Предпосылки в аспекте теоретической социологии

Рассмотрим проблемы и перспективы создания общей теории социализации и политической социализации как процессов, развертывающихся в широком общественном контексте. По поводу направленности и особенностей теорий социализации немецкий социолог К. Хурельман пишет: «Вполне естественно, что социологические теории сильнее подчеркивают общественные условия развития личности, в то время как психологические теории более интенсивно изучают биологические и организменные факторы».³

В этой связи отметим, что общепризнанной предметной областью теоретической социологии является, с одной стороны, общество как целостность, его функционирование и развитие, а с другой, — социальное действие, взаимодействие и коммуникация. Эта двойственность предмета фундаментальной социологической теории, известная как дуализм макро- и микросоциологической теории, приводит к тому, что социализация человека в качестве процесса, развертывающегося между конкретным индивидом и обществом, не попадает ни в микро- ни в макротеорию как предмет, менее важный по сравнению с ними.

Восходящее к Р. Мертону предложение развивать общую социологическую теорию путем разработки теорий среднего уровня (специальных социологических теорий) усиливает внимание к теории социализации как одной из таких.

В социологии и в политологии наблюдается разная степень интереса к институтам и процессам. В социологии больше внимания уделяется подсистемам общества и его институтам. В политической науке, которая вносит существенный вклад в исследование

60

содержания политической социализации, заметно колебание интереса между указанными объектами. Развитию общей теории социализации способствовало бы усиление интереса социологии к процессуальной стороне жизни общества.

Действительно, как только совершается подобный перенос внимания, в развитии общей теории социализации наблюдается прогресс. Классический пример тому — социология Дж. Г. Мида, современный — книга П. Бергера и Т. Лукмана «Социальное конструирование реальности», содержащая разработку фундаментальных основ теории социализации (1969 г.).⁴

Однако проблематичность последнего из приведенных примеров — социального конструктивизма, ставшего модной теорией, — состоит в том, что он не стал общепризнанной теоретической позицией. Ему противостоит объективистский подход, рассматривающий социальную реальность как ставшую, а не становящуюся. При этом интерес к проблемам социализации здесь снижается, хотя и не исчезает полностью. Иными словами, многопарадигмальность теоретических основ социологии выступает некоторым препятствием разработке общей теории социализации. Конечно, подобный плюрализм имеет свои достоинства, и немалые. Он создает атмосферу дискуссионности в науке. Однако требование теоретического единства науки является более сильной нормой, нежели плюрализм, так что многообразие в основах теории играет при разработке общей теории социализации скорее тормозящую роль.

Если множественность теоретических основ социологии уменьшится, это облегчит создание общей теории социализации, но когда это произойдет — предсказать невозможно. По меркам истории науки социология — еще очень молодая дисциплина. В случае достижения единства ее теоретических основ останутся в силе существенные мировоззренческие различия по поводу природы человека, весьма значимые для теории социализации. Они — серьезное препятствие на пути создания общей теории социализации. Рассмотрим этот тезис подробнее в идейно-историческом плане.

Проблема человека в античной мысли часто сводилась к поискам корректного определения его понятия, в которое пытались включить лишь минимум самых существенных признаков, опуская остальные. Широко известны забавные трудности логического порядка, возникающие на этом пути (например, Диоген определял человека как двуногое существо без перьев). Эти трудности, лишь подчеркивают, что формально-логический аспект проблемы человека мало интересен для общей теории социализации и ценностно-содержательные определения человека более значимы.

С IV—V вв. н. э. античная социальная мысль интегрируется с христианским вероучением благодаря трудам и сочинениям отцов Церкви св. еп. Василия Великого, св. преп. Иоанна Златоуста и св. Григория Богослова. Тем самым в европейскую традицию социальной мысли вносится христианское воззрение на человека, толкующее его сущность противоречиво. С одной стороны, подчеркивается близость человека к Богу: он есть венец творения, сын Божий. С другой стороны, он грешен, наказан за это.

В дальнейшем подобные религиозные воззрения рационализировались, постепенно секуляризировались, и ко времени Великой французской революции в социальных науках сложились две философско-антропологические традиции в понимании человека: линия Гоббса, утверждающая, что человек от природы зол, и линия Руссо, постулирующая его природную доброту. Противоречие в воззрениях на человека, зафиксированное в социально-философской мысли, обозначило «развилку» в разработке теории

61

социализации. Руссоистская философская традиция приводит в конечном итоге к теории революции (т. е., если можно так выразиться, к своего рода теории «социализации общества»), а гоббсовская — к теории воспитания, как социального контроля и репрессивной социализации человека.

Действительно, если спросить вслед за Руссо, в чем причина всех зол в мире, и признать вслед за ним, что она заключается в дурных общественных условиях, в которых оказался добрый от природы человек, то с необходимостью последует вывод о том, что следует изменить общество. Иными словами, если продолжатели идей Руссо К. Маркс и Ф. Энгельс считаются «отцами» теории социалистической революции, то идейного основателя традиции Руссо в западной литературе справедливо называют ее «дедушкой».

Аналогичные рассуждения, основанные на тезисе о человеке как существе злом (греховном), приводят как к теории социализации, так и к концепции общественного договора. Таким образом, противоречивое представление о человеке в христианской культуре работает скорее против общей теории социализации, снижая ее общность необходимостью выбора из двух мировоззренческих традиций в отношении человека и его социального поведения. Общая теория социализации становится возможной скорее в результате выбора в пользу негативно-антропологической традиции, придавая тем самым трактовке политической социализации некоторое репрессивное содержание (человек должен быть воспитан в подчиненности, нуждается в присмотре).

В противном случае возникает известный педагогический парадокс: если человек предназначен для свободы, то как воспитать его в духе такого предназначения, не прибегая к принуждению в процессе воспитания (т. е. к ограничению свободы)? Банальные решения, отправляющие за ответом к практике, здесь не подходят, так как речь идет о теории.⁵

Сколь архаичными и банальными ни казались бы рассуждения о человеке как существе злом или добром от природы, считающиеся пережитками в науке, в современной социологической теории фундаментального уровня они воспроизводятся почти во всей полноте. Новое заключается лишь в том, что обе крайности формулируются в неявном виде. В XX и XXI вв. трудно найти теоретика, непосредственно оперирующего понятиями злого или доброго человека. В социологии считается хорошим тоном отказ от всяких нравственных оценок, который на практике подменяется постулированием конкретных способностей человека, оказывающихся в конечном итоге либо полезными обществу, либо затрудняющими социальную жизнь. Однако фигуры мышления и выводы остаются такими же, как у Гоббса и Руссо. Проиллюстрируем это утверждение двумя примерами из современной теории социальных систем.

Один из видных представителей этого теоретического направления американский социолог Парсонс исходит из позитивно-антропологического воззрения. Он считает, что человек обладает способностью систематизировать окружающий мир. Несколько упрощая, можно утверждать, что системность самого социального мира, по Парсонсу, есть не что иное, как реализация способности человека к его систематизации.

Человек, в отличие от животных, ведущих себя инстинктивно, действует сознательно,

62

— утверждает Парсонс. Он упорядочивает свой мир, приобретает знания и опыт, обобщает их при помощи символических средств. Иначе говоря, систематизирует социальную реальность, создает социальные институты, поддерживающие общественную жизнь. В итоге наш мир оказывается упорядоченным, а порядок, в свою очередь, — это результат усилий человека. «В теории социального действия, — пишет Парсонс, — поведение одного или нескольких индивидов... следует рассматривать как систему».⁶

Другой современный представитель теории социальных систем германский социолог Н. Луман полагает человека скорее ущербным существом в духе А. Гелена, нежели венцом биосоциальной эволюции, умеющим создавать социальные системы. Человек участвует в образовании таких систем лишь в роли части окружающего их мира. Будучи сам закрытой психической системой, он только поддерживает социальные коммуникации, совокупность которых образует систему. Система возникает благодаря средствам коммуникации (язык, письменность), представляющим собой случайные удачные находки социальной эволюции. Социальные системы возможны лишь благодаря их работе по собственному воспроизводству. Человек не есть ни их основа, ни даже составная часть. Он не входит ни в социальные системы, ни в «общество» Лумана.

Обратимся к рассуждениям самого Лумана по обоснованию этого теоретического положения, удивительного с точки зрения традиционного социологического мышления. Луман ставит вопрос о том, как осуществляются коммуникация и социальное взаимодействие? Как вообще возможно, что Ego понимает то, что имеет в виду Alter, и что Alter воспринимает его устремления и действует на их основе?

Традиционная социология, считает Луман, говорит в этой связи об общей культуре, общей системе символов, поведенческих ожиданиях, распространенных в результате социализации и закрепленных в репертуаре социальных ролей. Недостаток подобных рассуждений, согласно немецкому теоретику, в том, что подлежащее объяснению предполагается заранее.

Для ответа на вопрос об условиях возможности существования социальных систем как комплексов коммуникации, мы должны совершить мысленный эксперимент, рассуждает Луман и продолжает: допустим, что два человека встречаются при отсутствии всякого культурного фона. То, с чем они при этом сталкиваются, Луман называет ситуацией с двойной контингенцией, т. е. существует реальная возможность каждого поступать иначе, нежели при наличии общего культурного фона.

Ситуации с двойной контингенцией возникают при встречах двух систем, каждая из которых обладает высокой степенью сложности. Поэтому системы не могут взаимно просчитать поведение друг друга. Такая ситуация, поясняет Луман, состоит в том, что оба человека взаимодействуют друг с другом подобно паре «черных ящиков», причем, «каждый из них определяет свое поведение посредством сложных самореферентных операций в своих пределах».⁷

Для таких систем не имеет значения то, что со временем они обучаются прогнозировать поведение друг друга и управлять им. Главное, утверждает Луман, что «они остаются разобщенными, они не сплавляются в единое целое, они не понимают друг друга лучше, чем прежде; они концентрируются на том, что они могут наблюдать в другом как в системе-в-окружающем-мире в качестве “входа” и “выхода”, и каждый раз самореферентно обучаются в собственной перспективе наблюдателя. Они могут попытаться повлиять на то, что наблюдают, своим собственным действием, и опять-таки

63

могут обучаться по обратной связи. Таким образом может возникнуть эмерджентный порядок, обусловленный сложностью систем, его обеспечивающих, который однако не зависит от того, что эта сложность также может просчитываться и контролироваться. Мы называем этот порядок социальной системой».⁸

Таким образом, человеку Лумана явно не хватает ни социальности, ни даже эмпатии. Социальность относится целиком и полностью к системе. Следуя традиции негативно-антропологического понимания человека, в социологию Лумана должна была бы войти теория социализации весьма репрессивного содержания. Однако ее нет, так как человек Лумана крайне радикально абстрагирован от качества социальности в том смысле, что все оно целиком и полностью отнесено к общественной системе. Человек, подчеркнем еще раз, представляет собой, по Луману, всего лишь закрытую психическую и биологическую систему, в то время как общественная система включает всю совокупность коммуникаций. Поэтому интереса к проблемам социализации здесь даже не возникает. Иными словами, радикализация негативно-антропологической позиции способна элиминировать теорию социализации из социальных наук, что подтверждается ее отсутствием в социологии Лумана.⁹

Таким образом, социология Парсонса и теория Лумана подтверждают, что как позитивно-антропологическая, так и негативно-антропологическая традиции понимания человека присутствуют в основах современной социологической теории и приводят к разным позициям по вопросу теории социализации. Как и прежде, такая противоречивость философско-антропологических воззрений продолжает сдерживать разработку общей теории рассматриваемой проблематики.

Наиболее вероятный выход видится в обращении к возможностям эмпирических исследований социологическими методами. В социологии и в смежных науках об обществе созданы модели человека, получившие широкое признание, например, homo oeconomicus или homo sociologicus (Р. Дарендорф); а также их позднейшие варианты, удобные для теоретического и эмпирического исследования вопросов, связанных, в частности, с социализаций.¹⁰ В отношении политического аспекта поведения человека разработаны модели homo politicus, среди них такие типы, как авторитарная личность, демократическая личность или, например, homo sovjeticus, непосредственно связанные с проблемами политической социализации и рассмотренные ранее. Они позволяют на основе эмпирических исследований накапливать и обобщать материалы, пригодные для разработки общей теории социализации и политической социализации.

Речь идет о моделях человека, используемых в социологии и в политической науке, связанных с фундаментальной теорией и удобных для эмпирического исследования. Среди семейства моделей homo sociologicus наиболее значимы две: модель «SRSM» (Socialized, Role-Playng, Sanctioned Man) — объективистская модель человека и модель, сокращенно обозначаемая как «SSSM» (Symbols Interpreting, Situation Defening, Strategic Acting Man), используемая в интерпретативной парадигме. Обе они способны послужить накоплению эмпирически обоснованных теоретических положений о политической социализации.

Проблему разработки общей теории социализации следует рассмотреть еще в одном важном аспекте — с точки зрения логики развития социологической теории. В отличие

64

от философских занятий в Древней Греции, которым предавались, исходя из того, что они прекрасны, потому что бесполезны, в современной науке все наоборот. Социологическую теорию не разрабатывают ради любви к прекрасному. Социология — наука изначально прагматичная, ее сегодняшняя цель — углубить и систематизировать понимание социального бытия (общества, социальных связей), дать объяснение их осуществлению на уровне требований современной науки.

Разработку более глубокой теории в социологии, как и в других науках обычно начинают с пересмотра используемого объяснительного принципа (каузальность, системность, диалектика в социологии) с учетом новейших достижений общенаучной методологии. Это позволяет сделать очередной шаг в развитии теории общества, объяснении важнейших социальных явлений и процессов. Данная направленность мысли (от углубления объяснительных основ теории к модели общества, социальных фактов и процессов), стала осью развития социологической мысли.

Применительно к общей теории социализации это означает прежде всего необходимость анализа состояния объяснительных средств теории, служащих для изучения отдельных аспектов социализации как сложного кумулятивного процесса, развертывающегося на важнейших стадиях жизненного цикла человека, поколений и этапах исторического процесса. В условиях многопарадигмальности социологии это легче всего сделать в историческом плане, воспользовавшись различением поколений исследователей социализации, предложенным немецким представителем теории социализации Г. Фогтом.¹¹

Первое поколение. Родоначальники теоретической социологии конца XIX — начала XX в. (Конт, Спенсер, Дюркгейм), а также основатель психоанализа З. Фрейд сосредоточили свои поиски решения проблем социализации на способах «внутренней» регуляции поведения человека через нравственность.

Второе поколение. Исследователи предмета, творчество которых приходится на время, начинающееся после Первой мировой войны и продолжившееся в период раскола мира на два политических лагеря в результате Второй мировой войны, демонстрируют интерес к проблемам политической социализации как средству интеграции общества и поддержания его целостности.

Представители третьего, современного поколения теоретиков социализации изучают предмет как дилемму индивидуализации и обобществления на фоне усиливающейся тенденции к глобализации (У. Бек). Они находятся еще на этапе структурирования проблемной области своих исследований.

Рассмотрим подробнее вклад представителей трех поколений в совокупность теоретических положений, имеющих объяснительное значение для разработки общей теории социализации как сложного, поэтапного процесса, в том числе и для ориентаций в области эмпирических исследований предмета.

Среди таких достижений представителей первого поколения большое значение имеет критика идеологии К. Марксом (1818—1883) и Ф. Энгельсом (1820—1895) с позиций, близких основам современной социологии знания и социологии повседневности. Идеология представляет собой целостную политико-символическую среду, чем во многом объяснимо ее эффективное социализационное воздействие. В книге «Немецкая идеология» этим объясняются возможности идеологического господства над человеком. «Порождения их головы стали господствовать над ними. Они, творцы, склонились перед

65

своими творениями», — пишут классики марксизма и формулируют проблему освобождения человека из плена ложного сознания.¹² В дальнейшем тема создания общества без господства стала центральной проблематикой социологии франкфуртской школы, где вопросы политической социализации изучаются с точки зрения путей эмансипации человека в современном обществе.¹³

К другим важным идеям представителей первого поколения исследователей социализации относится тезис Э. Дюркгейма (1858—1917) о возникновении социального порядка через интериоризацию «социальных фактов», представляющих собой всеобщее «твердое знание» об общественных явлениях и отношениях индивидов. Общеизвестное, но вместе с тем неотрефлексированное знание правил и норм социального взаимодействия Дюркгейм называет коллективными привычками.¹⁴ В повседневной жизни люди усваивают их как нечто само собой разумеющееся и руководствуются ими в дальнейшем. Это теоретическое положение также ориентирует на изучение латентного социализирующего воздействия повседневного знания.

Кроме того, Дюркгейм отмечает, что во всех обществах процесс интеграции человека в социальную жизнь не пущен на самотек, а представляет собой целенаправленное и систематическое обучение важнейшим знаниям и навыкам, их передачу от поколения к поколению. Такую организацию процесса формирования человека Дюркгейм называет методической социализацией (socialisation méthodique). Благодаря ей и человек оказывается теснейшим образом связанным с обществом. Тем самым Дюркгейм, по сути дела, вводит понятие общественной системы социализации, имеющее важное методологическое значение для всестороннего изучения процесса, в частности, для исследования сложившейся практики политической социализации.

Большое значение для разработки социологической теории социализации имеет творчество З. Фрейда (1856—1939). Будучи практикующим врачом-психиатром, он не только создал психоанализ, позволяющий лечить расстройства личности, но и обнаружил зависимость структуры личности от условий, в которых она развивается. Это теоретическое положение также получило в дальнейшем продуктивную разработку в социологии франкфуртской школы. Оно сохраняет свое значение до сих пор, в то время как утверждение Фрейда об определяющей роли ранней социализации не выдерживает критики, обоснованной эмпирическими данными.

Таким образом, рассмотрение проблем социализации в творчестве родоначальников социологии позволяет подчеркнуть лишь важность проблемы для общества, но не теоретические приоритеты в ее исследовании.

В творчестве представителей второго поколения социологов содержится более широкий спектр идей, образующих теоретические рамки изучения политической социализации в контексте дифференциации теоретических направлений, идущей с 1920-х гг. Рассмотрим некоторые из них.

Видный представитель социологии знания К. Мангейм (1893—1947), продолжая разработку марксистского тезиса об обусловленности сознания бытием, формулирует развитую концепцию возникновения политических идеологий как результата сочетания социального положения классов, наличных исторических условий и идейно-политической

66

ситуации в обществе.¹⁵ Эта методология нашла воплощение в его глубоком анализе возникновения консервативной идеологии и объективных интересов ее адептов.¹⁶

Анализ проблем формирования и усвоения идеологии, выполненный Мангеймом, вызвал в свое время полемику среди видных философов, социологов и политологов (Х. Арендт, Г. Маркузе, М. Хоркхаймер, Р. Левенталь, Г. Плеснер, Э. Шпрангер и др.). В результате подтвердилось, что знание, с помощью которого человек систематизирует социальную реальность, действительно тесно связанно с его социальным статусом. Это положение имеет большое значение для теоретического обоснования связи идеологических установок и социально-структурных условий социализации.¹⁷

Социология знания получила наиболее глубокую разработку в творчестве А. Шюца. Им изучены фундаментальные проблемы осмысления человеком социальной реальности, обнаружено первостепенное значение так называемой «естественной установки» — твердого и несомненного знания, связывающего человека с обществом, в котором он живет. В итоге становится возможным считать, что социологические исследования социализации во многих аспектах являются социологией «естественной установки», соответственно, ее политического аспекта.

Не менее важны для разработки общей теории социализации положения символического интеракционизма Дж. Г. Мида и Г. Блумера, включающего процессуальную теорию идентичности, роль ситуаций, а также анализ процесса социализации в малой группе.

Сравнение социологической теории Шюца с творчеством Мида показывает основополагающее единство их идей, состоящее в обосновании важной роли самосоциализации человека. Чтобы убедиться в этом, достаточно сопоставить сочинение «Смысловое строение социального мира» А. Шюца (1932 г.) с книгой Дж. Мида «Дух, идентичность и общество» (изданной его учениками в 1934 г.), под углом зрения понимания авторами активности человека (роли внимания) в формировании социального поведения.¹⁸

В более широком теоретическом контексте эти идеи нашли развитие в социальном конструктивизме Бергера и Лукмана, содержащем, как отмечено выше, одну из наиболее фундаментальных теорий социализации. Их влияние можно проследить в этнометодологии Г. Гарфинкеля, в социально-драматургическом подходе И. Гофмана, раскрывающих практические способы реализации смысла в социальных отношениях на микроуровне. В гофмановской «социологии лицедейства» (Е. И. Кравченко¹⁹) исследована сложная стратегия и тактика поддержания человеком своей идентичности в массовом обществе — одна из центральных тем представителей второго поколения исследователей социализации.

В теоретико-поведенческой социологии, начала которой заложены петербургскими физиологами И. М. Сеченовым, И. П. Павловым, А. А. Ухтомским и которая способна стать объяснительной основой поведенческого аспекта социализации, с самого

67

начала наблюдается теоретическое движение в направлении разработки проблем, входящих в предмет интереса представителей символического интеракционизма (например, учение И. П. Павлова о второй сигнальной системе) и теории социального действия (проблемы мотивации поведения).

Кроме того, созданная в Петербурге теория доминанты А. А. Ухтомского через психологию и социальную психологию (Л. С. Выгодский, А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, Д. Б. Эльконин, Б. Г. Ананьев) внесла свой вклад в социологию социальной установки. Ее дальнейшей отечественной разработкой стала концепция саморегуляции социального поведения человека (В. А. Ядов), раскрывающая неоднозначную связь установок с факторами социальной жизни. Поясняя ее, А. Е. Сериков пишет: «... установки определяют наше поведение, если это установки на вполне конкретное поведение в конкретных (привычных и заранее определенных) ситуациях; установки определяют поведение, если минимально воздействие других факторов; влияние установок усиливается, если они активизированы непосредственно перед действием (если, например, человека опрашивали о его установках, если он рассуждал о принципах своего поведения, пытался их сформулировать); не только установки определяют поведение, но и поведение определяет установки (людям свойственно оправдывать, объяснять свое поведение, люди бессознательно стремятся сбалансировать установки и реальное поведение, отчего поведение и установки взаимно влияют друг на друга)».²⁰

Концепция социальной установки в российской социологической традиции, благодаря ее детальной разработанности, значительно превосходит в эвристической эффективности модели социального научения в бихевиоризме, которые в этом теоретическом течении отождествляются с социализацией.

Классическая логика бихевиористской концепции социализации раскрывается Б. Скиннером в его работе с характерным названием «Технология поведения», где выразительно подчеркивается формирующая роль социального окружения в становлении человека, долго не замечавшаяся.²¹ Тем самым привлекается внимание к активной роли окружающей среды в противоположность теории социального поведения, выдвигающей на первый план роль собственной активности человека. В бихевиористской традиции этот перекос ослаблен вкладом А. Бандуры,²² интегрировавшего в бихевиоризм тезис о высокой роли собственной активности человека в процессе социализации. Это уменьшает разрыв между теорией социального действия и теорией социального поведения.

Здесь уместно заметить, что несправедливо забытый деятельностный подход, развиваемый в отечественных социальных науках советского периода, при его применении для изучения процессов социализации способен послужить конструктивной основой решения данной проблемы.

Таким образом, у представителей второго поколения теоретиков социализации на фоне дифференциации научных направлений наблюдается некоторое сближение подходов. Этот процесс основан на социологии повседневности и представлении о довлеющей тотальности среды социализации, в том числе ее символических компонент, но вместе с тем на признании активности человека в собственном становлении. Он аналогичен тенденции сближения теоретических позиций по основам теории социального действия, отмеченной еще Парсонсом в его тезисе об их конвергенции. Возрождение деятельностного

68

подхода, учитывающего прагматический аспект социализации, усилило бы эту тенденцию.

В макросоциологической теории, классическим предметом которой была адекватная своему времени теория общества, с 1920-х гг. растет интерес к роли социализации в современном высокодифференцированном обществе как средству его интеграции. Снова поясним этот интерес на примере системно-теоретического направления, которое, в отличие от марксистской традиции, базируется на общепризнанных научных ценностях истинности и универсальности результатов познания и потому неполитизировано.

В рассматриваемый период в системной теории интеграция общества признается фундаментальной проблемой. Она задает цель теории и практике социализации, которая, согласно Парсонсу, представляет собой, прежде всего, усвоение социальных и, соответственно, политических ролей. Ее можно понимать как приведение в соответствие структуры мотивации поведения человека и ожиданий общества. При этом политическая социализация означает в первую очередь усвоение роли гражданина.

Важность этого положения следует из фундаментального характера проблемы социального порядка, которую решает Парсонс. Он пишет, что занимается решением «проблемы порядка в обществе, в классической форме изложенной Т. Гоббсом»,²³ но, в отличие от Гоббса, не просто констатирует добровольное признание его людьми, а ищет этому объяснение. При этом Парсонс не оставляет в стороне анализ социально-психологических механизмов социализации.²⁴

В концепциях общества, основанных на современной системной теории, усиливается интерес к проблемам его функциональной дифференциации, сменяющей классовую.²⁵ Следствие этого — расширение возможностей формулировать теоретические положения об особенностях тех или иных аспектов политической социализации (экономической, политической, нравственной и т. д.) и их взаимосвязях. Различение микро-, мезо-, и макроуровня социальных систем, позволяет еще детальнее дифференцировать предмет теорий социализации, вплоть до решения проблем операционализации таких исследований.

Даже социология социальных систем Лумана, в которой, казалось бы, нет места проблемам социализации, становится продуктивным контекстом изучения социализации с точки зрения анализа ее условий и факторов в контексте эволюции общества.

По Луману, развитие общества происходит вследствие изменений в его подсистемах. Следовательно, при изучении политической социализации необходимо учитывать не только изменения в политической системе общества, но и изменения, происходящие в ее окружающем мире, т. е. в других общественных подсистемах, а также в геополитическом положении страны (например, такие, как распад системы Варшавского договора, расширение НАТО на Восток, европейская интеграция, процессы в СНГ).

Иными словами, системная теория направляет внимание исследователя на связь между условиями общей и политической социализации, их изменение зависит от процессов, протекающих в подсистемах общества, что позволяет последовательно изучать конфигурацию условий политической социализации.

Помимо ориентации системной теории на изучение общих условий и аспектов социализации в подсистемах общества, здесь встречаются теоретические разработки, посвященные социализирующей функции конкретных агентов. Так, Парсонсом, пожалуй,

69

впервые дается функциональный анализ роли школы в общей социализации у себя в стране. Политическое значение школьной социализации в широком смысле этого термина, судя по его статье «Школьный класс как социальная система», состоит в том, что она, ранжируя учащихся по успеваемости, осуществляет их селекцию в аспекте профессиональной структуры общества. Тем самым школа во многом предопределяет профессиональный путь и идентичность человека.²⁶

Таким образом, системная теория позволяет внести последовательность в изучение условий общей и политической социализации, общественных процессов, определяющих ее контекст. Однако на макроуровне теоретической социологии не наблюдается интеграции в той степени, в какой она имеет место на уровне микросоциологической теории.

Идущая от марксизма теоретическая традиция, рассматриваемая ниже, остается неинтегрированной с теорией социальных систем. В этой традиции, в частности, в социологии франкфуртской школы с ее идеалом цивилизации без господства, отводится центральное место вопросам формирования свободной личности в современном обществе. Здесь происходит столкновение указанного идеала с проблемой субъекта истории, возникшей в результате утраты революционности рабочим классом в XX в. Эта проблема обсуждается в сочинениях Г. Маркузе «Эрос и цивилизация» (1956), «Одномерный человек» (1964), в совместной работе Т. Адорно и М. Хоркхаймера «Диалектика Просвещения», в которой, с точки зрения названного идеала, дается анализ политико-социализирующих функций искусства, средств массовой информации, содержатся глубокие социально-философские оценки значения рациональности в политическом подчинении человека системе.²⁷ Здесь в конечном итоге решена проблема субъекта современной истории, определена социализирующая роль новых социальных движений. Как отмечает их исследовательница Е. Здравомыслова, «социальные движения формируют новую групповую идентичность — в этом состоит их важнейшая функция».²⁸

В результате творчества второго поколения исследователей политической социализации сложилась совокупность некоторых единых теоретических ориентиров. Речь идет в первую очередь о микроуровне социологической теории, в то время как на макроуровне таковых не наблюдается.

Третье поколение исследователей социализации еще только начинает свою деятельность. Однако здесь уже есть крупные шаги в переосмыслении характера социализации человека в век позднего капитализма (Ю. Хабермас) и глобализации (У. Бек). Как отмечает последний, «процессы индивидуализации подрывают социально-структурные предпосылки политического консенсуса, до сих пор обеспечивавшие коллективное политическое действие. Причиной является парадокс того, что на микросоциальном, микрополитическом уровне формы активности расширяются и общество меняется снизу субполитическим образом по все большему количеству вопросов и сфер деятельности. Больше не существует замкнутого пространства национальной политики. Общество и общественность состоят из противоречивых пространств, которые одновременно являются как индивидуализированными, так и транснационально открытыми и находящимися в оппозиции друг к другу».²⁹ Бек приходит к выводу о необходимости нового

70

определения понятия политического. Это свидетельствует о том, что, данный представитель третьего поколения теоретиков социализации находится в процессе нового определения предметной области своих исследований.

Подведем некоторые итоги рассмотрения проблем становления основ общей теории политической социализации.

В результате анализа теоретических наработок трех поколений исследователей социализации прежде всего можно сформулировать научно-исследовательские установки, направленные на всесторонний анализ рассматриваемого нами процесса. Речь идет о методической социализации (Дюркгейм), роли исследования обыденного знания в этом процессе, в том числе политического содержания (Мангейм, Шюц, Бергер и Лукман), необходимости анализа широкого контекста условий политической социализации (системная теория), проблемах свободы человека как основной цели и содержания политической социализации в современном обществе (марксистская и критическая теория).