Понятие преступности в местах лишения свободы.

Преступность в местах лишения свободы можно разделить на две неравные и непохожие друг на друга части:

- преступления, со­вершаемые арестованными и осужденными;

- и преступления, со­вершаемые представителями администрации этих мест.

Если пер­вые по большей части насильственные, то вторые — корыстные.

Если взять все места лишения свободы, то там за последние годы лишенными свободы совершается немногим более тысячи преступлений. Во всех этих учреждениях содержатся около 1 млн. человек.

Насильственная преступность лиц, лишенных свободы, пред­ставляет следующую картину и характеризуется такими данны­ми: за последние годы (с 1990 г.) количество убийств постепенно снизилась с 214 в 1990 г. до 23 в 2001 г., за последний год число зарегистрированных убийств сократилось на 60%. Причем уве­личение числа этих наиболее опасных преступлений наблюдалось лишь один раз — в 1992 г., тогда было совершено 226 убийств. Во все остальные годы численность убийств равномерно и неуклонно снижалась.

Что касается другого опасного преступления умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, то его дина­мика за те же годы почти повторяет динамику убийств, за тем лишь исключением, что ни разу число первых по сравнению с 1990 г. (450 случаев) не возрастало. В 2001 г. было зафиксировано всего 43 причинения тяжкого вреда здоровью. В 2003 г. количество причинения тяжкого вреда здоровью сократилось на 21%.

Такая же ситуация и относительно некоторых других насильственных преступлений, совершаемых осужденными и арестованными: количество побегов уменьшилось с 1805 в 1990 г. до 323 в 2001 г. в 2003 г. на треть уменьшилось количество побегов, в том числе из-под охраны исправительных колоний - на 36,4%.

Число хулиганских дей­ствий сократилось — с 256 до 31 за тот же период.

Сложную картину представляет собой динамика действий, дезорганизующих нормальную деятельность учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества. Больше всего таких действий было совершено в 1991 г. — 104, в последующие годы наблюдался спад, в 1995 г. было зафиксировано только пять таких преступлний, в следующем году — шесть. Однако в 1997 г. было зарегистрировано уже 58, а в 2001 г. — 84 деяния. В 2003 г. число действий, дезорганизующих нормальную деятельность, увеличилось на 50%.

Отдельную группу преступлений в местах изоляции от общества составляют кражи и иные хищения, однако их выявляемость весьма низкая. Чаще крадут у других осужденных и за это обычно наступает физическая расправа. Нередко продукты питания отнимают силой и, понятно, что так поступают представители «высших» привилегированных групп по отношению к нижестоящим. Кал правило, потерпевшие об этом не заявляют.

С 1997 по 2001 г. зафиксировано так мало краж (в 1997 г. - 66, 1998 г. — 67, 1999 г. — 43, 2000 г. — 31), что поневоле возникает сомнение в том, что все преступления действительно вызывают адекватную реакцию правоохранительных органов.

В 1997 г. в местах лишения свободы больше всего совершено преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотиков - 353. Но в последующие годы наблюдается постепенное снижение подобных действий, в 2002 г. их было зарегистрировано только 202, хотя в целом по стране наблюдается рост наркотизации населения.

Констатируя невысокий уровень преступности в местах лишения свободы и особенно снижение там числа насильственных преступлений, необходимо назвать причины столь положительной динамики, тем более что из всех социальных сфер жизни нашего общества такая динамика наблюдается только там. Прежде всего, обращает на себя внимание то, что спад пенитенциарной преступности начинается с 1991 г., т.е. с того времени, когда в нашей стране произошли демократические перемены. Применительно к местам лишения свободы это выразилось в том, что законодательно были упразднены надуманные ограничения, унижающие достоинство личности лишенных свободы условия отбывания наказания, усилился контроль за деятельностью исправительных учреждений со стороны государства и общества. Существенно ослабло напряжение в отношениях между лишенными свободы и администрацией, хотя эти отношения еще, к сожалению, не достигли уровня сотрудничества и должного взаимопониманий. Снизилось напряжение и в отношениях между самими заключенными, они стали менее тревожными, уменьшилось число межгрупповых конфликтов. Наряду с этим повысилась эффективность оперативно-розыскной деятельности, что позволило лучше предупреждать опасные преступления в местах лишения свободы.

Все эти факторы стали причиной того, что в пенитенциарной сфере стали меньше убивать, наносить телесные повреждения, вступать в открытый конфликт с администрацией, совершать по­беги. При этом неверно утверждать, что снижение показателей преступности в местах лишения свободы вызвано тем, что сейчас много преступлений укрывается от учета. Как показывает прак­тика, укрывательство от учета в прошлом имело большее распро­странение.

Характеризуя преступность в местах лишения свободы, необходимо обратить внимание на ее распространенность в различных видах исправительных учреждений.

Состояние преступности в местах лишения свободы труднообъ­яснимо для неискушенного исследователя. Так, если общее число преступлений, совершаемых в колониях, принять за 100%, то ока­жется, что в колониях особого режима интенсивность совершения преступлений ниже, нежели в колониях более мягких режимов. Если же взять такое наиболее опасное преступление, как умышленное убийство, то картина другая: их интенсивность в ко­лониях общего режима в 4 раза ниже.

Когда речь заходит об общей интенсивности преступлений, то заниженное число преступлений в колониях с более строгим ре­жимом сразу же хочется объяснить строгим контролем за поведением заключенных. Но когда дело доходит до наиболее опасных Преступлений, когда видно, что осужденные в колониях строгого и особого режимов не только интенсивнее убивают, но и более ре­шительны в своих действиях, так как среди них заметно меньше интенсивность покушений на убийство, т.е. убивают больше и одновременно меньше покушаются на убийство, реже наносят телесные повреждения, появляется другое объяснение: преступники, содержащиеся в колониях строгого и особого режимов, наиболее опасны, поскольку они, несмотря на строгий контроль, оче­видную вероятность строгой ответственности, все-таки совершают наиболее опасные преступления.

В колониях общего режима, где, как известно, содержатся впервые осужденные, до 75% всех происходящих конфликтов — быстротекущие, ситуативные, реализующиеся зачастую в течение дня и носящие характер эмоциональных вспы­шек.

В колониях строгого и особого видов режима содержания осуж­денных неформальные нормы поведения сдерживают импульсив­ность поведения, устанавливают серьезную ответственность даже за неосторожно высказанное подозрение или оскорбление. Одна­ко, если такое случилось, т.е. кто-то высказал подозрение или ос­корбление, то те же нормы требуют реакции со стороны неспра­ведливо обиженного.

Значительный интерес представляет анализ преступности в колониях-поселениях, куда были направлены или переведены колоний осужденные, твердо вставшие, по мнению администрации, на путь исправления. Даже при возможных ошибках, надо допустить, что в поселениях сосредоточиваются наиболее благонадежные осужденные. В то же время, интенсивность преступлений среди них выше, чем среди заключенных в колониях: по сравнению с общей она выше в 2,3 раза, а по сравнению с интенсивностью преступлений в колониях особого режима — в 2,6 раза. Что же касается убийств, то их интенсивность существенно ниже и составляет всего 35,5% интенсивности убийств во всех видах колоний и 27,5% интенсивности убийств в колониях особого режима. Ниже также интенсивность тяжких телесных повреждений, но Неизмеримо выше интенсивность побегов.

Такая картина противоречит здравому смыслу. Однако все проясняется, если вспомнить о закономерностях функционирования сообщества. В колониях-поселениях сосредоточиваются осужденные из разных колоний, из колоний с разным видом режима содержания заключенных, принадлежащие к разным неформальным группам — кто-то ходил в лидерах, а кто-то был на грани причисления к «отверженным» или уже стал им. Новый внутренний порядок не может сложиться из-за быстрой сменяемости кон­тингента. В отличие от колоний, где конфликт как-то должен решиться, ибо заключенный не может по своей воле поменять среду, в поселениях есть другая форма разрешения конфликта побег. Поэтому число побегов из колоний-поселений огромно: это одно из наиболее распространенных преступлений. Поскольку колонии-поселения ближе по устройству общежития к миру свободы, нежели колонии, то и преступность в них приближается по своей структуре к обычной за счет увеличения, в первую очередь, числа хищений, грабежей и разбоев, мошенничества и вымога­тельств имущества.

Особую группу составляют преступления, совершаемые сотрудниками мест лишения свободы.

Их немного. Так, злоупотреблений должностными полномочиями в 1999 г. было 11, в 2000 г. — 15, в 2001 г. — 16; присвоения или растраты соответственно — 9, 6, 2; превышения должностных полномо­чий — 18, 12, 13; халатности — 1, 2, 3; получения взятки — 7, 4, 9; должностного подлога — 4, 1, 2.

Можно уверенно предположить, что такого рода преступлений значительно больше, но они по разным причинам (из-за ложного понимания престижа ведомства, скрытого характера преступных действий и т.д.) не отражаются в ведомственной, а затем и в обще­уголовной статистике. Многие исправительные учреждения нахо­дятся вдали от крупных городов, их сотрудники представляют собой замкнутую и изолированную общину, в которой все знают все друг о друге, в критические периоды они могут проявить впол­не понятную человеческую солидарность и не «выдать» тех, кто совершает преступления, используя свое служебное положение. С другой стороны, удаленность и изолированность некоторых ис­правительных учреждений затрудняют контроль за их деятель­ностью со стороны прокуратуры и общественных организаций.

Нужно упомянуть и о том, что осужденные и их родственники весьма зависимы от администрации мест лишения свободы, очень редко жалуются на притеснения, поборы и взяточничество ее представителей. К тому же многие из них надеются на досрочное освобождение или получение иных льгот и послаблений. Им нет никакого смысла портить отношения с тюремным начальством.

Ежегодно выявляется значительное число случаев вступления пенитенциарных работников в запрещенную связь с осужденными и арестованными. В 1999 г. таких случаев было зафиксировано 1004, в 2000 г. — 596, в 2001 г. — 480, но лишь единицы из них несут наказание.

 

2. Жертвы насилия в исправительных учреждениях.

Ранее уже отмечалось, что структура преступности заключен­ных намного беднее структуры преступности как таковой. Это свя­зано с тем, что преступления заключенных — это санкции нефор­мальных норм поведения. Содержанием таких санкций чаще всего является применение насилия.

Официальный закон чаще всего (за ис­ключением преступлений, совершенных под влиянием негативных психических состояний, побегов, действий, дезорганизующих деятельность исправительных учреждений и некоторых дру­гих) наказывает тех, кто непосредственно применил санкцию неформальной нормы поведения: до 73% всех преступлений, совер­шаемых в колониях.

Чаще всего (47%) эти санкции применялись к заключенным, сотрудничающим с администрацией мест лишения свободы;

12% преступлений — расправы с теми, кто нарушил запрет на общение с заключенными из числа «отверженных»;

около 18% преступлений было совершено на почве «выколачива­ния» долгов, ибо невозвращение долга предполагает применение насилия ради выполнения долговых обязательств.

Неформальные санкции жестоки. В качестве санкций за нарушение неформаль­ных норм поведения чаще всего применяется

- убийство (20% об­щего числа изученных уголовных дел),

- нанесение тяжких телес­ных повреждений (25%),

- совершение акта мужеложства с приме­нением угроз и физического насилия (15%),

- нанесение легких те­лесных повреждений или истязание (15%),

- а также действия, ко­торые суд, согласно официальным законам, квалифицировал как хулиганство (25%).

Специфическим тюремным преступлением с высоким уровнем латентности является насильственный гомосексуализм. Лица, ко­торые подвергаются этому, как и те, которые вступают в гомосек­суальные связи добровольно (как правило, умственно отсталые), обычно более слабые по характеру и физически неспособны про­тивостоять угрозам и насилию. Они образуют изолированную группу «отвергнутых», или так называемых опущенных. Туда же входят лица, совершившие сексуальные преступления против детей и подростков, их убийства, нанесение им телесных повреж­дений, а также содействовавшие правоохранительным органам или имеющие родственников в этих органах.

Большинство тех, кто арестован за преступления против детей и подростков (около 80%), как правило, «отвергаются» уже в след­ственных изоляторах, незначительная часть (около 15%) – в ко­лониях, причем в первые месяцы отбывания наказания. Лица, наказанные за сексуальные преступления, «отвергаются» способом, подчеркивающим именно эти деяния, причем с издевательствами над ними, их избиением.

Сами «отвергнутые» в силу личностных особенностей и своего статуса не в состоянии без помощи администрации улучшить свое, положение. Однако администрация не всегда активна в предупреждении таких преступлений и оказании помощи пострадавшим. Поэтому пресс унизительного положения «отвергнутых» не ослабевает, и если в данный момент открыто не попирают их человеческое достоинство, то делают это в иной форме: с ними просто не общаются, не позволяют сидеть и стоять рядом, обедать за одним столом и т.д. Запрет на общение распространяется на всех. Контактировать они могут лишь друг с другом. Оскорбительный статус закрепляется за определенным лицом на весь срок пребывания в местах лишения свободы и даже после отбытия наказания.

Если в колонии сильна власть преступных группировок, объектом гомосексуального и другого насилия может стать любой осужденный. Отсюда острые конфликты, кровавые стычки, могущие привести к групповым беспорядкам. Поэтому многие осуж­денные отличаются повышенной тревожностью, испытывают постоянное беспокойство.

Отнюдь не случайны следующие результаты опроса: только 42% осужденных чувствуют, что они пользуются уважением дру­гих и, следовательно, защищенными; 9% считают свое положение безнадежным, опасаются за свою честь и достоинство, вообще за свое будущее; 22% полагают, что в случае конфликта их защитят товарищи, а 11% надеются на администрацию. Эти данные можно интерпретировать следующим образом: 33% осужденных все-таки опасаются агрессии и чувствуют себя достаточно тревожно.

К большинству лиц, которые допускают насильственные действия, администрация мест лишения свободы применяет, по выборочным данным, предупреждение или выговор (60%); помещение в штрафной изолятор (ШИЗО), в дисциплинарный изолятор (ДИЗО) и в помещение камерного типа (ПКТ) — 66%. Однако применение в основном суровых санкций в большинстве случаев не приводит к желаемым результатам: 56% отнеслись безразлично к наказанию, 14% бравировали им как неким высоким знаком отличия, но, правда, столько же раскаивались и испытывали чувство вины. Однако основная часть, повторяем, была безразлична к взысканию или даже гордилась им — 67% наказанных вновь совершали насилие и вновь были наказаны.

Что же представляют собой те лишенные свободы, которые прибегают к преступному насилию?

Наблюдение за лицами, которые всегда находятся в оппозиция к режиму в колонии, показывает, что, для многих из них такой образ жизни стал привычным и они не хотели бы его менять. Для этих тюремных бунтарей главное — высказаться, обратить на себя внимание, по большей части это истероидные, демонстративные личности, пытающиеся создать ореол мученика за справедливость.

Подавляющее большинство — лица в возрасте до 30 лет со сред­ним и неполным средним образованием, 80% из них ранее суди­мы, причем 28,9% привлекались к уголовной ответственности один раз, 17,5% — два раза, 32% — три раза и более. Основная масса тех, кто применяют насилие, осуждены за кражи, грабежи и разбои (74,2%), очень мало оказалось тех, кто наказаны за убий­ства и нанесение тяжкого вреда здоровью, но много виновных в изнасиловании (23,7%). Невысокий удельный вес убийц и нане­сших тяжкий вред здоровью можно объяснить тем, что они вообще составляют не очень значительную долю среди осужденных.

Наиболее часто совершают преступления и иные нарушения правопорядка те, кто находятся в местах лишения свободы пер­вые три года, т.е. в период адаптации к новым условиям жизни.

Чтобы понять саму атмосферу в местах лишения свободы, скла­дывающиеся там отношения и вспышки насилия, отметим, что среди осужденных немало лиц с психическими аномалиями. Без учета этого обстоятельства невозможно правильно организовать индивидуально-воспитательное воздействие на них.

По выборочным данным, из числа осужденных (психически здоровых) отрицательно характеризуются 24,1%, положительно — 47,1%, нейтрально — 28,7%. Отрицательные характеристики в большинстве имеют лица с ущербной психикой.

Среди отрицательно характеризующихся осужденных больше всего психопатов, алкоголики занимают лишь второе место, не мало здесь и лиц, страдающих остаточными явлениями травм черепа и органическими поражениями центральной нервной системы. Эти лица должны привлекать особое внимание.

В целом в местах лишения свободы лица с психическими ано­малиями составляют 20—25%. Поведение психопатов и лиц, страдающих остаточными явлениями травм черепа и органическими, заболеваниями центральной нервной системы, значительно хуже, чем других осужденных, в том числе имеющих иные патологии и психике.

Каковы же характеристики наиболее виктимных категорий лиц, лишенных свободы?

Вышесказанное свидетельствует о том, что уровень виктимности непосредственно связан с неформальным положением осужденного. Однако ни образо­вание, ни прежнее социальное положение, ни уровень культур­ного развития не влияют, как показали исследования, на поло­жение, которое заключенный занимает в группах, образовавших­ся в результате самоорганизации. Осужденные, отличающиеся статусом в неформальных группах, имеют практически одинако­вое образование. Они имели в среднем равное социальное поло­жение до заключения, что понятно: преступники рекрутируются из определенных слоев общества.

Анализируя социально-демографические признаки, можно лишь отметить, что добровольные помощ­ники администрации из числа осужденных не только моложе ос­тальных, но и до осуждения отличались от других заключенных более высоким образованием, лучшей профессиональной подготов­кой, т.е. признаками, которые свидетельствуют о повышенной со­циальной активности.

Рядом исследователей проводилось психологическое изучение представителей неформальных групп осужденных.

Осужденные, принадлежащие к группе «отверженных», яв­ляются, как правило, акцентуированными личностями. Что касается помощников администрации, то распространенностью акцентуаций они не отличаются от других групп заключенных, но число декомпенсированных акцентуаций возрастает у них по мере ужесточения режима содержания.

Изучение женщин и подростков показало, что среди них очень большое число акцентуированных личностей. В то же время велико число тех, кому удалось компенсировать акцентуацию. Среди женщин это те, кто в «семьях» выполняют роль жены. Пусть и уродливая, но близкая в чем-то социальная роль помога­ет. Меньше всего акцентуированных личностей среди женщин, которые сотрудничают с администрацией. Это объясняется тем, что они не преследуются с такой свирепостью, как преследуют­ся добровольные помощники в мужских колониях. Кроме того, добровольные помощницы — это, как правило, женщины пожи­лого возраста, сохранившие связи с семьей, родственниками. Поэтому среди женщин-помощниц много тех, кому удалось компен­сировать выраженное личностное свойство.

При исследовании виктимного поведения имеет важное значение уяснение способности к социальной и психологической адаптации.

Что касается «отверженных», то соотношение адаптирован­ных к дезадаптированным приближается к единице по мере смяг­чения режима. В отличие от всех других групп они хуже адапти­рованы психологически. Видимо, их положение таково, чти оно не предоставляет никаких возможностей для компенсации. Длительная декомпенсация способствует разрушению личности. Эти заключенные и составляют костяк тех 30—35%, которые после освобождения нуждаются в специальных мерах психологического И психиатрического воздействия для приспособления к жизни на свободе.

Заключенные из числа помощников администрации социаль­но адаптированы лучше «отверженных» всего лишь в 3% случаен, а психологически — в 5%. Им также комфортнее в колониях с мягким режимом содержания.

В женских колониях, а также в колониях для несовершенно летних дело обстоит много хуже, чем в мужских колониях. Женщины и подростки плохо адаптированы социально и психологи­чески. Даже «отверженные» в мужских колониях психологически адаптированы лучше, чем женщины и подростки. Лучше приспо­соблены женщины, которые помогают администрации.

Нужно отметить, что и лица, занимающие высшее положение в неформальной иерархии, являются потенциально виктимными. Цена ошибки таких лиц весьма высока. За нарушение неформальных норм к ним применяются весьма строгие санкции.