Русская этнополитическая доктрина

В Российской Империи существовала своя особая этнополитическая доктрина, опирающаяся как на духовную, так и с биологическую природу русского народа. Если первая опора этой доктрины достаточно хорошо известна, то вторая прочно позабыта вместе с целым рядом имен замечательных русских мыслителей или «неудобных» работ более известных ученых.

Отчасти это связано с тем, что соотношение биологического и исторического для русской философии – достаточно периферийная тема, разработанная весьма поверхностно. Тем не менее, именно здесь проявилась связь русской философии с задачами русского национального бытия и этнополитическими проблемами, которые равно актуальны для нас, как и для русских людей XIX века, когда научная мысль Росси стала пространно рефлексировать по поводу природы русской государственности, русского менталитета, русского национального характера и т.п.

Биологические факторы общественной жизни русской философией не рассматривались столь глубоко, как на Западе, потому что в России многое было самоочевидно и не требовало доказательств. Вот как, к примеру касался расовых проблем один из величайших русских мыслителей А.Ф.Лосев: «Что- нибудь же значит, что один московский ученый вполне похож на сову, другой на белку, третий на мышонка, четвертый на свинью, пятый на осла, шестой на обезьяну. Один, как ни лезет в профессора, похож целую жизнь на приказчика. Второй, как ни важничает, все равно — вылитый парикмахер. Да и как еще иначе могу я узнать чужую душу, как не через ее тело?» «На иного достаточно только взглянуть, чтобы убедиться в происхождении человека от обезьяны, хотя искреннее мое учение этому прямо противоречит, ибо, несом- ненно, не человек происходит от обезьяны, но обезьяна — от человека. По телу мы только и можем судить о личности. Тело — не мертвая механика неизвестно каких-то атомов. Тело — живой лик души. По манере говорить, по взгляду глаз, по складкам на лбу, по держанию рук и ног, по цвету кожи, по голосу, по форме ушей, не говоря уже о цельных поступках, я всегда могу узнать, что за личность передо мною. По одному уже рукопожатию я догады- ваюсь обычно об очень многом. И как бы спиритуалистическая и рационалистическая метафизика ни унижала тела, как бы материализм не сводил живое тело на тупую материальную массу, оно есть и остается единственной фигурой актуального проявления духа в окружающих нас

условиях»171.

 

 

171 А.Ф.Лосев. Диалектика мифа. В кн. А.Ф.Лосев. Философия. Мифология. Культура. -

Но такое легко-отвлеченное и даже ироничное отношение к расовой проблематике всегда откладывалось в сторону, когда речь шла о государственных интересах, а не только лишь о методологии науки. Великий русский историк Н.М.Карамзин взывал к Александру I, предлагая вернуться к этому принципу. В своем знаменитом письме от 17 октября 1819 года он писал: «Если мы захотим быть христианами-политиками, то впадаем в противоречия, в несообразности. Меня ударяют в ланиту, а я, как христианин, должен подставить другую; неприятель сжег наш город: впустим ли его мирно в другой, чтобы он также обратил его в пепел?..

Любите людей, но еще более любите Россиян, ибо они и люди, и ваши подданные, дети Вашего сердца…»172.

Выделенность русских (или россиян, как в то время называли жителей великорусских губерний) представлялась для ведущих мыслителей XIX века бесспорной. Профессор П.Ковалевский, давший обзор консервативной политической мысли этого периода писал: «Государство, известное под именем Российской империи, создано русскими славянами, потомками скифов и сармат. В его созидании работали только одни русские, - а не поляки, не грузины, не финны и др. народности России. Созидательница русского государства – русская нация, а потому эта нация по всем божеским и человеческим правам должна быть господствующей нацией, держащей в государстве власть, управление и преобладания или державной нацией. Все остальные нации, как вошедшие уже в готовое государство, как присоединенные к нему державной нацией, должны быть ей

соподчиненными»173. «Только тот, кто слился кровью и духом с русским народом, кто боролся в его рядах за его национальные задачи и стал потомственным пайщиком великого культурного исторического наследия,

имеет неоспоримое право русского гражданского равноправия»174.

Этими мыслями Ковалевский продолжает «Русскую правду» П.И.Пестеля, предлагавшего инородцам оставлять свою прежнюю национальность за пределами России. Против мелкой самобытности, не желающей сливаться с великой исторической личностью Русского народа, выступали позднее С.А.Хомяков, и М.Н.Катков («какого бы ни были происхождения русские граждане, они не должны иметь иного отечества, кроме России», Россия «не может иметь никаких государств в государстве, не может допустить, чтобы какие бы то ни было части страны могли организоваться в смысле особых политических национальностей. Единое государство, значит единая нация»).

Необходимо отметить, что выделенность русской нации рассматривалась русскими мыслителями вовсе не с позиций исключительно

 

М.: Политиздат, 1991, с. 75-76.

172 Цит. по П.И.Ковалевский. Русский национализм и национальное воспитание в России, СПб, 1912.

173 Там же, с. 139-140.

духовно-нравственных и культурных. Например, профессор Ковалевский определяет нацию через язык, веру, единство исторической судьбы, общность физических и душевных качеств и формирование собственной национальной культуры175. При этом общность физических качеств выражается в ранних формах русского национализма.

Профессор Ковалевский пишет, что допетровский русский национализм был «животный, инстинктивный, биологический, но он спас России ее самобытность»176. Эта отчужденность стала, с другой стороны, причиной отставания России от Запада. После татарского ига оказалось, что

«Россия была выше, но темнее» Запада. Вероятно, именно это обстоятельство привело к постоянным отклонениям политики российских самодержцев от принципа русского национализма, о чем с горечью писали русские историки и философы.

Ковалевский выделял отличия патриотизма от национализма. Если первый связан с родиной и отечеством, но второй – с родом, нацией. В первом случае речь идет о историко-географическом понятии, во втором – о психолого-антропологическом 177. Русский антропологический тип, таким образом, является определяющим для формирования в России нации как таковой. При этом Ковалевский ссылается на мнение проф. Градовского:

«…чем больше мы видим в данном государстве местностей и племен, стоящих на особом положении, тем дальше это государство от полного развития своих национальных начал, тем больше препятствий и трудов предстоит ему преодолеть»178.

Даже такой либеральный мыслитель как Николай Бердяев не мог обойти биологической проблематики в социальных процессах и даже испытывал к ней какую-то неотвратимую тягу. В своей книге «Философия неравенства» он писал: «Раса сама по себе есть фактор природно- биологический, зоологический, а не исторический. Но фактор этот не только действует в исторических образованиях, он играет определяющую и таинственную роль в этих образованиях. Поистине в расе есть таинственная глубина, есть своя метафизика и онтология. Из биологических истоков жизни человеческие расы входят в историческую действительность, в ней действу- ют они как более сложные исторические расы. В ней разное место принадлежит белой расе и расе желтой, арийской расе и расе семитической, славянской и германской расе. Между расой зоологической и национальностью исторической существует целый ряд посредствующих

 

175 Там же, с. 65. Заметим, что роль физиологических параметров может пониматься по- разному. Шпенглер отмечал, что раса не может определяться только костями и антропометрией, одинаковой как для живого человека, так и для трупа. Раса выражается в движении живой плоти – в манере двигаться, в языке, в устройстве жилища и одежды. И здесь мы видим уместность мысли А.Ф.Лосева о телесной фигурности духа и невозможности рассматривать тело как тупую метариальную биомассу.

176 Там же, с. 17

177 Там же, с. 92

иерархических ступеней, которые находятся во взаимодействии. Национальность есть та сложная иерархическая ступень, в которой наиболее сосредоточена острота исторической судьбы. В ней природная действи- тельность переходит в действительность историческую»179.

Сама история кажется Бердяеву наполненной тайной крови и рода, которая источает иррациональность ложно принимаемую за рациональную действительность: «Если и неверна одностороння исключительно антропологическая, расовая философия истории (Гобино, Чемберлен и др.), то все же в ней есть какая-то правда, которой совсем нет в отвлеченной, социологической философии истории, не ведающей тайны крови и все сводящей к рациональным социальным факторам. Исторические дифференциации и неравенства, путем которых образовался исторический космос, не могут быть стерты и уничтожены никакими социальными факторами. И голос крови, инстинкт расы не может быть истреблен в исторической судьбе национальностей. В крови заложены уже идеи рас и наций, энергия осуществления их признания. Нации — исторические

образования, но заложены они уже в глубине природы, в глубине бытия»180.

Расовая глубина бытия скрыта за социальными факторами, но не отменена ими. Этого не хотят понять либеральные деятели, сводящие историю к политическим интригам и преследованию меркантильных интересов.

Бердяев приходит к мысли о тайне крови через очевидную непредвзятому взору русскую традицию почитания предков: «Жизнь нации, национальная жизнь есть неразрывная связь с предками и почитание их заветов. В национальном всегда есть традиционное»181. «В настоящей, глубокой и утонченной культуре всегда чувствуется раса, кровная связь с культурными преданиями»182.

«Вопрос о правах самоопределения национальностей не есть вопрос абстрактно-юридический, это прежде всего вопрос биологический, в конце концов, мистико-биологический вопрос. Он упирается в иррациональную жизненную основу, которая не подлежит никакой юридической и моральной рационализации. Все исторические национальности имеют совершенно разные, неравные права, и они не могут предъявлять одинаковых притязаний. В историческом неравенстве национальностей, неравенстве их реального веса, в историческом преобладании то одних, то других национальностей есть своя большая правда, есть исполнение нравственного закона исторической действительности, столь не похожего на закон

действительности индивидуальной»183.

 

179 Н.Бердяев. Философия неравенства. М., «ИМА-пресс», 1990, с. 94.

180 Там же, с. 95.

181 Там же, с. 96.

182 Там же, с. 134.

183 Там же, с. 93.

Забегая вперед, скажем, что в современных условиях мы пока не можем обеспечить принципа «Россия для русских», но должны вводить его постепенно и последовательно. Сначала – бесспорное равенство прав граждан, русификация образования, потом - вытеснение всех этнических особенностей на уровень неспонсируемых государством общественных объединений, наконец – ликвидация и этих национально-культурных автономий и складывание гражданской нации. Попытка иного подхода – призывы к территориальному размежеванию или к изгнанию инородцев есть прямая провокация межэтнической войны, которую большинство русских вести не захотят. Эти дикие фантазии могут только вызвать расчленение русской нации на народности, территориальные общины и включение в проект преобразования России в Большие Балканы со смертоубийством между русскими людьми.

 

Элитный отбор

Есть у Лосева и более глубокая мысль, связывающая род и индивида:

«Жизнь, общая родовая жизнь порождает индивидуум. Но это значить только то, что в индивидууме нет ровно ничего, что существовало бы в жизни рода. Жизнь индивидуумов – это и есть жизнь рода. Нельзя представить себе дело так, что жизнь всего рода – это одно, а жизнь моя собственная – это другое. Тут одна и та же совершенно единая и единственная жизнь. В человеке нет ничего, что было бы выше его рода. В нем-то и воплощается его рода. Воля рода – сам человек, и воля отдельного человека не отлична от воли его рода. Конечно, отдельный человек может стремиться всячески обособиться от общей жизни, но это может обозначать только то, что в данном случае приходит к распадению и разложению жизнь самого рода, разлагается сама жизнь данного типа или в данное время или в данном месте. Так или иначе, но всегда жизнь индивидуума есть не что иное, как жизнь самого рода, род – это и есть единственный фактор и агент, единственное начало, само себя

утверждающее в различных индивидуумах»184.

Бердяев выделяет в данном вопросе динамическую составляющую:

«Человек органически, кровью принадлежит к своей расе, своей национальности, своему сословию, своей семье. И в неповторимой, лишь ему одному принадлежащей индивидуальности своеобразно преломляются все расовые, национальные, сословные, семейные наследия, предания, традиции, навыки. Личность человеческая кристаллизуется на той или иной орга- нической почве, она должна иметь сверхличную компактную среду, в которой происходит качественный отбор. Одно из самых больших заблуждений всякой абстрактной социологии и абстрактной этики — это

непризнание значения расового подбора, образующего породу, вырабатывающего душевный, как и физический, тип»185.

 

 

184 А.Ф.Лосев. Родина. В кн. «Русская идея»., М.: «Республика», 1992, с. 421-422.

«Расовый подбор», о котором здесь говорится, не может не привести к евгенической проблематике, важной для сохранения социальной структуры общества и обеспечения его конкурентоспособности. И Бердяев обращается к задаче выращивания национальной элиты – аристократии. Им формулируется принцип отношения неравных частей нации – аристократического ведущего слоя и ведомой народной массы: «В истории происходит мучительный процесс все новых и новых исканий истинной аристократии. Дурное и пренебрежительное отношение к простому народу

— не аристократично, это хамское свойство, свойство выскочек. Ари- стократическое чванство — безобразное явление. Аристократия должна была бы давать простому народу от своего избытка, служить ему своим светом, своими душевными и материальными богатствами. С этим связано историческое призвание аристократии»186.

Освальд Шпенглер в своем знаменитом труде «Закат Европы» пишет, что раса выражается, прежде всего, в аристократии, которая воспитывает ощущение красоты и доводит телесный идеал воина и героя (добавим также и нравственно-рассудочный идеал мудреца) до чистоты187. Аристократия, таким образом, становится, подлинным образом расы.

Здесь присутствует призыв смирять презрение к черни. Народ, сколь бы он ни был развращен и бесстыден, остается телесной основой нации, биологическим субстратом национальной души. Поэтому ведущий слой общества обязан заботиться о демографическом благополучии и нравственном воспитании народа, не замыкаясь в себе, не превращаясь в секту.

Но не дай Бог аристократу становиться народником, потакать холопьему духу разночинца, который толком не знает своего рода-племени и не может ценить его. Аристократ – носитель родового знания тайны крови и религиозного таинства: «Аристократизм есть сыновство, он предполагает связь с отцами. Не имеющие происхождения, не знающие своего отчества не могут быть аристократами. И аристократизм человека, как высшее иерархической ступени бытия, есть аристократизм богосыновства, аристократизм благородно рожденных сынов Божьих. Вот почему христианство — аристократическая религия, религия свободных сынов Божьих, религия даровой благодати Божьей»188.

Аристократия связана кровью – это очевидный факт, который и в русском дворянстве, сместившем с исторической сцены боярские роды, подтвержден передачей из рода в род идеи служения и чести.

Бердяев пишет: «Существование «белой кости» есть не только сословный предрассудок, это есть также неопровержимый и неистребимый антропологический факт. Дворянство не может быть в этом смысле истреблено. Никакие социальные революции не могут уничтожить

 

186 Там же, с. 136.

187 О.Шпенглер. Закат Европы, М.: «Мысль», 1998, т.2, с. 129.

качественных преимуществ расы. Дворянство может умирать как социаль- ный класс, может быть лишено всех своих привилегий, может быть лишено всякой собственности. Я не верю в будущее дворянства как сословия и не хочу себе как дворянину дворянских привилегий. Но оно остается как раса, как душевный тип, как пластическая форма, и вытеснение дворянства как класса может увеличить его, душевную и эстетическую ценность»189.

Важность аристократических для общества принципов Н.Бердяев подчеркивал особо: «Всякий жизненный строй — иерархичен и имеет свою аристократию, не иерархична лишь куча мусора, и лишь в ней не выделяются никакие аристократические качества. Если нарушена истинная иерархия и истреблена истинная аристократия, то являются ложные иерархии и обра- зуется ложная аристократия. Кучка мошенников и убийц из отбросов общества может образовать новую лжеаристократию и представить иерархическое начало в строе общества. Таков закон всего живого, всего, обладающего жизненными функциями. Лишь куча сыпучего песка может существовать без иерархии и без аристократии». Обращаясь к большевикам, Бердяев продолжает: «И ваше рассудочное отрицание начала иерархическо- аристократического всегда влечет за собой имманентную кару. Вместо аристократической иерархии образуется охлократическая иерархия. И господство черни создает свое избранное меньшинство, свой подбор лучших и сильнейших в хамстве, первых из хамов, князей и магнатов хамского царства. В плане религиозном свержение иерархии Христовой создает иерархию антихристову. Без лжеаристократии, без обратной аристократии вы

не проживете и одного дня. Все плебеи хотели бы попасть в аристократию. И плебейский дух есть дух зависти к аристократии и ненависти к ней»190.

Выстраивание соответствующей иерархии – бесспорная необходимость для любого общества, намеренного быть самостоятельным субъектом Истории. Отсутствие системы элитного отбора приводит государство к химерным формам: «Демократия может быть понята как установление условий, благоприятных для качественного подбора, для выделения аристократии. При этом целью может быть поставлено отыскание реальной, а не формальной аристократии, т. е. отстранение той аристократии, которая не является царством лучших, и раскрытие свободных путей для истинной аристократии»191.

Аристократизм власти может составлять тот признак, отсутствие которого говорит о тяжелой болезни национального организма, отсутствии в нем ведущего слоя стратегической элиты. Это прекрасно понимали русские консерваторы. В начале XIX века Лев Тихомиров прямо подчеркивал необходимость восстановления аристократических начал: «Если бы класс политиканов мог осесть в стране прочно, стать более или менее наследственным, то политика, перестав быть un sale metier, конечно,

 

189 Там же, с. 133-134.

190 Там же, с. 127.

191 Там же, с. 125.

привлекла бы к себе более уважающие себя слои нации. Укрепив свое положение, новый класс мог бы вступить с народом в более тесное нравственное общение и приобрести способность выражать дух народа. Такая эволюция демократического парламентаризма привела бы к некоторому виду аристократического строя»192. Позднее И.А.Ильин писал:

«Демократия заслуживает признания и поддержки лишь постольку, поскольку она осуществляет подлинную аристократию (т.е. выделяет кверху лучших людей); а аристократия не вырождается и не вредит государству именно постольку, поскольку в ее состав вступают подлинно лучшие силы народа... Демократия, не умеющая выделить лучших, не оправдывает себя; она губит народ и государство и должна пасть»193.

Таким образом мы видим, что биологические механизмы формирования общества в русской философии тесно связаны с культурными

– прежде всего, задачей элитного отбора, формирующего современную аристократию, которая по форме может не превращаться в подобие стародавнего сословия, но по сути является таковым именно за счет отбора определенных биологических факторов и особого воспитания.