Истоки и особенности русской философии.

Система Вл. Соловьева

История русской философии была драматичной из-за вмешательства властей, то объявлявших философов умалишенными (например, Чаадаева), то запрещавших препо­давание в университетах философии (в 1840-х годах), то высылавших светлые умы за пределы страны (в 1920-е). Это определило одну из национальных особенностей русской философской мысли: она искала формы, которые сделали бы ее малоуязвимой для цензуры. Такой формой стала русская художественная литература, отличающаяся необычайной тягой к фило­софскому осознанию жизни.

Русская Православная Церковь относилась к религиоз­ной философии настороженно, а порой и резко отрицательно. В ре­зультате такого отношения в России религиозная философия стала развиваться как внецерковная. На Западе же цековь не шарахалась от философии, и томизм стал официальной философией ка­толицизма.

Тогда как западная философия подчеркивала индивидуальность, плюрализм, а восточная – единство, иллюзорность множественности, в русской философии главной идеей была идея соборности. Начиная с работ славянофила А.С. Хомякова, это понятие обозначает сочетание единства и свободы многих лиц на ос­нове их общей любви к Богу, идеал христианской любви как связи между людьми в их стремлении к преображению. В других языках это понятие точных эквивалентов не имеет.

Зародилась русская философская мысль еще в Киевской Руси. Именно с того периода берет начало такая особенность русской фило­софии, как обращенность не к миру, а к человеку, предпочтение "практического", а не "теоретического" знания, выделение проблем сущности и существо­вания человека. "Антропологический путь – единственный путь по­знания Вселенной", – утверждал Н.А. Бердяев.

Поскольку христианизация Руси шла через Ви­зантию, античное философское наследие как еретическое ока­залось закрыто для русской философии, оно не дало ей первоначального потенциала и импульса. Этим обстоятельством было обусловлено заимствование идей из западноевропейской философии. Долгое время философия в России была заимствованной, и только в XIX веке она обрела собственное лицо.

В отличие от классической западной философии, для которой познание самоценно и является основной характеристикой субъекта, человека, в русской философии познание – всего лишь один из аспектов человеческого бытия. Русская философия противопоставляет себя западному рационализму. Для отечественных философов наибольшее значение имеет непосредственное познание, в гносеологии преобладают понятия: интуиция, живой опыт, непосредственная данность бытия сознанию.

Первым русским философом иногда называют странствующего мудреца Григория Сковороду (1722-1794). Тот, кого величают русским Сократом, утверждал, что подлинное знание и жизнь совпадают, создал учение о «внешнем» и «внутреннем» человеке, а своей главной задачей считал найти то, для чего человек создан. Он попросил написать на его могиле эпитафию: «Мир ловил меня, но не поймал».

Русская мысль первой половины XIX века в первую очередь была направлена на определение роли и места России в мировом историческом процессе.

Импульсом для развертывания полемики между западниками и славянофилами послужили «Философические письма» Петра Яковлевича Чаадаева (1794-1856), первое из которых произвело в русском обществе эффект разорвавшейся бомбы. Журнал, в котором было напечатано письмо, был тут же закрыт, а Чаадаев объявлен сумасшедшим и помещен под домашний арест. Радикальные молодые люди были воодушевлены смелостью обличений русской действительности, русской истории, православной церкви. Другие, возмущенные призывом копировать западный путь развития, стали разрабатывать и обосновывать идеи уникальности русского народа. Позиция же самого Чаадаева в более поздних сочинениях становится ближе к славянофильской.

В число славянофилов входили И.В.Киреевский, Ю.Ф.Самарин, К.С.Аксаков, а лидером их можно считать Алексея Степановича Хомякова (1804-1860). Уже упоминалось основное понятие его сис­темы – соборность. Соборность – это единство во множестве, сохранение индивидуальности в гармоничной соборной целостности. Хомяков утверждает, что достояние католичес­кой церкви – единство без свободы, протестантизма – свобода без единства, и только православие основано на соборности – единстве в свободе. Церковь – это не коллектив индивидуумов, а единый духовный организм. Дальнейшее развитие идея соборности получила под именем "всеединства" у крупнейшего русского философа XIX века B.C. Соловьева.

Своеобразие русской истории придают православие и общинность. Европейские государства – «искусственные создания», которые построены сверху, в основе их лежит завоевание, поэтому в них господствует «дух личной отделенности», погоня за материальным благополучием. Русская же земля «выросла» на соборных началах, и господствуют в ней духовные ценности. Европейской цивилизации, религиозные основания которой подточены рационализмом и индивидуализмом, славянофилы противопоставляли русскую православную культуру. Задачу России они видели в восстановлении во всей Европе полноценной христианской культуры, сохраненной русским православием.

Лидером западников стал Виссарион Григорьевич Белинский (1811-1848). Он утверждал первенство личности перед обществом: «Что мне в том, что живет общее, когда личность страдает».

Сначала Белинский будущее России видел социалистическим, но позже понял, что социализм таит в себе опасность для свободы личности, и склонился к либерализму и социальным реформам. Надеялся он лишь на просвещение, а не на перевороты, революции и конституции. Его отношение к религии – резко негативное: «в словах «Бог» и «религия» вижу тьму, мрак, цепи и кнут». Относительно религиозности русского народа он утверждает прямо противоположное тому, что исповедовали славянофилы: русские, по его мнению, – глубоко атеистический народ. Источником «великих благ» он считает не религию, а промышленность, гуманизм и просвещение.

Александр Иванович Герцен (1812-1870), пожив достаточное время на западе, разочаровывается в своих западнических идеалах, и с 1848 года начинает страстно обличать буржуазный Запад, подменивший духовные ценности – материальными, человеческие отношения – коммерческими. Он решил, что в России, с ее крестьянской общиной, более благоприятные условия для осуществления социалистической идеи. Причем Россия может перейти к социализму, минуя стадию капитализма.

Противостояние западничества и славянофильства актуально и в наши дни. Однако у них немало общего. Они согласны в том, что «отставание» России от Запада, возможно, не случайно – ей уготована особая роль. Россия имеет огромный потенциал и за короткий срок сможет воспринять все достижения Запада, не повторив его ошибок. Русскому народу, возможно, предстоит возглавить мировой исторический процесс.

Автором первой русской философской системы стал Владимир Сергеевич Соловьев (1853-1900), сын известно­го историка Сергея Соловьева и потомок Григория Сковороды.

Целью своей философии Соловьев мыслил оправдание «веры отцов» на «новой ступени разумного сознания», «ввести вечное содержание христианства в новую, соответствующую ему, то есть разумную и безусловную, форму. Для этого нужно воспользоваться всем, что выработано за последние века умом человеческим: нужно усвоить себе всеобщие результаты научного развития, нужно изучить всю философию». По подлинникам Владимир Соловьев изучает и критически осмысливает религиозную и философскую мысль человечества. Идеи Платона и Спинозы, Канта и Гегеля, Шеллинга и Шопенгауэра, русских религиозных философов и христианских теософов, Беме и Баадера, частично вошли в создаваемую им философскую систему, которую он беспрерывно перестраивал.

Материя и дух не существуют сами по себе, они неразделимы. Материя всегда духовна, а дух материален. Отсюда вытекает учение о всеединстве, которое в трех словах можно разъяснить так: «Все есть одно». Всеединство – это «полная свобода составных частей в совершенном единстве целого», «простор частного бытия в единстве всеобщего». Но всеединство – это должное, а не наличное бытие, оно есть, когда соблюдаются три условия: «1) частные элементы не исключают друг друга, а, напротив, взаимно полагают себя один в другом, солидарны между собою; 2) они не исключают целого, а утверждают свое частное бытие на единой всеобщей основе; 3) эта всеединая основа или абсолютное начало не подавляет и не поглощает частных элементов, а, раскрывая себя в них, дает им полный простор в себе, тогда такое бытие есть идеальное или достойное – то, что оно должно быть».

В реальности же мир находится в падшем состоянии, когда все элементы мира противостоят друг другу и стремятся обособиться друг от друга. Становление всеединства – это и есть путь развития мира. Результатом этого развития должно быть торжество царства Божия.

Истина принадлежит самому всеединству, поэтому, чтобы познать истину, необходимо переступить пределы нашего мышления и войти в пределы Абсолюта, всеединства. Это возможно, так как между субъектом и Абсолютом существует внутренняя связь, посредством которой можно внутренне соединиться со всем, что существует, в Абсолюте и познать это все. Только благодаря познанию всеобщего факты нашего опыта приобретают действительную реальность, а понятия нашего мышления – всеобщность. Такое мистическое знание – не просто мысль, а само бытие. Истинное познание – то, в котором взаимосвязаны эмпирический, рациональный и мистический аспекты.

Абсолютной целью является обретение полноты бытия путем полного взаимопроникновения всех живых существ, объединенных взаимной любовью и любовью к Богу. В полноте бытия индивидуальность не исчезает, но обнаруживается истинное Я и обретается совершенная жизнь в Боге. Препятствием к этому является стремление к самоутверждению, индивидуализм и эгоизм, которые ведут к разобщенности, ненависти и небытию.

Отвергая подчинение Целому, всеединству, человек становится рабом природы. Его отношение к другим людям будет строиться на принципе борьбы за существование, его жизнь не ведет к полноте бытия, и он всегда останется неудовлетворенным жизнью.

Общественное развитие в конце концов должно привести к возникновению идеальной цивилизации – вселенской теократии, где власть будет принадлежать церкви в лице первосвященника, а сила – царю. В конце жизни Соловьев разуверился в том, чтогрядет теократия, которая приведет к Царству Божьему. Наоборот, все идет к исторической трагедии – эпохе религиозных обманщиков, действующих именем Христа, но чуждых Его делу. Во главе мировой империи встанет гениальный мыслитель, аскет и филантроп, но в основе его деятельности будет лежать тщеславие, которое заставит его обеспечивать каждого хлебом и зрелищами. В этом обществе не осуществится христианский идеал.

Другие народы, по христианской заповеди, нужно любить как свой собственный. Национальные различия при этом сохранятся и даже станут более яркими, зато исчезнут только враждебность и обиды. Народы – это как бы органы в едином организме Богочеловечества. Задача христианства – объединить мир в одно живое тело.

Три силы управляют развитием общества: центростремительная (направлена на подчинение человечества единому верховному началу), центробежная (отрицание общих начал) и третья сила, направ­ленная на соединение первых двух, на создание "целости общечелове­ческого организма" и дающая ему внутреннюю тихую жизнь. Народ, через который эта сила может проявиться, не призван работать над "формами и элементами человеческого существования", а призван "только, сообщив живую душу, дать жизнь и целость разорванному и омертвелому человечеству через соединение его с вечным божествен­ным началом".

Свойства, которые дают возможность стать именно таким наро­дом, "принадлежат племенному характеру Славянства, в особенности же национальному характеру русского народа". Жалкое положение России в экономическом и других отношениях не может служить воз­ражением против ее призвания, скорее подтверждает его. Ибо та выс­шая сила, которую русский народ должен провести в человечество, – сила не от мира сего, внешнее богатство и порядок не имеют к ней от­ношения. "Великое историческое призвание России, от которого только получает значение и ее ближайшая задача, есть призвание религиозное в высшем смысле этого слова".

Значительную роль в системе Соловьева играет учение о Софии, Премудрости Божией. София по отношению к Богу – пассивное начало, вечная совершенная Женственность. По отношению к миру она – активное духовное существо, стремящееся к своей реализации и воплощению. «Весь мировой и исторический процесс есть процесс ее реализации и воплощения в великом многообразии форм и степеней». София есть душа мира. В отношении к божественному Логосу София – тело Христово (церковь). Как личностное женское начало она воплощена в образе Девы Марии.

Русская философия XX века

Учение о Софии продолжил человек, которого называют Леонар­до да Винчи XX века – Павел Александрович Флоренский, Фило­соф и психолог, богослов и математик, искусствовед и химик, поэт и технолог, инженер и историк и филолог-полиглот, он провел последние годы в лагере на Соловках и был расстрелян в 1937 году.

Основное произведение Флоренского – "Столп и утверждение Истины".

Развивая философию всеединства, Флоренский не философизирует религию, а, наоборот, "конкретизирует" философию положениями ортодоксального православия. Он утверждает принципиальную раз­дельность тварного мира и Творца, но мир связан со своим Творцом при помощи одной из сторон его божественной сущности – София. София имеет множество определений; она – "первозданное естество твари", еще не испорченное грехом, поскольку предшествует тварному миру, она – "замысел Божий о мире", идеальная Личность мира, четвертый ипостасный элемент, связанный с триединым Богом. "Со­фия участвует в жизни триипостасного Божества, входит в троичные недра, приобщается к божественной любви. Но, будучи четвертым, тварным и, значит, не единосущным лицом, она не "образует" боже­ственное единство, она лишь допускается войти в это общение по не­изреченному, непостижимому смирению Божественному." Итак, Со­фия – это "четвертое лицо" Бога, обладающее признаком тварности, она рассыпана в тварном мире и сближает этот мир с Богом. София – еще и совершенное единство множества, образованное Любовью. Ею образуется и сохраняется всеединство.

Философию Льва Исааковича Шестова (1866-1938) отличает необычайно острая борьба с безрелигиозной и антирелигиозной фило­софией. Тема отравляющей силы рационализма была в русской фило­софии поднята еще славянофилами, но никто не осуждал его с такой страстностью, не показывал так ясно, что автономия разума неизбеж­но превращается в тиранию разума, в результате чего выпадает из по­ля зрения все, что выходит за пределы рационализма.

Разум обманывает нас, создавая в нас гордую иллюзию рациональной структуры бытия. На самом деле мы и не подозреваем, что творится со вселенной, живем, окруженные бесчисленными тайнами. Само бытие окружено вечной тайной, и закономерность – самое загадочное в бытии. Задача философии – научить нас жить в неизвестности. Философия должна не успокаивать, а будоражить людей, которые прячутся от неизвестности за разными догмами.

Разум пытается успокоить человека, но может сделать это лишь путем обмана, увода от действительности в некую сконструированную реальность. Но человек предпочитает «надежность» разума таинственной и парадоксальной свободе веры. Людям нужен не Бог, а гарантии. Кто в состоянии создать иллюзию таких гарантий, тот и станет для них Богом.

Философия не следует за логикой, наоборот, филосо­фия стремится прорваться сквозь логические цепи умозаключений, чтобы приблизить нас к реальности, к подлинному бытию. Филосо­фия не должна быть наукой – не в том смысле, что философия может позволить себе что угодно, а в том, что она, не отвергая условной цен­ности "норм" разума, должна вести нас за пределы сферы разумнос­ти. Философия должна исходить из озарения веры, а не заниматься "оправданием" (перед разумом) "веры отцов", как хотел Владимир Соловьев. Рационализация веры, которую так искали в средние века, фактически вылилась в отвержение веры и замену ее богословием. В богословском рационализме Шестов видит торжество "эллинского духа" над Откровением, Афин над Иерусалимом.

Человечество помешалось на идее разумного понимания. Еще Аристотель говорил: познание овладевает лишь тем, что необходимо, отбрасывая все случайное, неповторимое. Но необходимости в опы­те нет, ее вносит сам разум, организуя данные опыта. Следовательно, наука не изображает действительность, а "творит истину". Она "пре­вращает" действительное в необходимое, то есть извращает действи­тельность, подменяет ее своими построениями. Все наводит на мысль, что-либо в самом мироздании не все благополучно, либо наши подхо­ды к истине поражены в самом корне каким-то пороком. Несоизме­римость знания и действительности ставит под вопрос не практичес­кую ценность науки, а пригодность разума для того, чтобы прибли­зить нас к подлинной реальности. Как бы много мы ни достигали в науке, нужно помнить, что истины наука нам дать не может, ибо она по своей природе не может и не хочет искать истины. Истина – в еди­ничном, неповторяющемся, непонятном, случайном. Значит, власти, на которую претендует разум, у него нет.

Основная черта жизни – творческое дерзновение, жизнь – это непредсказуемость и свобода, веч­ная, несводимая к готовому и понятному мистерия. Жизнь – это чудо, предоставляющее неограниченные возможности. А наш принцип "справедливости" есть принцип "равновесия", принцип статический, не творческий, его смысл в том, чтобы сковать творчество, придавить свободу. Вместо пути свободы мы избираем в этической сфере путь "вечных" и "неизменных" правил. Но напрасно мы воображаем, что "нравственные поучения и законы могут заменить Бога". Этика должна определяться не рассуд­ком, а религиозным сознанием, жизнью в Боге.

Николай Александрович Бердяев (1874-1948) – самый извест­ный русский философ первой половины XX века. Его известность во многом объясняется популярной формой его произведений. В молодо­сти Бердяев увлекался марксизмом, но вскоре в нем разочаровался и заинтересовался философией Вл. Соловьева, а затем разработал свое собственное учение. В 1922 году вместе с другими представителями интеллигенции был выслан из Советской России. Жил в Берлине, за­тем в Париже. В 1926 году основал журнал "Путь" и был его главным редактором до 1939 года.

Написал Бердяев огромное количество книг и статей, и в них он много говорил о России. Он считал, что "самим Богом предназначе­но, чтобы Россия стала великим целостным единством Востока и За­пада, но по своему действительному эмпирическому положению она представляет собой неудачную смесь Востока и Запада". Корень бед России Бердяев видел в неправильном соотношении в ней мужского и женского начал. Если у западных народов мужское начало возобла­дало в основных силах народа, чему способствовал католицизм, кото­рый воспитал дисциплину духа, то русская душа не знала каких-либо пределов, она требует всего или ничего, ее настроение бывает либо апокалипсическим, либо нигилистическим, и она поэтому неспособна воздвигать «половинчатое царство» культуры.

Свою интерпретацию христианства, взгляд на науку и философию Бердяев излагает в сочинении "Смысл творчества".

Аристотель, Фома Аквинский, Декарт, Спиноза, Кант, Гегель, – все эти столь разные философы стремятся превратить фи­лософию в наукообразную схоластику. Когда-то философия была, а науки еще не было, и философия выделила из себя науку; почему-то потом стали ожидать, что наука выделит из себя философию. Фило­софия не является наукой ни в каком смысле и ни в каком смысле не должна быть научной. Научность – перенесение критериев науки на другие области духовной жизни – это рабство духа у низших сфер бы­тия. Наука – это познание необходимости через приспособление к ми­ровой данности. Истина науки имеет значение только для частных состояний бытия и для частных в нем ориентировок. Философия – об­щая ориентировка в совокупности бытия. Философия ищет истину мира и смысл мира, а не данность мира. В философии есть победа че­ловеческого духа через творческое преодоление, в науке – через при­способление, через приведение себя в соответствие с данным, с навя­занным по необходимости. Философия – познавательное освобожде­ние от подавленности, наука – сознание зависимости.

Научное, внешнее познание мира, без погружения в глубь человека, дает лишь знание поверхности вещей. Предпосылка всякой фило­софии – самосознание человека как центра мира, в себе таящего его раз­гадку. Кто философски познает мир, не может быть одной из ве­щей мира в ряду других, тот сам должен быть миром. Перед дробной частью вселенной не могла бы встать дерзкая задача постигнуть все­ленную. Человек познает мир после себя и через себя, это внутреннее познание мира через человека и есть философия.

Человек – микрокосм, точка пересечения двух миров. Он одно из явлений относительного мира, одна из вещей в природном круговоро­те вещей; и человек выходит из этого мира как образ и подобие абсо­лютного бытия. Для философии человек не природный объект, а сверхприродный субъект.

Мистические учения всегда говорили о многосоставности челове­ка, включающего в себя все планы космоса, изживающего в себе всю вселенную. Вечная правда мистики скоро должна стать правдой от­крытой и обязательной, от которой спрятаться можно будет лишь в небытие.

Человек-микрокосм ответственен за весь строй природы, и то, что происходит в нем, отпечатывается на всей природе. Человек живит, духотворит природу своей творческой свободой и мертвит, сковывает ее своим рабством и падением в материальную необходимость. Паде­ние высшего иерархического центра (человека) повлекло за собой па­дение всей природы. Камни, растения, животные как бы мстят чело­веку за собственную неволю, ввергая его в рабскую зависимость от того, что ниже его и должно от него зависеть. Природа должна быть освобождена и одухотворена человеком.

В результате дурно направленной свободы, свободы отпадения, появилась необходимость. Не свобода есть осознанная необходи­мость, как учили немецкие классики, а необходимость есть дурная, бессознательная, не просветленная Логосом свобода. Принудитель­ная необходимость – это лишь обратная сторона мирового распада и отчужденности. Степень принудительной материальности прямо пропорциональна степени внутренней отчужденности. Любовь сжигает всякую необходимость и дает свободу, любовь – это содержа­ние свободы. Материальная принудительность мира есть наваждение злобы, призрачное бытие, порожденное раздором. Тяжелая давящая материя мира может быть расколдована, оживлена лишь силой соеди­няющей любви, которую несет с собой в мир Абсолютный человек, Новый Адам.

Человек не может просто уйти от космоса, он может лишь преобра­зить его. Но это сделает не отдельный человек, ведь палВсечеловек, перво-Адам, и подняться может не отдельный человек, а Всечеловек.

Человек сотворен по образу и подобию Божьему динамическим творческим центром вселенной, но в исполнении своей свободы он по­следовал за падшим Ангелом, пожелавшим стать центром мира, и по­терял свое царственное место, утратил способность к творчеству и впал в состояние звериное. Воссоздается богочеловеческая иерархия через воплощение Сына Божьего, через боговоплощение, через явле­ние в мир абсолютного, божественного человека.

На определенной ступени развития человечества христианская ми­стерия искупления объективируется, представляется трансцендент­ной человеку и его внутреннему духовному пути. Это было материа­лизацией, инволюцией (процесс, обратный эволюции) христианства. Ныне мистерия христианства вновь переносится внутрь, Христос становится имманентным человеку, человек на себя возлагает все бре­мя, всю безмерность свободы. Христос перестает быть единственным в объективном ряду среди других. Он – Всечеловек – становится пу­тем человека, мистерией его духа.

В Евангелии раскрывается лишь один аспект Христа: Абсолютно­го Человека, искупающего и спасающего человеческую природу. Но искупление греха, спасение от зла само по себе отрицательно, и ко­нечные цели бытия лежат дальше, в творческой задаче. Творчество – дело богоподобной свободы человека, раскрытие в нем образа Твор­ца. Закон начинает борьбу со злом, искупление завершает эту борь­бу, в свободном же творчестве призван человек творить мир новый и небывалый, продолжать творение Божье.

Творчество не в Отце и не в Сыне, а в Духе, и потому выходит за пределы Ветхого и Нового Завета. За откровением Ветхого и Ново­го Завета следует третье откровение – религиозная эпоха творчества.

Этой эпохи еще не было в мире, хотя творческие порывы сопро­вождают всю историю человека. Но тогда его творческая природа бы­ла обессилена космическим падением, погружением в низшие сферы бытия. В общеобязательном ходе мировой истории культура, "науки и искусства" были лишь формой приспособления к необходимости.

Христос, распятый за грехи мира при Понтии Пилате, и Христос Грядущий, который явится во славе, – один и тот же Абсолютный Че­ловек. Искупление обращено к одному аспекту Христа, и лишь по­двиг свободного творчества подготовит к видению иного образа Аб­солютного Человека. И если для искупления нужно великое послуша­ние, то для творчества нужно великое дерзновение. Лишь великим дерзновением можно узреть Христа Грядущего.

Бердяев открещивается и от индуистской мистики Плотина, ут­верждая абсолютное бытие не только Бога, но и человека. В Боге есть трагический недостаток, который восполняется великой прибылью – рождением в Нем человека. Это и есть тайна христианства. Свобод­ное и самостоятельное бытие личности соединяется с Богом, но не растворяется в Боге. Мир насквозь есть иерархия живых существ, оригинальных личностей, способных к творчеству. Творческого акта не может быть, если мир эманирует (истекает) из Бога. Религиозное со­знание Индии, "в котором Божество еще не раскрылось миру Троич­ностью своих Ликов", Бердяев считает низшей стадией откровения.

С отмеченным нами как особенность русской философии антропо­логизмом связана космическая ориентация русской философии. Их объединяет идея восстановления естественной связи человека и при­роды, утраченной веками противостояния. Русский космизм противо­поставил антропоцентризму предшествующей философии новое по­нимание человека и природы как единого целого, требующего своего восстановления. Космическое Целое имеет смысл, и миссия человека по своему значению космична.

Константин Эдуардович Циолковский (1857-1935) рисует ко­смос кишащим различными формами жизни, человека – лишь проме­жуточной стадией эволюции. Мысль – важный фактор в эволюции Космоса и человеческого тела, которое в преображенном виде уже не будет нуждаться в искусственных приставках к своим органам. Но­вый человек овладеет пространством и временем, превращением ве­щества и энергии, и перейдет в лучистое духовное состояние. Из нее он опять вернется в вещественную форму, чтобы на более высокой ступени повторить цикл развития – и так до божественного "нирванического" совершенства.

Владимир Иванович Вернадский (1863-1945) развивал предло­женное французскими учеными понятие "ноосферы" (от греческого nous – разум) – новой оболочки земли, возникшей из биосферы и со­стоящей из духовной, мыслительной энергии человечества. Ноосфера имеет тенденцию к непрерывному расширению, что предполагает вы­ход человека в космос и проникновение его в недра планеты. «Мы принадлежим всем этим звездным мирам, составляем с ними единое целое. Человек – это колония клеточек. Клеточки, сочетаясь, составляют разумное существо, управляющее не только собою, но и отчасти судьбами мира, которого он составляет лишь часть. Обратимся к звездам, все это отдельные миры. Все мириады точек, сочетаясь вместе, составляют органическое целое, разум которого настолько выше разума каждого мира, насколько разум человека выше разума клеточки».

Первобытный трепет и восторг Александра Леонидовича Чижев­ского (1897-1964), который он испытывал по отношению к Солнцу, подтолкнул его к исследованию влияния этого светила на жизнь лю­дей. Оказалось, что от ритмов солнечной активности зависят не толь­ко земные катаклизмы и распространение эпидемий, но и социальная активность людей. Статистически установлено, что на сердечно-сосу­дистую, нервную и другие системы человека непосредственно влияют солнечные пертурбации, и не только они. "Периодическая деятель­ность Солнца – процесс не вполне самостоятельный. Есть веские ос­нования думать, что он находится в определенной зависимости от раз­мещения планет солнечной системы в пространстве, от их констелля­ций по отношению друг к другу и к Солнцу. Уже много лет назад ас­трономы предположили, что Солнце представляет собой тончайший инструмент, который учитывает все влияние планет соответственны­ми изменениями. Таким образом, и земные явления, зависящие от пе­риодической деятельности Солнца, стоят, так сказать, под контролем планет, которые могут быть во много раз более удалены от нас, чем Солнце". Эти "открытия" ученого XX века уже тысячи лет как акси­омы приняты астрологией.