Внезапный поворот в жизни Кальвина

В 1528 году, когда Кальвину было всего лишь восемнадцать лет, он получил степень магистра искусств. К этому моменту он уже бегло говорил на латыни и обладал глубокими познани­ями в области философии и гуманизма. Когда уже казалось, что перед Кальвином открывается прямая и ровная дорога, су­лящая безоблачное будущее и карьеру священника, в его жиз­ни произошло непредвиденное событие.

Работа отца Жана оказалась под угрозой. У Жерара Каль­вина возникли проблемы со священниками Нойонского со­бора. Они подвергли сомнению бухгалтерские способности Жерара и приказали ему пересмотреть все свои записи. Того же чрезвычайно задело то, что его честность была поставле­на под сомнение, и он отказался подчиниться. Упорство Жерара привело к его отлучению от церкви.

Возможно, опасаясь, что церковь прекратит оплачивать обучение его сына, или же просто разозлившись на церков­ные власти, Жерар решил резко сменить профиль образова­ния своего сына. Теперь он хотел, чтобы Жан получил юри­дическое образование и таким образом так же обрел доступ к богатству и положению в обществе, которыми наслаждал­ся сам Жерар. Будучи отлученным от церкви, он знал, что священство сына не принесет семье никаких финансовых выгод. Жерар принял твердое решение, что его сын должен сменить профиль своего образования, и направил ему письмо, в котором приказывал перевестись в Орлеанский коллеж.

Эта новость шокировала Кальвина. У него не было близ­ких отношений со своим отцом, но он чувствовал, что дол­жен подчиниться. В возрасте девятнадцати лет Кальвин от­правился в Орлеан, где поступил в юридическую школу.

Кальвин и Ренессанс

Несмотря на то, что Кальвин не испытывал значительного интереса к праву, он, будучи очень любознательным, нашел в его изучении особую прелесть.

Во время своей учебы в Орлеане, продолжавшейся полтора года, Кальвину посчастливилось быть учеником Пьера де л'Этоиля, одного из лучших знатоков юриспруденции во всей Франции. Жан с большим уважением относился к своему на­ставнику, отчасти и потому, что тот был строгим консервато­ром, а после смерти своей жены стал священником.

Кальвин стал лучшим студентом своего класса. Он добился этого не потому, что любил право, а благодаря своей страсти к изучению языков, литературы и культуры. Кальвин был на­столько дисциплинирован в учебе, что его считали "подающим большие надежды ученым юристом".⁴ В Орлеане Жан приоб­щился к идеалам Ренессанса и, кроме всего прочего, начал тщательно исследовать Евангелие.

В то время в Европе начали проявляться последствия изуче­ния греческого, а также и латинского языков. Греческий язык по-прежнему не преподавался в европейских университетах и считался связанным с ересью. Боязливые люди всячески избе­гали его. Католической церковью было опубликовано следую­щее заявление, касавшееся греческого языка: "Мы обнаружи­ли новый язык, называемый grege. Всеми силами нам следует избегать его, поскольку язык этот порождает ереси. Особенно осторожными будьте с Новым Заветом, написанным на грече­ском языке; эта книга наполнена шипами и иглами".⁵ Но Каль­вин был вольнодумцем. Если что-то стимулировало его мыс­лительный процесс и помогало в размышлении, он это прини­мал. Его мало волновало мнение других людей, если оно не пред­ставляло никакой пользы для его мыслей. Во время своего обуче­ния в Орлеане Кальвин открыто благодарил тех преподавателей, которые осмеливались смеши­вать преподавание права с грече­ским языком.

Интеллектуализм достиг сво­его пика. В это же время произо­шла революция в искусстве. Так­же изобретенный в пятнадцатом веке стал повсеместно использо­ваться печатный станок. В нем люди увидели прекрасный инст­румент для распространения своих идей. Появление печатно­го станка в то время можно сравнить с появлением в наше вре­мя компьютера. Печатное слово вскоре стало поистине бес­ценным, поскольку авторы поняли, что с помощью книги они смогут достичь гораздо большего числа людей, чем просто пу­тешествуя. Недорогие томики греческих и латинских класси­ков печатались очень быстро, и люди кинулись их покупать. Ранее Мартин Лютер уже имел возможность оценить преиму­щества подобного распространения своих книг. Теперь же по его пути был готов двинуться Кальвин.

Кальвин покупал книги классиков и, как только у него вы­давалась свободная минута, читал Платона и Аристотеля. Его жажда по философии была настолько велика, что ее не могли утолить занятия политическими и гуманитарными науками.

Кальвин постоянно находился в поиске чего-нибудь, что могло бы утолить его интеллектуальную жажду и избавить от не­довольства своим статус-кво. Многие из студентов-юристов ре­шили перевестись в коллеж, находившийся в городе Бурж. Са­ма сестра короля назначила в тот коллеж радикального учителя- итальянца для преподавания римского права, и все однокурс­ники Кальвина просто с ума сходили от представившейся им возможности научиться чему-нибудь от него. Увидев, что Орле­ан покидают лучшие из его однокурсников, а также услышав их аргументы, Кальвин вскоре и сам присоединился к ним. В кон­це 1529 года он стал студентом коллежа в Бурже.

 

Угроза лютеранства

Несмотря на то, что Кальвин был полностью погружен в свою собственную работу, тень лютеранства неизменно следо­вала за ним. И это при том, что если бы в то время какой-ни- будь сторонник этого учения был пойман, ему пришлось бы предстать перед церковным судом, и в случае признания сто­ронника учения виновным его, с молчаливого согласия свет­ского правительства, сожгли бы на костре, линчевали или обез­главили. Такое достаточно часто происходило в Париже, и, хотя казалось, что в жизни Кальвина хватало и других беспокойств, он тем не менее знал о каждом вынесенном приговоре. Также он знал и о быстрорастущем протестантском движении — как реформаторов, так и лютеран.

Прежде чем я продолжу, мне хотелось бы объяснить вам разницу между лютеранами и реформаторами, которые явля­лись двумя ветвями протестантизма.

Реформаторская теология (то есть Новый Завет, благодать, вера и т. д.) циркулировала в народе еще задолго до появления на сцене Мартина Лютера, однако именно он выдвинул ее на передний план. Своими "Девяноста пятью тезисами "Лютер от­делил реформаторскую теологию от католической, а католичес­кая церковь, в свою очередь, стала называть каждого человека, ассоциировавшего себя с этими истинами, протестантом.

Поскольку учение Лютера несколько отличалось от учения реформаторов, преимущественно в отношении причастия, лю­теранство стало отдельным сегментом реформаторской протес­тантской теологии. Многие протестанты не называли себя люте­ранами, потому что их вера несколько отличалась от веры Люте­ра. Ульрих Цвингли, великий швейцарский реформатор, считал, что он проповедовал истинное реформаторское Евангелие за­долго до того, как на сцене появился Лютер, поэтому негодовал, когда его называли лютеранином, как будто лютеранство было единственной ветвью протестантизма. В то время существовало много учений, претендовавших называться протестантскими; точно такую же ситуацию мы видим и сегодня. В этой главе, ес­ли не будет необходимости пояснения, я буду называть протес­тантами и лютеран и реформаторов.

Итак, поскольку Кальвин очень любил размышлять, он час­то обсуждал с другими студентами стремления и основные идеи лютеран и реформаторов. Одно из наиболее известных сжига­ний еретиков произошло в Бурже как раз вскоре после приезда туда Кальвина. Один из последователей Лютера, часто прони­кавший во Францию с книгами своего учителя, был в конце концов схвачен церковными властями. Они сожгли этого чело­века на костре, но, несмотря на это, не смогли остановить стре­мительного распространения идей Лютера по всей Франции.

Коллеж в Бурже разочаровал Кальвина. Он был поклонни­ком консерватора Этоиля, а новый итальянский преподава­тель, приглашенный сестрой короля, в открытую того осуж­дал. Кальвин заключил, что итальянец был напыщенным, са­модовольным и непочтительным человеком. На самом деле, Кальвин настолько презирал напыщенность этого преподава­теля, что ему была ненавистна сама мысль о том, что он вы­нужден присутствовать на его занятиях.

Самое первое из написанных Кальвином предисловий к книге родилось как раз таки из его отвращения к итальянцу. Один из однокурсников будущего реформатора написал книгу в защиту Этоиля, и Кальвину была предоставлена честь напи­сать к ней предисловие. Слова Кальвина, посвященные свое­му любимому учителю, были подобны удару в лицо прослав­ленному итальянскому преподавателю: "...ибо с его [Этоиля] пониманием, компетенцией и знаниями в области права не может сравниться ни один из современников".⁶

Уже в молодом возрасте Кальвин наглядно продемонстри­ровал, что он не из тех, кто молча отходит в сторону при воз­никающих противоречиях, если это касается защиты истины.