Горная велогонка на 50 миль silver rush Mountain 50 Bike race

 

Если у меня и были какие-то иллюзии по поводу того, что мне легко дастся первая велогонка серии Leadman, трасса Silver Rush 50 отмела их напрочь. Первые 90 метров трасса поднимается вертикально вверх по голому каменистому склону. Ни дороги, ни тропы. Ехать невозможно, и гонщики катят велосипеды или тащат их на себе. Но самый убойный момент в том, что в верхней части холма пространство резко сужается до одноколейки, и, чтобы оказаться на хорошей позиции, нужно бежать вверх изо всех сил. А организаторы еще и заманивают лидеров: первому мужчине или первой женщине, достигшим вершины холма, вручается серебряная монета.

 

Старт гонки Silver Rush 50 с крутого подъема, где нужно толкать или нести велосипед, – настоящее боевое крещение. Обычно на этом участке я стараюсь попасть в число лидеров, чтобы быстрее оказаться в точке, где трасса сужается до одноколейки. Фото: архив семьи Мэйси

 

В 2010 году я выиграл эту гонку и установил рекорд трассы на тот момент. Это всегда работает неплохим стимулом и добавляет уверенности при повторении гонки. И, как я понял через несколько минут после подъема на тот крутой холм с велосипедом на спине, даже немного лишнего высокомерия.

После тяжелого подъема я оказался на хорошей позиции и, обогнав ближе к концу участка одноколейки одного парня, стал первым. Уже оседлав велосипеды, мы повернули на одну из многочисленных старых рудниковых двухколеек, которыми расчерчен ландшафт Ледвилла, и я оказался там, где и хотел, – впереди всех. Все складывалось хорошо, я был полон сил. В 2010 году, обернувшись через пять минут гонки, я увидел, что лишь несколько человек близко подобрались ко мне, и сейчас рассчитывал увидеть ту же картину.

И испытал прилив страха, когда обнаружил длинную цепочку велосипедистов, удобно расположившихся за мной и экономивших силы в драфтинге. Сначала один из этих парней ускорился, увлекая за собой преследователей, и общий темп вырос. А вскоре еще один ускорился так мощно, что смог разорвать цепочку пелотона и обойти меня; гонка началась. Резкий рывок вперед преследователей, набравшихся сил в драфтинге, – кошмар для лидера, потому что ему перед этим приходилось выкладываться больше всех и тащить за собой весь «паровоз». Этим бедолагой я и стал в тот момент и, не в силах так резко ускориться, быстро оказался на «нейтральной полосе» – а это всегда плохая позиция на велогонках – примерно на 15-м месте от лидера и без «колеса», за которым можно было бы пристроиться в драфтинге и отдохнуть.

В тот момент я начал бояться, что проиграю Leadman, и история преодоления этого страха стала историей той гонки.

Сильная кислородная задолженность, которая образовалась у меня к тому моменту, вызывает интересные эффекты в организме. Чувствуешь, как пульсирует кровь в шее, чуть ниже подбородка, с обеих сторон. Может заболеть голова или начаться головокружение. Мощность падает, а в голове возникает туман. Все эти эффекты я испытывал на себе, усиленные вдобавок большой высотой, на которой мы находились.

Меня обогнал Стиг Соммэ, 42-летний хирург из Денвера, с которым я иногда тренируюсь. Он выглядел полным сил. Когда он предложил мне пристроиться и держаться за ним, у меня хватило сил только промычать что-то, и он уехал вперед.

Небольшой спуск после первого длинного подъема позволил мне немного поправить свои позиции, и я, похоже, оказался в десятке лидеров к началу крутого подъема на высоту более 3650 метров на отметке около 20 миль. Впереди я видел пару спортсменов, ехавших на повышенной передаче, чтобы разгрузить усталые ноги на очень крутом подъеме. «Давай, малыш, – сказал мне внутренний голос. – Им хуже, чем тебе». Эту мантру я прокручивал параллельно с педалями.

Тут вступил еще один голос, не столь позитивный:

Впереди наверняка пара участников Leadman, а я в плохой форме.

Снова начался спор внутренних голосов, но примерно к 27-й миле, на самом крутом подъеме гонки, я наконец начал избавляться от страха. В 2010 году я смог проехать 95 процентов этого подъема, но в 2013-м об этом и речи не было. Любопытно, однако, что, спрыгнув с велосипеда и начав толкать его в гору, я обнаружил, что догоняю двух парней впереди. В последние годы я гораздо больше занимался бегом, чем в 2010 году, и был в отличной форме для пеших подъемов с велосипедом; моя уверенность выросла, когда я обошел этих двух соперников и вновь оседлал велосипед на горном перевале.

Чем выше мы, тем мы сильнее.

Это была отличная новая мантра, и она помогала мне на всех подъемах второй половины гонки. Вся моя семья приехала на гонку, и полученные от них в точке разворота запасы еды и напитков тоже делали свое дело.

История о «чем выше, тем сильнее» стала моим средством борьбы со страхами гонки, и оптимистичное отношение позволило мне повысить результативность. Они приводили друг друга в действие. (Для меня эта связь между результативностью и отношением к происходящему работает и в жизни: чем лучше я себя чувствую, тем лучше я работаю. А вы?)

Последний спуск к финишу гонки Silver Rush 50 был мощным и скоростным, и мне казалось, что я здорово кручу педали, пока мимо меня не пролетел соперник так стремительно, будто я ехал на велосипеде Уайатта с приставными колесиками. Пустившись в бешеную погоню, я слишком разогнался и вылетел за поворот, после чего примерно минуту ехал вне трассы, пока не развернулся. Страх вернулся, и я мчался к финишу, не уверенный, на каком месте окажусь среди тех, кто участвует в серии Leadman.

Я оказался девятым в гонке и первым среди участников Leadman, и мое время 4:07 позволило мне выйти на первое место в общем зачете серии. К этому моменту мы одолели уже 76 гоночных миль, но впереди оставалось еще 206. Через четыре недели должна была стартовать велогонка Leadville 100 Mountain Bike Race.

 

У меня выдался не лучший день на велогонке Silver Rush 50, но я не удержался от улыбки, когда увидел после финиша, как Уайатт катается на квадроцикле – с кем бы вы думали? – с самим Кеном Клоубером, основателем сверхмарафона Leadville 100! Клоубер всегда говорил о семейной атмосфере этих гонок, и даже после того, как гонки начали проводиться совместно с компанией Lifetime Fitness, дух семейственности не пропал. Фото: Трэвис Мэйси

 

Я думал, что у меня будет месяц на то, чтобы подготовиться физически и морально к финальному этапу Leadman. Но жизнь внесла свои коррективы, и мне пришлось практиковать методы борьбы со страхом и принимать решение, сдаться или нет, в совершенно другой области.

 

Мой главный страх

 

Еще в начале того года я подал заявку и был принят на учебу по магистерской программе Университета Колорадо в Боулдере для получения диплома директора школы. В тех школах, где я преподавал, я был хорошим лидером, и всем вокруг – моим коллегам, друзьям, родителям и жене – казалось, что мне нужно стремиться к должности директора моей альма-матер, Эвергринской средней школы. Все пророчили мне гарантированный успех на этом поприще: я отлично справлюсь, стану общественным деятелем, буду оказывать правильное влияние на жизнь моих учеников, замечательно ладить с родителями и (это уже добавление лично от меня) зарабатывать значительно больше, чем в должности учителя.

Только один человек сомневался в исходе эпопеи по превращению мистера Мэйси в директора школы, и этого человека звали Трэвис Мэйси. Был ли я твердо уверен, что эта работа будет приносить мне настоящее удовлетворение? Нет. Считал ли я, если честно, что обязанности директора школы позволят мне уделять столько же времени тренировкам и общению с семьей? Нет. Думал ли я, что эта работа будет нравиться мне больше, чем преподавание? Нет.

Почему же тогда я вообще стал думать об этом?

Из страха, вот почему.

Почти все десять лет моего учительства мои доходы – или скорее их отсутствие – порождали во мне страх. Я боялся за ближайшее будущее – нужно было выплачивать ипотеку и платить за детский сад, а прожиточный минимум в нашем городке сильно вырос в последнее время; я не был уверен в отдаленном будущем – потяну ли я два высших образования для детей и пенсионные программы для двух взрослых. Это и заставило меня пойти учиться. Страх. Именно с ним я боролся за несколько недель до стомильной велогонки. Мне очень помогали разговоры с Эми и родителями, но я знал, что решать этот вопрос мне придется только самому.

Примерно за неделю до стомильной велогонки я уехал после ужина на гору Эванс, она примерно в часе езды на запад от моего дома. Мне очень нужно было по примеру Эдварда Эбби побыть одному, чтобы наедине с природой поразмышлять над серьезным вопросом, который поставила передо мной жизнь. В долине, внизу на востоке, я видел огни Эвергрина, где уже спали моя жена и дети… а где-то на западе, среди темных и пустых гор, лежал Ледвилл. И я стоял между этими двумя важными точками, на распутье жизненных дорог. Я приехал туда с ночевкой, чтобы оторваться от всего и остаться наедине со своими историями, мириадами ярких звезд и самым главным вопросом:

Нужно ли мне бросить учебу на диплом директора и пойти другим путем?

И если я продолжу учиться по программе, будет ли причиной тому мое искреннее желание идти по этому пути – или меня толкнет на это страх?

Я думал о том, чего я хочу от жизни. Думал о жене и детях и о том, как дать им наилучшую поддержку. Думал об отце и о том, чему он учил меня. А больше всего думал о маме и о том, что даже в самых тяжелых условиях она отказалась подчинить свою жизнь страху.

Мы с папой и вполовину не такие стойкие, как мама, которая ни разу в своей жизни не бегала сверхмарафонов. Когда они с отцом поженились в 1977 году, анализы показали, что у нее серьезное заболевание печени. Через пять лет родители, зная, что беременность может быть для нее опасна, решили быть оптимистами, и мама замечательно меня выносила и родила. Несколько лет спустя, когда мне было семь, маме стало совсем плохо, и врачи сказали, что потребуется трансплантация печени, чтобы спасти ее жизнь. Теперь я понимаю, что это был вопрос жизни и смерти, и это стало огромным стрессом для моих родителей, которым во всех решениях нужно было учитывать нас – меня и мою сестру Кэтлин (ее удочерили, когда мне исполнилось два).

Но когда мы навещали маму в больнице после трансплантации, она хотела говорить с нами только о наших делах в школе и о том, готовил ли нам дядя Брайан, который жил с нами, пока мама была в больнице, свои знаменитые рыбные палочки и картошку фри (он готовил), понравилось ли нам, как он нас постриг, когда устроил на крыльце «парикмахерский салон» (нам понравилось), и знаем ли мы, как сильно нас любят дядя Брайан, тетя Джен и дядя Эрик – другие ее братья и сестра тоже помогали нам (мы знали). Мы катали ее на коляске вниз и вверх по больничным коридорам, и она, зная, что может уйти и не увидеть, как мы станем подростками, улыбалась и смеялась – успокаивала нас, будто ей и дела до болезни не было, а значит, и нам нечего волноваться.

Десять лет спустя, удочерив еще одного ребенка, мою сестру Дону, и будучи теперь уже приемной матерью для двух детей, мама узнала, что у нее гепатит С, полученный при переливании крови во время трансплантации. С 2000-го по 2002-й (мой выпускной год в школе и первый курс в университете) она боролась с болезнью при помощи своей несгибаемой воли и радикального курса лечения. Лекарствам в конце концов удалось снять обострение, но они, вкупе с самой болезнью и принимаемыми ею иммунодепрессантами, посадили ей почки. В 2002 году маме пересадили почку – донором стал дядя Брайан, повар, парикмахер и, кстати, ультрамарафонец и велосипедист.

Сейчас я знаю то, чего не знал тогда, – как страшно ей было. Но она никогда не вела себя как испуганный человек. Она просыпалась каждое утро и любила свою семью, отвозила нас на футбол, поторапливала, кормила, укладывала спать, – и любила нас, она делала все, что могла (и это было куда больше, чем делает большинство родителей), и любила нас еще больше. И сегодня, хотя ей по-прежнему приходится принимать иммунодепрессанты, что привело к многочисленным хроническим инфекциям и даже к операциям, она самая любящая жена, мама и бабушка из всех, кого я знаю. Она проявила стойкость б о льшую, чем все, которых я когда-либо встречал в пустынях или в горах.

Сидя у вершины горы Эванс, я смотрел на звезды и думал о маме. О ней, о себе и о своих страхах.

Страх – чувство естественное. Страх провала, травмы, болезни или смерти. Но такие люди, как мама, которым приходится каждый день решать вопросы жизни и смерти, и не для того, чтобы испытать себя, а просто потому, что так уж вышло, подают самый мощный пример того, как нужно бороться с любыми страхами.

Пока папа, я и большинство других сверхмарафонцев и участников приключенческих гонок выбирают преодоление мучительных испытаний по доброй воле, очень многим людям приходится просто страдать, не по собственному выбору, без вариантов. Может быть, и вы один из таких людей, и в вашем окружении наверняка есть такие люди. Одна из них – моя мама, и ее оптимизм, непоколебимая убежденность, невероятное умение никогда не жаловаться и, что самое важное, не позволять страху управлять своей жизнью, бесспорно, делают маму истинным мастером ультрамышления в нашей семье.

Вдохновленный маминым примером, в задумчивом настроении, той ночью в горах я начал писать:

Сейчас 22:10, я сижу в пикапе на высоте 3891 метр рядом с озером Саммит на горе Эванс в Скалистых горах Колорадо. Да, звезды здесь просто невероятные.

После двух пройденных гонок и в преддверии еще трех я первый в серии Leadman. Вся моя прошлая жизнь готовила меня к этим состязаниям, решение участвовать и все необходимые тренировки дались мне довольно легко. Но не все вещи в жизни проходят так просто, и я здесь прежде всего для того, чтобы принять твердое решение. Я никогда не бегал 100 миль, но мне нужно будет это сделать 17 августа, и я знаю, что пробегу их, потому что я полон внутренней решимости. Мне легко говорить об этом, и сделать это будет тоже довольно просто, хоть и придется помучиться. Иначе говоря, вариант отказаться или сдаться просто вычеркнут, и мне остается только держаться до самого финиша.

Сегодня я сделал еще один выбор: я решил отказаться от программы получения лицензии директора. Я теряю потраченные на это время и деньги, но у меня появится возможность двигаться в более важном для меня направлении.

И я даю обещание: я напишу книгу, которая поможет людям достигать своих целей и, может быть, изменит их жизнь к лучшему. Я давно хотел написать такую книгу, но страх не давал мне принять такое решение. Я знаю, что это очень трудная задача, но я рад, что во мне больше нет страха, и рад, что твердое решение не оставляет мне шанса отказаться от этой идеи.

Никаких гарантий, и само это решение ужасно меня пугает. Но оно принято, и варианта не дойти до финиша нет; я знаю, что я дойду, и верю, что так бывает с любыми от всего сердца принятыми решениями и искренними убеждениями.

Я отлично спал той ночью и все следующие десять ночей до очередной гонки Leadman.

 

 

Leadman: гонка третья