Ограниченность модельных представлений

В XX веке понятие модели приобретает в теории познания особое место. Прежде фило­софы и ученые, выдвигая модели объектов и явлений, обычно пола­гали, что они угадали суть, нашли истину, открыли нечто, объективно существующее в природе. В XX веке в науке и философии было осознано, что любая модель есть всего лишь изобретение ее автора; она, конечно, полезна, если улучшает наше понимание тех или иных

{27}

сторон действительности, но, безусловно, ограничена. Во всяком случае какая-то одна модель не может исчерпывать собой всю реаль­ную сложность устройства объекта или протекания явления.

Уже Витрувий в первом веке до новой эры осознает ограничен­ность модельных представлений: «...не все возможно произвести одним и тем же способом, но одни вещи, сделанные по образцу небольшой модели, действуют одинаково и в большом размере, а для других не может быть модели, но их строят сами по себе; некоторые же таковы, что на модели они кажутся правдоподобными, но, будучи увеличенными, разваливаются...»

Норберт Винер и Артуро Розенблют в статье «Роль моделей в науке» писали: «Частные модели, при всех их несовершенствах, — единственное средство, выработанное наукой для понимания мира Из этого положе­ния не вытекают пораженческие установки. В нем признается только, что главное орудие науки — человеческий разум, а этот разум конечен». По существу, любой способ объяснения мира или предсказания пове­дения каких-то объектов основан на моделировании, предметном или знаковом — в частности, математическом. Нужно только не забывать, что математика сама по себе, как говорил Томас Хаксли, подобна мельнице: что в нее засьшлешь, то она и смелет, но ведь даже самая лучшая мельница не смелет пшеничную муку из лебеды.

Наиболее сложные системы (живые и социальные) до сих пор описываются в изучающих их дисциплинах настолько несогласован­ной совокупностью моделей, что иногда может показаться, будто речь идет о совершенно разных объектах: разные исследователи предлага­ют совершенно различные модели, постулируют совсем не похожие друг на друга структуры этих систем. Пока не выработана единая точка зрения (если она вообще может быть когда-нибудь выработана), описание любой системы включает в себя на равных правах все существующие варианты, идеи, подходы. Особенно важно иметь это в виду при рассмотрении систем, связанных с деятельностью Челове­ка культурного, когда исследуются особенности становления и раз­вития таких объектов, как наука, искусство, культура, личность.

Системы, обладающие культурой (личность, сообщество, общест­во в целом), при помощи моделирования познают мир и себя самих, они сохраняют в виде моделей результаты познания, общения и творчества, закрепляют их в текстах и в самой структуре выработан­ного ими языка интерпретации мира. Культура данной сложной системы, в которой интегрируются в единую целостность сознатель-

{28}

ные и бессознательные, логические и образные механизмы постиже­ния мира, и представляет собой изменчивую, постоянно совершенст­вуемую систему моделей мира и себя в нем.

Моделирование в образовании

В последнее время стали довольно широко применяться понятия «образовательная модель», «концепту­альная модель» и другие подобные. Теоретическая (или концептуаль­ная) модель воплощает понимание ее автором того, что такое образование, как оно происходит и разворачивается, так что в этих случаях вполне уместно использовать выражение «модель образования». На основе этой теории может быть разработан тот или иной вариант практической образовательной деятельности и создана действующая модель — конкретное образовательное учреждение.

Под образовательной моделью можно понимать и реально сложив­шуюся практику, которая при своем зарождении не исходила из какой-то определенной теории, но постепенно приобрела ярко выра­женное качественное своеобразие. Рассматриваемый теперь теорети­чески этот способ деятельности является моделью в том смысле, что представляет собой особый образец постановки дела образования. Наконец, нельзя не отметить, что любая работа в образовании явно или неявно исходит из тех или иных моделей личности, развития, педагогической деятельности и пр.

Развитие

Общая характеристика

В слове «развитие» (раз-витие) ясно зву­чит «развертывание» чего-то, что в свернутом виде уже существовало до начала данного процесса. Словарь Даля подтверждает это впечат­ление: «развивать, развить — развертывать, раскручивать, расплетать, распускать». (Противоположное этому — свивать, завивать. От слова «свивать» происходит «свивальник», ограничивающий движения мла­денца и препятствующий его самостоятельному развитию.) Даль приводит пример: «Эта отрасль промышленности у нас в большом развитии» и сразу подчеркивает — «оборот не русский, если по-рус­ски сказать, получится: промысел этот шибко пошел». Так что во времена Даля слово «развитие» еще воспринималось в этом перенос­ном абстрактном значении как новое, недостаточно устоявшееся.

Само слово, таким образом, выражает определенный взгляд на обозначаемый им процесс, однако взгляд этот сложился давно и не

{29}

всегда отражает современные представления о процессе. В филосо­фии под развитием понимают изменение, но не любое, а направлен­ное, необратимое и закономерное. Хаотические изменения объекта, при которых его свойства меняются случайным образом, обычно не называют развитием. Совокупность же закономерных изменений приводит к возникновению нового качества, т.е. к изменению состава или структуры данного объекта.

Для прояснения понимания развития Аристотель предложил ка­тегории «потенция» и «акт» или, говоря современным языком, воз­можность и действительность. Эти категории были выдвинуты в полемике с философами элейской школы (от города Элея, основные представители — Ксенофан, Парменид, Зенон), которые отрицали саму возможность любого изменения, развития: если нечто сущест­вует, говорили они, то оно уже есть; если не существует, то никак не может появиться: ничто есть отсутствие всего, в том числе и возмож­ности появления чего-либо. Предлагая эти категории, Аристотель тем самым утверждал принципиальную возможность появления чего-то нового, пока еще не существующего.

Современные научные представления позволяют рассматривать развитие живого организма как развертывание, раскрытие изначально имеющихся свойств: наследственные программы, действуя в реаль­ных условиях среды, определенного окружения, превращают генотип (схему, план будущего организма) в фенотип (сам реальный орга­низм). Развитие личности как системы более высокого уровня орга­низации связано со специфически человеческими видами активно­сти — общением, учением, познанием. Индивидуальная культура человека складывается в сложном многомерном поле культуры сооб­щества, под действием разнонаправленных влияний — из этого материала развивающаяся личность вырабатывает свою собственную культуру, строит саму себя. «Жить — значит развиваться», — говорил Альфред Адлер.

Развитие и эволюция

Когда мы говорим о развитии какого-то объекта, мы обычно имеем в виду, что этот объект как-то совершен­ствуется, улучшается, усложняется. Действительно, если в процессе развития происходит усложнение структуры объекта и дифференциа­ция его функций, если повышается уровень его организации, такое развитие называют прогрессивной эволюцией. В противоположном слу­чае говорят о регрессе, упадке, деградации. Следует, однако, помнить,

{30}

что сложные системы развиваются неравномерно. Возможны даже случаи, когда одни качества объекта прогрессируют, а другие, наобо­рот, деградируют, и вынести однозначное суждение об общем харак­тере процесса оказывается невозможным. Относительный характер оценок развития обусловлен и субъективностью взглядов наблюдате­лей: один может считать прогрессом то, что другому представляется упадком.

Развитие в самом широком смысле слова есть синоним эволюции. Интересно, что латинское слово «evolutio» означает совершенно то же, что и слово «развитие» по-русски — развертывание. Идея эволю­ции как закономерного изменения мира относительно молода, она — детище XIX века. Самыми заметными фигурами в утверждении эво­люционного взгляда на мир являются Чарлз Дарвин в биологии и Георг Гегель в философии. Эволюционизм впервые берется исследо­вать становление естественных систем (органических и социальных) в процессе их взаимодействия со средой. С появлением эволюцион­ной теории все вопросы, касающиеся естественных систем, приобре­тают новое — процессуальное — измерение, а идея адаптации (при­способления к среде) разворачивает проблему зарождения и станов­ления живых и социальных систем в двух планах: развития вида (филогенез) и индивидуального развития (онтогенез).

С этого времени все проблемы развития приобретают своеобраз­ную двуликость: любой вопрос, связанный с формированием призна­ка, органа, какой-либо системы приспособления к среде, относится сразу и к индивидуальному, и к филогенетическому развитию. Всякий этап развития сложной системы связывает ее прошлое и будущее: он определяется всем пройденным системой путем и сам определяет дальнейшее направление ее развития.

Идея эволюции быстро распространилась в культуре, заставила по-новому взглянуть на общество, его социальные институты и отдельного человека. Эрнсту Геккелю принадлежит популярная формулировка так называемого биогенетического закона: онтогенез повторяет (в свернутом виде) филогенез. Насколько точно повторяет и в чем именно — это предмет специальных изысканий и специальных раздумий, но в каком-то приблизительном (т.е. приближающем к более адекватному истолко­ванию реальности) или пусть даже метафорическом смысле этот закон показал свою плодотворность. Для нас здесь наиболее интересно его применение к психическому развитию человека в онтогенезе и филоге­незе: развитие ребенка во многом повторяет (в свернутом виде) разви-

{31}

тие рода человеческого — многие психологические наблюдения и концепции хорошо согласуются с этим законом.

Становление и развитие

Особую проблему всегда составляет ста­новление системы. Чтобы начать развиваться, система должна как-то возникнуть. Вопрос о том, с какого момента биологический или со­циальный объект можно считать существующим, имеет отнюдь не только академический характер. С какого момента оплодотворен­ная яйцеклетка, например, может считаться организмом? А когда о ребенке уже можно говорить как о личности? Пытаясь отвечать на подобные вопросы, уместно вспомнить древнегреческий софизм «Куча*: два камня — еще не куча, три камня, пять, семь камней — все равно не куча, а вот тысяча камней наверняка уже образует кучу. Сколько же надо камней, чтобы их совокупность можно было назвать кучей?

Однозначно ответить на такие вопросы, по-видимому, нельзя. В момент появления младенца на свет еще никак нельзя сказать, что он — личность, а лет через 40 в обычном (не патологическом) случае уже нет никаких сомнений в том, что личность существует. Пытаясь же сколько-нибудь точно указать момент появления личности в процессе индивидуального развития или момент превращения стада первобытных полуобезьян в человеческое сообщество, мы обязатель­но наталкиваемся на трудноопределимый период своеобразной «под­готовки» к появлению объекта, которую, как правило, и обозначают понятием «становление».

В этот период внешний наблюдатель иногда уже может разглядеть отдельные черты будущего объекта, но они еще не складываются в то определенное целое, которое наблюдателю известно (пусть прибли­зительно) по другим образцам. Отделить становление от развития нелегко, и для философии образования это крайне существенно: раз­мышляя о становлении и развитии личности, она рассматривает, как правило, именно тот период, когда личность только формируется, но еще не выявилась вполне. Впрочем, по некоторым представлениям (Эрик Эриксон) личность формируется на протяжении всей жизни человека, а по другим, религиозным, вся наша земная жизнь — лишь подготовка к чему-то настоящему.