздохнув, она опять их пристраивает за шторкой. Батарцев резко поднимается и выходит из комнаты, затем появляется на авансцене, как бы в коридоре, и там вышагивает. Комкон тоже ходит взад и вперед, но в комнате. А Толя тем временем занимается своей сумкой: вынул её из-под стола, поставил на стул, всё содержимое вытряхнул на соседний стул и стал не торопясь заталкивать в сумку своё имущество.

Любаев (Толе, шутливо). Телохранитель! Кого же, интересно, сейчас твой Потапов приведет?
Толя (не отрываясь от своего дела). Он же сказал — человека!
Любаев. А фамилия у человека имеется?
Толя. Имеется.
Любаев. Какая?
Толя. Не знаю.
Мотрошилова. Человек-то этот где работает? У вас в управлении?
Толя. Не знаю.
Комков (на ходу, со злостью). Потапов-два растет! Во — усы! Копия!
Толя. А у нас, между прочим, вся бригада усатая! До одного! (Черникову. Яркая обложка его книжки Толю уже давно заинтересовала, он даже специально приседал на корточки, чтобы снизу разглядеть название.) Виктор Николаевич, вы что читаете?
Черников (нарочно коверкая слово). Дю-дюк-тив!

На авансцене.

Батарцев. Знаешь, в чем твоя беда, Лев Алексеевич? Твоя беда в том, что ты чувствуешь себя над коллективом; а не внутри коллектива!
Соломахин. Я чувствую себя секретарем парткома, не больше. Но и не меньше! А вы хотели бы, чтобы партком находился на положении одного из отделов треста. Есть производственный отдел, плановый отдел, отдел комплектации, и наряду с ними есть ещё и партком...
Батарцев (рассмеявшись). Побойся бога, Лев Алексеевич! Ты что, всерьез считаешь — я стремлюсь подмять под себя партком? Да ведь я ни одной планерки, ни одного совещания не начинаю, пока ты не сядешь рядом! Спроси Исcy, любого начальника отдела — сколько раз бывало: придут с бумагой, а я не подписываю, идите, говорю, в партком, согласуйте со Львом Алексеевичем! Я ни одного решения не принимаю без согласования с парткомом, лично с тобой!
Соломахин. А Черников?
Батарцев. Что — Черников? Ну что — Черников! Нельзя Черникова главным инженером, понимаешь? Я хотел, но нельзя!
Соломахин. Потому что Исса Сулейманович поставил ультиматум: он или Черников?
Батарцев (задушевно). Лев Алексеевич, я Витю Черникова люблю! Ты его знаешь год, а я — ого сколько! Но Витя Черников умудрился восстановить против себя все управление треста. Если сделать его главным, в этом здании начнется... это самое... бой быков! Коррида! А мы, Лев Алексеевич, вышли сейчас на финиш, девять месяцев до пуска осталось! А потом — или грудь в орденах, или голова в кустах! Вот так! Мне сейчас нужен трест, единый как кулак!.. А ты говоришь, я партком зажимаю. Я же, наоборот, стараюсь сейчас любую мелочь согласовывать, чтобы было полное единство!
С о л о м а х и н. Правильно. Вы очень любите согласовывать со мной пустячки, третьестепенные вопросы. А когда речь заходит о вещах принципиальных?
Б а т а р ц е в. Например?
С о л о м а х и н. Например, еще месяц назад, оказывается, производственный отдел представил вам анализ, согласно которому пуск комбината в этом году находится под серьёзной угрозой срыва! А я узнал об этом только сегодня, да и то совершенно случайно!
Батарцев (опять рассмеявшись). Дорогой мой парторг, пуск — это такая хитрая вещь, которая всегда будет находиться под угрозой срыва. А мы с тобой должны умудриться, это наше дело, как, несмотря на все угрозы, комбинат пустить! И мы это сделаем! Но только не надо самим себе палки в колеса вставлять. Потаповские тетрадки — это дела прошлого года. Понимаешь? А нам с тобой, Лев Алексеевич, сейчас надо смотреть вперед, а не назад!..

Пока ни разговаривал, вошла молодая женщина. Это — М и л е н и н а. На ней мягкое, светлое, красивого свободного покроя пальто и маленькая меховая шапочка. На ногах, как у большинства здесь, резиновые сапоги. Приоткрыв дверь, поискала кого-то глазами, не нашла и вновь закрыла дверь. Но через мгновение всё-таки нерешительно вошла.

М и л енин а. Здравствуйте.
Л ю б а е в (увидев Миленину, возбужденно). О! Исса Сулейманович! К тебе! Здравствуйте, Дина Павловна!
А й з а т у л л и н (поднял голову, снял очки, обрадованно). Дина Павловна! Вам уже передали? (Хлопнув рукой по тетрадям.) Видите? Нашлись, с позволения сказать, экономисты...

Общее замешательство.

Айзатуллин (ещё не веря). Вы, Дина Павловна? Вы? Почему же вы мне не сказали? Дина Павловна, дорогая! Почему вы от меня это скрыли?

Миленина молчит. Потапов стоит за её спиной, за спиной Потапова стоит Толя, готовые в каждую секунду вмешаться и прийти на помощь.
Все окружили их.

Батарцев. Ничего не понимаю!
Соломахин. Садитесь, товарищи, продолжим!

Фроловский опускает голову.

Гриша, как же так? Ты, выходит, все знал, в курсе дела! Не пришёл, не предупредил... И тут сидишь молчишь.

Фроловский не отвечает.

Ну и денек! Открытие за открытием! (Закуривает.)
С о л о м а х и н. Дина Павловна, в чем, по вашему мнению, ценность этого анализа?

Черников улыбается.

Мотрошилова. Что же получается: руководство треста сознательно пошло на обман, чтобы премию выбить? (Милениной.) Так надо понимать?
Миле нин а. Я не могу сказать, чтобы здесь был сонательный, заранее обдуманный обман. Я по себе сужу. Когда Василий Трифонович первый раз объяснил мне, с какой целью они задумали свой анализ, я была абсолютно убеждена, что они заблуждаются. Я была уверена: этот анализ наверняка докажет, что у треста были самые веские основания скорректировать план. Ведь я прекрасно знала — стройка недополучила целый ряд конструкций, материалов. Об этом так много всегда говорили — на всех совещаниях, на планёрках. Но точных расчетов никто не делал. А когда посчитали, получилось, что Василий Трифонович прав... Очевидно, желание руководства, чтобы на стройке всё выглядело хорошо, сильно преувеличило значение недопоставленных материалов. Психология взяла верх над фактами... Я могу про себя сказать: если бы не Василий Трифонович, мне бы в голову никогда не пришло сделать подобный анализ! Зачем он? Зачем доказывать, что мы плохие? Мы-то в отделе у себя привыкли думать всегда наоборот: как доказать, что мы лучше других. Это же наш трест!.. А у рабочих, оказывается, обзор гораздо просторнее, и они гораздо объективнее, гораздо спокойнее, строже смотрят на свою стройку... У них этого нашего трестовского патриотизма гораздо меньше. (Мотрошиловой.) Вы меня про руководство спрашиваете? Я, например, уверена: если бы такой расчёт (показала на тетради) был бы у Павла Емельяновича на столе до того, как он ходатайствовал об изменении плана, он не стал бы этого делать.
Л ю б а е в. Но почему вы всё-таки не сказали Иссе Сулеймановичу? Это же не просто так? Серьёзнейшие расчёты! Почему вы ему не сказали, что делаются такие расчёты, что они есть?