Пространственно – временное центрирование.

Расставив фигуры по кругу, Влад определил время и место первой сцены: где-то в Европе, 1812 год. Повисла тишина. После довольно долгой паузы, Влад обратился к фигурам: что вы чувствуете? Фигура, воплощающая Прошлое, срывающимся голосом сказала, что она мертва и что это солдат, брошенный на поле боя. Она тут же упала на пол, поджав ноги. Следующим был юноша – Настоящее. Он пролепетал что-то о болоте, о том, что вокруг все серо, и он почти ничего не видит. О чем говорили другие фигуры, я не помню.

 

Сцена 1 «Погост».

Итак, фигура моего прошлого мертва. Оно явилось в виде погибшего воина. Мой взгляд замертво остановился на этой черной, лежащей у моих ног фигуры. Я понимал, что мне задали метафорическую загадку. И время пошло. Оно не было бесконечным. Надо было дать ответ здесь и сейчас. Я смотрел не отрываясь, пытаясь понять, что это значит. Напряжение нарастало. Я чувствовал, что время катастрофически утекает, а я не могу ничего понять и, следовательно, не могу ничего сделать. Драма требовала ответа. Она стояла рядом, как молчаливый обвинитель, она настойчиво требовала ответа, а я ничего не мог сказать, ничего…

…Вдруг, что-то произошло. Меня втянуло в какую-то воронку. Я оказался в другом времени, в другом чувственном пространстве, в некоей пустыне смыслов, которые могли постигаться лишь чувством, переживанием, но не размышлением. Ум, как зримая опора бытия в нашем измерении, перестал существовать.

Я пристально смотрел на черную фигуру, лежащую на полу, совсем рядом со мной. Кто это? Я не знал этого и не знаю до сих пор, но я совершенно явственно почувствовал, что имею к этой фигуре самое непосредственное отношение, я причастен, может быть, виновен в ее смерти. Я виновен в смерти.

Это была мужественная одинокая смерть. Никто не пришел на помощь. Никого не было рядом. И меня тоже не было рядом. Но почему? Только я мог защитить его. Получается, я предал? Смысл этой смерти облаком окружал погибшего. Это облако вопрошания требовало какого-то ответа, но я не знал его, я не знал, что сказать, я не знал что делать. Я находился в оцепенении. Я почти перестал понимать происходящее. Горло пересохло, я не мог вымолвить ни слова.

В этот момент у меня открылось самопроизвольное рыдание. Полились слезы. Я чувствовал свою вину. Безмерную вину перед этим неизвестным павшим. Как выяснилось, он никому не был нужен. И прошло уже много лет. Может быть, двести лет. А он еще не был похоронен. И в этом была моя вина. И никто не был виноват в этом кроме меня.

 

Сцена 2 «Рождение Деметры».

Ориентировочно, первая сцена длилась минут десять. Затем Влад решил повернуть течение событий в иное русло. Что - то сказали фигуры, постоянно вмешивался хор, давая свои оценки, советы. Кто этот воин? Где и как он был убит? Что должен делать герой. В чем его вина. Возникла явная и тягостная атмосфера войны, насилия, убийства.

Тут самое время позвать Ареса, вечного воина. Влад инициировал приход Ареса в моего внутреннего мужчину. Арес вальяжно расселся на стуле, который стал теперь похожим на трон правителя. Подойди сюда, сказал он, обращаясь к моей внутренней женщине. Она подошла. Я ощущал ее напряженность и скрытую энергию несогласия. Арес довольно грубо, может быть, цинично высказывался по поводу моей женщины. Я уже не помню, слов. Но это было высокомерно и бесцеремонно. Пальчиком он подозвал к себе мою женщину, и вдруг я слышу: на колени. Стань на колени. Это было как удар током. Я не знал, что мне делать. Вмешаться в ход событий. Потребовать, чтобы она не вставала на колени? Но кто я, здесь и сейчас? Зритель? Участник? Участник чего? Может быть, передо мной открывается тайна, от которой я бежал много лет. В каком качестве я могу вмешаться. Правильно ли сейчас вмешаться? Нужно ли сейчас вмешаться? Кому будет «польза» от этого вмешательства...?

…

Она подошла, но на колени не встала. «На колени», еще раз жестко и решительно произнес Арес. Возникла пауза. Влад обратился к моей женщине: перед тобой бог, ты должна повиноваться. Очень тяжелая фраза: ты должна повиноваться, ведь перед тобой бог. Оставим тут место для ваших собственных фантазий, бурного потока мыслей и чувств.

Она встала перед ним на колени. Как сжатая пружина. Долг и непокорность, свобода и статусное насилие. Я навсегда запомню, как моя женщина стоит на коленях, вопреки собственной воле. Это чудовищное насилие, возведенное в ранг закона.

Но у нее было достоинство. Ее правда и внутренняя сила доходила до нас даже через это скрюченное тело. Она не проиграла, а, скорее, примирилась. Хор почувствовал эту скрытую борьбу и встал на сторону женщины, стоящей на коленях, но победившую. Победившую кого? Здесь недоступная пока еще глубина…

 

Примечание.

В дальнейшем, в связи с развитием действия, произошла инициация богини Деметры в мою внутреннюю женщину.

А пока, продолжим.

 

Сцена 3 «Схватка с Аресом».

Итак, моя женщина стоит перед Аресом на коленях. Он говорит ей что-то о том, как должна вести себя настоящая женщина, провожающая мужчину на войну. Что надо гордиться мужчиной-воином, что смерть на поле битвы естественна и почетна. Затем он отпускает ее. Она встает и отходит на несколько шагов.

…

Пальчиком, Арес подзывает меня к себе: садись. Я сел на рядом стоящий стул. (Только сейчас, я осознал, что это те самые стулья, на которых в самом начале театра сидели мы с Владом. Но Арес сел на мой стул, а я на стул Влада. Теперь как бы Арес стал героем, а я ведущим?).

Моя женщина стояла перед нами. Она была строга и сосредоточена.

В ней была внутренняя сила. Она мне очень нравилась. Я был готов для нее на все.

…

Хочешь ее, неожиданно спросил Арес.

Да, без колебаний ответил я, хотя его, хочешь, было совершенно неуместно.

А если она не хочет, спросил он.

Она свободна, ответил я.

Тут он грязно, «по-мужски» ударил меня плечом, пренебрежительно, свысока. Мое сердце забилось сильнее. Дыхание участилось. Мышцы напряглись. Я был готов к схватке. Я желал ее. Потом последовал еще удар и еще, я почувствовал боль. Удивительно, но боль лишь раззадорила меня, она внесла некоторую определенность в мое состояние. Я стремился к боли и хотел, чтобы боль была сильнее, чтобы она захватила все мое существо, отделила меня от этого непонятного и враждебного мира.

Я думал об Аресе: «Ты хочешь борьбы? Ты хочешь схватки? Ты, который выше и сильнее меня». Да, у меня нет шансов, кроме как проиграть, проиграть в неравном бою, но зато проиграть честно, открыто, на пределе сил. И боль стала моим союзником, моим новым источником желаний и сил.

Арес ударял меня в плечо все сильнее и сильнее. Я отвечал с не меньшей силой. Удар, мы отклонялись друг от друга и наносили встречный новый удар. Неожиданно, я вдруг схватил ближнюю руку Ареса и заломил ее, как делают в кино полицейские. Раньше я никогда так не делал. Я заломил руку достаточно сильно. И вдруг я понял, что схватка окончена.

Может быть, Арес просто провоцировал меня: способен ли я принять вызов?

А, может быть, Драма проверяла, готов ли Я вступить в заведомо проигрышный бой, бой, как реквием по мужчине-воину, которому не удалось в этом качестве проявиться в жизни. Так или иначе, этот эпизод завершился тем, что Арес потерял ко мне всякий интерес.

И тут хор взял инициативу в свои руки.