Неприятель — сам военный глава города

Об использовании стратагемы 34 на Западе известно издавна. Как сообщают Геродот (ок. 490—430) [Книга III, Талия, 153— 160][438] и в ином изложении Фронтин (ок. 40—103), «персидский царь Кир умышленно изувечил лицо приближенного своего Зопира, в верности которого он был убежден, и отослал его к неприятелю. Зопира сочли злейшим врагом Кира, что подтверждалось нанесенным ему увечьем, и это убеждение он еще подкреплял тем, что в боях выбегал поближе вперед и направлял свои дротики против Кира; в результате он сдал Киру порученный ему город Вавилон (538 г. до н. э.)» [Фронтин. «Военные хитрости» (Strategemata). III. 3, 4: «Как вызвать предательство». Пер. А. Рановича] (см. также: Фронтин: военные хитрости («Frontinus: Kriegslisten»). Пер. на нем. Герхарда Бендца (Bendz). 2-е изд. Берлин — ГДР, 1978, с. 135 и след. М.А. Дандамаев, Политическая история державы Ахеменидов («A Political History of the Achaemenid Empire»). Лейден, 1989, с. 124).

Избежавший покушения отца

Тарквиний Гордый, согласно преданию седьмой царь Рима, правил в 533—509 гг. до н. э. «53....После безуспешной попытки взять [близлежащий] город [Габии] приступом, после того как он был отброшен от стен и даже на осаду не мог более возлагать никаких надежд, Тарквиний, совсем не по-римски, принялся действовать хитростью и обманом. Он притворился, будто, оставив мысль о войне, занялся лишь закладкою храма и другими работами в городе, и тут младший из его сыновей, Секст, перебежал, как было условлено, в Габии, жалуясь на непереносимую жестокость отца. Уже, говорил он, с чужих на своих обратилось самоуправство гордеца, уже многочисленность детей тяготит этого человека, который обезлюдил курию и хочет обезлюдить собственный дом, чтобы не оставлять никакого потомка, никакого наследника. Он, Секст, ускользнул из-под отцовских мечей и копий и нигде не почувствует себя в безопасности, кроме как у врагов Луция Тарквиния. Пусть не обольщаются в Габиях, война не кончена — Тарквиний оставил ее лишь притворно, чтобы при случае напасть врасплох. Если же нет у них места для тех, кто молит о защите, то ему, Сексту, придется пройти по всему Лацию, а потом и у вольсков искать прибежища, и у эквов, и у герников, покуда он наконец не доберется до племени, умеющего оборонить детей от жестоких и нечестивых отцов. А может быть, где-нибудь встретит он и желание поднять оружие на самого высокомерного из царей и самый свирепый из народов. Казалось, что Секст, если его не уважить, уйдет, разгневанный, дальше, и габийцы приняли его благосклонно. Нечего удивляться, сказали они, если царь наконец и с детьми обошелся так же, как с гражданами, как с союзниками. На себя самого обратит он в конце концов свою ярость, если вокруг никого не останется. Что же до них, габийцев, то они рады приходу Секста и верят, что вскоре с его помощью война будет перенесена от габийских ворот к римским. С этого времени Секста стали приглашать в совет. Там, во всем остальном соглашаясь со старыми габийцами, которые-де лучше знают свои дела, он беспрестанно предлагает открыть военные действия — в этом он, по его мнению, разбирается как раз хорошо, поскольку знает силы того и другого народа и понимает, что гордыня царя наверняка ненавистна и гражданам, если даже собственные дети не смогли ее вынести. Так Секст исподволь подбивал габийских старейшин возобновить войну, а сам с наиболее горячими юношами ходил за добычею и в набеги; всеми своими обманными словами и делами он возбуждал все большее — и пагубное — к себе доверие, покуда наконец не был избран военачальником. Народ не подозревал обмана, и когда стали происходить незначительные стычки между Римом и Габиями, в которых габийцы обычно одерживали верх, то и знать и чернь наперерыв стали изъявлять уверенность, что богами в дар послан им такой вождь. Да и у воинов он, деля с ними опасности и труды, щедро раздавая добычу, пользовался такой любовью, что Тарквиний-отец был в Риме не могущественнее, чем сын в Габиях. И вот, лишь только сочли, что собрано уже достаточно сил для любого начинания, Секст посылает одного из своих людей в Рим, к отцу, — разузнать, каких тот от него хотел бы действий, раз уже боги дали ему неограниченную власть в Габиях. Не вполне доверяя, думается мне, этому вестнику, царь на словах никакого ответа не дал, но, как будто прикидывая в уме, прошел, сопровождаемый вестником, в садик при доме и там, как передают, расхаживал в молчании, сшибая палкой головки самых высоких маков. Вестник, устав спрашивать и ожидать ответа, воротился в Габии, бросив, как ему казалось, дело на половине, и доложил обо всем, что говорил сам и что увидел: из-за гнева ли, из-за ненависти или из-за природной гордыни не сказал ему царь ни слова. Тогда Секст, которому в молчаливом намеке открылось, чего хочет и что приказывает ему отец, истребил старейшин государства. Одних он погубил, обвинив перед народом, других — воспользовавшись уже окружавшей их ненавистью. Многие убиты были открыто, иные — те, против кого он не мог выдвинуть правдоподобных обвинений, — тайно. Некоторым открыта была возможность к добровольному бегству, некоторые были изгнаны, а имущество покинувших город, равно как и убитых, сразу назначалось к разделу. Следуют щедрые подачки, богатая пожива, и вот уже сладкая возможность урвать для себя отнимает способность чувствовать общие беды, так что в конце концов осиротевшее, лишившееся совета и поддержки габийское государство было без всякого сопротивления предано в руки римского царя» [Тит Ливии. «История Рима от основания города», кн. I, 53—54. Пер. с лат. В. Смирина].

Отрезанный нос Касыра

«С умыслом отрезал себе нос Касыр» («ли макрин ма чжадаа касыру анфахи») — так звучит арабская поговорка, советующая не доверять членовредительству (Джозеф Н. Хаджар (Hajjar). Французско-арабский и арабско-французский толковый словарь пословиц, поговорок и фразеологизмов («Mounged des proverbes, sentences et expressions idiomatiques» [араб.: «al-Munjid fi al-amthal wa-al-hikam wa-al-faraidal-lughawiyah»]. Бейрут, 1986, с. 53). Само выражение связано со следующей историей: в III в. царь Джазиры Амр бен Зариб был умерщвлен правителем Хиры Джадзимой аль-Абрашем, захватившим престол. Дочь царя Аз-Заба бежала в Византию, где, собрав своих придворных, дала им денег, чтобы те помогли ей вернуть царство. Позже она сама стала царицей и предложила аль-Абрашу объединить их владения. Тот, несмотря на увещевания своего придворного Касыра, согласился и отправился во дворец к царице, где его окружили стражники и убили.

Тогда Касыр, отрезав себе нос и ухо, явился к царице и сказал, что пострадал от рук аль-Абраша. Тем самым ему удалось завоевать доверие царицы. Будучи купцом, он постоянно покидал столицу. Однажды он сумел провести в город на верблюдах под видом торгового каравана вооруженных мужчин. Те окружили дворец и убили царицу (см. Дар аль-Машрик [Ред.] [439] ·. Аль Мунджид [Словарь арабского языка]. Бейрут, 1986, с. 971; Хайраддин аль-Зирикли. Аль-Алам (Жизнеописания), т. 5. Бейрут, 1986, с. 199)[440].