Лгать — значит быть человеком

 

Вина — мощный мотиватор конформизма. Мы чувствуем вину, когда делаем что-то неправильное. Но откуда мы знаем, что правильно, а что нет? В раннем детстве мы, возможно, интуитивно чувствуем, что хорошо и что плохо, когда речь заходит об оценке действий тех, кто помогает или мешает, но остальные правила нам приходится усваивать позже. Усвоение всевозможных директив, которым подчиняются окружающие нас люди, — часть процесса одомашнивания. Среди этих правил как моральные законы (те, что защищают права других, к примеру предписывают воздерживаться от насилия), так и социальные правила (договоренности, воплотившие в себе социальные ценности, вроде представления о том, когда и как уместно одеваться). Примерно в три-четыре года дети, судя по всему, начинают понимать последствия нарушения правил. Внутренне эти последствия проявляются как чувство вины.

Когда дело доходит до закона, большинство детей до семи-восьми лет действуют как судья Дредд — футуристический правоохранитель, не признающий в законах никаких исключений. Они сосредоточиваются на абсолютном результате и судят случайное действие, вызвавшее большой ущерб (если кто-то ненароком сшиб со стола пятнадцать чашек), более сурово, чем злонамеренное действие, ущерб от которого меньше (если кто-то пытался стащить чашку и нечаянно разбил ее). Если маленький ребенок узнаёт, что кто-то поступил плохо, он видит ситуацию в черно-белом свете, рассуждает так же и не видит ни полутонов, ни исключений. Он уверен, что муж, укравший в аптеке дорогущее лекарство, чтобы спасти умирающую жену, поступил неправильно, даже если аптекарь продает это лекарство по грабительской цене.

С возрастом и опытом дети начинают анализировать каждую ситуацию более глубоко и выносить не столь однозначные оценки. Одна из моральных дилемм, с которым мы сталкиваемся постоянно, заставляет нас решать, говорить правду или нет. Первоначально дети усваивают, что говорить неправду нехорошо, но в возрасте около одиннадцати лет они начинают понимать, что иногда обман необходим и морально оправдан. И дело не в том, что маленькие дети не в состоянии понять обман. В конце концов, уже в четыре года они начинают применять теорию сознания, которой невозможно пользоваться без представления о том, что такое обман. Просто они в некотором смысле сильнее связаны правилами.

Никто не любит, когда ему лгут, но при этом практически каждый лжет. Ложь — это попытка искусственно создать заблуждение или неверное представление о чем-то и таким образом повлиять на ситуацию. Можно либо утаить важные сведения, либо внедрить в чужое сознание ложную информацию путем обмана, чтобы управлять мыслями и поведением других людей. Если кто-то утверждает, что никогда не лжет, то: а) либо он не знает, что такое ложь; б) либо ему просто некому лгать; в) либо он лжет.

Изучение дневников, которые испытуемые вели в течение недели, показывает: менее чем один из десяти человек готов поклясться, что ни разу не солгал за все это время. Многие считают, что лгать — значит выдумывать, но иногда ложь — это утаивание или неполное представление информации в тот момент, когда она важна. Конечно, иногда для лжи есть серьезные основания. Если на пороге нашего дома появится убийца и спросит, где прячется намеченная жертва, нам, пожалуй, стоит солгать, даже если мы знаем ответ. Это будет оправданная ложь, потому что раскрыть местонахождение жертвы в такой ситуации совершенно неправильно с точки зрения морали. Мы не можем и не должны всегда говорить правду.

Лгать — значит быть человеком, и даже если бы можно было не лгать совершенно, вряд ли стоило бы это делать. Как часто мы лжем, чтобы не обидеть кого-то? Но мало того что всегда говорить правду было бы весьма неловко; через некоторое время такой жизни любые отношения распались бы, а социальные механизмы перестали бы действовать.

Шелдон Купер, гениальный чудак-физик из комедии «Теория большого взрыва», постоянно сталкивается с этим аспектом нормальных человеческих социальных взаимоотношений. Если всегда говорить правду, то быстро потеряешь всех друзей и партнеров. Чтобы сохранять мир, нужно лгать.

Вообще-то большая часть лжи направлена не на то, чтобы другие чувствовали себя лучше, и вообще относится не к ним; согласно исследованиям, вдвое чаще наша ложь имеет отношение к тому, что другие думают о нас. Люди лгут, чтобы повысить самооценку, чтобы понравиться другим, чтобы завоевать уважение. Кроме того, они лгут, чтобы избежать наказания. Такая ложь призвана скрыть наши истинные чувства, мотивы, планы и действия, потому что мы уверены, что окружающие, узнав правду, осудят нас.

Основная проблема с ложью заключается в том, что на лжи можно попасться. Очень часто страшна не ложь, а сам факт обмана и утрата доверия. Каждый хочет избежать разоблачения, но ложь — мощный стимулятор, поэтому каждый из нас ведет непрерывную борьбу за то, чтобы обмануть других и при этом разоблачить тех, кто пытается обмануть нас. Предполагается, что цель одомашнивания — научить нас уживаться друг с другом, но иногда для этого требуется умение обмануть, чтобы избежать остракизма или наказания.

Стоит ли лгать самому себе?

 

Один из способов избежать разоблачения — убедить самого себя в том, что говоришь чистую правду. Здесь-то и пригождается наша способность к самообману. Социолог Роберт Триверс утверждает, что человек развил ее у себя именно для этого: чтобы легче было обманывать других и не показывать при этом своим видом, что лжешь. Если человек вынужден рассказывать правду и ложь одновременно, это предъявляет к его организующим функциями серьезные требования: необходимо сочинить непротиворечивую историю и не запутаться в подробностях. В зависимости от степени и масштабов лжи обманщик всегда рискует запутаться в собственной паутине. Обманывая себя, мы получаем возможность лучше обманывать других.

Самообман дает множество преимуществ и открывает множество дополнительных возможностей. Он позволяет нам успешнее убеждать окружающих в том, что мы лучше, чем есть на самом деле. Нам нравится, когда все вокруг уверены в нас, даже если сами мы чувствуем себя слабыми и беззащитными, и этауверенность окружающих в нас, в свою очередь, закрепляет нашу первоначальную ложь самим себе и внушает реальную уверенность. В любых значимых для нас ролях — от любовников до политических лидеров

— мы предпочитаем видеть тех, кто излучает уверенность; мы готовы верить таким людям и выполнять их указания. Улучшая свой имидж при помощи обмана, мы усиливаем иллюзию контроля, которая, в свою очередь, придает нам уверенность в правильности выбора и действий и реально улучшает результат. Кроме того, чем старательнее мы занимаемся самообманом, тем больше начинаем себе верить. Здесь играет роль и реконструктивная природа воспоминаний, и проблема ложных воспоминаний. Участники эксперимента, сами сочинившие выдуманную историю по мотивам просмотренного короткого фильма, через два месяца поверили в собственную ложь. Они уже не могли отличить правду от выдуманного ими самими сюжета. Короче говоря, самообман со временем становится чем-то вроде самосбывающегося пророчества.

Вступить на путь самообмана очень просто. Большинство из нас и без того верит, что лично он (или она) находится на уровне выше среднего по всем существенным социальным чертам: красоте, интеллекту и остроумию. Когда получается задуманное, мы склонны приписывать заслугу себе. Восемь из десяти человек считают, что для них-то все еще обернется к лучшему. Уровень разводов на Западе сейчас составляет 40%; это значит, что распадаются две из каждых пяти пар; неудивительно, однако, что ни одна молодая семья сразу после свадьбы не считает, что в будущем они обязательно разбегутся. Даже адвокаты

— специалисты по бракоразводным делам, которым следовало бы знать статистику, вступая в брак, считают, что уж они-то разводиться не будут. Люди видят себя в самом положительном свете.

Существует распространенное мнение, что самообман — это механизм защиты от суровой действительности. Именно поэтому многие из нас, почувствовав себя нехорошо, избегают визита к врачу, не делают разные тесты и анализы или попросту тянут, стараясь дождаться хороших новостей. Триверс считает иначе. Он уверен, что самообман — наступательное оружие, помогающее нам манипулировать окружающими. Обманывая сами себя, мы создаем положительную картину происходящего, которая производит впечатление на других. Более того, самообман имеет еще одну интересную особенность: мы скорее простим других и не будем их наказывать, если они, судя по всем признакам, не разгадали наш обман. Мы почти готовы простить человека, попавшего в ловушку собственного самообмана; такие люди как будто не отвечают за свои действия.

Извинения

 

Еще один важный компонент одомашнивания — понимание того, в каких случаях следует извиниться. Извиняясь, мы даем жертве понять, что сожалеем о своих действиях и, что еще важнее, ценим ее, жертву. Если бы нам было все равно, мы не стали бы извиняться. Именно поэтому мы с большей готовностью прощаем человека, если он извинился. Но стоит ли ему верить? В конце концов, попросить прощения несложно, если считать, что этот акт позволит тебе сорваться с крючка. Ну что ж: если обман удастся, очень хорошо, но если он раскроется, то возмездие будет куда более суровым. Извинения вполне могут ударить бумерангом, если обнаружится, что действие все же было намеренным и нацелено было против пострадавшего. В этом случае станет очевидно, что виновный хотел обмануть жертву. Вообще, нам трудно простить человека, если он извиняется после того, как намеренно сделал или попытался сделать гадость.

Неискренние извинения, как правило, работают, потому что в природе человека верить тому, что ему говорят. Человек как биологический вид во многом полагается на информацию и советы других, так что доверять окружающим имеет смысл. «Она сказала мне, что ты симпатичный» или «На твоем месте я бы этого не ела!» — вот примеры всего лишь двух высказываний, способных изменить жизнь. В некоторых случаях, не поверив сказанному, долго вы не проживете. Доверять окружающим в наших интересах.

Маленькие дети верят всему, что им говорят. Взрослым приятно быть отчасти потому, что взрослые способны легко обманывать детей и делают это с удовольствием. Фантастика, фокусы, шутки и неожиданные сюрпризы работают с детьми особенно хорошо, потому что дети доверяют взрослым и считают, что те всегда говорят правду. В этом утверждении много правды, а дети действительно очень наивны. Положение не позволяет им проверять все услышанные утверждения. С другой стороны, представьте себе, как проходил бы процесс передачи информации, если бы все сказанное вами воспринималось с известным скептицизмом. Обучение детей было бы невозможно, если бы они всегда во всем сомневались.

Возникающая при этом систематическая ошибка, связанная с природной доверчивостью, видна даже на современных снимках мозга. Нейробиолог Сэм Харрис помещал людей в аппарат МРТ и просил определить, верны предложенные заявления или нет. Вне зависимости от того, соглашались ли испытуемые с заявлением, отвергали его или не знали, что сказать, у них активировалась префронтальная кора. Однако когда испытуемые отвергали утверждения как ложные, в мозгу активировались и другие области, включая переднюю поясную кору и хвостатое ядро (то и другое связано с негативными эмоциями). Кроме того, отрицание требовало значительно больше времени. Эти данные подтверждают мысль, которую предложил еще в XVII в. голландский философ Барух Спиноза; он писал, что одно только рассмотрение какой-либо идеи ведет к допущению о том, что она верна, и отвергнуть ее как ложную становится сложнее. Мы хотим верить тому, что нам говорят. Мы предпочитаем доверять.