Л мы с тобой устроим тут Ути, боссе, буссе, капут.

Биссе и тарарам.

КАРЛСОН - ПЕРВЫЙ УЧЕНИК

В тот вечер, когда мама и папа отправились в путешествие, косой дождь барабанил по стёклам и гу­дел в водосточных трубах. Ровно за десять минут до их отъезда в квартиру ворвалась фрекен Бок, про­мокшая до нитки и злая как собака.

— Наконец-то! — прошептала мама.— Наконец-

то!

Она целый день прождала фрекен Бок и теперь, конечно, нервничала, но фрекен Бок этого не заме­тила.

— Я не могла прийти раньше. И в этом вино­вата Фрида,— хмуро сказала она.

Маме надо было о многом поговорить с фрекен Бок. Но времени на это уже не было: у подъезда их ждало такси.

— Главное, заботьтесь о мальчике, — сказала ма­ма со слезами па глазах.— Надеюсь, с ним ничего не случится за время нашего отсутствия.

— При мне никогда ничего не случается,— заве­рила фрекен Бок, и папа сказал, что он в этом не сомневается.

Он был уверен, что дома всё будет в порядке. А потом папа и мама обняли на прощание Малыша.

вышли на площадку и исчезли в лифте... И Малыш остался один с фрекен Бок.

Она сидела за кухонным столом, большая, груз­ная, раздражённая, и приглаживала мокрые волосы своими большими, красными руками. Малыш робко посмотрел на неё и попытался улыбнуться, чтобы по­казать своё дружелюбие. Он помнил, что, когда фре­кен Бок в первый раз жила у них он боялся её и от­носился к ней сперва очень плохо. Но теперь ведь всё было иначе, надо было скорее радоваться тому, что она здесь, в доме. И хотя встреча фрекен Бок и Карлсона не предвещала ничего хорошего. Малыш был благодарен домомучительнице за то что она со­гласилась у них пожить. Ведь иначе мама никогда в жизни не разрешила бы ему остаться, чтобы обере­гать Карлсона, это уж точно. Поэтому Малышу хотелось с самого начала вести себя с фрекен Бок хо­рошо, и он вежливо спросил её:

— Как поживает Фрида?

Фрекен Бок не ответила, она только фыркнула. Фрида была сестрой фрекен Бок. Малыш её в жизни не видел. Зато много о ней слышал. Даже очень мно­го. От фрекен Бок, которая жила вместе с сестрой Фридой в квартире на Фрейгатен, но они, видно, не очень-то ладили. Малыш понял, что фрекен Бок была недовольна сестрой, считала её поведение нескромным и странным. Всё началось с того, что Фрида выступила по телевидению с рассказом о привидениях, а фрекен Бок никак но могла с этим примириться. Правда, потом ей тоже удалось выступить по телевидению и рассказать всей Швеции свой ре­цепт приготовления жаркого. Но всё же этого ока­залось недостаточным, чтобы подчинить себе Фриду: она продолжала вести себя нескромно и странно. По­этому фрекен Бок только фыркала в ответ на вопрос Малыша: «Как поживает Фрида?»

— Полагаю, что прекрасно,— всё же ответила домомучительница, когда отфыркалась.— Завела себе жениха, несчастная.

Малыш толком не знал, что на это надо сказать, но что-то обязательно надо было сказать, а ведь ему хотелось быть внимательным. Поэтому он спро­сил:

— А у вас, фрекен Бок, тоже есть жених?

Но он явно сделал промах, потому что фрекен Бок резко встала и так при этом двинула стол, что всё на нём задребезжало.

— Слава богу, нет! — сказала она.— Я и не хочу. Не всем же быть такими кокетками, как Фрида.

Она умолкла и с таким усердием стала мыть по­суду, что брызги летели во все стороны. Но вдруг она о чём-то вспомнила, с тревогой поглядела на Ма­лыша и спросила:

— Послушай, я надеюсь, что тот невоспитанный толстый мальчишка, с которым ты в тот раз играл, теперь сюда больше не ходит?

Фрекен Бок никак не могла взять в толк, что Карлсон, который живёт на крыше,— красивый, ум­ный, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил. Она считала, что он — ровесник Малыша, его школьный товарищ, самый обыкновенный озорник. Что этот озорник почему-то умеет летать, её не удив­ляло. Она думала, что такой моторчик можно купить в игрушечном магазине, были бы только деньги, и всё ворчала по поводу того, что теперь так балуют детей. «Скоро дело дойдёт до того, что дошкольники станут на Луну летать»,— говорила она. И вот теперь она вспомнила Карлсона и назвала его «этот невос­питанный толстый мальчишка»... Малышу это со­всем не понравилось.

— Карлсон вовсе не такой толстый...— начал он, но тут как раз раздался звонок в дверь.

— О, приехал дядя Юлиус! — сказал Малыш и побежал открывать.

Но в дверях стоял вовсе не дядя Юлиус, а Карл­сон. Он был мокрый как гусь, под ногами у него уже натекла лужа, а в глазах был немой упрёк.

— Летать бог весть куда только потому, что кто- то не подумал оставить окно открытым! — возмущал­ся Карлсон.

— Да ведь ты же сказал, что тебе нора спать! — защищался Малыш, потому что Карлсон и в самом деле это сказал.— Я правда, не думал, что тебя ещё можно ждать сегодня.

— А ты мог всё же не терять надежду,— не уни­мался Карлсон.— Ты мог бы подумать: а вдруг он всё же придёт, милый Карлсончик, ой, как это будет хорошо, да, да, вдруг всё же придёт, потому что захо­чет встретиться с домомучнтельницей. Вот что ты мог бы подумать.

— А ты в самом деле захотел с ней встретить­ся? — испуганно спросил Малыш.

— Гей-гоп! — крикнул Карлсон.— Ещё бы!

Малыш прекрасно понимал, что он не сумеет на­долго отсрочить встречу Карлсона с фрекен Бок, но он не был готов к тому, чтобы это произошло прямо в первый же вечер. Он решил, что поговорит сейчас с Карлсоном, но Карлсон, словно охотничья собака, напавшая на след, неудержимо рвался на кухню. Малыш всё же схватил его за рукав.

— Послушай, Карлсон,— сказал он. стараясь придать своему голосу как можно большую убеди­тельность,— она ведь думает, что ты мой товарищ по школе, и по-моему, хорошо, чтобы она и дальше так думала.

Карлсон вдруг застыл, а потом в нём что-то заклокотало, как всякий раз, когда он приходил в восторг от новой выдумки.

— Она в самом деле верит, что я хожу в шко­лу? — переспросил он, ликуя. И ринулся на кухню.

Фрекен Бок услышала чьи-то приближающиеся шаги. Она ждала дядю Юлиуса и была немало удив­лена, что пожилой господин так стремительно ска­чет но коридору. Исполненная любопытства, гляде­ла она на дверь: ей казалось, что дядя Юлиус должен быть очень представителен и элегантен. Когда же дверь с шумом распахнулась и в кухню ворвался Карлсон, она вскрикнула, словно увидела змею.

Карлсон не заметил её ужаса. Двумя прыжками он очутился около неё и с рвением заглянул ей в ли­цо, выражавшее глубокое неодобрение.

— А ты знаешь, кто у нас в классе первый уче­ник? — спросил Карлсон.— Угадай, кто лучше всех умеет считать, и писать, и... Кто вообще лучше всех?

— Когда входишь в дом, надо здороваться,— ска­зала фрекен Бок.— И меня нисколько не интересует, кто у вас первый ученик. Уж во всяком случае не ты, это ясно.

— Спасибо за эти слова,— сказал Карлсон и на­дулся, но со стороны могло показаться, что он ду­мает.— Уж в арифметике-то я, во всяком случае, са­мый сильный, — мрачно сказал он наконец и пожал плечами.— Пустяки, дело житейское,— добавил он и вдруг весело запрыгал по кухне. Он вертелся вокруг фрекен Бок и что-то бормотал, и так постепенно ро­дилось что-то вроде песенки:

Пусть всё кругом

Горит огнём.

А мы с тобой споём.

— Не надо, Карлсон, не надо,— пытался унять его Малыш, но без толку.

Ути, боссе, буссе, бассе,

Биссе, и отдохнём,—

всё увлечённей пел Карлсон. А когда он дошёл до слова «отдохнём», раздался выстрел, а вслед за ним — пронзительный крик. Выстрелил Карлсон из своего пистолетика, а закричала фрекен Бок. Малыш спер­ва подумал, что она упала в обморок, потому что она плюхнулась на стул и долго сидела молча, с закры­тыми глазами, но когда Карлсон снова запел:

Угй. боссе, буссе, бассё,

Биссе, и отдохнём,—

она открыла глаза и сказала зло:

— Ты у меня сейчас таких боссе и бассе полу­чишь. дрянной мальчишка, что век помнить будешь!

Карлсон на это ничего не ответил, он только под­цепил своим пухленьким указательным пальцем фрекен Бок за подбородок, а потом ткнул в краси­вую брошь, приколотую у ворота.

— Красивая вещь,— сказал он.— Где ты её стя­нула?

Карлсон, перестань, прошу тебя! — в страхе крикнул Малыш, потому что он видел, в каком бе­шенстве была фрекен Бок.

Ты всякий... всякий стыд потерял,— прогово­рила она запинаясь, с трудом находя слова, а потом закричала: — Убирайся вон! Слышишь? Я сказала: вон!

Успокойся! — сказал Карлсон.— Я ведь толь­ко спросил, а когда вежливо задаёшь вопрос, то мож­но надеяться па такой же вежливый ответ.

— Вон! — кричала фрекен Бок.

Во-первых, мне необходимо выяснить одну вещь,- сказал Карлсон.— Не замечала ли ты, что по утрам у тебя немеет тело? А если замечала, то не хо­чешь ли ты, чтобы я тебя полечил?

Фрекен Бок обвела кухню диким взглядом в по­исках какого-нибудь тяжёлого предмета, чтобы

 

швырнуть им в Карлсона, и Карлсон услужливо под­бежал к шкафу, вынул оттуда выбивалку для ковров и сунул её домомучительнице в руки.

— Гей-гоп! — кричал он, снова бегая по кухне.— Гей-гоп, вот теперь наконец всё начнётся!

Но фрекен Бок бросила выбивалку в угол. Она ещё помнила, каково ей пришлось в прошлый раз когда она гналась за ним с такой вот выбивалкой в руке, и не хотела испытать это снова.

Малыш боялся, что всё это плохо кончится, и га­дал, сколько кругов Карлсон успеет сделать прежде, чем фрекен Бок сойдёт с ума. «Не так уж много»,— решил Малыш и понял, что главное — как можно быстрее увести Карлсона из кухни. И когда он в одиннадцатый раз промчался с гиканьем мимо него, Малыш схватил его за шиворот.

— Карлсон, - взмолился он,— прошу тебя, пой­дём ко мне в комнату!

Карлсон пошёл за ним крайне неохотно.

— Прекратить наши упражнения как раз в тот момент, когда мне удалось наконец вдохнуть в неё жизнь, какая глупость! — ворчал он.— Ещё несколь­ко минут, и она стала бы такой же бодрой, весёлой и игривой, как морской лев, в этом нет сомнений!

Первым долгом Карлсон, как всегда, выкопал персиковую косточку, чтобы посмотреть, насколько она выросла. Малыш гоже подошёл, чтобы на неё взглянуть, а оказавшись рядом с Карлсоном, поло­жил ему руку па плечо и только тогда заметил, что бедняжка Карлсон промок до нитки — должно быть, он долго лежал под проливным дождём.

— Неужели ты не мёрзнешь, на тебе же сухого места нет? — спросил Малыш.

Карлсон, видно, до сих пор не обращал на это внимания, но он тут же спохватился.

— Конечно, мёрзну,— сказал он.— Но разве это кого-нибудь беспокоит? Разве кто-нибудь пальцем шевельнёт, если лучший друг приходит промокший до нитки и у него зуб на зуб не попадает от холода? Разве кто-нибудь заставит его снять мокрую одежду и наденет пушистый, красивый купальный халат? Разве кто-нибудь, спрашиваю я, побежит на кухню, и сварит для него шоколад, и принесёт ему побольше плюшек, и силком уложит в постель, и споёт ему кра­сивую, печальную колыбельную песнь, чтобы он ско­рее заснул?.. Разве кто-нибудь позаботился о дру­ге? — заключил свою тираду Карлсон и с упрёком по­смотрел на Малыша.

— Нет, никто не позаботился,— признался Малыш, и голос его прозвучал гак, что казалось, он вот- вот расплачется.

И Малыш со всех ног кинулся делать всё то, что, по мнению Карлсона, надо было сделать в этом слу­чае для своего лучшего друга. Труднее всего было получить у фрекен Бок тёплый шоколад и плюшки для Карлсона, но у неё уже не было ни сил, пи времени оказывать дальнейшее сопротивление, потому что она жарила цыплёнка по случаю приезда дяди Юлиу­са, который мог появиться в любую минуту.

— Сам себе сделай горячий шоколад, если хочешь,— сказала она.

И Малыш прекрасно со всем справился. Несколь­ко минут спустя Карлсон уже сидел в белом купаль­ном халате в постели Малыша, пил обжигающий шо­колад и с аппетитом ел плюшки, а в ванной комнате были развешаны для просушки его рубашка, штаны, бельё, носки и даже башмаки.

— Вот что,— сказал Карлсон,— прекрасную, печальную колыбельную можешь не петь, лучше посиди у изголовья моей кровати всю ночь, не смыкая глаз.

— Всю ночь? — спросил Малыш.

Карлсон не мог ответить. Он как раз засунул в рот целую плюшку и поэтому только энергично заки­вал. Бимбо надрывался от лая. Ему не правилось, что Карлсон лежал в постели Малыша. Но Малыш взял Бимбо на руки и прошептал ему на ухо:

— Я ведь могу лечь на диванчик, понимаешь? И твою корзинку мы переставим туда.

Фрекен Бок гремела чем-то на кухне, и, когда Карлсон это услышал, он сказал с досадой:

— Она не поверила, что я первый ученик.

— Это неудивительно,— сказал Малыш. Он ведь давно обнаружил, что Карлсон но умеет толком ни читать, ни писать, ни считать, хотя и похвастался фрекен Бок. что всё это он отлично умеет!

— Тебе надо упражняться,— сказал Малыш.— Хочешь, я научу тебя хоть немного сложению?

Карлсон фыркнул, и брызги шоколада обдали всё вокруг.

— А ты хочешь, я научу тебя хоть немного скромности? Неужели ты думаешь, что я не знаю этого слу... ела... Как это называется?

Впрочем, времени для упражнений в устном счё­те у них всё равно не оказалось, потому что именно в этот момент раздался долгий звонок в дверь. Малыш сообразил, что это может быть только дядя Юлиус, и со всех ног кинулся открывать. Ему очень хотелось встретить дядю Юлиуса одному — он считал, что Карлсон может спокойно полежать это время в по­стели. Но Карлсон так не считал. Он уже стоял за спиной Малыша, и полы купального халата пута­лись у него в ногах.

Малыш настежь распахнул дерь, и на пороге действительно стоял дядя Юлиус. В обеих руках он держал по чемодану.

— Добро пожаловать, дядя Юлиус...— начал Малыш, но окончить ему так и не удалось, потому что раздался оглушительный выстрел и дядя Юлиус как подкошенный повалился на пол.

— Карлсон! — в отчаянии прошептал Малыш. Как он жалел теперь, что подарил Карлсону этот пистолетик! — Зачем ты это сделал?

— Это был салют! — воскликнул Карлсон.— Ко­гда приезжают почётные гости, ну, всякие там президенты или короли, их всегда встречают са­лютом.

Малыш чувствовал себя до того несчастным, что готов был заплакать. Бимбо дико лаял, а фрекен Бок, которая тоже, услышав выстрел, прибежала, всплеснула руками и принялась охать и причитать над бедным дядей Юлиусом, который лежал непо­движно на коврике у входной двери, словно повален­ная сосна в лесу. Только Карлсон оставался по-преж­нему невозмутим.

— Спокойствие, только спокойствие,— сказал он.— Сейчас мы его взбодрим.

Он взял лейку, из которой мама Малыша поли­вала цветы, и стал из неё поливать дядю Юлиуса. Это действительно помогло, дядя Юлиус медленно от­крыл глаза.

— Всё дождь и дождь,— пробормотал он ещё в полузабытьи. Но когда увидел склонённые над ним встревоженные лица, он совсем очнулся.— А что... что, собственно, было? — спросил он в полном недоумении.

— Был дан салют,— объяснил Карлсон,— хотя для многих лиц церемония салюта теперь сочетает­ся с таким вот душем.

А фрекен Бок занялась тем временем дядей Юлиусом. Она насухо вытерла его полотенцем и повела в комнату, где он будет жить. Оттуда доносился её голос: она объясняла дяде Юлиусу, что этот тол­стый мальчишка — школьный товарищ Малыша и что всякий раз он придумывает бог знает какие ди­кие шалости.

— Карлсон! — сказал Малыш.— Обещай, что ты никогда больше не будешь устраивать салютов.

— Можете не беспокоиться,— угрюмо буркнул Карлсон.— Приходишь специально для того, чтобы помочь торжественно и празднично встретить гостей, и никто тебя за это не благодарит, никто не целует в обе щеки и не кричит в восторге, что ты — самый весёлый в мире парень. Никто! Вce вы слабаки, толь­ко и норовите в обморок падать! Плаксы... Вот вы кто!

Малыш ему не ответил. Он стоял и слушал, как дядя Юлиус ворчит в своей комнате. И матрац был жёсток, и кровать коротка, и одеяло слишком тон­кое... Одним словом, сразу стало заметно, что дядя Юлиус появился в доме.

— Он никогда ничем не бывает доволен,— сказал Малыш Карлсону.— Вот разве что самим собой.

— Да я его в два счёта от этого отучу,— сказал Карлсон,— ты только попроси меня как следует.

Но Малыш попросил Карлсона как следует толь­ко об одном: оставить дядю Юлиуса в покое.

 

КАРЛСОН НОЧУЕТ У МАЛЫША

Час спустя дядя Юлиус уже сидел за столом и уплетал цыплёнка, а фрекен Вок, Малыш, Карлсон и Бимбо стояли рядом и глядели на него. «Как король»,— подумал Малыш. Им учительница в школе рассказывала, что, когда короли едят, вокруг стоят придворные и смотрят на них.

Дядя Юлиус был толстый, и вид у него был очень высокомерный и самодовольный. «Наверно, такой, какой и должен быть у старых королей»,— решил Малыш.

— Собаку прочь! — сказал дядя Юлиус.— Ма­лыш, ты же знаешь, что я терпеть не могу собак.

— Но Бимбо не делает ничего плохого,— воз­разил Малыш.— Он не лает, и вообще он такой милый.

Дядя Юлиус придал своему лицу насмешливое выражение, как, впрочем, всегда, когда собирался сказать что-нибудь неприятное.

— Да, теперь настали такие времена,— сказал он.— Маленькие мальчики не только не делают то, что им приказано, но ещё и возражают взрослым. Вот как теперь обстоят дела, и мне это решительно не нравится.

До сих пор Карлсон не мог оторвать глаз от цып­лёнка, но после этих слов он перевёл взгляд на дядю Юлиуса и долго смотрел на него в глубокой задум­чивости.

— Дядя Юлиус,— проговорил наконец Карл­сон,— скажи, тебе когда-нибудь кто-нибудь говорил, что ты красивый, умный и в меру упитанный мужчи­на в самом расцвете сил?

Дядя Юлиус никак не ожидал услышать такой комплимент. Он очень обрадовался — это было ясно, хотя и попытался виду не подавать. Он только скром­но улыбнулся и сказал:

— Нет, этого мне никто ещё не говорил.

— Не говорил, значит? — задумчиво переспросил Карлсон.— Тогда почему тебе в голову пришла та­кая нелепая мысль?

— Карлсон, перестань...— сказал Малыш с упрёком, потому что считал, что Карлсон и в самом деле ведёт себя безобразно.

Но тут Карлсон обиделся не на шутку.

— «Карлсон, перестань, Карлсон, перестань, Карлсон, перестань»! Только это я от тебя и слы­шу! — возмутился он.— Почему ты меня всё одёрги­ваешь? Я не делаю ничего плохого.

Дядя Юлиус строго посмотрел на Карлсона. Но потом, видимо, решил, что он не заслуживает внимания, и снова занялся цыплёнком. А фрекен Бок всё пододвигала ему блюдо и умоляла взять ещё кусочек.

— Надеюсь, вам нравится? — спросила она.

Дядя Юлиус впился зубами в цыплячью ножку,

а потом сказал с насмешливым видом:

— Да, спасибо! Хотя этому цыплёнку уж навер­няка сравнялось пять лет, зубы позволяют мне это точно определить.

Фрекен Бок вспыхнула и сморщила лоб от обиды.

— У такого цыплёнка вообще нет зубов,— сказа­ла она с горечью.

Дядя Юлиус поглядел на фрекен Бок ещё более насмешливо.

— Зато у меня они есть,— сказал он.

— Только не ночью,— уточнил Карлсон.

Малыш стал красный как рак. Ведь это он расска­зал Карлсону, что когда дядя Юлиус спит, его зубы лежат в стакане с водой на тумбочке у кровати.

К счастью, фрекен Бок в этот момент разреве­лась — от обиды, что дядя Юлиус нашёл цыплёнка жёстким. Ничто на свете не могло причинить ей та­кого горя, как непризнание её кулинарного искусст­ва, и теперь она горько плакала.

Дядя Юлиус, конечно, не думал, что она примет это так близко к сердцу. Он торопливо поблагодарил её за еду, смущённо встал из-за стола, уселся в качалку, развернул газету и отгородился ею ото всех.

Карлсон в сердцах уставился на него.

— Какие всё-таки бывают противные люди! — воскликнул он и, подбежав к фрекен Бок, стал её похлопывать по плечу.— Ничего, ничего, моё золотце,— говорил он, стараясь её утешить,— жёсткий цыплёнок — это пустяки, дело житейское. Разве ты виновата, что так и не научилась жарить цыплят?

Но тут фрекен Бок отпихнула Карлсона от себя с такой силой, что он кубарем пролетел через всю комнату и — раз! — очутился прямо на коленях у дя­ди Юлиуса.

— Гей-гоп! — завопил Карлсон и, не дав дяде Юлиусу опомниться, удобно расположился: он свернулся калачиком и сказал с довольной улыбкой: — Давай играть в дедушку и внучка! Рассказывай мне сказку, но только, смотри, не очень страшную, а то я испугаюсь.

 

Дядя Юлиус меньше всего на свете хотел быть де­душкой Карлсона, а кроме того, он увидел что-то интересное в газете. Поэтому он недолго думая схватил Карлсона за шиворот и поставил на пол. Повернув­шись к фрекен Бок, он громко сказал:

— Знаете, что я сейчас прочёл? — спросил он.— Будто здесь у вас, в районе Вазастана, летает какой- то спутник-шпион. Вы слыхали?

Малыш прямо застыл от ужаса. Только этого ещё не хватало! Почему дяде Юлиусу должна была по­пасть под руку именно эта злосчастная газета! Ведь с тех пор прошло уже больше недели!

Однако, к счастью, дядя Юлиус пока только изде­вался над тем, что было написано в газете.

— Они думают, что им все сойдёт с рук, любой бред,— сказал он.— У них только одна задача — распродать побольше номеров. Шпион... неуловим! Зна­ем мы эти сказки! Разве вы, фрекен Бок, хоть разок видели этот таинственный летающий бочонок?

У Малыша перехватило дыхание. «Если она сей­час расскажет дяде Юлиусу, что этот невоспитанный толстый мальчишка тоже умеет летать, всё пропа­ло,— думал Малыш,— во всяком случае, тогда у дяди Юлиуса обязательно возникнут подозрения».

Но фрекен Бок, видно, вовсе не считала, что в самом Карлсоне и в его умении летать есть что-то необычное, кроме того, она всё ещё так громко всхлипывала, что едва могла говорить.

— Летающий бочонок? Что-то я ничего об этом не слыхала,— проговорила она наконец, глотая слё­зы.— Наверно, обычная газетная утка.

У Малыша вырвался вздох облегчении. Если бы ему только удалось уговорить Карлсона никогда, ни­когда, никогда не летать при дяде Юлиусе, то, может, всё как-нибудь ещё обошлось бы.

Малыш обернулся, чтобы тут же попросить об этом Карлсона, но его словно ветром сдуло. Малыш забеспокоился и решил немедленно начать поиски, но дядя Юлиус подозвал его к себе. Он хотел узнать, как у Малыша идут дела в школе, и проверить, силён ли он в устном счёте, хотя сейчас были летние кани­кулы, а значит, не время говорить о занятиях. Но в конце концов Малышу всё же удалось вырваться, и он помчался к себе в комнату посмотреть, не там ли Карлсон.

— Карлсон! — крикнул он, переступив порог.— Карлсон, где ты?

— В твоих пижамных штанах,— ответил Карл­сон.— Если только эти две узкие кишки можно на­звать штанами!

Он сидел на краю кровати и пытался натянуть на себя штаны, но, как ни старался, ничего не получалось.

Я дам тебе пижаму Боссе,— сказал Малыш, метнулся в комнату брата и принёс оттуда большую пижаму. Она налезла и на такого толстяка, как Карлсон.

Правда, штанины и рукава оказались чересчур длинны, но Карлсон тут же нашёл выход — недолго думая он их обрезал. Малыш не успел и слова вымолвить, но он, по правде говоря, даже не очень огор­чился. В конце концов, рассуждал он, пижама — эго пустяки, дело житейское, и то, что она погибла, не может омрачить его радости: ведь это такое удиви­тельное событие — Карлсон останется у него ноче­вать!

Малыш постелил себе на диванчике простыни Боссе и поставил рядом с собой корзинку Бимбо. Бимбо уже улёгся в неё и пытался заснуть, но то и дело открывал глаза и недоверчиво косился на Карлсона.

Карлсон вертелся в кроватке Малыша, стараясь устроиться поудобнее.

— Я хочу свить себе тёплое гнёздышко,— сказал

он.

«И этой пёстрой пижаме он и в самом деле похож на птицу,— подумал Малыш.— Если со всех сторон подоткнуть одеяло, то он будет лежать, как в гнезде».

По Карлсон не захотел, чтобы Малыш подоткнул одеяло.

— Пока ещё рано,— сказал он.— Сперва мы позабавимся. Я не согласен скучать, лёжа в постели. Здесь тоже есть чем заняться. Можно есть бутербро­ды с жирной колбасой, можно играть в «мешок», можно устроить подушечную битву. Мы начнём с бутербродов.

— Ilo ты же недавно съел целую гору плюшек.

— Если мы будем лежать и скучать, я не иг­раю,— заявил Карлсон.— Неси бутерброды!

И Малыш прокрался в кухню и приготовил бутерброды. Никто ему не помешал, фрекен Кок сидела в гостиной и разговаривала с дядей Юлиусом. Видно, она уже простила ему ту обиду, которую он ей нанёс, сказав, что цыплёнок жёсток. Малыш беспрепятст­венно вернулся в свою комнату и присел на кровать у ног Карлсона. Он глядел, как Карлсон сосредото­ченно уплетает бутерброды, и был счастлив. Как приятно, когда твой лучший друг остаётся у тебя но­чевать. И Карлсон на этот раз тоже был всем, всем доволен.

— Бутерброды хороши, и ты хорош, и домомучительница тоже хороша,— сказал он.— Хотя она и не поверила, что и первый ученик,— добавил он и по­мрачнел. Это обстоятельство его явно огорчало.

— Ах, не обращай на это внимания! Вот дядя Юлиус тоже хочет, чтобы я был первым учеником, а я вовсе не первый.

— Нет, спасибо, я так не согласен,— сказал Карлсон,— Вот если бы я хоть немного научил тебя этому слу... слу... как это ты называешь?

— Сложение, — сказал Малыш. — Ты собираешь­ся меня учить?

— Да, потому что я лучший в мире специалист по сложению.

Малыш рассмеялся.

— Сейчас проверим,— сказал он.— Ты согласен?

Карлсон кивнул:

— Приступай!

И Малыш приступил.

— Вот мама даёт тебе, допустим, три яблока...

— И скажу ей спасибо.

— Не перебивай меня,— сказал Малыш.— Если ты получишь три яблока от мамы, и два от папы, и два от Боссе, и три от Бетан, и одно от меня...

Докончить ему не удалось, потому что Карлсон погрозил ему пальцем.

— Так я и знал! — сказал он.— Я всегда знал, что ты самый жадный в семье, а это что-нибудь да зна­чит!

— Подожди, сейчас не об этом речь,— сказал Малыш, но Карлсон упрямо продолжал:

— Вот если бы ты дал мне большой пакет, я быстро развернул бы его, а там кило яблок, и две груши, и горсть таких мелких жёлтых слив, знаешь?

— Перестань,— сказал Малыш,— Я же говорю про яблоки для примера, чтобы научить тебя сложе­нию. Так вот, ты получил одно яблоко от мамы...

— Постой,— сердито закричал Карлсон,— я так не играю! А куда она дела те два яблока, которые только что собиралась мне дать?

Малыш вздохнул.

Милый Карлсон, яблоки здесь ни при чём. Они нужны мне только для того, чтобы объяснить тебе, как надо складывать. Теперь ты понял, в чём дело?

Карлсон фыркнул.

— Думаешь, я не понимаю, в чём дело? Мама стащила у меня два яблока, как только я отвернулся.

— Перестань, Карлсон,— снова сказал Малыш,— Итак, если ты получишь три яблока от мамы...

Карлсон довольно кивнул.

— Ну вот видишь! Надо уметь за себя постоять, я всегда это знал. Я люблю порядок: что моё то моё. Я получил три яблока от твоей мамы, два от папы, два от Боссе, три от Бетан и одно от тебя, потому что ты самый жадный...

— Да, так сколько же у тебя всего яблок? — спросил Малыш.

— А ты как думаешь?

— Я не думаю, я знаю,— твёрдо сказал Малыш.

— Ну тогда скажи! — попросил Карлсон.

— Нет, это ты должен сказать.

— Больно воображаешь! Скажи! Держу пари, что ты ошибёшься.

— Напрасно надеешься! — сказал Малыш.— У тебя будет одиннадцать яблок.

— Ты так думаешь? — переспросил Карлсон.— Вот и попал пальцем в небо. Потому что позавчера вечером я сорвал двадцать шесть яблок в одном саду в Лидингене, но потом я съел три штуки и ещё одно надкусил — ну, что ты теперь скажешь?

Малыш молчал, он простоне знал, что сказать. Но потом он вдруг сообразил.

— Ха-ха! Всё ты врёшь,— сказал он.— Потому что в июне ещё нет яблок на деревьях.

— Верно, нет,— согласился Карлсон.— Но тогда где вы-то их взяли, яблочные воришки!

И Малыш решил отказаться от своего намерения научить Карлсона сложению.

— Но теперь ты хоть знаешь, что это за штука — сложение.

— Ты думаешь, я раньше не знал, что это то же самое, что рвать яблоки,— сказал Карлсон.— А это­му меня учить не надо, я сам с этим неплохо справ­люсь. Я ведь лучший в мире мастер по сложению яб­лок, и, когда у меня выберется свободный часок, мы полетим с тобой за город, и я покажу тебе, как надо браться за сложение.

Карлсон проглотил последний кусок хлеба с кол­басой и решил приступить к подушечному бою. Но стоило ему кинуть Малышу в голову подушку, как Бимбо дико залаял.

«Б-р-р!.. — рычал Бимбо, вцепившись зубами в угол подушки. Но Карлсон схватил её за другой угол и потянул к себе. Так Бимбо и Карлсон рвали по­душку друг у друга, пока она не лопнула. Бимбо раз­жал челюсти. Карлсон подхватил подушку и кинул к потолку. Перья, красиво кружась, осыпали Малы­ша, который лежал на кушетке и хохотал.

— Кажется, пошёл снег,— сказал Карлсон.— Смотри, какой густой! — восхитился он и снова под­бросил подушку к потолку.

Но Малыш сказал, что надо прекратить подушеч­ный бой и что вообще пора спать. Было уже поздно, они слышали, как дядя Юлиус пожелал фрекен Бок спокойной ночи.

— А теперь я пойду и лягу в свою короткую кро­вать,— сказал он.

И тут Карлсон вдруг очень оживился.

— Гей-гоп! — воскликнул он.— Я, кажется, при­думал ещё одну забавную штуку.

— Что ещё за штуку ты придумал? — удивился Малыш.

— Очень забавную штуку, которую можно выкинуть, если ночуешь не дома, а у кого-нибудь в гостях,— объяснил Карлсон.

— Играть в «мешок»? Подложить что-то в чужую постель, да? Уже поздно. Ты не будешь этого делать, ладно?

— Да, уже поздно,— согласился Карлсон.

— Конечно, уже поздно,— с облегчением сказал Малыш.

— Я теперь уже не буду этого делать,— уверил его Карлсон.

— Бот и хорошо! — обрадовался Малыш.

— Потому что успел эго сделать раньше,— закончил Карлсон.

Малыш так и сел.

— Ну да? Неужели дяде Юлиусу?

Карлсон закудахтал от восторга.

— Хитрый мальчишка, как ты мог догадаться?

Малыш так много смеялся но время подушечного боя, что теперь уже просто застонал от смеха, хотя знал, что Карлсон поступил дурно.

— Ой, как дядя Юлиус рассердится!

— Нот это мы и должны проверить,— сказал Карлсон.— Придётся слетать вокруг дома и погля­деть в окно спальни.

Тут Малыш разом перестал визжать от смеха.

— Ни за что на свете! Вдруг он тебя увидит! Он решит, что ты и есть спутник-шпион... Сам можешь сообразить, что тогда будет...

Но Карлсон был упрям.

— Когда подкладываешь кому-нибудь в постель «мешок», обязательно надо увидеть, как жертва сердится, иначе вся затея не имеет смысла,— уверял он.— Не волнуйся, я прикроюсь зонтиком!

И он побежал в прихожую за маминым красным зонтиком, потому что по-прежнему лил дождь.

— Я не хочу мочить пижаму Боссе,— сказал Карлсон.

Он стоял на подоконнике с открытым зонтиком, готовый к отлёту. «Это очень опасно»,— подумал Малыш и сказал с мольбой:

— Смотри, будь осторожен! Следи, чтобы никому не попасться на глаза, не то всё пропало!

— Спокойствие, только спокойствие! — сказал Карлсон. И полетел в дождь.

А Малыш остался, и он вовсе не был спокоен, а наоборот, так волновался, что кусал себе паль­цы.

Минуты тянулись мучительно долго. Дождь лил как из ведра. Малыш ждал. И вдруг он услышал ду­шераздирающий крик дяди Юлиуса. И вслед за тем в открытое окно влетел назад Карлсон. Он с доволь­ным видом выключил мотор и пристроил на полови­ке зонтик, чтобы стекала вода.

— Он видел тебя? — с испугом спросил Малыш.— Он лёг в постель?

— Пытался, он ведь такой упрямый,— объяснил Карлсон.

Тут до них снова донёсся крик дяди Юлиуса.

— Я должен пойти посмотреть, что с ним случи­лось.— сказал Малыш и побежал в спальню.

Дядя Юлиус сидел, завернувшись в простыню; он был смертельно бледен, в глазах светился ужас, а на полу, рядом с ним, лежала подушка и свёрнутое в валик одеяло.

— Ты мне здесь не нужен,— сказал дядя Юлиус, когда появился Малыш.— Позови фрекен Бок.

Но фрекен Бок, видно, сама услышала его крик, потому что она тоже примчалась из кухни и застыла у двери как вкопанная.

— Боже мой! — воскликнула она.— Неужели вы перестилаете постель?

— Пет, нет,— заверил её дядя Юлиус,— хотя вообще-то я не могу одобрить, что здесь стелят постель но новой моде... Но сейчас мне не до этого.

Он замолчал и тихо застонал. Фрекен Бок подо­шла поближе к нему и рукой потрогала его лоб.

— Что случилось? Бы больны, господин Иенсен?

— Да, болен,— с трудом произнёс дядя Юлиус.— Надеюсь, что болен... Уходи,— добавил он, обраща­ясь к Малышу.

И Малыш ушёл. По он задержался за дверью, потому что хотел услышать, что ещё скажет дядя Юлиус.

— Я умный и трезвый человек,— продолжал дя­дя Юлиус.— Таинственные явления, о которых пи­шут в газетах, разные там глупости не могут мне за­дурить голову... потому я надеюсь, что я просто бо­лен.

— Что случилось? — повторила фрекен Бок.

— У меня было видение... Наверно, у меня жар, а это — бред,— сказал дндн Юлиус и вдруг понизил голос до шёпота, так что Малыш едва расслышал его слова.— Мне не хотелось бы фрекен Бок, чтобы вы это кому-либо рассказывали, но мне почуди­лось, что сюда явился летающий гном с красным зонтиком.