Сцена 6 «смех, как метафора нового рождения»

Итак, я сидел на полу, нежно обнимая свое прошлое. Вдруг, кто – то сзади коснулся меня и обнял, это была моя женщина – богиня. Мне стало очень хорошо. Как оказалось, мне ничего больше и не нужно. Сидеть бы так до скончания дней. Я пришел домой? Вернулся в вечное детство?

Совершенно неожиданно, я засмеялся – свободно, громко, радостно, без причины. Я смеялся и чувство освобождения, радости, счастья, охватило меня с ног до головы. Какой замечательный конец – подумал я. Впрочем, тут же осознал возражение – это не конец. Теперь так будет всегда. Как заслуженную награду я переживал неизъяснимое ощущение детской прозрачности и чистоты, надежды и веры в жизнь, которая отныне будет длиться вечно…

 

P.S. к сцене 6.

Откуда рождается смех? Как он поочередно захватывает тебя всего и, наконец, тело, беспричинно, тотально умилительно и радостно смеется. Смех становится формой и сутью существования.

Если происходит что-то, что трудно выразить словами, это значит, что это произошло в далеких глубинах человеческого бытия. Какой-то тектонический взрыв, который преломился на телесном уровне в виде рыданий или смеха, потрясших все тело, включив иные чувства и иные мысли. Взрыв произошел. Тектонические плиты сдвинулись. Мир вокруг изменился. До неузнаваемости…

И теперь нужно время, чтобы просто осмотреться, понять, осознать, прочувствовать. Это как возвращение к жизни после тяжелого похмелья. Вдруг видишь солнце на голубом небе и понимаешь – это действительно солнце, настоящее солнце. Оно желтое в бесконечной голубизне, и греет. Это так приятно, что солнце, наконец, греет меня. Оно греет меня. И значит, жизнь еще длится. Солнце греет меня. Просто так. Безвозмездно. Неужели оно меня любит? За что? Ведь вчера я был страшно пьян. Я был груб и жесток. А оно ждало меня всю ночь. И я еще не проснулся, а оно уже ждало меня, чтобы передать мне свое тепло и красоту, просто так, просто так свое вечное - желтое на голубом.

Не так ли младенец, когда берет в руки новую погремушку, гремит ею изо всех сил. Безумно радуясь звуку, который она издает. И этот звук наполняет сладостным трепетом весь мир, в том числе и его самого. И тогда появляется незамутненный смех ребенка, который и есть милосердие чистого искреннего бытия, бытия как единого потока, без разделения на я, мы, они. Метафорой такого единства и служит смеющееся без причины человеческое тело. В результате оно рождается заново.

 

Остывание через благодарность.

После Магического театра обратная связь. Все благодарят друг друга, в том числе и героя-путешественника. За что же благодарят? За мужество, за отвагу, без которых всего, в чем мы только что участвовали, не было бы. За храбрость, так как велик риск встретиться с чудовищным уродством в самом себе, а также за веру и надежду, что живут в каждом, кто решился на это опасное путешествие. Однако игра стоит свеч. Призом может стать обретение магической силы, способной превратить лягушку в прекрасную царевну.

 

Вместо итога.

Наконец, все закончилось. Радость. Покой. Умиротворение. Опустошенность и наполненность одновременно. Опустошенность от потери суетного, очевидного, наполненность чем-то неизвестным, манящим, глубоким, сильным, но пока еще непонятным. И ты чувствуешь, что осмысление впереди. Будет о чем думать. Будет, что пережить.

Я пришел в Магический театр в состоянии напряженного любопытства, а ушел в состоянии безмятежной радости, как будто пройдя трудное испытание, оказался на берегу тихой реки, где так спокойно, где солнце светит для всех, где так весело и ясно.

Это был сложный и опасный путь. От страха и отчаянья, через боль и борьбу, к духовному освобождению. От беспредельного рыдания к беспредельному смеху. Вот уж, приходится согласиться, что метафора нашей жизни - оптимистическая трагедия.

 

P.S. к «вместо итога».

1. Магический театр не ищет правду жизни, но позволяет прикоснуться к Правде Бытия. Это достигается, в том числе, и возможностью проживания нескольких пластов времени одновременно. Это очень необычное новое состояние, где удивительным образом сочетаются предельная концентрация и тотальная деконцентрация.

И вот бывают моменты, когда все времена сливаются, пересекаются, переплетаются и вдруг исчезают, оставляя лишь смех и рыдания как противоборствующие силы, а на самом деле, лишь играющие друг с другом, и велико то сознание, которое присоединится к этой Игре, найдет в себе силы отвергнуть человеческую гордыню и стать богом среди богов.

 

2. Магический театр может разрешить любой конфликт, но за это придется отдать все, что имеешь, всю свою злобу, всю свою ненависть, все уловки плотского ума, все стандарты поведения, все добросовестно нажитые представления, в том числе и понятия о долге, справедливости и воздаянии. Тогда конфликт прекращается сам собой, так как участники оказываются в иной иерархии мироздания. В пространстве других представлений, других чувств, других мыслей, в мире, где единство и целостность настолько очевидны, что взаимная ненависть моментально исчезает, как пар, открывая друг в друге мир любви, безграничной чистоты и света.

Неофитам.

Ваше дело верить, или не верить этому тексту, лучше не верить, ибо здесь нет ни слова «художественности». Все это чистая, субъективная правда, которая может быть проверена исключительно вашим личным переживанием. Попробуйте, но знайте, что над входом в Магический театр, еще со времен Г. Гессе, мелькают слова: «Вход не для всех»…. «Только для сумасшедших».

 

О новом путешествии.

Конечно, я начинаю думать над новым путешествием. Это будет не скоро, так как надо придти в себя после пережитого. Обозначу лишь абрис запроса.

Можно ли быть Землянином, не будучи русским, немцем, французом …

Насколько прав Коста Хетагуров в своем чеканном образе:

Весь мир – мой храм,

Земля – моя святыня,

Вселенная – отечество моё...

Я очень хочу погрузиться в мир этих мощных образов, идей и слов.

Но для этого надо набраться сил, сжавшись, как пружина в своем запросе. Надо очень хотеть попасть в это пока неизвестное, и, быть может, очень опасное космополитическое пространство.

 

Благодарность.

Дорогой Влад, ведь в Магическом театра все на ты. Ты сам так просишь. Ты автор этой замечательной грезы наяву, грезы о вечности, являющейся в мгновении, о возможности прикоснуться к великой Правде Бытия, бытия, которое, как выяснилось, действительно пронизано Светом и Любовью.

Спасибо тебе большое. Я рад, что ты сделал это в России. Я рад, что ты сделал это. Придут и другие. Но те, кто сейчас вместе с тобой, тоже первооткрыватели. И дело не в том, что первые, а в том, что теперь мы всегда будем впереди. И наш долг и наша ответственность делать все наилучшим образом. Еще раз, огромное спасибо. Извини за, может быть, излишний пафос, но так уж пишется.

 

P.S. к «Заметкам очевидца»

О родословной и отце.

Сегодня 9 мая. После театра прошло почти два месяца. Я проснулся, ощутив некое внутреннее движение. Во мне были медальные профили пяти казненных декабристов. Я отчетливо увидел тысячи таких же мужчин, воинов, которые никогда не были трусами… Пока я вижу только их профили, но я уже вижу. Может быть Я это Они, а Они это Я?

Когда в последней сцене, я обнял ожившего воина, среди прочих чувств было и отцовское. Я стал ему, как отец. И сегодня утром я, наконец, получил ответ на свой главный запрос, запрос об отце. Я отец самому себе. Ибо, если внутри тебя нет отца, откуда же взяться сыну? Слова Иисуса: Я и Отец одно, впервые открылись мне, как личное переживание.

…

Я бесконечно благодарен своему генетическому отцу, хотя он мне и неизвестен. Его выбрала моя любимая мать. Выбрала для воплощения своей мечты о новой жизни, о ребенке. Война шла к закату. Шел 1944 год. Ей было уже 36. Острый конфликт с военно-партийным начальством чуть не привел ее к суициду. Но теперь все позади. Что там дальше, после войны? Она должна была родить ребенка, сына для новой жизни.

Это случилось в июле, в разгаре лета, на чудесной лесной полянке, при ярком свете солнца. Она была отчислена из армии по беременности и родила в апреле 1945.

…Однажды она рассказала мне, как ярким солнечным днем, 9 мая 1945 года, в великий день Победы, она вышла во двор со своим прелестным младенцем и все подходили к ней и говорили: ой, какой хорошенький… Мама была счастлива.