Только бегство спасло месье Пурсоньяка

Жюли влюблена. Но ее отец Аронт сговорил ее за месье де Пурсоньяка из Лиможа.

«Ну что, вам пришло что-нибудь в голову касательно нашего дела? — спрашивает Жюли своего возлюбленного и продолжает: — Как вы думаете, Эраст, возможно ли избежать этого ужасного брака, который мой отец вбил себе в голову?»

Эрасту удается успокоить Жюли: «Достаточно сказать, что у нас имеется множество стратагем, готовых к применению».

Итак, чтобы расстроить свадьбу, Эраст с помощью неаполитанца Сбригани использует множество стратагем. Когда Пурсоньяк приезжает, они с помощью двух врачей объявляют его больным и помешанным. Врачи лечат его кровопусканием и клизмами, так что Пурсоньяк действительно заболевает. Отцу один из врачей объявляет, что у пациента сифилис.

Является голландский купец (переодетый Сбригани). Он обвиняет Пурсоньяка в том, что тот остался должен десяти-двенадцати голландским купцам. Пурсоньяк перестает понимать, на каком он свете. Он не подозревал ни о болезни, ни о долгах. Аронта, отца Жюли, извещают, что его предполагаемый зять весь в долгах.

Сбригани рассказывает Пурсоньяку, что Жюли — обычная девушка, довольно легкого поведения.

Наконец Аронт и Пурсоньяк встречаются. Отец уже гораздо менее одушевлен этим браком. Является Жюли и внезапно набрасывается на Пурсоньяка с объятиями и поцелуями, то есть ведет себя действительно как девица легкого поведения, так что Пурсоньяк тоже гораздо меньше воодушевлен.

Наконец отец прогоняет Жюли. Тут входит переодетая женщина и заявляет, что Пурсоньяк — ее супруг, которого она нашла после долгих поисков. Вскоре появляется вторая женщина и утверждает то же самое, причем показывает троих детей, о которых утверждается, что это — дети Пурсоньяка.

Аронт наконец решает, что не выдаст Жюли за этого человека.

Приходит юрист и обвиняет Пурсоньяка в многоженстве. Адвокат объясняет, что это преступление карается повешением.

Пурсоньяку остается только бежать, переодевшись в женское платье. Эраст обращается к Аронту, который благодарен ему за разоблачение месье де Пурсоньяка и предлагает ему в награду руку своей дочери.

В этой комедии Мольера (1622—1673) «Господин де Пурсоньяк», впервые поставленной в 1669 г., одно гротескное применение Стратагемы № 7 следует за другим. И до сих пор еще пьеса доставляет наслаждение зрителям, как, например, во время постановки 4 октября 1987 г. в Большом амфитеатре Высшей школы искусств в Париже.

Опасные стихотворения

Литературная инквизиция имелась в Китае столько же времени, сколько Стратагема № 7. Так утверждает в статье, посвященной Стратагеме № 7, межрегиональная пекинская газета «Гуанмин жибао», указывая, в частности, на известного поэта, государственного деятеля, каллиграфа и художника Су Ши (1037— 1101)[129], который однажды был брошен в тюрьму на том основании, что некоторые строки его стихотворений оскорбляли императорский двор.

Подобный же случай описывается в романе «Разбойники с Ляншаньских болот»[130]. «Из ничего извлек ты нечто» — это было одно из обвинений, которые бросили мстители в лицо Хуан Вэньбину, прежде чем замучить его до смерти. Что же он сделал?

Сун Цзян, известный своими добродетелями мелкий чиновник в ямыне (магистрате) округа Юньчэн, дал денег одной проезжей женщине, госпоже Янь, чтобы она могла похоронить мужа, который умер от холеры. Позднее госпожа Янь выдала за Сун Цзяна свою восемнадцатилетнюю дочь По Си. Поскольку он не мог удовлетворить желания своей молодой жены, она вступила в связь с другим мужчиной. Однажды она попыталась шантажировать Сун Цзяна, и он в состоянии аффекта прикончил ее. Сун Цзян бежал и через некоторое время присоединился к мятежникам. Его отец заманил его с помощью Стратагемы № 7 в дом. Там его схватили и отправили в Цзянчжоу. Отец строго-настрого приказал ему никогда больше не связываться с мятежниками с Ляншаньских болот, что Сун Цзян, как почтительный сын, и обещал.

В Цзянчжоу Сун Цзян жил в тюрьме, но мог свободно входить в нее и выходить. Однажды он вышел на прогулку из городка и пришел к некоей харчевне. Там он заказал вина и еды и сам не заметил, как напился. Вдруг на него нашло грустное настроение. Ему было уже больше тридцати лет, а он был заклеймен как преступник и сидел в тюрьме, далеко от отца и брата.Он начал плакать. Тут он заметил, что выбеленная стена помещения испещрена надписями, и ему пришла в голову мысль, что и он может что-нибудь здесь оставить на память, чтобы потом, когда он вновь достигнет высокого положения, мог бы вернуться в это место и вспомнить об охватившей его печали. Итак, он написал на стене стихотворение и подписал его своим именем. Потом он выпил еще несколько стаканчиков вина, заплатил и тихонько поплелся домой. Там опустился на кровать и сразу заснул. На следующий день он не вспомнил о своем стихотворении. Случайно вскоре в эту гостиницу прибыл Хуан Вэньбин, чиновник, служивший по соседству, известный своим низкопоклонством и тем, что он разорял народ до нитки. Он прочитал стихотворение на стене. Стихотворение ему не понравилось. Он посчитал его крамольным и записал. Потом он посетил префекта Цзянчжоу. Тот только что получил письмо от столичного астролога. Согласно письму, в их местности как раз появился человек, который планировал мятеж. Кроме того, префекту докладывали о загадочной и зловещей песенке, которую распространяли уличные мальчишки. Тут Хуан Вэньбин показал стихотворение Сун Цзяна. Префект сразу приказал схватить Сун Цзяна. Его должны были казнить, но в последний момент его спасли Чжао Гай и его люди, которые захватили также Хуан Вэньбина и отомстили ему за Сун Цзяна[131].

В этом рассказе «ничто» — это написанное в пьяном виде стихотворение, а «нечто» — предположительно извлекаемые из него опасные мятежнические взгляды, распространителя которых следует казнить. Здесь проявляется пагубное воздействие Стратагемы № 7 в смысле «извлечь что-либо из воздуха», или «высосать что-либо из пальца».

Обвинения в таком применении Стратагемы № 7 звучат в Китае особенно часто. В 1955 г. Мао Цзэдун осудил применение этой стратагемы «представителями всех эксплуататорских классов». Во времена так называемой «банды четырех» по официальному китайскому сообщению такое же обвинение было возложено на Линь Бяо, в сентябре 1971 г. безвинно погибшего бывшего министра обороны и официального преемника Мао. В книге, вышедшей в 1982 г., под названием «Синьфасюэ» — «Уголовное право» — «банда четырех», в свою очередь, обвинялась в том, что она подтасовывала факты, высасывала из пальца преступления, короче, «извлекала из ничего нечто».