Проблема аудитории критического выступления 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Проблема аудитории критического выступления



Нередко в аудиториях, где собирается публика, весьма не чуждая литературе, доводится слышать мнение, в обобщённой форме звучащее примерно следующим образом: «Я критику вообще (по преимуществу) критику не читаю». Более того иногда так заявляют сами писатели, в особенности, молодые. Безусловно, в сфере чтения по определению не должно быть принуждения: каждый волен по своему усмотрению определять собственный, глубоко личный круг чтения. И всё же именно критике в этом смысле «достаётся» больше всего. Гораздо реже люди признают, что не читают поэзию, прозу, документальные книги, исторические сочинения, фантастику, юмористику и проч. А вот критика по части популярности часто выступает в качестве своеобразной Золушки. Какие из этого следуют выводы?

Конечно, любому литератору, который заявляет, что он не интересуется критикой, можно ещё раз напомнить: тогда и критика отнесётся к нему симметрично: не будет читать его сочинений. С другой стороны, трудно поверить, что прозаик, поэт, драматург не прочтут рецензии, посвящённой его сочинению, особенно критика его опус будет несправедливой, тенденциозной, резко отрицательной оценке. Прочтут с карандашом в руке, да ещё побегут жаловаться по всяким писательским инстанциям на то, что зажимают и хотят загубить их небесный талант. Но ведь реакция на критическую оценку своего детища при полном равнодушии к остальной критики означает крайнюю степень эгоцентризма.

В 1963 году аргентинский прозаик и интеллектуал Хулио Кортасар в антиромане «Игра в классики» (в третьей его части) устами своего героя своеобразного писателя и мыслителя Морелли выдвинул концепцию разделения всех читателей на две принципиально разных категории: «читатель-самка» и «читатель-самец». При этом автор акцентирует наше внимание на том, что обе эти группы могут не совпадать ни с половой, ни с гендерной ориентацией реципиента.

Разница состоит в другом. Если представители первого типа любителей литературы увлечены прежде всего сюжетом, содержанием, материалом, интригой, взаимоотношениями и образами героев, то вторых в большей степени интересует форма исполнения произведения, язык, образные средства, исторический контекст происходящего, аллюзии и намёки, скрытые смыслы, и, в конечном счёте, идея произведения. Так вот, применив экстраполяцию этого экстравагантного противопоставления на критическую область, мы убедимся, что «читатель-самка» вряд ли заинтересуется литературно-критическими материалами. Он ждёт от общения с книгой прежде всего эстетического удовольствия, а причины того, как, почему, посредством чего оно было доставлено, его не касается или интересует, но очень мало.

Читателю-самцу, напротив, крайне интересно будет сопоставить собственные наблюдения, впечатления и выводы с мнением других, быть может, более профессионально подготовленных людей. Такой человек, скорее всего, постарается сопоставить собственное представление об авторе и его книге с другими точками зрения, найти места сближения и разногласия, возможно, сформулировать возражение. Так было всегда и вряд ли ситуация изменится в грядущем.

Каково количественное соотношение того или иного типа читателей? Вопрос этот не так прост и достоин специального исследования. Гипотетически можно предположить, что читателей-самок больше, об этом свидетельствует хотя бы феномен массовой литературы: люди, охотно потребляющие так называемое чтиво (англ.: pulp fiction), вряд ли пополняют ряды ценителей критических статей, а ведь они составляют явное большинство. Мы уже касались этой проблемы, изучая вопрос о соотношении культур «А» и «В» (аксиология литературы).

В подобных случаях древние римляне выражались: non quantitas sed qualitas (лат.) – не количество, а качество (важно). Пожалуй, эта мудрая формула справедливее всего отражает суть культурологического противостояния, и критике вряд ли стоит сильно беспокоиться, оттого что число готовых читать её не так велико.

 

Читательский отклик

Любому творческому человеку лестно, когда его деятельность получает ответ от той инстанции, на которую он ориентировался. Внимательное отношение к таким откликам и выводы, сделанные из этого, позволяют в дальнейшем избежать ошибок и усовершенствовать свою деятельность. При этом писатель, разумеется, не обязан соглашаться с мнениями читателей, он может быть решительно против, но и тогда данная форма интерактивного общения принесёт ощутимую пользу.

Михаил Михайлович ЗОЩЕНКО (1894–1958), имевший огромную популярность в народе, получал тысячи читательских писем. Среди них были одобрительные, осудительные, были письма, содержащие советы и рекомендации, были выражающие просьбу помочь в творческом или ином деле; некоторые читатели присылали свои опусы и просили разобрать, а то и помочь в публикации, встречались и восторженные обращения поклонниц, которые надеялись перевести отношения с любимым автором в более интимную сферу. Но самым важным для Зощенко было то, что он получал дополнительный материал для творчества: по всему чувствовалось, что пишущие ему люди думают, разговаривают и действуют, как его герои, пользуются тем же языком, а значит – автор находится на верном пути.

В 1929 году он выпускает книгу «Письма к писателю», в которой подобраны (не исключено, что и подправлены, дописаны его рукой) наиболее характерные образцы эпистолярного жанра. Вот, например, писатель получает литературный заказ: «Письмо получено из Бухары в 1928 году. Я печатаю его с точным сохранением орфографии. Иначе не видать лица автора… “Мой Лучший Привет Михаилу Зощенко. Я для вас не известный Но будущий беспризорный гений – юморист Сцены хочу поставить себя в известность и доказывать от Всех беспризорных что значит дитя с улицы а по Этому хочу попросить вас О сочинении для меня Репертуара что нибудь из сатиры и юмера так как у меня Репертуар хромает старыми Вещами”»[275].

Этот сборник стал не только демонстрацией простодушной читательской реакции на книги профессионального автора, но и попыткой коллективного критического разбора его творчества, разбора наивного, комичного, несправедливого, – и всё-таки значимого. Были добавлены необходимые краски для изображения контекста эпохи, в которой жил и творил сатирик. Надо заметить, что этот контакт писателя и аудитории не был односторонним: нередко Зощенко отвечал на письма, высылал книги, старался помочь нуждающимся в помощи.

Разумеется, критик чаще всего получает от читателей письма, касающиеся его позиции и вкуса. Поскольку он даёт оценки произведениям литературы и определяет тенденции, то у него всегда найдутся и горячие сторонники, и яростные оппоненты, которым трудно удержаться от того, чтобы не высказать своё несогласие. Чем острее критические выступления, чем определённее его взгляды, тем больше шансов вступить в переписку с аудиторией.

В 30-е годы в советской литературе происходит дискуссия о том, нужна ли на тот момент сказочная литература. Критиком, отстаивавшим её право на существование, был Корней Иванович ЧУКОВСКИЙ (Николай Васильевич Корнейчуков, 1882–1969); к разговору активно подключились читатели. Теоретик и практик сказки получал от них немало писем: «Товарищ Чуковский! Купила я своей восьмилетней дочке вашу книжку “Приключения Мюнхаузена” (критиком было подготовлено адаптированное издание историй о нём. – С.К.). Купила и, не читая, подарила ей в день рождения, чтобы сделать ребёнку приятное… Каково же было удивление и разочарование дочери, а вместе с ней и моё, когда мы стали эту книгу читать. Этот “самый правдивый человек на земле” так врёт о себе и своих подвигах, что сбивает детишек с толку. У него отрывается или проваливается голова внутрь человека, а затем опять появляется. Он летит на луну…»[276]. Конечно, от читателя трудно ожидать компетентного мнения, но в данном случае парадокс состоит в том, что столь дремучей точки зрения придерживается библиотекарь! Поэтому Чуковский включает это письмо читательницы среди других отзывов в свою книгу, демонстрируя уровень непонимания специфики детской фантастической литературы.

Проблема читательских откликов состоит в том, что они зачастую грешат самоуверенностью и безапелляционностью. Об этом с горечью писал уважаемый поэт А.Т. Твардовский:

Читатель, снизу или сверху

Ты за моей следишь строкой,

Ты тоже – всякий на поверку,

Бываешь – мало ли какой…

 

Добра желаючи поэту,

Наставить пробуя меня,

Ты пишешь письма в «Литгазету»,

Для «Правды» копии храня…

 

И то не все. Замечу кстати:

Опасней нет болезни той,

Когда по скромности, читатель,

Ты про себя, в душе – писатель,

Безвестный миру Лев Толстой[277].

Когда читатель высказывает согласие, это не столь существенно: писателю остаётся лишь поблагодарить того за внимание и поддержку. А когда высказано противоположное мнение, да ещё в резкой, ультимативной форме, реакция критика должна быть более определённой. Если читатель прав, хотя бы в частностях, остаётся признать его правоту. Если же нет, желательно показать ему несостоятельность или несовершенство его претензий в максимально убедительной, доказательной форме. В случае с индивидуальным обращением, достаточно непосредственно связаться с человеком. Давая такой ответ, надо помнить о том, что «на том конце провода» может оказаться самолюбивый, не вполне уравновешенный, а то и больной человек. Его ответным шагом может стать эскалация спора в виде обращения в органы власти, суд, прокуратуру и т. п. Во избежание этого следует вести себя предельно корректно, вежливо, уважительно.

Но как быть, если дело всё-таки дошло до разбирательства в высших инстанциях? Опытные журналисты хорошо знают: при написании отрицательного материала самые вопиющие факты лучше предусмотрительно оставить за пределами статьи, какими выигрышными бы они ни представлялись. Конечно, хочется использовать все козыри, но не обязательно сразу открывать все сильные карты на всеобщее обозрение. Таким образом, в ходе апелляции у вас на руках останется самый убедительный аргумент, который можно предъявить при острой необходимости.

Когда же возражения приобретают массовый характер, критику есть смысл ответить своим оппонентам публично: через средства массовой информации. Признать свою неправоту, как бы это ни было тяжело, или – отстоять собственную точку зрения, снабдив её дополнительными доказательствами. Молчание критика могут расценить либо как знак согласия, либо как профессиональную и психологическую слабость. Автору этих строк довелось испытать массированный натиск поклонников Андрея Макаревича на критический материал «Прогнувшийся. Карьера Макара», опубликованный в «Литературной газете» (№ 33, 2005). Ответ на эти многочисленные претензии не был напечатан, хотя было что возразить. Дело следовало довести до логического конца.

Особый случай – обращение читателя, который даёт уточнение, поправку, детализирует публикацию. По каким-либо причинам он обладает дополнительной информацией и стремится поделиться ею с критиком. В этой ситуации необходимо поблагодарить заботливого читателя за ценные сведения и учесть их в дальнейшей работе (при переизданиях и проч.).

Всё, сказанное выше, имеет отношение к письменной форме выражения. Но, в принципе, правила остаются теми же и в других случаях рецепции критического мнения. Телефонный звонок критику – довольно редкое явление, так как в редакциях не принято предоставлять читателям телефоны своих авторов; правда, критик и сам может быть сотрудником периодического издания, и тогда телефонный контакт вполне возможен. В таких обстоятельствах принципы общения остаются прежними, хотя надо помнить, что устная форма контакта сокращает дистанцию между участниками, и тогда возникает ещё большая необходимость в деликатности и предупредительности при разговоре.

Что касается читательских откликов в электронной форме, то этот вопрос рассмотрен в разделе, посвящённом отношениям фигурантов сферы сетевой критики.

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2017-02-05; просмотров: 167; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.91.203.238 (0.016 с.)