Наказание и ответственность (1968)

Таким образом, первичная реабилитация принципа ответственности ос-новывалась на простой идее, что если человек не имел способности и реальной возможности приспособить свое поведение к закону, то нака-зания не должны к нему применяться. Даже если мы наказываем челове-ка не за зло, а за вред, это то, что нам следует принимать во внимание. Такая доктрина реальной возможности не только может сделать рацио-нальными большинство существующих способов освобождения от от-ветственности, которые закон допускает в доктрине вины, но и могла бы функционировать в качестве критического принципа, чтобы требовать от закона больше, чем он дает. Следовательно, в таком смысле мы можем задавать вопрос доктрине общего соблюдения английского права о том, что игнорирование закона недопустимо, и в этом смысле мы можем на-стаивать на других возражениях против строгой ответственности.

Но больше всего могло бы быть сказано о переинтерпретации прин-ципа ответственности. Его значимость проявляется в тот момент, когда мы воображаем, что устранили этот принцип и внесли изменения в сис-тему, в которой любой вид ответственности был строгим. Что же мы утрачиваем? Помимо прочего мы бы утратили способность обеспечить системой некоторый уровень гарантий для нас, чтобы предсказывать и планировать наше будущее в пределах принудительной структуры права. Для системы, в которой ответственность наступает на основании право-вых санкций, зависящих от волевого акта, расширяющего полномочия индивида не только по определению своей судьбы, но и по получению преимущества в сроках, которого бы не было при чрезмерном юридиче-ском вмешательстве.

 

Тогда как система, из которой ответственность устранена, ведущая к тому, что индивид отвечает за совершенное по заблуждению или слу-чайности, могла бы удалить все индивидуальное, а не только уменьшить возможность оправдания будущего вмешательства на основании закона в его жизнь и возможность предвидения во времени законного вмеша-тельства.

В-третьих, есть и это. В настоящее время закон предусматривает от-ветственность в виде наказания, зависящую от волевого акта, призванно-го реализовать силы самоконтроля, а не полный успех в соблюдении закона. Это демонстрируется, чтобы показать различные варианты осво-бождения от ответственности, которые допускает закон как способы воздаяния за самоограничение, такие как случайность или заблуждение. В итоге закон говорит, что если дела идут неверно в том виде, как они делаются, когда происходят заблуждения или возникают случайности, то человеку, чей выбор правильный и действия наилучшие, закон не будет препятствовать. Если мы сравним эту систему с той, в которой человеку ставились условия соблюдать закон с помощью психологических и дру-гих средств, или той, где люди подлежат наказанию или «тюремному режиму» независимо от того, совершили они правонарушение или нет, ясно, что наша система сталкивается с рисками, которых нет в этих аль-тернативных системах. Наша система не вмешивается до тех пор, пока вред не причинен и не доказано его причинение с соответствующей ви-новной волей (mens rea). Но риск, имеющий место, не происходит из ни-чего. Это наша плата за общее признание, что судьба человека зависит от его выбора, и это содействует первичной социальной ценности само-ограничения.

Я думаю, существует общий принцип, лежащий в основании этих разных аспектов. Человеческое общество – это сообщество индивидов; и индивиды не думают о самих себе и о других только как о множестве тел, движущихся путями, которые иногда наносят вред и должны быть устранены или изменены. Вместо этого индивиды интерпретируют друг друга как демонстрации намерений и выбора, и эти субъективные фак-торы часто более значимы в их социальном отношении, чем движения, в которых выражаются их результаты. Если один индивид наносит удар другому, удар индивида не позволяет другому видеть в нем причину его боли; решающее значение в том, был ли удар умышленным или случай-ным.

Если удар был явным умышленным, то по смыслу удар индивида, отличающийся от случайного удара, повлечет более сильный удар. Не-сомненно, моральные суждения проявляются в зависимости от положе-ния дел под влиянием этого решающего различия; но это, возможно ме-

нее важное обстоятельство, так влияет. Если вы наносите удар мне, суж-дение, что удар был умышленным, будет вызвано страхом, возмущени-ем, гневом, чувством обиды: это неволевые реакции; но то же суждение возникнет при обдумывании моего дальнейшего поведения по отноше-нию к вам и выявит все мои социальные отношения с вами. Буду ли я вашим другом или врагом? Выскажу утешительные слова? Или отвечу ударом? Все это будет различаться, если удар не является волевым. Это то, какова человеческая природа в человеческом обществе, и тем не ме-нее мы не в силах изменить ее. Значение этого фундаментального факта в праве именно такое. Если наши правоведы-моралисты утверждают, что для закона важно отражать общие суждения о морали, то, конечно, более важно, чтобы было общее отражение в этих суждениях различий челове-ческого поведения, которое не только лежит в основе морали, но и охва-тывает нашу социальную жизнь в целом. Было бы неверно обращаться с людьми только как с изменчивыми, предсказуемыми, подлежащими ис-правлению и манипулируемыми существами.

(Hart H. L. A. Punishment and Responsibility. Oxford, 1968. P. 181–183)

ЛОН ЛЬЮИС ФУЛЛЕР (1902–1978)

Известный американский правовед, профессор права Гарвардского уни-верситета. Основоположник «концептуального натурализма» и совре-менной естественно-правовой теории в аналитической философии пра-ва, один из первых критиков юридического неопозитивизма Г. Харта. Основные труды: «Человеческие цели и естественное право» (1956), «Позитивизм и верность праву: ответ профессору Харту» (1958), «Принципы социального порядка» (1961), «Анатомия права» (1964), «Моральность права» (1964), «Право само по себе» (1966).