Мир между Ярислейфом и Вартилафом34

Так и случилось, что послы прибыли от Конунга Ярислейфа, требовать весей и городов, лежащих поблизости его владения, от Конунга Вартилафа. Он сообщил о том Конунгу Эймунду, но тот отвечал:

— Вы должны рядить об этом, Господарь!

Конунг примолвил:

— Теперь именно и пришел случай, где вы, как то было условленно, обязаны определять ряд совокупно со мною.

Эймунд отвечал:

— Мне кажется так, Господарь, что надобно ожидать нападения от алчного волка. Он не преминет требовать более, если это будет уступлено. Пусть послы едут назад в покое, — продолжал он, — они, (Ярислейф, и его супруга), я думаю, скоро увидят наш ряд. Сколько времени нужно, чтоб собрать людей?

— Полмесяца, — сказал Конунг. Эймунд примолвил:

— Теперь определи, Господарь, где должны вы сойтись для сражения, и объяви послам, чтоб они могли сказать своему Конунгу.

Так было и сделано: послы отправились домой…

(Значительный пропуск в тексте 35)

С обеих сторон рати были приготовлены к брани, и сошлись в определенном месте на границе той страны, где, учредив станы, он простояли несколько ночей. Конунг Вартилаф молвил:

— Зачем сидим мы здесь понапрасну? Мы уронили победу из рук.

Эймунд отвечал:

— Предоставьте мне рядить об этом, ибо в беде лучшее дело отсрочка36; притом еще не приехала Господыня Ингигерда, которая держит ряд за всех их, хотя Конунг считается предводителем их людей. Сам я буду содержать стражу. Господарь!

Конунг сказал:

— Пусть будет так, как вы хотите!

Они простояли семь ночей с ратью37… В одну ночь ветер был злой и темнота большая: тогда Конунг Эймунд и Рагнар (неприметно) улизнули от своих людей. Они поехали в лес, позади стана Конунга Ярислейфа, ожидавшего приезда Господыни и засели там подле одной дорожки. Тут Конунг Эймунд сказал:

— Верно, этою тропою поедут Ярислейфовы мужи (с его супругою): если б сам я хотел проехать скрытно, я бы тоже избрал этот путь. Останемся наперед здесь!

Они просидели в этом месте известное время. Конунг Эймунд воскликнул:

— Безрассудно мы здесь сидим!

Но вслед за тем послышали они (шум) едущих (всадников), так, что, (казалось), женщина была между путниками. Они подметили, что один муж едет верхом впереди женщины, а другой сзади нее. Тогда сказал Эймунд:

— Верно, проезжает Господыня! Разделимся, мы с тобою, по обеим сторонам дорожки: когда они подъедут к нам, я раню коня под нею, а ты, Рагнар, схвати ее.

Путники подъехали, и, прежде чем они спохватились, конь был повергнут мертвым, и Господыня (унесена) далеко в сторону. Второй (муж) закричал, что он видел образ человека, который перепрыгнул через дорогу; но ни один из них не посмел явиться к Конунгу (Ярислейфу), потому, что они не знали, люди ли это были, или духи. Они тайно уехали восвояси, и более не показывались. Господыня сказала своим землякам:

— Вы, Нордманны, видно, никогда не перестанете обижать меня!

На что отвечал Эймунд:

— Мы будем хорошо поступать с вами, Господыня: но уж не знаю, удастся ли вам в нынешнюю ночь целоваться со своим Конунгом!

Затем, отправились они в стан Конунга Вартилафа, и сказали, что Господыня к нему приехала. Он был очень обрадован, и сам взялся сторожить ее. Но, на (следующее) утро, она велела просить к себе Конунга Эймунда, и, когда он явился, сказала ему:

— Самый лучший ряд был бы тот, если б мы примирились, и я готова стараться, чтоб водворить согласие между вами. Но должна объявить вам вперед, что всего более буду я пещись о выгодах Конунга Ярислейфа.

Эймунд отвечал:

— В этом власть Конунга (Вартилафа)!

Господыня возразила:

— Но твой ряд считается здесь самым важнейшим?..

Эймунд отправился от нее к Конунгу Вартилафу, и спросил, желает ли он, чтобы Господыня примирила его с братом. Конунг отвечал:

— Я не назову этого благоразумным, коль скоро она объявила, что хочет уменьшить мою долю.

Эймунд примолвил:

— Будешь ли доволен, имея и вперед то, что имел доселе?

— Да! — сказал Конунг38. Эймунд возразил:

— Но я не назову этого дельным, если он не увеличит твоей доли; потому, что ты должен взять после брата равную с ним часть наследства39.

Конунг отвечал:

— Если ты убеждаешь меня избрать ее посредничество, то пусть будет так!

Эймунд донес Господыне, что Вартилаф согласен, чтобы она устроила мир между ним и ее супругом.

— Это уж наверное твой ряд! — сказала она. — Ты должен предвидеть, что мое участие не будет невыгодно, что бы то ни сделалось…

Эймунд примолвил:

— (Не знаю! но, во всяком случае), я не подавал совета, чтобы вам не было оказываемо должное уважение40.

Тогда затрубили сбор, и было всем объявлено, что Господыня Ингигерда хочет говорить с Конунгом и его (ратными) людьми. Когда собрались люди, мужи увидели, что Господыня Ингигерда находится в Нордманнской дружине Конунга Эймунда41. В тоже время обнародовано от имени Конунга Вартилафа, что Господыня будет творить (мир)… Она сказала Конунгу Ярислейфу42, что ему держать вперед самую важную часть Гардарика, то есть Гольмгард (Новгород), а Вартилафу владеть Кунигардом (Киевом), другою лучшею частью всех владений, с податями и сборами43, — от чего будет он иметь вдвое более владения, нежели как имел прежде, Палтеск (Полоцк) и область, лежащую подле, иметь Конунгу Эймунду, и быть ему там, (над этою областью), Конунгом, пользуясь всеми земскими сборами, какие там положены44, — «потому, что мы не хотим, чтоб он уезжал прочь из Гардарика». Если Конунг Эймунд оставит после себя наследников, то наследникам его иметь по нем ту область, но если у него не будет ни одного сына, то ей возвратиться к обоим братьям. Конунгу Эймунду содержать защиту земель (landvarn) за обоих братьев и всего Гардарика, а им снабжать его людьми и (поддерживать) своею властью. Ярислейфу быть Конунгом всего Гардарика45. Ярл Рогнвальд будет владеть Альдегиоборгом, который уже имел он прежде. Этот мир и раздел областей были одобрены и утверждены всем народом тех стран. (Сверх того, было условлено, что) все недоразумения (между договаривающимися) решат Конунг Эймунд и Господыня Ингигерда. Потом, каждый из них уехал в свое владение46… Конунг Вартилаф жил не более трех зим: тогда захворал он и умер. То был самый обожаемый Конунг. После него, (Киевское) владение взял Конунг Ярислейф, и с тех пор один управлял обоими уделами. Но Эймунд владел своею областью, и умер не стар. Он скончался без наследников, от тяжкой болезни: смерть его была весьма прискорбна всем жителям тех стран, ибо из иностранцев никого не было умнее Конунга Эймунда в Гардарике, и неприятельских набегов не случалось в той стране, доколе он держал защиту ее (landvarn) от имени Конунга Ярислейфа. Будучи больным, Эймунд передал свою область совоспитаннику своему, Рагнару, считая его достойнейшим воспользоваться ею: это состоялось по соизволению Конунга Ярислейфа и Господыни Ингигерды. Рогнвальд Ульфович остался Ярлом Альдегиоборга: он был двоюродный по сестре брат Господыне Ингигерде. Рогнвальд был тоже очень знаменитый муж, платил дань Конунгу Ярислейфу, и умер в старых летах. Когда Олаф Святой, Гаральдович, был (в гостях) в Гардарик, он много беседовал с Рогнвальдом Ульфовичем, и они тесно подружились, ибо все знатные мужи весьма уважали Конунга Олафа во время пребывания его в том краю, но всех более Ярл Рогнвальд и Господыня Ингигерда, которая даже имела с ним тайную любовную связь.

Примечания

1 Перевод, который здесь сообщаем, сделан прямо с Исландского подлинника, а не с Латинского перевода Саги, изданного Королевским Обществом Сверных Антиквариев в Копенгагене. Последний, хотя верный и прекрасно написанный, представляет многие невыгоды для Русского читателя. Употребляя чужой, и притом древний, язык к переводу какого бы ни было текста, писатель принужден обходиться с его формами и риторическими притязаниями с большим почтением, и перелагаемые мысли подчинять его духу: он не смет ломать его так свободно, как ломал бы природный свой язык. Латинские переводы Исландских Саг, конечно, могут дать точное понятие об их содержании, но они истребляют их оригинальность, их подлинный цвет, всю привлекательную простоту и резкость рассказа, и понятия X или XI века, изображенные условными фразами и оборотами 1-го столетия, и чуждого и отдаленного народа, всегда являются разборчивому читателю идеологическими анахронизмами. Это неудобство весьма легко, по крайней мере в известной степени, может быть устранено переводом северных сказаний со Скандинавского языка прямо на Русский, ибо переводчик тотчас примечает удивительное сходство большей части старинных наших оборотов и выражений с древними Норманскими: он имеет, кажется, перед глазами тот грубый, жесткий, но живописный, литографический камень Истории, с которого оттиснута собственная наша старина, первый экземпляр нашего политического быта, — и уже от его искусства зависит, более или менее удачно сохранить в новом оттиске, в переводе на новейший язык, тон и цвет древней повести. Нигде так ясно не обнаруживается то обширное и решительное влияние, которое произвели над нашими нравами и языком Норманны, варварски и неприлично называемые у нас Варягами, как при чтении Саг в Скандинавском подлиннике, на природном языке Руссов. Не только древний наш образ мыслей, но и целые изречения тех времен кажутся буквально переведенными с Норвежского на язык Человеков, нередко с сохранением тех же слов во всех оттенках Забалтийского их значения. Чувствуя всю важность и, для многих из нас, всю новость подобного факта, мы старались в этом переводе в точности придерживаться подлинника, большею частью следуя за ним даже в расположении слов перевода, и отступая только там, где ясность смысла и дух нынешнего языка, повелевали отказаться от принятого правила, под опасением сделаться смешными и скучными, или попросту, где не умели побудить трудностей. Таким образом, почти повсюду удержали мы в переводе Норманнские слова ряд, ряжение, рядить, ráð, ráða, ráðagørð, в тогдашнем их значении: они играли чрезвычайно важную роль в нашем политическом и гражданском быту, и составляют, так сказать, филологическое клеймо образа мыслей эпохи. Правительственные и военные термины того времени, были образованы по примеру Скандинавских терминов этого рода, или целиком перенесены из Норманнского в язык Русских Человеков, заслуживали также остаться в первобытном своем виде в переводе сказания XI века. Слово, например, государь, в смысле владыка, князь, есть верный перевод Скандинавского herr; но, вместо государь и государыня (dróttning), мы решились употребить старинные формы, господарь и господыня, встречающиеся еще в Литовском Статуте, писанном на языке Белорусском, или Русском. Люди, ljudi, lið, liðinn, в значении «воинов, солдат» и мужи, mað, в значении «рыцарей, дворян, офицеров», сохраняли у нас весьма долго свое Норвежское употребление; но мы сожалеем, что не могли также возвратить слову дружина настоящего его значения: оно слишком отклонилось от первоначального смысла, и в тех местах, где упоминается в подлиннике, мы принуждены были заменить его словом сотоварищество, подразумевая в нем «договор, условие, заключенное с иностранными воинами». Слово дружина есть буквальный перевод Норманского félag (Англ. fellow), и — что важнее, — в то же время буквальный перевод слова Варяги и варяжество, Væring, которое, по-видимому, есть само перевод, на другой диалект, того же слова félag, так, что Варяги и дружина суть выражения совершенно однозначащие. Мы будем иметь случай говорить ниже о происхождении и значении слова «Варяг». Предоставляя самим читателям дальнейший разбор сходства других старинных наших выражений с Нордманнскими, скажем только, что важный глагол тех времен, greiða, «жаловать, платить жалованье», от которого остались у нас производные гридин, гридня, то есть, «жалованники, лица получающие от казны жалованье, плату», — мы переводили всегда глаголом «отпускать» плату или пенязи (feð, pfenning), предпочитая это последнее наименование монеты Татарскому слову «деньги», которое в сказании XI века было бы слишком преждевременно и неуместно. (Старинное слово гридница значит палата, в которой жили или собирались гридни, чиновники или воины, получающие от казны жалованье, почти то же, что «казенная квартира» и принадлежащее казне здание). Для избежания подобного же илологического анахронизма, мы не употребляем слова отечество, ибо слово сие есть простой и позднейший перевод Латинского patria. Настоящее понятие отечества тогда еще было чуждо северным народам, как теперь оно чуждо всей Азии, и в Европе распространилось из книг Цицерона. Слово отчизна, которое, для разнообразия, принуждены мы были ввести в перевод, также не старое и заимствовано из Польского; но мы принимаем его только в смысле «вотчины, родины», land, а не «отечества», о котором тогда ни Нордманны, ни Славяне, не имели понятия.

2 Мудрые мужи, то есть, люди грамотные, умеющие писать, переписчики Саг и летописцы.

3 Чем-то получше каких-нибудь купцов. Мы желаем обратить внимание наших читателей на эту фразу: в ней одной заключается полное опровержение мысли некоторых историков; будто Нордманны сообщили нам «выгоды новой торговли и полезных для народа учреждений». Могли ли думать о сообщении выгод торговли люди, выражающиеся с таким презрением о купеческом звании, страшащиеся, при выходе из отечества, одного только — быть принятыми за купцов! Латинский переводчик Эймундовой Саги заменил союз ef (если) последнего предложения частицею at, чтоб (at vér þikim þa vera meiri enn aðrir kaupmenn), и перевел это место несколько иначе. Мы придерживаемся подлинника, считая эту поправку излишнею, ибо смысл ясен и с двумя условными союзами ef, а оборот несравненно оригинальные того, который находим мы в Латинском переводе. В следующем периоде союз ef, если, означает тоже простое вопрошение: легко привести множество примеров подобного употребления, которое впрочем не чуждо и другим языкам.

4 Мы просимся быть защитниками этого владения. Ежели где-либо, то в этой Саге слово Варяги Værengar или Væringjar, долженствовало бы встречаться на каждой странице, ибо повествователи сами служили здесь в звании Варягов, сами исполняли их должность: к удивлению, оно нигде не встречается, и кажется им неизвестным! Здесь и они, сами себя, и другие, в речах своих об них, называют их, не иначе как Нордманнами. Снорри упоминает о Варягах, Væringjar: но они только назывались так в Константинополе, и состояли не из одних Нордманнов, а из людей разных северных народов. До 1040 года это слово, по-видимому, было неизвестно Скандинавам. Шлёцер производил его от слова vaere, союз, и соображал это значение с наименованием иностранной стражи при Дворе Римских (Византийских) Императоров, Foederati, или Союзники. Но слово vaere употреблялось в этом смысле только в Англо-Саксонском и Гофском наречиях: в Скандинавском языке союз выражается словами skyldagi и máli. Все заставляет думать, что название Варягов, Варенги, Веринги, Væringjar, есть чуждое Скандинавскому языку, и что оно образовалось в Цареграде, гораздо прежде появления там первых Нордманнов. Каким же образом перешло оно к нам? Мы полагаем, что оно сделалось известным на Руси не прежде половины XI столетия; что ни Рурик, ни его товарищи, ни его наследники, до введения Христианской Веры в Киеве, не знали этого имени, и если оно присвоено им нашими Летописями, то единственно по невежеству первых летописцев. В первой только половине XI века, Скандинавы из Норвегии и Швеции бросились толпами путешествовать (чрез Россию) в Константинополь, чтоб служить там в звании Варягов, или Варенгов, Федератов, Союзников; а другие, обогащенные выгодною службою, возвращались тем же путем оттуда восвояси, — и без сомнения тогда только Нордманнов стали у нас называть Варягами: во времена Нестора это название было уже так обыкновенно, что всякой Скандинавец получал у нас имя «Варяга», слово Нордманн пришло в забвение, и Летописец, который сверх того любил употреблять наименования Византийские, нарек всех Норвежцев, даже самого Рурика, «Варягами». Поздность, простонародность, или, яснее сказать, несообразность этого имени, очевидны: Эймундова Сага, писанная в первой половине XI века, еще ничего не знает о Варягах на Руси. Здесь Нордманны служат еще не в качестве Византийских Варенгов, или Союзников, но под названием Варнарменн, Varnarmenn, «Защитников, Оберегателей» государства, и служба их, в договорах и трактатах, именуется landvarn «земле-защитою». Сага эта имеет для нас необыкновенную важность и по тому даже уважению, что здесь мы в первый раз видим в подлиннике тех, которых ученым просторечием XI века называем «Варягами»; в первый раз слышим их говорящих о себе, о своей службе и занятиях своих в нашем отечестве. Все содержание повести доказывает, что положение наших (так называемых) Варягов было совершенно различное от положения Варенгов в Византии: начальник Нордманнской дружины при наших Нордманнских (а не Варяжских) Князьях был в то же время начальник военной и тайной полиции. Эймунд исправлял именно эту должность при Ярославе и при Брячиславе. Не спорим, что слово Варяг, в подражание Византийскому придворному обычаю, в конце XI столетия было уже обще принятое наименование для иностранной стражи и при Дворах наших Князей, но не менее того ясно, что оно не Скандинавское и не могло быть принесено на Русь Нордманнами в то время, когда сами они еще его не знали: называть же наших Нордманских Князей Варяжскими и этот период Истории Варяжскими временами, значит то же, что говорить — Князья драгунские, времена гусарские, времена гренадерские, жандармские, и т. п., ибо «Варяг» есть название особенного рода войска. Между Варягом и Руриком или другим Нордманно-Русским Князем всегда такое же различие, как между господином и слугою.

5 Построить для них каменный дом и обить его красным сукном. Под словом «для них» Исландский текст понимает здесь только Эймунда и Рагнара. Красное сукно или багряница почиталось тогда предметом чрезвычайной роскоши, и подобные шпалеры доказывают большую пышность Новгородского Двора.

6 Если надеешься потом удержаться сам собою. Оборот довольно темный: он может относиться и к личной умеренности, и к защите владения. Последнее значение более логическое, но и первое довольно вероятное, соображая его с тем, что сказано выше о необходимости кроткого обхождения с братом. Однако ж, как дело идет о войне оборонительной, а не наступательной, то благовременное предположение умеренности в защищающемся не слишком согласно с существом обстоятельства. Выражение ef þú sér at þú getir haldit þik síðan — значит буквально: «если ты сам в себе можешь удержать тебя потом».

7 А его ряд ничтожен!.. Согласно сказанному выше, слово ряд употребили мы здесь в старинном его значении, распоряжение, мнение, совет, чтоб ближе выразить оборот Исландского текста, в котором то же самое слово ряд, rad употребляется совершенно в том же смысле.

8 Такое множество мужей, что долго было бы прописывать их имена. Издатели Саги замечают, что в этом месте перо сокращателя очевидно коснулось целости первоначального текста повести, и что в подлинном сказании имена убитых врагов, вероятно, всегда были прописаны.

9 9 Служа Конунгу щитом (опорою) в ряжении и грабеже. Грабеж, добыча, herfang, есть техническое слово Саг для означения всякого военного похода.

10 Тогда я избираю, что наш торг уничтожен! Требование золота, вместо серебра, могло по справедливости ужаснуть Ярослава. По прежнему договору, они получали только по унции серебра на каждого мужа, а начальники ладьи по полторы унции.

11 Собралась к нему большая рать из вольных поселян. Слово bonda, употребленное здесь для означения состояния людей, из которого набрано было войско Ярослава, весьма достойно примечания. Скандинавские Саги делают большое различие между bonda, и trölle; первые были поселяне, пользующиеся личною свободою, и притом владельцы земель; вторые были невольники или крестьяне, крепкие земле. Бонды пользовались всеми политическими правами, были призываемы на вече и могли носить оружие. Кажется, что местные Человеки, или покоренные Руссами Словяне, были обращены ими в это состояние, не дворянское, но среднее между благородным происхождением «от Русского рода» и холопством, или рабством. Вообще устройство общества в той эпохе, кажется, было у нас совершенно Скандинавское.

12 Они помчались быстро в военном порядке. Слово «порядок» отнюдь не принято нами в строгом его значении. В подлиннике указано hermannlika, т. е. военно-образно.

13 Об Эймунде. В этой именно главе примечается пропуск весьма значительной части первоначального текста Саги, или, лучше сказать, глава эта есть не что иное, как неискусное слияние начала одной главы с концом другой, весьма отдаленной, но описывавшей подобное же происшествие, так, что все повествование, заключавшееся между двумя этими пределами, попросту выкинуто сокращателем, который не принял даже на себя труда согласить конец главы, созданной им из двух отрывков, с ее началом. До известного места, которое означим мы ниже точками, рассказ ясен, правилен, и ничто не поражает читателя несообразностью с предыдущим; но с того места, все начинает противоречить сказанному в первой половине главы, многие предложения делаются непонятными, от того, что очевидно относятся к выпущенным обстоятельствам, и даже в разговорах встречаются лица, о прибытии которых на сцену прежде ничего не сказано. Даже, слишком общее заглавие главы не много сходствует с ее содержанием, и, кажется, выставлено наобум, или осталось от рассказа о совершенно другом обстоятельстве. Bсе эти противоречия и несообразности отметим мы в своих местах, чтоб оправдать твердое наше убеждение в том, что пропуск действительно последовал в этой главе.

14 И мы называем это безрассудным. Здесь тоже должно быть пропущено несколько слов. Но настоящий пропуск гораздо ниже.

15 Большой пропуск. Этот пропуск обнимает весь период Польской войны. По первобытному подлиннику Эймунд вероятно сказал здесь Князю, что Бурислав (Святополк) находится теперь в Пулилянде, Польше. Быть может, что Нордманны в этом месте поссорились с Ярославом, и не помогали ему в борьбе с Польским Королем. С другой стороны, если они по-прежнему оставались в его службе, как эта борьба была весьма неудачна для Князя и немного принесла чести Нордманнам, то ее происшествия могли быть рассказаны в подлинной Саге сокращенно и неясно. Во всяком случае, нельзя предполагать, чтобы сражение при Альте, в котором несомненно Нордманны участвовали, было в ней умолчано. Сокращатель Саги пропустил его вместе с прочим, мы думаем, единственно по незанимательности для него этого происшествия, сходного в существе своем с двумя другими, уже выше описанными, и перешел прямо к тому, что более действовало на его воображение, именно, к случаю, по которому узнали в Киеве, что Святослав находится у Половцев, тогда, как полагали, что он ушел между Чехи и Ляхи. В следующих строках речь идет уже об этом: время и обстоятельства уже совсем различны с содержанием первой части главы.

16 Он провел зиму в Туркландии, то есть, в Турции, у Турок или Половцев. В начале главы действие происходило скоро после сражения с Бярмийцами, которое, по содержанию предшествующего рассказа, случилось весною. Ярослав говорит там о недавнем подвиге Нордманнов, Эймунд упоминает о раненых и потерявших оружие в сражении, и Князь полагает, что после такой победы и взятия княжеского знамени брата, все будет спокойно,—а здесь повествование уже переносится за пределы зимы. Эпоха очевидно совсем другая! В прежних главах, когда прошло лето или зима, о том ясно было упомянуто, ибо главный интерес повествователей относится везде к расчету в жалованье за выслуженное время, а здесь сказано было только — til enn einhvern tíma, что бесспорно означает весьма короткий промежуток времени после сражения.

17 Он хочет отступиться от христианской Веры. Нельзя не согласиться, что все содержание носит на себе отпечаток величайшей подлинности, и что повествователи очень коротко были знакомы со всеми подробностями современной Русской Истории. Почти не возможно сомневаться в том, что Святополк был весьма дурной Христианин: озлобление Духовенства против него отразилось в Несторе со всею силою, и оно не могло иметь другого основания, кроме колебания его в Вере, принятой Владимиром, и опасения, возбужденного им в Духовенстве, увидеть возврат язычества. Люди, которые так хорошо знали положение дел России, не могли невежеством своим до такой степени запутать картины происшествий, случившихся при их глазах, и смешение двух отдаленных фактов очевидно есть дело чужой руки.

18 Рагнар сказал. В начале главы один Эймунд пошел в присутствие Князя: тут является Рагнар, о котором прежде ничего не сказано!

19 Улучшить жалованье согласно тому, как прежде решено между нами. Не нужно, кажется, объяснять, что эти слова явно относятся к выпущенным из текста событиям. Ни тех двенадцати месяцах, ни о решении увеличить жалованье, не было и дела в первой части главы. Латинский переводчик, чтоб исправить смысл, сказал — in proximos duodecim menses; но Исландский текст говорит не о будущих месяцах, а о þessa 12 mánuði, о тех 12 месяцах, — подразумевается, о которых сказано выше.

20 Усердно и более всех поощряют вас к защите. Весь этот период очень темен в подлиннике, ибо намекает на какое-то обстоятельство, исключенное из текста при сокращении. Мы старались сколько возможно яснее выразить мысль сочинителя, не отступая от формы его оборота, — и не слишком в том успели. Латинский переводчик передал другими словами, но едва ли вразумительнее: Scio quidem multos corum, qui spiculis hostium objiciuntur, ad hoc paratos fore; nescio autem, ut se in ipso discrimine praebituri sint, qui nunc hanc rem maxime suadent. Впрочем, настоящий смысл этого периода вещь неважная: дело в том, что в первой части главы Ярослав ничего не знал о месте пребывания брата, был уверен, что он убит, и упрекал Эймунда словами: как может он знать лучше других людей, имеющих достоверное сведение о смерти Святополка? — а тут Эймунд предостерегает его не слишком полагаться на тех, которые теперь «всех более» (mest eggja) советуют ему защищаться против брата! Бесспорно, начало главы и это место принадлежат к двум совсем различным эпохам и предметам. Несколько строк ниже встречаем мы другое выражение, которое делает эту истину еще яснейшею. Там сказано, что все удивлялись, почему Ярослав не собирает войска, когда опасность угрожает ему более, чем когда-ли6о. Следственно пребывание Святополка у Команов и его приготовления были всем известны, а судя по началу главы, никто не долженствовал бы знать об этом.

21 Потому, что никогда конца не будет этим суматохам. Эти слова могут относиться только к длинному ряду происшествий, который неминуемо должен быть весь пропущен после начальных строк главы, ибо до тех пор говорилось единственно о первом нападении Святослава на брата с Бярмийцами, о самом начале суматохи. Никогда конца не будет — явно намекает на длинную и несчастную войну с Болеславом.

22 Ни настраивать к личному сражению, ни порицать кого-либо. То есть, что он готов сражаться с войском своего брата, но на лице его посягать не хочет, и не мешается в это дело.

23 Затем они отправились домой, в свой дворец. Опять обстоятельство, существенно обнаруживающее, — что действие этой части главы происходит не только в другое время, но и в другом месте. В начале оно происходило в Киеве, у Ярослава, между ним и Эймундом только. Потом, в их разговоре появился Рагнар. Теперь Рагнар опять исчез, и Ярослав с Эймундом едут вдвоем во дворец, и еще домой: употребленное здесь слово heim, домой, восвояси, ясно показывает, что теперь они находились вне города. Всех этих обстоятельств, кажется, слишком достаточно для удостоверения всякого в той истине, что пропуск значительной части старинного текста случился именно в этой главе, которою сокращатель хотел заштукатурить как-нибудь сделанный им пролом в древнем рассказе.

24 Около половины пополуденного времени, то есть около шести часов пополудни.

25 Государственную палатку landtjald, то есть, Княжескую палатку. У всех древних народов, и позже у Восточных, были ставки особенного рода для предводителя войска: у Турецких народов они даже имеют особое наименование, отак, которым, как и своею пышностью, отличаются от обыкновенных палаток чатыр, или шатров.

26 Рогнвальд и Биорн, вы, Исландские мужи! В подлиннике находится Исландская выноска, в которой сказано, что Рогнвальд и Рагнар есть одно и то же лице. Нам кажется это толкование натянутым: оно придумано единственно для пояснения исковерканного текста, но отнюдь его не поясняет. Гораздо вероятнее, что, в выражении — Rögnvaldr og Björn ok þeir hinnir íslenzku menn (Рогнвальд Биорн и те Исландские мужи) союз ok (и) излишен, и что, вместо þeir (те) должно читать þér (вы), то есть: Рогнвальд Биорн, вы Исландские мужи! Что здесь речь идет только о двух лицах, в том нет ни малейшего сомнения, ибо ниже говорится: третий же муж, и проч. Да и по расчету числа людей, выходит то же: два человека поставлены были у дерева; третий держал веревку; четвертый должен был ударить её рукояткою топора; пятый с Эймундом пошел задевать концом веревки шатер Святослава; итого, 6 человек. Эймунд говорит: когда, устроим мы, — следственно, с ним был по крайней мере один человек; а если бы Эймунд сперва хотел идти туда один, то и так, об одном остающемся по расчету человеке, не мог бы он сказать: и те Исландские мужи. Он пошел туда с Рагнаром: и так Рогнвальд есть совсем другое лицо, родом Исландец, тогда, как Рагнар был Норвежец. Выноска подлинника очевидно имеет в виду согласить это место с другим, находящимся ниже, где сказано, что Эймунд отправился к Княжескому шатру с Рагнаром и Биорном, тогда как прежде с Биорном упомянут был Рогнвальд, но этот труд со стороны комментатора был совершенно напрасен: Эймунд с Рагнаром могли взять Биорна от дерева, у которого был он поставлен для пособия им в работе, и отпустить его благовременно опять к дереву. Самая форма оборота показывает, что Биорн пошел туда с ними в противность прежнему распоряжению. Текст изъясняет: Биорн тоже пошел с Эймундом и Рагнаром, а следуя объяснению комментатора, следовало бы сказать: Эймунд пошел с Рагнаром и Биорном.

27 Начали рядить. То есть, посоветовались друг с другом; условились, что должно делать.

28 Потом истекло лето и зима. Мы должны, в подтверждение сказанного нами выше, обратить внимание читателей на это выражение: везде, где нет пропуска в тексте, ясно упоминается о временах года, проведенных Нордманнами в службе Русского Князя. Как война с Брячиславом началась, по Несторову летосчислению, в 1021 году, а по содержанию Саги, спустя год после убийства Святополка; то смерть последнего следует отнести к 1020 году, если только Несторово летосчисление заслуживает безусловное доверие, — что весьма сомнительно.

29 Воспоминание об убийстве брата великое дело. В подлиннике сказано — at mikils var at minnast um bróðurdrapist, что значить буквально: что велико было воспоминать (или помнить) о братоубийстве. Латинский переводчик изъяснил: Erant, qui representarent, quam gravis esset fraternae caedis memoria. Кажется, что ученый переводчик Саги понял эти слова в том смысле, будто братоубийство унижало Князя в глазах народа. Но братоубийство было тайное, и весьма не многие о нем знали; притом, подобные происшествия не считались тогда столь важными у народа, привыкшего к зрелищу разного рода семейных злодеяний. Придерживаясь точного значения слов подлинника, мы понимаем это место так, как изъяснили в переводе, то есть, что противники Нордманнов, знавшие тайный их поступок, говорили Князю, что он не должен держать при себе тех, присутствие которых напоминает ему совершенное ими убийство его брата. Дальнейший рассказ вполне, кажется, подтверждает предпочитаемый нами смысл этой лаконической Фразы: Эймунд, в оправдание себя, потом лукаво упрекает Князя, что согласие на это злодеяние было дано им самим.

30 Вот был бы хороший ряд, если бы можно было срядить его — то есть, Эймунда. Мы сочли нужным удержать эту фразу в Русском переводе во всей ее Скандинавской дикости, с условием, объяснить ее читателям в Примечании. Она показалась нам очень живописною, ибо резко изображает дух времени, и обнаруживает настоящий смысл слов ряд, рядить, ряжение срядить, беспрестанно выходивших из уст героев X и XI веков; глагол срядить, afráða, принят здесь в смысле слов спровадить, извести, уходить, которых не хотели мы употребить, потому что они, особенно первое и последнее, гораздо новее в Русском языке, быв заимствованы из Польского. Поэтому, ряд и рядить значило в то время то же, что коварство, хитрость, хитрить. Арабские Писатели, особенно Ибн-Батута, свидетельствуют, что Руссы славились коварством своего характера: впрочем, это недостаток или добродетель всех варварских народов.

31 С Ярлом Рогнвальдом Ульфовичем, Ярл (Граф, Боярин) Рогнвальд Ульфович, Rögnvaldr Úlfsson, есть лицо, совершенно различное от Рогнвальда Исландца, упомянутого в предшествующем описании братоубийства. Ярл Рогнвальд был двоюродный брат Ингигерд, служил тоже Ярославу с дружиною своих Нордманнов, и в последствии получил от него небольшой удел.

32 Он умнее Конунга. Достойно примечания, что такое Нордманны называли умом: Эймунд хотел сказать этим, что эта Шведка коварнее своего супруга.

33 Мы поплывем вдаль с ними. Надобно думать, что они говорят здесь похищении Княгини и Рогнвальда, а не его людей, ибо — что пользы увозить с собою наемных убийц, которых могли они истребить на месте. Следующий за этими словами ответ Эймунда очевидно относится к Княгине и ее товарищу.

34 Мир между братьями. Самое заглавие этой статьи, которое невзначай говорит нам о мире, ничего не сказав о войне, извещает уже, что содержание древнего текста нарушено, и что опять начинаются сокращения. В самом деле, новый, весьма значительный пропуск, который означим мы ниже, вторично лишает нас важной части повествования. Но здесь представляется одно замечание. Нордманны очевидно пришли к Брячиславу еще до нападения его на Новгород. У Нестора это событие падает нечаянно, как молния, в Историю: неизвестно, ни каким образом, ни по какому поводу, Брячислав вдруг наступил на сильного тогда Ярослава, уже соединившего под свою власть два огромные удела, тогда как в продолжение всех несчастий новгородского Князя сидел он смирно, и не думал его тревожить. Тихий и неблистательный характер Брячислава, изображенный им самим в скромных ответах Эймунду, делал бы это событие еще загадочнейшим, если бы дело не объяснялось само собою. Поводом к нападению на Новгород были без сомнения Нордманны, перешедшие к нему от Ярослава. Чтоб отомстить последнему, Эймунд, кажется, подстрекнул спокойного Полоцкого Князя разграбить Новгород, ручаясь ему в успехе предприятия. О совершенном разбитии Брячислава, возвращающегося с добычею в Полоцк, можно по справедливости сомневаться, тем более, что в словах Нестора заметны здесь некоторая сбивчивость и противоречие. Ярослав мог отбить у него часть добычи, но не поразил главных его сил. Войны тогда оканчивались, как теперь в Азии, одним проигранным сражением; а с Брячиславом война еще продолжалась, и кончилась не в пользу Великого Князя. Должно еще заметить, что именование Брячислава братом Великого Князя и все неисправности выражений относительно к родству Русских Князей суть погрешности сокращателя, который прибавил от себя наименования глав.