Фицджеральд Фрэнсис Скотт Кей - биография

Фицджеральд Фрэнсис Скотт Кей (Francis Scott Key Fitzgerald, 1896—1940) — американский писатель, известный своими романами и рассказами, описывающими так называемую американскую «эпоху джаза» 1920-х годов.

Фицджеральд родился 24 сентября 1896 г. в городе Сент-Пол, штат Миннесота, в достаточно обеспеченной католической семье. Учился в Принстонском университете, но учёбу не окончил. В 1917 году был призван в армию, но так никогда и не участвовал в военных действиях за границей. Вместо этого, Фицджеральд посвятил всё своё время работе над первым романом «По эту сторону рая» (This Side of Paradise), который имел большой успех сразу же после публикации в 1920. В тот же год Фицджеральд женился на Зельде Сейр, с которой они наслаждались весёлой богатой жизнью. Все это время Скотт также умудрялся достаточно много писать для журналов, что приносило весьма ощутимый доход (он был одним из самых высокооплачиваемых авторов тогдашних «глянцевых» журналов). Фицджеральды были знамениты как своими произведениями, так и роскошным образом жизни. Однажды Фицджеральд сказал: «Не знаю, реальные ли мы с Зельдой люди или персонажи одного из моих романов». За первой книгой последовали произведения «Прекрасные, но обрёченные» (The Beautiful and the Damned, 1922) и «Великий Гэтсби» (The Great Gatsby, 1925) — роман, который многие критики, да и сам Фицджеральд, считают шедевром американской литературы того периода.

Последующие годы жизни Фицджеральда были очень тяжелыми. В 1930 у Зельды произошло помутнение рассудка, после чего она всю жизнь страдала шизофренией. В 1934 году он написал роман «Ночь нежна» (Tender is the Night), во многом автобиографический — в нём Фицджеральд описал свою боль, битву за сохранение брака и обратную сторону их роскошной жизни. В Америке книга большим успехом не воспользовалась, и Фицджеральд занялся написанием сценариев в Голливуде. Фицджеральд умер от сердечного приступа 21 декабря 1940 г. в Голливуде Калифорнии.

Американская мечта в романе Ф.С. Фицджеральда "Великий Гэтсби"

«Американская мечта» — это мечта о земном святилище для «человека-одиночки»: в Америке, в этой стране всеобщего равенства рядовому человекуне закрыт путь на самые верхние ступени общественной лестницы.

Согласно эссе Фолкнера «О частной жизни», каждому человеку дано «право личного достоинства и свободы». И от поколения к поколению передавался этот идеал осуществленного равенства («для любого человека земли здесь найдется место, для бездомного, угнетенного, обезличенного»). Говоря словами Фолкнера, «нам даже не дано было принять или отвергнуть мечту, ибо мечта уже обладала и владела нами с момента рождения».

Так же неосознанно владеет она Джеем Гэтсби. Правила, которые он с юности для себя установил, — это в своем роде законченный кодекс поведения для всякого верующего в «мечту» и твердо вознамерившегося старанием, бережливостью, трезвым расчетом и упорным трудом пробить себе путь в жизни, собственным примером доказать, что шансы равны для всех и решают только качества самого человека.

Однако Гэтсби ведомы и устремления совсем другого рода — не утилитарные. И такие устремления тоже созвучны «мечте». Она внушала, что в Америке человек волен сам выбрать себе судьбу и ничто не мешает ему жить в гармонии с самим собой. Она говорила,что в стране, где всем хватает места под солнцем и перед каждым открыто множество нехоженых троп, человек вновь безгранично свободен и может вновь сделаться «естественно» счастлив, как был свободен и счастлив Адам.

И, осуществляя свое право на счастье — на личную независимость, материальный достаток, семейное благополучие, — он тем самым восстанавливает и гармонию социальных отношений. Утверждая себя, он помогает осуществляться человеческой общности, в фундаменте которой, по словам Фолкнера, лежат «личное мужество, честный труд и взаимная ответственность».

В некоторых отношениях Гэтсби — это законченный «новый Адам», каких и до Фицджеральда немало прошло через американскую литературу. Но в 20-е годы что-то всерьез поколебалось в представлениях о «мечте». Может быть, впервые и сама «мечта» начала осознаваться как трагическая иллюзия.

«Легенда» сопутствовала самому Фицджеральду, побудив его весной 1924 года уехать в Европу с единственной целью «отбросить мое прежнее „я“ навсегда».

Прочитав рукопись, присланную Фицджеральдом из Парижа, его редактор М. Перкинс посоветовал четче обрисовать фигуру главного героя: сказать о его профессии, его прошлом, его интересах. Фицджеральд отказался. «Странно, — ответил он Перкинсу, — но расплывчатость, присущая Гэтсби, оказалась как раз тем, что нужно». Фицджеральд настойчиво стремился создать у читателя ощущение какой-то загадки, таящейся в судьбе Гэтсби.

Неясность, расплывчатость заключена в самом характере Гэтсби. Он «расплывчат» по сути, потому что в душе Гэтсби разворачивается конфликт двух несовместимых устремлений, двух разнородных начал. Одно из этих начал — «наивность», простота сердца, негастнущий отблеск «зеленого огонька», звезды «неимоверного будущего счастья», в которое Гэтсби верит всей душой, — черты «нового Адама». Другое же — трезвый ум привыкшего к небезопасной, но прибыльной игре воротилы-бутлеггера, который и в счастливейший для себя день, когда Дэзи переступает порог его дома, раздает по телефону указания филиалам своей «фирмы». На одном полюсе мечтательность, на другом — практицизм и неразборчивость в средствах, без чего не было бы ни особняка, ни миллионов. Широта души и беспринципность, переходящие одно в другое. Фицджеральда привлекают энергия, сила и тревожит пустая растрата сил.

Средства, избранные героем для завоевания счастья, не способны обеспечить счастье, каким его себе мыслит фицджеральдовский «новый Адам». «Мечта» рушится — не потому лишь, что Дэзи продажна, а еще и потому, что Гэтсби вознамерился завоевать счастье, выплатив за Дэзи большую, чем Дэзи, сумму и не брезгуя ничем, чтобы ее собрать. А без «мечты» существование «нового Адама» бессмысленно: выстрел Уилсона подобен удару кинжалом, каким в средневековье из милосердия приканчивали умирающего от ран.

Чем велик Гэтсби? Он «велик» в своей роли богача с таинственной репутацией, хозяина пышных вечерних празднеств, которые он устраивает в надежде привлечь внимание Дэзи. Он велик силой своего чувства, преданностью мечте, «редкостным даром надежды», душевной щедростью.

Он велик своей стойкой приверженностью идеалу «нового Адама. Но, если воспользоваться метафорой, которой Фицджеральд завершил свой роман, идеал благороден лишь при условии, что человек «плывет вперед» без всяких помех, словно бы «течения» не существует. На деле же — «мы пытаемся плыть вперед, борясь с течением, а оно все сносит и сносит наши суденышки обратно в прошлое».

В «Великом Гэтсби» впервые было открыто выражено неверие в то, что Америка и впрямь когда-нибудь сделается «земным святилищем для человека-одиночки». В заключительной сцене «Великого Гэтсби» Каррауэй провидит «древний остров, возникший некогда перед взором голландских моряков, — нетронутое зеленое лоно нового мира. Шелест его деревьев, тех, что потом исчезли, уступив место дому Гэтсби, был некогда музыкой последней и величайшей человеческой мечты; должно быть, на один короткий, очарованный мир человек затаил дыхание перед новым континентом».

Но так и не наступит «одно прекрасное утро».

Заканчивая «Гэтсби», Фицджеральд писал одному из друзей: «Мой роман — о том, как растрачиваются иллюзии, которые придают миру такую красочность, что, испытав эту магию, человек становится безразличен к понятию об истинном и ложном». В «Великом Гэтсби» выразился и трагизм «века джаза», и его особая, болезненная красота. Через всю книгу проходят два образных ряда, соотнесенных по контрасту и тесно переплетающихся в грустной и поэтичной тональности романа.

«Великий Гэтсби» — пример «двойного видения», которое сам автор определял как способность «одновременно удерживать в сознании две прямо противоположные идеи», вступающие одна с другой в конфликтные отношения, тем самым создавая драматическое движение сюжета и развитие характеров. Двойственность заглавного персонажа придает ему трагический колорит. Повествование насыщено метафорами, своим контрастом подчеркивающими эту двойную перспективу происходящих в нем событий: карнавал в поместье Гэтсби — соседствующая с его домом свалка отбросов, «зеленый огонек» счастья — мертвые глаза, смотрящие с гигантского рекламного щита и т.п. Хрупкая поэзия «века джаза» — и его обратная сторона: разгул стяжательских инстинктов.

«Одна из желтых девиц сидела за роялем, а рядом стояла рослая молодая особа с рыжими волосами, дива из знаменитого эстрадного ансамбля, и пела. Она выпила много шампанского, и на втором куплете исполняемой песенки жизнь вдруг показалась ей невыносимо печальной — поэтому она не только пела, но еще и плакала навзрыд. Каждую музыкальную паузу она заполняла короткими судорожными всхлипываниями, после чего дрожащим сопрано выводила следующую фразу. Слезы лились у нее из глаз — впрочем, не без препятствий: повиснув на густо накрашенных ресницах, они приобретали чернильный оттенок и дальше стекали по щекам в виде медлительных черных ручейков. Какой-то шутник высказал предположение, что она поет по нотам, написанным у нее на лице; услышав это, она всплеснула руками, повалилась в кресло и тут же уснула мертвецки пьяным сном».

Это пример сознательного использования стиля отчуждения. Мы ясно видим присутствующих, но не можем ощутить их как живых людей с присущей человеку внутренней жизнью. Как будто они из другого мира. И описывая отчуждение людей друг от друга или отчуждение от своей человеческой сущности, Фицджеральд показывает также и собственное отстранение от них.

Фицджеральда признают автором, который с редкой пластичностью смог передать ритмы, краски, верования, иллюзии Америки, в 20-е годы затеявшей, по его словам, «самую дорогостоящую оргию» за всю свою историю. Лихорадочный «джазовый век» нашел в Фицджеральде своего летописца и поэта.

В «Отзвуках века джаза» (1933) Фицджеральд писал об этом времени, полном ликующей жажды жизни, так:

«…самое необузданное из всех поколений, то поколение, которое в смутные годы войны еще переживало отрочество, бесцеремонно отодвинуло в сторону моих ровесников и бодро вышло на авансцену. Их девочки разыгрывали прожженных львиц. Оно подорвало моральные устои старших, но в конце концов раньше времени исчерпало себя, и не потому, что ему не хватало морали, а потому, что ему не хватало вкуса…

К 1923 году взрослые, которым надоело с плохо скрытой завистью наблюдать за этим карнавалом, решили, что молодое вино вполне заменит им молодую кровь, и под вопли и гиканье началась настоящая оргия…

Всю страну охватила жажда наслаждений и погоня за удовольствиями.

Слово „джаз“, которое теперь никто не считает неприличным, означало сперва секс, затем стиль танца и, наконец, музыку. Когда говорят о джазе, имеют в виду состояние нервной взвинчинности, примерно такое, какое воцаряется в больших городах при приближении к ним линии фронта.»

В «Великом Гэтсби» Фицджеральда увлекла противоречивость большой идеи, воплотившейся в главном персонаже и в конце концов его погубившей.

 

Эжен Ионеско

БИОГРАФИЯ

Родился 26 ноября 1909 года в городе Слатино (Румыния) в семье адвоката-румына и матери француженки.

Как только Эжену исполнился год, семья переехала во Францию, и родным языком для Ионеско стал французский. Родиной он всегда считал Францию, а не Румынию, по большому счету из-за недостойного отношения отца, покинувшего родину, а с годами этот выбор приобрел политическую окраску.

В Париже и провинции Ионеску проживал до четырнадцатилетнего возраста, но вскоре ему пришлось вернуться в Румынию, поскольку после развода родителей права на детей достались отцу. Эжен окончил школу, учился на филологическом факультете в Бухарестском университете, получил специальность переводчика французского языка и литературы.

В 1936 году Эжен Ионеску женился, а через два года смог добиться стипендии для возможности написания во Франции диссертации «Тема греха и смерти в французской поэзии». Во второй раз он уезжает из Румынии уже навсегда.

На самом деле, научная работа стала только причиной для эмиграции, поскольку Румыния уверенно шла по пути фашистской диктатуры, и дышать писателю там ставало все труднее. Во Франции жизнь Эжене тоже наладилась не сразу. Он меняет несколько профессий, дольше всего проработавши корректором в марсельском юридическом издательстве.

В 1950 году слава настигает Ионеско с выходом его первой пьесы. А в 1970 его избирают членом Французской Академии.

Ушел из жизни Эжен Ионеско 28 марта 1994 года в Париже.

Доминирующее место в творчестве Е. Ионеско принадлежало пьесе

"Носороги".

В обществе XX века разработаны целые механизмы воздействия на человеческое сознание с целью управлять человечеством, манипулировать им, превращать людей в послушных кукол. Именно поэтому в настоящее время возникла необходимость в защите человеческой индивидуальности, в предупреждении о тех угрозах, которые ждали человека. Дух коллективизма неизменно действовал в одном направлении: он открыл личность в стихии безличного, убил индивидуальность, а, значит, и человека. Именно так - в тесной связи с потерей человеческого облика - изображен феномен массового обезличивания общества в пьесе "Носороги". Пьеса пронизана критикой деиндивидуализации, автоматизма, конформизма, мещанства и одновременно глубокой болью за человека и его внутренний мир.

Фантастически абсурдный сюжет повального превращения людей в носорогов, однако, имел вполне реальный корень в политической жизни Европы 30-х годов. В предисловии к драме Э. Ионеско отметил, что толчок к ее написанию дали впечатление французского писателя Дени де Ружмона, которые он принес с демонстрации нацистов во главе с Гитлером в Нюрнберге в 1936 году. "Дени де Ружмон, - рассказывал драматург - видел эту толпу, которую постепенно захватывала какая-то истерия. Издалека люди в толпе как сумасшедшие выкрикивали имя этой страшной человека. Гитлер приближался, и с его приближением нарастала волна этой истерии, которая захватывала все новых людей ". Этот рассказ очевидца действительно содержала в себе зародыш содержания "Носорогов". В ней распознавали две главные тематико-сюжетные линии пьесы - развитие коллективной истерии (в драме - эпидемии "оносороження") и иррациональный сопротивление одиночки массовому психозу (в драме он воплотился в образе Беранже).

Однако, кроме рассказа очевидца, толчком к написанию драмы "Носорог" стал эпизод из жизни самого автора. Он стал свидетелем массовой истерии на городском стадионе во время выступления Гитлера и чуть сам не подвергся ей. Увиденное вызвало у драматурга глубокие размышления. Конечно, на стадионе те, прежде всего нацисты, для которых все, что говорил Гитлер, было их убеждению, фанатичной верой. Но большинство, конечно, - это временно ослеплены люди, которых просто использовали, "насилуя" их сознание.

Таким образом, драма "Носороги" - произведение, прежде всего, антифашистский, Антиной-цистський. По признанию самого Ионеско, он, как свидетель зарождения фашизма в Румынии в 30-х годах, действительно стремился описать процесс пацификации страны.

"Меня, - делился своими сомнениями драматург, - поражает успех этой пьесы. А понимают ли ее люди так, как следует? Распознают ли в ней тот Чудовищные феномен омассовления, в котором я веду речь? А главное, все ли они являются личностями, обладающими душой, единственной и неповторной? "

Свою пьесу "Носорог" Э. Ионеско назвал трагифарсом. Именно с помощью фарсовых средств и приемов драматург подчеркнул трагический смысл существования. Основное средство - трагикомический гротеск, одновременно подчеркнул смысл страшного явления и обнажил комично абсурдную риса (превращения людей в носорогов).

Пьеса состояла из трех действий. В первом действии события происходили в Европе, в провинциальном французском городе, в котором "даже не было зоопарка". Однажды здесь начали происходить непонятные ужасные метаморфозы: люди превратились в носорогов, товстошкурих, равнодушных, самоуверенных, агрессивных. Сначала заметна обеспокоенность некоторых жителей. Как всегда, первыми забеспокоились журналисты. Люди, скрываясь от проблем, не думали о том, как предотвратить беду, а вели дискуссии относительно вида носорога - африканский он или азиатский.

Во втором действии ситуация осложнилась: появилась угроза массового оносороження, носорогами стали некоторые из сотрудников Беранже, а затем подробно, почти "реалистично", было изображено преобразования второго Жана.

В третьей абсурдная ситуация приобрела апогея: все, кто окружал Беранже, стали носорогами, рев носорогов звучал по радио, их изображения появились на картинах. И вот кульминация и одновременно финал произведения: абсурд стал нормой, норма - абсурдом. Все стали носорогами, и только один человек остался таким, каким был. И она не собиралась менять своих взглядов, изменять саму себя. И именно этот ее выбор внес в хаос определенный порядок: абсурд остался абсурдом, норма - нормой. Беранже сохранил свою человеческую сущность, следовательно, подтвердил способность человека противостоять злу, в данном случае - омасов-нию. Пусть он даже остался один, но мировой порядок сохранен.

В произведении сквозь видимый абсурд просвечивались скрытые философские проблемы:

o смысла бытия (сохранить в себе человека, не предать человечности и собственную индивидуальность)

o способности человека противостоять злу (в данном случае омасовленню)

o причины оносороження людей (по собственному убеждению, "заразился", втянули силой)

o человеческой склонности прятаться от неприятных очевидностей (носороги - это "миф", "мистификация", "иллюзия").

Для понимания многогранности проблем, поставленных в пьесе, в качестве литературно-художественного источники драматург назвал "Перевоплощение" Кафки.

Процесс "оносороження", превращение людей в пьесе прошел несколько этапов:

o появление одного носорога как реакция на него жителей города

o реакция жителей города на нескольких носорогов как на неоспоримую реальность, от которой никуда не деться;

o эпидемия "оносороження" большинства представителей города, искажения всех норм морали, мировоззренческих позиций.

Анализируя персонажей, драматург акцентировал внимание на внутреннем мире личности. Изобразив преобразования одного из центральных героев, Жана, автор с помощью "оносорожених" лозунгов воспроизвел динамику роста внутреннего чудовища и его последующего торжества над цивилизованной и гуманной частью личности. Превращен Жан провозгласил печально истины - культ первоначальной энергии, красоту силы, необходимость смести моральные барьеры и восстановить вместо них "законы джунглей".

Образы в произведении носили определенную смысловую нагрузку. Кан - сноб, который безоговорочно преклонялся перед модой, манерами, вкусами, прежде всего, что было принято в аристократической среде.

Ботар - человек, который все отрицала, скептик, ни во что не верил. Но такой скептицизм - это не следствие убеждений, а удобная жизненная позиция: особо не вмешиваться, не думать над жизненными явлениями. Столкнувшись с негативным явлением, осознав опасность, такие люди пытались во всем обвинить других. Дударь - антагонист Ботар. Он, наоборот, пытался понять логику явлений, теоретизировать их. Госпожа Беф - проявление слепой веры в того, кого любят. Логик - демагог в первоначальном, обнаженном виде. Его выражение "Все коты смертные. Сократ смертен" - стала формулой любой демагогии. Дези - пример человека, который не смог устоять перед силой, напором, какой-то степени и привлекательностью явления, стало массовым. Имея здоровые нравственные задатки, Дези все же слишком практична, переоценивали роль силы. Дези оскорбила г Папильйон, вызвала подавленное состояние тайно влюбленного в нее Дударя, ускорив их преобразования в носорогов.

Тем самым Э. Ионеско подчеркнул, что те или иные впечатления на бытовом уровне, например, неразделенная любовь, также очень часто влияли на решение человека что-то изменить в своей жизни.

Таким образом, только один из героев не поддался "оносороженню". Это Беранже, который имел устойчивые моральные принципы, которые для него несомненны, которым верил, пусть даже интуитивно, руководствуясь не теорией, а жизненной практикой. Герой имел ясный ум, не загроможден схоластикой, оторванной от реальности. Он не боялся рассуждать и высказывать мысли, которые не совпадали с мыслями обычных людей, то есть имел свободное и независимое мышление. Все это сделало его индивидуальностью, хотя и давалось герою очень нелегко.

Э. Ионеско предупреждал: "" Носорог "- антифашистская пьеса, но это еще и пьеса, направленная против тех эпидемий," одеваются в одежду "различных идей, не становясь при этом менее опасными эпидемическими заболеваниями". Но как каждый выдающееся произведение, пьеса "Носорог" побудило к более глубокому и широкому толкованию ее содержания, она - одновременно и обобщения, исследование процесса программирования, бомбежки любой нации определенной идеологической теории. Драматург раскрыл все этапы этого процесса от его появления до конца. Итак, произведение направлено против всех видов истерии, против попыток омасовлення, оносороження человека, хотя в реальной жизни бывало очень нелегко отличить правду от демагогии. По тональности пьесы чувствовалось, что автор воспринимал это явление не только как позор нации, но и как ее беду, трагедию. И он стремился проникнуть еще глубже, до уровня обычной, обычного человека и отыскать причины ее неспособности сопротивляться попыткам повлиять на его сознание.

 

 

Сэмюэл Беккет

БИОГРАФИЯ

Сэмюэл Беккет - ирландский драматург и романист. Родился 13 апреля 1906 года в богатой протестантской семье, в небольшом поселке около города Дублин. Начальное образование получил в частной школе и Эрлсфортском интернате, в 1927 году в дублинском Тринити-колледже получил степень бакалавра современных языков.

После окончания учебы Беккет начинает преподавать, но это не приносит ему ни морального, ни финансового удовлетворения. В 1929 году свет увидело его первое произведение - «Данте… Бруно. Вико… Джойс», а через два года, когда писатель жил уже в Париже, свет увидела поэма «Часоскоп» и эссе «Пруст».

В 1932 году Беккет приступил к написанию своего первого масштабного прозаического произведения «Мечты о женщинах, красивых и так себе», написано оно было сложно и слишком запутанно для простого обывателя.

В 1934 году Беккет, переехавший жить в Лондон, издает свой первый сборник рассказов под названием «Больше лает, чем кусает», который не имел особого успеха. Карьера писателя не складывается, и Беккет принимает решение вернуться в родной Дублин, где наконец-то завершает работу над романом «Мерфи». Произведение, опубликованное в 1938 году, было принято критиками весьма сдержанно.

С 1940 по 1942 год Беккет был активным участником французского антифашистского Сопротивления.

С 1946 по 1950 писатель пишет произведения, принесшие ему славу: «В ожидании Годо», романы «Моллой», «Малон умирает» и «Безымянный».

Сэмюэл Беккет был дважды женат, детей не было. Умер 22 декабря 1989 года в Париже.

Беккет был секретарем у Джойса и учился у него писать. “ В ожидании Годо ” – 1 из базовых текстов абсурдизма. Энтропия представлена в состоянии ожидания, причем это ожидание – процесс, начала и конца которого мы не знаем,т.е. нет смысла. Состояние ожидания – доминанта, в которой существуют герои, при этом не задумываясь нужно ли ждать Годо. Они находятся в пассивном состоянии. У героев (Владимир и Эстрагон) до конца нет уверенности, что они ждут Годо в том самом месте, где надо. «В ожидании Годо» - повлияло на облик театра ХХ в. в целом. Отказывается от какого-либо драматическ. конфликта, привычной сюжетности. Советовал первому режиссеру, ставивш. пьесу заставить зрителя скучать. Жалоба Эстрагона «ничего не происходит, никто не приходит, никто не уходит, ужасно!» - квинтэссенция мироощущения персонажей, формула, обозначившая разрыв с предшеств. театр. традиц. Персонажи пьесы (Диди, Гого) похожи на 2х клоунов, от нечего делать развлекающих себя и зрителей. Они не действуют, но имитируют какое-то действ. Этот перфоманс не нацелен на раскрытие психологии персонажей. Действ. развивается не линейно, а движется по кругу, цепляясь за рефрены («мы ждем Годо», «что теперь будем делать?», «пошли отсюда»), которые порождает одна случайно оброненная реплика. Повторяются не только реплики, но и положения. Принцип. отличие пьесы Б. от предшествующих драм, порвавших с традиц. психологического театра, закл. в том, что ранее никто не ставит своей целью инсценировать «ничто». Б. позволяет развиваться пьесе слово за слово, притом что разговор начинается ни с того ни с сего, и ни к чему не приходит, словно персонажи изначально знают, что договориться ни о чем не получится, что игра слов - единств. вариант общения и сближения. Диалог становится самоцелью. Но в пьесе есть и определенная динамика. Все повторяется, изменяясь ровно настолько, чтобы подогревать зрительское ожидание каких-то изменений. В начале 2 акта дерево, единств. атрибут пейзажа, покрывается листьями, но суть этого события ускользает от персонажей и зрителей. Это не примета весны, поступательного движения времени. Скорее подчеркивает ложность ожиданий. Использование одной и той же тематики. Она почти повторяется почти во всех его произведениях: отношение времени и человека, выраженное или поиском чего-либо, или ожиданием. Но этот поиск тем более изнурителен, так как большая часть героев - если можно говорить о героях, - его театра неспособны к любому общению. Они говорят, так как нужно провести время, содержание речи неважно, основное - поток слов или его отсутствие. Жизнь, какой она кажется Беккету, похожа бесконечный монолог, напоминающий монолог Луки, когда ему приказывают говорить и никто его не слушает. Люди, берущие слово у Беккета, не слишком красивы: бездомные, старики, клоуны... Обитатели кулис человечества назначили встречу на сцене. И если их вид и одежда свидетельствуют об их физическом состоянии, это не значит, что они лишены психологии и прошлого. Кто может сказать, кем на самом деле являются Владимир и Эстрагон, как не двумя потерянными людьми, существующих лишь в ожидании некоего Годо, который никогда не приходит? Поццо, хозяин, тоже не избалован. Существование этого персонажа настолько обусловлено другими людьми, что он хочет предвидеть воздействие, которое его будущий поступок произведет на них. Так же и Луки, его раб, ему более полезен в качества существа, придающего ему ценность, нежели в качестве слуги-носильщика чемоданов. Из этого можно даже вывести, что Луки не существует, когда он один с хозяином; его роль заключается в том, чтобы придавать тому ценность в присутствии постороннего. Владимир и Эстрагон и являются этими третьими лицами, появившимися из ниоткуда. Все, чем они являются, содержится в смутной дружбе, которую они не осознают. Они ничем не определены, кроме проходящего времени и "оживляющей" их надеждой. Беккет по существу не является пессимистом. Он не очерняет человека, он показывает его без прикрас, таким, какой он есть, лишенным чувств, пытающимся жить, хотя и в ожидании.

Образ дерева – образ распятья. Герои ждут Бога, истину. Эти двое – это все люди. Мы устали бороться. Мы ведем абсурдное существование. 2 дня – это на самом деле годы. Люди зависят не только от вещей, но и друг от друга тоже. Вещи: башмаки, чемодан с песком, шляпа. Поцио и Лаки – модель иерархического социального общества. Беккет признался, что каждую пару персонажей олн списал с себя и его жены. Имена героев интернациональные, чтобы подчеркнуть, что имеются ввиду люде вообще. В произведении присутствует амбиентный диалог – диалог в пустоту. В то время в комедии происходили перемены. В театр проникли открытые приемы клоунады. Клоун – это пародия на культуру. Беккет назвал свою пьесу трагикомедией. Театр абсурда показывает человека не привязанного ни к чему – вне времени, вне культуры, вне эпохи. Это попытка показать, что человек – марионетка в руках судьбы. Комедия стала вбирать в себя и трагедию и мелодраму. Существует 2 трактовки конца:

1) ницшеанское, т.е. бог умер. Они не дождутся годо. Человек сам несет за себя ответственность.

2) Человек все время в ожидании. Но мы уверены, что будущее сулимт нам только хорошее. Для каждого Годо – свой. Мальчик – это символ надежды, ожидание, однако, никогда не кончится. Оно бесконечно.