Произвольная и непроизвольная активность

Понятие активности

Тема 3 Проблема поведения в теории поля: модель личности

Основные понятия теории поля

Теория поля Курта Левина является оригинальной теорией в объяснении человеческого поведения. Согласно ей, протекание действий целиком сводится к конкретной совокупности условий существующего в данный момент поля.

Понятие поля охватывает факторы как внешней (окружение), так и внутренней (субъект) ситуации. С помощью этой теории возможно не только выявить все условия, значимые для определения поведения и характеризующие как наличную ситуацию, так и состояние субъекта, но и описать их динамические взаимоотношения.

В рамках теории поля К. Левин предлагает схему психологического изучения человеческого поведения, которая имеет целый ряд отличительных особенностей.

Во-первых, согласно ей, анализ поведения должен основываться на общей ситуации. В объяснение поведения включается более широкий круг явлений, чем объединение отдельных элементов типа раздражителей и реакций.

Во-вторых, ситуацию следует интерпретировать так, как она представляется субъекту. Это означает, что объяснение должно быть психологичным. При этом детерминанты поведения независимо от локализации в окружении или субъекте должны пониматься психологически. В связи с этим к основным компонентам причинно-следственного анализа относятся, например, не раздражители, как это пытается делать бихевиоризм, а воспринимаемые (отраженные субъектом) особенности окружения, которые предоставляют человеку различные возможности для действия.

В-третьих, для объяснения поведения описания простых связей в смысле ассоциации “раздражитель-реакция” явно недостаточно. Согласно К. Левину, в основе всякого поведения лежат силы, основными из которых являются потребности.

В-четвертых, простая классификация наблюдаемых феноменов не идет дальше описательного уровня и может стать причиной неверного объяснения, поскольку внешне одинаковое поведение не обязательно связано с одними и теми же причинами. Необходимо выработать общие понятия и использовать их как конструктивные элементы, сочетание которых позволяло бы объяснить каждый конкретный случай.

В-пятых, на поведение влияет только то, что действует здесь и теперь: будущие и прошлые события сами по себе не могут определять поведение в настоящий момент, они действенны лишь как нечто актуально припоминаемое или предвосхищаемое. Прошлые и будущие события могут лишь внести свой вклад в структуру общей ситуации и несколько изменить композицию поля, но не более. Но тем не менее их влияние может сказываться на актуальных состояниях субъекта и его окружения.

В своей модели психологического объяснения поведения К. Левин стремился преодолеть аристотелевский тип мышления, т. е. отказаться от классификации внешних наблюдаемых характеристик, и утвердить галилеевский метод, т. е. осуществить анализ условий протекания явлений и свести их к основным объяснительным конструктам. Такими конструктами стали понятия общей динамики, такие как напряжение, сила, поле (по аналогии с электромагнитным и гравитационным полями).

Еще более значительным для исследования поведения было требование Левина анализировать ситуацию в целом. Результатом такого требования анализа стало знаменитое уравнение поведения, согласно которому поведение (В) есть функция личностных факторов (Р) и факторов окружения (Е): В=f(P,Е). Это по сути дела, оно открывает путь для учета двустороннего влияния личностных и ситуационных факторов.

Исходя из этого, для объяснения поведения Левин разработал две отчасти дополняющие друг друга модели: личности и окружения. Структурными компонентами этих моделей являются соседствующие, отграниченные друг от друга области. Несмотря на это сходство, структурные области, как это станет ясно из дальнейшего изложения, в каждой из моделей имеют разное значение, которое определяется прежде всего динамическими компонентами обеих моделей.

Модель личности оперирует энергиями и напряжениями, т. е. скалярными величинами.

Модель окружения имеет дело с силами и целенаправленным поведением (в сфере действия соответствует локомоциям), т. е. векторными величинами. В конечном счете обе теоретические схемы базируются на представлении гомеостатической регуляции: создавшееся положение стремится к состоянию равновесия между различными областями пространственного распределения напряжений, или сил. При этом регулирующим принципом является не уменьшение напряжения, а его уравновешивание по отношению к более общей системе или полю в целом.

Жизненное пространство, регионы, границы, временная перспектива, валентность как основные понятия К. Левина. Роль данных понятий в концептуализации поведения и описании его феноменологии. Управление поведением.

Требования с угрозой наказания

Одной из проблем теории поля, которая имеет прямое отношение к педагогической психологии, является проблема использования наказания и поощрения в воспитании и обучении. К. Левин посвятил этой проблеме специальную статью, которую назвал «Психологическая ситуация награды и наказания». Начинается статья разъяснением:

«Проблему награды и наказания мы будем обсуждать здесь не во всей ее полноте. Ибо в качестве педагогической проблемы вопрос о том, возможно ли вообще избежать наказания и вознаграждения, является частью базовой диалектической проблемы «ненасильственного воспитания»; положительное или отрицательное отношение к педагогике, воздерживающейся от использования наград и наказаний в качестве основного воспитательного воздействия является, несомненно, не столько психологической проблемой, сколько вопросом мировоззренческой установки.

Я хотел бы ограничиться здесь прежде всего психологическим, то есть, с педагогической точки зрения, «техническим» вопросом — а именно, вопросом о применении награды и наказания в качестве вспомогательного средства для того, чтобы побудить ребенка к определенному поведению (действию или воздержанию от действия) путем обещания награды или угрозы наказания.

При этом награду и наказание следует понимать здесь не как социологическую или юридическую категорию, но как психологическое понятие, так что одно и то же действие может быть, в зависимости от общей ситуации ребенка, в одном случае наказанием, а в другом — наградой».

Требования с угрозой наказания

Об обещании награды или угрозе наказания речь идет лишь в том случае, когда ребенок должен осуществить действие или продемонстрировать поведение, отличное от того, к которому его непосредственно тянет в данный момент. Например, ребенок должен решить задачу, выполнить определенную работу или сделать то, что ему неприятно, к чему он равнодушен или интерес к чему достаточно слаб по сравнению с усилиями, которые необходимо затратить. Ребенок должен решить арифметическую задачу, но он не любит арифметики. Или он должен съесть определенную еду, которую он терпеть не может.

Если бы желаемые воспитателем действия были притягательны для ребенка сами по себе, то награда и наказание были бы излишни. Ибо тогда ребенок двигался бы в нужном направлении по своему собственному побуждению.

Таким образом, награда и наказание должны побуждать ребенка к тому, чтобы выполнить определенное предписание или не нарушать запрет, то есть воздерживаться от привлекательного или желанного для него действия.

Во всяком случае, ситуацию награды или наказания следует противопоставить той ситуации, в которой поведение ребенка управляется первичным или производным интересом к самому делу.

Если, с чисто психологической точки зрения, задаться вопросом о том, что благоприятнее для выполнения определенной задачи — интерес к делу или ожидание награды либо наказания, напрашивается ответ, что естественный интерес благоприятнее. Однако было бы опрометчиво утверждать, что в случае естественного интереса всегда налицо больше энергии. Ведь достаточно суровое наказание или страстно желаемое вознаграждение при определенных обстоятельствах могут, конечно же, пробуждать гораздо более мощные и глубокие силы, чем сам по себе интерес к соответствующему действию.

Если мы хотим составить себе представление о круге соответствующих процессов и об их видах, то прежде всего необходимо более детально ознакомиться со строением конкретной психологической ситуации, о которой идет речь.

Занятие или поведение, требуемое от ребенка в ситуации награды или наказания, обладает не положительной, а отрицательной побудительностью. Например, ребенку не доставляет никакого удовольствия исписывать целую страницу буквой /, или не хочется считать. Можно сказать, что на ребенка действует вектор, отталкивающий его от задания (3, рис. 4).

Уже из этого обстоятельства вытекает несколько простых, но педагогически существенных фактов. В соответствии с отрицательной побудительностью задания ребенок демонстрирует не тенденцию приближаться к заданию как можно ближе, как это было в ситуации интереса, а наоборот, тенденцию держаться как можно дальше от задания. Вместо того, чтобы, как в ситуации интереса, радоваться каждой возможности приближения и использовать ее, ребенок старается активно воспрепятствовать всякому приближению и сначала пытается, насколько это возможно, отодвинуть выполнение задания во времени. Такого рода задания обычно выполняются только тогда, когда другого выхода уже не остается, только в самую последнюю минуту. И даже когда ребенок уже начал его выполнять, все равно сохраняется тенденция увильнуть от выполнения задания, как только представится возможность.

Если мы хотим побудить ребенка решать задачу вопреки его нежеланию, то прежде всего надо побудить его «переключиться» с его теперешнего занятия, например, какой-нибудь игры, на арифметическую задачу. Динамически это означает, что каким-то образом должно быть создано поле сил, противонаправленное вектору (v₃) и достаточно сильное, чтобы его преодолеть.

Одна из возможностей для этого состоит в угрозе наказания. При этом поначалу не имеет особого значения, является ли угроза наказания явной, или же она скрыта.

Например, ребенку говорят: если ты не будешь считать, я тебя поколочу, или ты не поедешь на загородную прогулку, или ты получишь плохую отметку, или ты останешься на второй год. Таким образом, здесь вводится второй негативный побудитель, вторая неприятность. Чтобы создать поле сил, противонаправленное вектору, исходящему из первого отрицательного побудителя, создается второй отрицательный побудитель «позади» ребенка.

Таким образом, общая ситуация при угрозе наказания топологически соответствует рис. 5: ребенок находится между двумя негативными побудителями — арифметической задачей (3) и наказанием (Н). При этом для того, чтобы угроза наказания была действенной, исходящий от нее вектор должен быть настолько сильным, чтобы превосходить вектор задачи (v₃) даже тогда, когда ребенок находится в непосредственной близости от неприятной задачи, и чтобы потом удерживать ребенка в поле неприятной ему задачи [5].

Чтобы сильнее подчеркнуть отличие от ситуации интереса, мы начнем с достаточно абстрактного соображения. Если в ситуации интереса та или иная трудность препятствует достижению цели, то направление вектора поля, как мы видели, сразу меняется таким образом, что ребенок снова оказывается направлен на достижение первоначальной цели. Если какая-либо трудность препятствует достижению цели в ситуации наказания, то ребенок сразу же прекращает стремиться к цели.

Чтобы снова побудить ребенка двигаться в направлении задания, выполнять которое ему не хочется, второй негативный побудитель — наказание — должен занять теперь такое положение, чтобы снова оказаться противоположным уже новому направлению вектора v₃ (рис. 6). Таким образом, здесь отсутствует педагогически важная особенность ситуации интереса: ребенок, сталкиваясь с той или иной трудностью, сам снова обращается к заданию (если только эта трудность не слишком неприятна).

Однако в ситуации угрозы наказания и без каких бы то ни было трудностей в выполнении задания, с самого начала и притом в качестве постоянного фактора существует такая констелляция сил, при которой задание отталкивает ребенка. Ведь сама негативная побудительность задания динамически действует аналогично создаваемо­му трудностями барьеру (препятствует приближению), причем во многих отношениях ее воздействие оказывается даже более сильным. Помимо этого, отталкиванию от задания способствует и то, что в силу присутствия в ситуации второго негативного побудителя — наказания, — ребенок оказывается в конфликтной ситуации.

Требования с перспективой вознаграждения

С педагогической точки зрения противоположностью наказания представляет­ся вознаграждение.

О перспективе вознаграждения, как и о перспективе наказания, речь идет только тогда, когда ребенка надо побудить к поведению, не соответствующему «есте­ственным» силам поля текущей ситуации. Ребенок должен сделать то, что не хочет, или отказаться от того, что доставляет ему удовольствие. Прежде всего мы снова об­ратимся к ситуации, в которой вознаграждение должно побудить ребенка к выполне­нию задания, которое само по себе не привлекает его.

Вид и локализация побудителей и барьеров

Ребенок (Р) снова находится перед заданием (3), обладающим отрицательной побудительностью. Если в случае угрозы наказания вектор задания пытаются преодо­леть с помощью второго негативного вектора, то теперь применяется положительный побудитель (хорошая отметка, игрушка, лакомство, перевод в следующий класс, по­хвала и т.д.). Для того, чтобы притяжение позитивной побудительности могло пре­одолеть исходящее от задания отталкивание, вознаграждение (В) располагают в том же направлении, что и задание (3), причем «позади» задания (рис. 21).

Таким образом, мы снова имеем дело с конфликтной ситуацией (на ребенка действуют две приблизительно равные по величине и противоположные по направ­лению силы поля), причем с конфликтной ситуацией третьего типа (см. выше).

Исходящий от награды вектор (v_B) должен и в этом случае быть сильнее век­тора, исходящего от задания (v₃), так что награда должна быть тем привлекательнее, чем более неприятно ребенку задание.

Однако для того, чтобы побудить ребенка к выполнению задания, такая ситу­ация отнюдь не достаточна. Для ребенка, которого притягивает вознаграждение, не­приятное задание означает барьер, лежащий между ним и его целью (В). Таким обра­зом, топологическая структура ситуации оказывается в этом отношении аналогична той ситуации, в которой доступу к цели препятствует какая-нибудь трудность (рис.22). Встречаясь с такого рода барьером, расположенным перед целью, ребенок, как пра­вило, пытается обойти его (это типичная ситуация, в которой используются обход­ные пути) или отыскать в барьере «слабое» место. Так что и в случае обещанного ему вознаграждения ребенок попытается достигнуть манящей его цели, например той или иной сладости, не выполняя задания (рис. 22). Например, он может попытаться выманить награду у взрослого с помощью лести, или обмануть взрослого и притво­риться, что задание выполнено — если только взрослый заранее не позаботился о том, чтобы такого рода обход задания был невозможен.

Это означает, что и в ситуации награды необходимо устанавливать барьеры (Б) — таким образом, чтобы доступ к вознаграждению был возможен только через задание (рис. 23).

Можно представить себе эту ситуацию и без использования таких специальных ба­рьеров. Ситуация, когда вознаграждения можно достичь только через выполнение за­дания, воспроизводится также, если награда окружена со всех сторон кольцом задания (рис. 24). Топологически оба эти изображения во многих отношениях эквивалентны. Прежде всего тем, что в обоих случаях зона вознаграждения (В) замкнута со всех сто­рон. Отличаются друг от друга эти картины тем, что на рис. 24 окружающее награду кольцо относительно однородно и состоит только из задания, тогда как на рис. 23 оно отчасти состоит из задания, а отчасти из специального барьера. В большинстве случаев правильно отражать ситуацию будет рис. 23, ибо, как правило, для того, чтобы сде­лать достижение награды в обход задания невозможным, нужны именно специальные барьеры, например твердое поведение взрослых и ряд других преград физической и социальной природы.

Сравнение целостной ситуации в случаях награды и наказания

Если сравнить в целом ситуацию обещания награды с ситуацией угрозы наказа­ния, то обнаружатся весьма существенные параллели. В обоих случаях мы имеем дело с ситуациями конфликта. Отсюда вытекают характерные для всех конфликтных ситуаций следствия, например повышенный уровень напряжения и тенденция уклоняться в сто­рону от направления, ведущего к заданию. Таким образом, в обоих случаях отсутству­ет та «естественная телеология», которая характерна для ситуации интереса.

Наряду с этим, при рассмотрении всей ситуации в целом выявляются и оп­ределенные различия между данными двумя случаями. (Мы пока отвлекаемся от спе­цифических «моральных» акцентов награды и наказания, а также от их воздействия на чувство собственного достоинства, от эффектов душевного подъема или уныния, которые несет с собой получение награды или осуществление наказания.) Главное различие состоит в том, что в случае угрозы наказания барьер окружает ребенка со всех сторон, в то время как в ситуации награды ребенок стоит вне кольца, образу­емого барьером и заданием. Таким образом, при обещании награды свобода дей­ствий ребенка в целом не ограничивается, и лишь конкретный объект жизненного пространства, а именно награда, делается недоступным (до тех пор, пока он не вы­полнит задание).

По сути ситуация награды, если речь действительно идет лишь об обещании вознаграждения за выполнение определенного задания, не имеет того принудитель­ного характера, который присущ ситуации наказания.

Способы поведения в ситуации награды

А) Если исходящее от награды притяжение относительно сильно по сравнению с неприятностью и длительностью задания, а прочие барьеры, окружающие награ­ду, достаточно прочны, то ребенок будет выполнять задание.

Впрочем, и в этом случае отсутствует характерная для ситуации интереса «естественная телеология», снова и снова подталкивающая ребенка в направлении действительной цели — задания. Как только ребенок приближается к заданию или на­чинает его выполнять, то вскоре обычно обнаруживается порождаемое передвижением ребенка в поле расхождение между направлением на цель задания и направлением на награду (рис. 25): при выполнении задания ребенок начинает «коситься» на награду. Он старается закончить задание возможно быстрее, иногда даже преждевре­менно, ибо стремится только к вознаграждению.

Б) Если неприятность задания превосходит привлекатель­ность награды, то ребенок «отказывается от награды» (подобно тому, как он «принимал на себя наказание»).

При этом также может наблюдаться «переоценка ценнос­тей» и превращение ценностей из абсолютных в относитель­ные. Награде, как и наказанию, также часто приписывается «моральный» оттенок. Нередко этот моральный оттенок прини­мает вид социального возвышения «хорошего» ребенка над его товарищами. Если ре­бенок отказывается от вознаграждения, это часто означает, что он, по крайней мере в данном случае, стоит вне идеологии, рассматривающей вознаграждение (напри­мер хорошую оценку) в качестве чего-то морально ценного.

Впрочем, и здесь существует важное отличие от ситуации угрозы наказания. В силу значительно меньшей принудительности ситуации награды все процессы в ней обыч­но носят более легкий характер. Далее, моральная переоценка в том случае, когда ре­бенок отказывается от вознаграждения или от честолюбивого желания получить хоро­шую оценку, имеет отчасти другую природу, чем когда ребенок принимает на себя наказание в качестве меньшего зла.

Лишь очень редко награде бывает присущ характер содержательно необхо­димого следствия того или иного определенного поведения ребенка, следствия, независимого от воли взрослых³⁰. В этих случаях мы психологически имеем дело с ситуациями, обнаруживающими существенное родство с теми случаями, когда поведение определяется интересом к самому предмету (см. ниже).

В) В случае очень неприятного задания и сильного при­тяжения со стороны награды ребенок может попытаться прорваться через барьер, например, поехать на обещанную в качестве награды загородную прогулку, несмотря на невы­полненное задание.

Здесь есть определенное подобие с ситуацией наказания. Впрочем, ребенок прорывается здесь через барьер не на сво­боду, а к награде. Параллель обнаруживается и в том, что ба­рьеры основываются, по большей части, на власти и могуще­стве взрослых, так что прорыву через барьер присущ характер борьбы со взрослым. Однако благодаря отсутствию в этой си­туации явно выраженной принудительности борьба оказывает­ся здесь менее ожесточенной. Помимо этого, здесь присутству­ет сильная тенденция вести борьбу с помощью лести и других «полюбовных» средств, ибо ребенок борется здесь за то, чтобы взрослый разрешил ему то или иное удовольствие.

Комбинация награды и наказания

Только что описанная ситуация награды редко осуществляется в столь чистой форме. Как правило, взрослые используют не чистую педагогику награды и не чис­тую педагогику наказания, но их комбинацию: кнут и пряник. И вместе с обещани­ем награды ребенка обычно более или менее явно предупреждают и об угрозе нака­зания — на случай, если награда не сработает.

Простейшим и характернейшим примером этого является, вероятно, система школьных отметок. Хорошая отметка обладает характером награды, плохая — наказа­ния, а вся ситуация в целом устроена таким образом, что с необходимостью наступает либо награда, либо наказание. И если школьник стоит перед необходимостью выпол­нять неприятное задание, за которое будет поставлена оценка, то стремление выпол­нить это задание как можно лучше обуславливается как негативной побудительностью плохой отметки, так и позитивной побудительностью хорошей отметки (рис. 26).

Такое одновременное сочетание страха перед наказанием и надежды на воз­награждение характерно для многих подобных ситуаций.

Вид и локализация побудителей и барьеров в ситуации требований с перспективой вознаграждения. Сравнение целостной ситуации в случаях награды и наказания. Способы поведения в ситуации награды. Комбинация награды и наказания. Ситуация интереса к делу.

Групповая динамика

Групповая динамика выступает частью общей методологии социально-психологического исследования. Особенностью левиновской методологии выступает действенный характер исследования. Основная идея действенного или фундаментального прикладного исследования состоит в том, что существенным его моментом является изменение ситуации (реальное или планируемое). Психологическое исследование выступает как составная часть решения реальных социальных задач, например, таких, как изменение межгрупповых отношений. "Процесс исследования социальной ситуации должен стать составной частью организации любого образовательного процесса, связанного с осуществлением социальных действий".
Левин описывает соотношение действия, исследования и тренинга в виде треугольника, «разрушение которого крайне негативно отразится на качественности трех его составляющих и на осуществлении наших целей в общем» [5, с.379-380]. Левин рассматривал это по отношению к "социальной сфере", но не относится ли это к любым вопросам психологии?

Впервые термин «групповая динамика» был использован К. Левиным в статье «Эксперименты в социальном пространстве» в журнале «Гарвардское педагогическое обозрение» в 1939 г. в США. В этой статье К. Левин впервые сформулировал вывод о том, что в группах людей каждый член признает свою зависимость от других членов группы. По определению К. Левина, групповая динамика – это дисциплина, исследующая положительные и отрицательные силы, которые действуют в данной группе.

Предпосылки возникновения учения о групповой динамике:

- групповая психотерапия (обнаруживались такие тенденции развития и структурирования групп, которые не могла объяснить никакая медицинская или психоаналитическая теория);

- в педагогике, в связи с распространением концепции Дж. Дьюи «обучение через действие» широко практиковалось формирование различных групповых объединений детей и подростков (всевозможных клубов, команд, групп студенческого самоуправления и т.п.) (перед педагогами встал вопрос: как руководить такими группами и как реагировать на происходящие в группе процессы);

- аналогичные вопросы были актуальны и для различных систем управления (в госорганах, в бизнесе, в медицинском и социальном обслуживании).

В 1945 г. при Массачусетском технологическом институте был создан Центр по исследованию групповой динамики, основными задачами которого были не только изучение групповой динамики и их теоретическое обобщение, но и развитие методов изменения жизни групп. В центре по исследованию групповой динамики с К. Левином сотрудничали Липпит, Картрайт, Френч, Фестингер.

Групповая динамика в понимании К. Левина: система всех процессов, через которые проходит группа с момента своего формирования и до распада.

В современном понимании групповая динамика – это развитие или движение группы во времени, обусловленное взаимодействием и взаимоотношениями членов группы, а также внешними воздействиями на группу. В понятие групповой динамики входят 5 элементов: цели группы, нормы группы, структура группы и проблема лидерства, сплоченность группы, фазы развития группы.

Стили лидерства

По К. Левину различают три типа стилей руководства:

демократический (коллегиальный);

директивный (авторитарный, единоличный); и

попустительствующий (либеральный, анархический, пассивный).

В эксперименте, поставленном К. Левином, Р. Липпитом и Р. Уайтом в 1939 г., изучалось влияние типов лидерства на поведение группы. В качестве испытуемых выступали школьники, только мальчики. Контроль переменных обеспечивался следующим образом. Испытуемые были разделены на четыре группы, выравненные по составу. Исследователи осуществляли предварительные наблюдения за мальчиками, проводили социометрические тесты, с помощью которых устанавливали лидеров, аутсайдеров, дружеские пары. Поведение каждого школьника оценивалось учителем: не дразнит ли он сверстников, послушен ли, энергичен ли, не слишком ли “выпендривается”. Наконец, экспериментаторы тщательно изучили классные журналы: помимо успеваемости, контролировались физическая подготовка и социальное происхождение учащихся. Экспериментальная работа со всеми группами производилась в одном и том же помещении, поэтому влияние внешней обстановки тоже не могло исказить результаты эксперимента. Кроме того, каждая группа выполняла одинаковые задания. Все это в целом выглядело как детский клуб. Ребята изготавливали маски, лепили фигурки из пластилина, играли в лошадки.

Итак, экспериментальная задача заключалась в том, чтобы установить, каким образом влияют на выполнение групповых действий различные типы лидерства. Для этого в течение семи недель к каждой группе был прикреплен руководитель, осуществлявший заданный стиль руководства. По истечении семинедельного срока назначался другой лидер, уже с иным стилем. Никто из лидеров не работал в одной и той же группе дважды, но каждый провел эксперимент во всех группах. Таким образом, в качестве экспериментальной переменной выступал именно стиль лидерства, а не индивидуальный стиль экспериментатора.

Далее. В помещении, где проводились занятия с детьми, присутствовали четыре наблюдателя. Мальчикам сказали, что эти люди интересуются деятельностью подросткового клуба и ни во что не вмешиваются. Наблюдатели регистрировали поведение испытуемых поминутно. Они учитывали следующие параметры: 1) количество актов взаимодействия между пятью школьниками и их лидером, в том числе директивные указания, положительные и отрицательные реакции, особое внимание обращалось на отказ выполнить просьбу либо распоряжение руководителя; 2) осуществлялся поминутный анализ изменений в групповой структуре: фиксировалась деятельность подгрупп, устанавливалось, вызвана ли активность группы лидером или возникла спонтанно, подсчитывался индекс сплоченности каждой подгруппы; 3) фиксировалось накопленное количество значимых действий испытуемых, а также изменения в динамике группы как целого; 4) велась непрерывная стенограмма всех разговоров в группе.

Кроме указанных параметров, анализировались и “внутриклубные” взаимодействия: каждый лидер записывал свои впечатления после каждой встречи, изучались комментарии наблюдателей и даже был снят фильм о деятельности экспериментальных групп. Такое массированное наблюдение за действиями группы не исчерпывало задачи экспериментального контроля. Результаты наблюдений проверялись на надежность. Например, исследователи обращали внимание на то, все ли наблюдатели записывали действия участников. Записи кодировались, и затем сама процедура кодирования тоже проверялась на надежность. Для этого один и тот же текстовой материал кодировался разными людьми. В итоге строились индексы группового поведения: уровень агрессивности, стремление к воспризнанию, соотношение организованной и неорганизованной активности и т. п. Наряду с информацией, использованной для выравнивания групп, и материалами наблюдения за действиями испытуемых исследователи проводили серию интервью с мальчиками. Их спрашивали о “клубных” впечатлениях, а также тестировали по Роршаху. Кроме того, опрашивались родители и учителя каждого испытуемого.

Скрупулезность и чистота эксперимента К. Левина и его сотрудников превосходят все, что делалось социальными психологами раньше. Результаты работы заключались в установлении влияния на поведение группы трех типов лидерства: авторитарного, демократического и “попустительского” (laissez faire). Содержание стилей лидерства было идентифицировано экспериментаторами достаточно строго. Авторитарный лидер диктовал все, что надо делать, демократический лидер выносил все вопросы на групповое обсуждение под своим руководством и затем следил, чтобы решения выполнялись, а “попустительский” лидер давал мальчикам полную свободу действий и ни во что не вмешивался.

Один из результатов эксперимента - установление влияние типа лидерства на динамику агрессивного поведения в группе.

Эксперимент показал, что низкий уровень агрессивного поведения свойствен авторитарному типу лидерства. Зато освобождение от авторитарного лидерства и переход к “попустительству” и демократии вызывает резкое нарастание агрессии, уровень которой затем снижается. Переход от “попустительства” к демократии и авторитаризму снижает агрессию.

Для изучения групповых реакций исследователи использовали и тестовые ситуации трех типов: руководитель выходил из помещения, опаздывал к началу занятий и в его отсутствие в помещение заходил “чужой” и критиковал его действия. Таким образом изучался вопрос, как влияет на уровень агрессивности вмешательство “чужого”. Эксперимент показал, что вмешательство “чужого” приводит к резкому нарастанию агрессии в “попустительских” и “демократических” группах.

Как и в других лабораторных экспериментах, в эксперименте Левина остается не вполне ясным, можно ли распространять выводы о влиянии авторитаризма, демократии и “попустительства” на групповое поведение за пределы игры школьников в лошадки или эта закономерность присуща любым социальным процессам. Во всяком случае результаты других исследований и исторических наблюдений показывают, что факты не противоречат заключениям Левина и его коллег.

Авторитарный руководитель обладает достаточной властью, чтобы навязывать волю исполнителям, и в случае необходимости без колебаний прибегает к этому. Авторитарный руководитель намеренно апеллирует к потребностям более низкого уровня своих подчиненных. Согласно представлениям авторитарного лидера: люди изначально не любят трудиться и при любой возможности избегают работы; люди стараются избавиться от ответственности, у них нет честолюбия; больше всего люди хотят защищенности; чтобы заставить людей трудиться, необходимо использовать принуждение, контроль и угрозу наказания. На основе таких исходных предположений автократ обычно как можно больше централизует полномочия, структурирует работу подчиненных и почти не дает им свободы в принятии решений.

Представления демократичного руководителя о работниках: труд – естественный процесс для людей, они сами стремятся к ответственности; если люди приобщены к организационным целям, они будут использовать самоуправление и самоконтроль; способность к творческому решению проблем встречается часто, а интеллектуальный потенциал среднего человека используется лишь частично. Благодаря этим предположениям демократический руководитель предпочитает делегировать властные полномочия, предпочитает такие механизмы влияния, которые апеллируют к потребностям более высокого уровня: потребности в достижении, автономии, самовыражении.

Либеральный руководитель предоставляет подчиненным практически полную свободу в определении своих целей и контроле за собственной работой. Либеральное руководство характеризуется минимальным участием руководителя.

К. Левин экспериментально установил, что авторитарное руководство добивалось выполнения большего объема работы, чем демократичное. Однако на другой чаше весов были низкая мотивация, меньшая оригинальность, меньшее дружелюбие в группах, большая агрессивность, проявляемая как к руководителю, так и к другим членам группы, большая тревога и одновременно – более зависимое и покорное поведение. Сам К. Левин отмечал, что «авторитарные лидеры могут быть эффективны только тогда, когда они имеют возможность строго следить за действиями членов своих групп».

По сравнению с демократичным руководством при либеральном руководстве объем работы уменьшается, качество работы снижается (за исключением ситуации, когда группу образуют высоко ответственные, мотивированные и творческие работники).