Вторник, 10 августа, кода эмиль сунул лягушку

в корзинку с завтраком, а потом повел себя так ужасно, что лучше об этом и не рассказывать Вообще-то папу Эмиля было в данном случае даже немного жалко. Егосынишка сделал на последнем торге столько блестящих дел, а сам онприобрел на нем всего лишь одну свинью. И представь себе, его и тутпреследовала неудача: свинья опоросилась ночью, когда никто этого неожидал; у нее было одиннадцать поросят, но десять из них она съела - этоиногда случается. Одиннадцатого постигла бы та же участь, если бы его неспас Эмиль, которого разбудил визг, доносившийся из свинарника. Он тутже кинулся туда и увидел страшную картину. Единственного еще живогопоросеночка он вырвал буквально в последнюю минуту из пасти его матери.Да, что и говорить, это была не свинья, а настоящее чудовище, недаромона после этого заболела и не прожила и трех дней. Бедный папа Эмиля! Отвсех его сделок на торге у него остался теперь один-единственныйкрохотный поросеночек, да и тот полуживой. Надо ли удивляться, что папабыл мрачно настроен! - На хуторе Бакхорва все не как у людей, - сказал папа Эмиля егомаме, когда они укладывались спать. - И даже над всей их скотинойтяготеет какое-то проклятье, это ясно. Погляди на поросенка! Эмиль услышал этот разговор, уже лежа в кровати, и тут же оторвалголову от подушки. - Дайте мне поросеночка, уж я его выхожу, - сказал он. Но предложениеЭмиля не пришлось папе по душе. - Я только и слышу от тебя: дайте да дайте! - сказал он с горечью. -А мне кто что даст?" Эмиль промолчал. Некоторое время он не обращал на поросеночканикакого внимания. А бедняжка был такой плохонький и синенький, чтоказалось, недолго протянет. "Наверное, он так слабеет оттого, что на нем лежит проклятье", -думал Эмиль, хотя плохо понимал, что это значит. Во всяком случае, онсчитал, что это ужасно несправедливо, потому что поросеночек не сделалведь ничего дурного. Мама Эмиля, видно, тоже так считала, потому что всегда называла его"бедная Капелька" - так в Смоланде обращаются к малышам, которых жалеют. Лина питала слабость ко всем животным, а над этим жалким поросеночкомвсе причитала: "Бедная Капелька! Миленький ты наш! Скоро ты сдохнешь,ой, скоро!" Так наверняка и случилось бы, если б Эмиль в один прекрасный день непринес его на кухню, не уложил в корзинку, не накрыл мягким одеялом, непоил молоком из рожка, короче, не стал бы ему родной матерью. На кухню вошел Альфред, поглядел, как Эмиль пытается накормить своегоподопечного, и спросил: - Что это с ним? - Папа говорит, что он проклят, и поэтому не ест, - сказал Эмиль. - Амне наплевать, я все равно не дам ему погибнуть. Честное слово, не дам! Прошло несколько дней, и поросеночек повеселел, округлился,порозовел, одним словом, стал похож на поросеночка. - Гляди-ка, а наш Свинушок, по-моему, поправляется. "Свинушок" сказала Лина, и имя это навсегда закрепилось за поросеноч-ком. - Да, в самом деле он поправляется, - сказал папа Эмиля. - Молодец,Эмиль! День-деньской Свинушок ходил за Эмилем по пятам, как собачка, исердце Эмиля таяло. - Он думает, ты его мама, - сказала сестренка Ида. Может быть,Свинушок и в самом деле так думал, потому что стоило ему завидеть Эмиля,он кидался к нему как ошалелый, пронзительно, радостно хрюкая, и неотходил от Эмиля ни на шаг. Но больше всего он любил, чтобы ему чесалиспину, а Эмиль всегда готов был этим заняться. "Никто лучше меня не умеет чесать свиней", - говорил он. Он садилсяна качели под вишней и долго, усердно чесал Свинушка, а Свинушок стоял сзакрытыми глазами и только тихонько верещал, чтобы все понимали, что он наверху блаженства. Дни шли. Лето подходило к концу, вишни зрели над головой Свинушка,пока он стоял под деревом и наслаждался чесанием. Эмиль срывал время отвремени горсть вишен и угощал Свинушка, который очень любил вишни, иЭмиль тоже. И он все больше понимал, как прекрасна может быть поросячьяжизнь, если поросенку посчастливится встретить такого вот Эмиля. Эмиль тоже очень привязался к поросенку. С каждым днем он любил еговсе больше и больше. И как-то раз, когда он сидел на качелях и, не жалеясил, чесал Свинушка, он вдруг понял, КАК сильно он его любит, а потомстал думать, кого он вообще любит. "Прежде всего Альфреда, - решил он. - А потом Лукаса, и сестренкуИду, и Свинушка... Ой, да я забыл про маму... Конечно, прежде всего маму- это понятно... Но если ее не считать, то Альфреда, Лукаса, сестренкуИду и Свинушка. - Но тут он насупил брови и задумался: - Да, ведь естьеще папа и Лина. Папу я иногда люблю, а иногда не очень. А вот про Линуя просто не знаю, люблю я ее или нет..." Все это время Эмиль продолжал каждый день проказничать и каждый деньотсиживать за это в сарае, что подтверждают записи его мамы в синихтетрадях. Но так как была горячая пора, самый разгар жатвы, маме быловсе время некогда, и потому она записывала только "Эмиль опять сидел всарае", не объясняя, за что. А Эмиль стал брать с собой в сарай Свинушка - в его приятном обществелегче было коротать время, потому что ведь невозможно целые дни напролетрезать из дерева человечков. От нечего делать Эмиль стал обучатьСвинушка всевозможным штукам - никто во всей Лённеберге даже и непредполагал, что смоландского поросенка можно обучить таким вещам. Училего Эмиль тайно, а Свинушок оказался очень способным и охотно делал все,что ему велели, тем более что всякий раз, когда он выучивал что-нибудьновое, он получал от Эмиля в награду какое-нибудь лакомство. Ты,конечно, не забыл, что в сарае у Эмиля всегда был запас сухарей,пряников, сушеных вишен и разных других вкусных вещей. Он хранил их вящике за верстаком - ведь он мог очутиться в сарае в любую минуту ипросидеть там очень долго. Не страдать же ему еще и от голода! "Если у тебя есть голова на плечах и мешок сушеных вишен, топоросенка можно научить чему угодно", - объяснял Эмиль Альфреду и Идевечером в понедельник, когда он впервые продемонстрировал скрытыеталанты своего воспитанника. Все они сидели в беседке. Здесь-то Эмиль со Свинушком и пережили свойпервый триумф. Альфред и сестренка Ида только глазами хлопали отудивления, глядя на то, что проделывал Свинушок. Он умел сидеть смирно,словно собака, когда Эмиль командовал: "Сидеть!", и лежать неподвижно,когда Эмиль говорил "Лежать!", и подавать копытце, и кланяться, когдаему давали горсть сушеных вишен. Сестренка Ида от восторга даже захлопала в ладоши. - А что еще он умеет? - спросила она. Тогда Эмиль крикнул: "Галоп!", и поросенок тут же пустился скакатьвокруг беседки, а потом Эмиль произнес "Гоп!", и он подпрыгнул на месте.А потом снова пустился вприпрыжку, явно очень собой довольный. - Ой, Свинушок, какая ты прелесть! - воскликнула сестренка Ида. И всамом деле, нельзя без смеха глядеть, как он подпрыгивает на бегу. - Прямо чудеса какие-то! - восхищался Альфред. Эмиль был горд исчастлив - второго такого поросенка не сыщешь во всей Лённеберге и дажево всем Смоланде, это уж точно. Вскоре Эмиль научил Свинушка прыгать через веревочку. Ты когда-нибудьвидел, чтобы поросенок прыгал через веревку? Наверняка нет, и папа Эмилятоже не видел. Но вот он шел как-то мимо хлева и увидел, что Эмиль и Идакрутят старую бычью вожжу, а через нее прыгает Свинушок так ловко, чтотолько копытца мелькают. - Он это очень любит! - заверила папу сестренка Ида. - Смотри, какему весело! Но папа почему-то вовсе не восхитился Свинушком. - Поросенку незачем веселиться, - заявил он. - Его дело - статьхорошим окороком к Рождеству. А если он будет вот так прыгать, то станетТощим, как гончая собака. Я этого не допущу. У Эмиля сердце упало. Свинушок должен превратиться к Рождеству вокорок! О такой возможности он еще ни разу не думал. Но теперьзадумался... Боюсь, этот день был не из тех, когда Эмиль так уж горячолюбил своего папу. Итак, вторник, 10 августа, был не из тех дней, когда Эмиль так ужгорячо любил своего папу. В это теплое, солнечное утро Свинушок радостнопрыгал за хлевом через веревочку, а папа сказал, что он должен статьокороком к Рождеству. Но папа тут же ушел, потому что в этот день вКатхульте жали, и папа работал в поле с утра до ночи. - Ну вот что, Свинушок, - сказал Эмиль, как только его папа скрылсяиз виду, - ты будешь тощим, как гончая собака, не то ты погибнешь!Только это может тебя спасти... С той минуты Эмиль утратил покой. Он слонялся все утро, не в силах низа что взяться, и так волновался за Свинушка, что у него пропала всякаяохота проказничать. Ничего особенного он за эти дни не натворил, воттолько посадил сестренку Иду в поилку для скота: Ида была кораблем, апоилка - морем. А потом он стал качать воду в эту поилку - получилось,что корабль попал в шторм, и Ида во всей одежде несколько раз окунуласьс головой -ей это очень понравилось. Еще Эмиль стрелял из рогатки вмиску с ревеневым киселем, который мама поставила студить на окнокладовой. Он вовсе не собирался разбивать миску, а просто хотелпроверить, попадет ли в намеченную цель, но миска почему-то разлетеласьвдребезги. И тут Эмиль не мог не порадоваться, что его папа на весь деньушел в поле. Мама, правда, тоже послала его в сарай, но ненадолго. И нетолько потому, что жалела его, но и потому, что надо было отнестизавтрак жнецам. Так было заведено во всей Лённеберге, да и во всемСмоланде, - во время уборки дети всегда приносили корзинки с едой и кофепрямо в поле. Как вестники радости шагали смоландские мальчишки с корзинками попастбищам и лугам, по узким тропинкам, которые, долго петляя, приводилив конце концов к жалкому лоскутку пахотной земли, да и то такзаваленному валунами, что хоть плачь. Но смоландские мальчишки идевчонки, конечно, не плакали из-за валунов, а, наоборот, радовались,что их так много, потому что между камнями росла земляника, а земляникувсе они очень любили. Так вот, Эмиля и сестренку Иду тоже послали с такой вот корзиной вполе, отнести еду папе и его помощникам. Они вовремя вышли из дому ибодрым шагом пустились в путь, чтобы поспеть к обеду. Но так уж былустроен Эмиль, что не умел он идти по дороге, обязательно сворачивал всторону, если было на что поглядеть, а сестренка Ида не от ставала отбрата ни на шаг. Эмиль сделал небольшой крюк, чтобы зайти на болотце,где всегда было полным-полно лягушек. И он тут же поймал лягушку. Емузахотелось изучить ее получше, и он решил, что лягушке полезнопеременить обстановку, нечего ей весь день сидеть в болоте. Поэтому онсунул ее в корзинку с едой и прикрыл крышкой, чтобы она не удрала. - А больше мне некуда ее девать, - объяснил Эмиль Иде, когда онавыразила сомнение, можно ли сажать лягушку в корзинку с едой. - Ты жесама знаешь, карманы штанов у меня дырявые. Да что тут худого? Онапосидит там немножко, а потом мы ее отпустим, и она вернется в своеродное болото. Так решил Эмиль - ведь он был очень смышленый мальчишка. На поле папа Эмиля и Альфред жали пшеницу, а за ним следом шли Лина иКрюсе-Майя, сгребали в кучки колосья и вязали снопы. Так в старинуубирали хлеб. Когда наконец появились Эмиль и сестренка Ида, папа не только неприветствовал их, как приветствуют вестников радости, а, наоборот, тутже их выругал за то, что они пришли так поздно. А пришли они как раз вту минуту, когда надо было завтракать. - Как приятно будет выпить сейчас глоток горячего, - сказал Альфред,чтобы разрядить обстановку и настроить папу Эмиля на веселый лад. И в самом деле, если тебе довелось побывать в теплый августовскийдень на полевых работах, ты можешь себе представить, как приятноотдохнуть часок посреди дня, посидеть всем вместе на пригорке, поболтатьо том о сем, да еще при этом пить кофе и есть хлеб с маслом. Но папаЭмиля уже и без того был не в духе, а когда он придвинул к себе корзинкуи открыл крышку, то произошло нечто ужасное: лягушка выскочила из кор-зинки и прыгнула ему прямо на грудь - он так разгорячился во время рабо-ты, что расстегнул рубаху чуть ли не до пояса. А у лягушки лапки холод-ные, и это почему-то не понравилось папе Эмиля. От неожиданности и от-вращения он взмахнул руками и... опрокинул кофейник. Правда, Эмиль еголовко подхватил, и вылился не весь кофе. А лягушка с перепугу забраласьк папе в штаны. Как только он это почувствовал, он совсем озверел и сталразмахивать руками и ногами, чтобы вытрясти ее через штанину, но тут,как назло, кофейник снова оказался рядом. Он пнул его ногой и, конечно,опять опрокинул. И если бы Эмиль во второй раз не подхватил его так желовко, как в первый, им пришлось бы жевать хлеб всухомятку, а это ужсовсем грустно. Лягушка вовсе не собиралась сидеть на одном месте. Она выбралась темвременем на волю через штанину, и Эмиль тут же ее поймал. Но папапочему-то продолжал сердиться. Как всегда, он не понял Эмиля. Ведь Эмильрассчитывал, что крышку с корзинки снимет Лина и придет в восторг,увидев такую миленькую лягушечку. Я все это так подробно рассказываю,чтобы ты знал, что Эмилю приходилось не так-то легко, и часто егонаказывали за проделки, которые, если разобраться, вовсе и не былипроделками. Ну, скажи сам, куда было Эмилю девать эту лягушечку, еслиоба кармана его штанов дырявые? Просто странно, что его папа не желал обэтом подумать. Да, что бы он ни делал, ему все равно всегда достается. Золотыеслова. Это подтвердилось еще в тот же день. Ему так досталось, что обэтом и не расскажешь, и все в Лённеберге еще долго вздыхали и жалелиего. Все получилось, может, просто оттого, что его мама была такойхорошей хозяйкой и что как раз в этот год в Катхульте было полным-полновишни. Но как бы то ни было, Эмилю и в самом деле досталось как следует. Никто не мог сравниться с мамой Эмиля в искусстве варить варенье,делать сиропы и вообще заготовлять на зиму все, что растет в лесу и всаду. Она собирала огромные корзины брусники, черники и малины; варилаяблочный мармелад, повидло из крыжовника, джем из груш с имбирем, сиропиз смородины, не говоря уже о том, что сушила фрукты для компотов, чтобыхватило на всю зиму. Яблоки, груши и вишни она сушила в большой печке накухне, а потом пересыпала в белые холщовые мешки и подвешивала вкладовой под потолком. Да, поглядеть на такую кладовую было одноудовольствие. В самый разгар сбора вишен на хутор Катхульт приехала в гости фруПетрель из Виммербю, и мама Эмиля посетовала, что такой урожай: ума онане приложит, куда девать столько вишен... - Я думаю, Альма, вам надо делать вишневку, - сказала в ответ фруПетрель. - Нет уж, увольте, - решительно заявила мама Эмиля. Мама Эмиля ислышать не хотела о вишневке. На хуторе Катхульт жили одни трезвенники.Папа Эмиля никогда не пил ничего спиртного, даже пива в рот не брал, несчитая, конечно, тех случаев, когда его угощали на ярмарке или торге.Тут уж ничего не попишешь. Разве он может возразить, если кому-нибудьзахотелось во что бы то ни стало распить с ним бутылочку, а то и двепива! Он сразу сосчитывал, что две бутылки пива стоят тридцать эре, атридцать эре грех бросать на ветер. Так что в таких случаях ему ничегоне оставалось как сидеть и пить, хочется ли ему того или нет. Новишневки он и не пригубит, это мама Эмиля прекрасно понимала и заверилав этом свою гостью. Но фру Петрель возразила, что если на хутореКатхульт и в самом деле никто не пьет вина, то все же есть немало людей,которые при случае не откажутся от стаканчика. Вот она сама, к примеру,охотно запаслась бы двумя-тремя бутылками вишневки и не понимает, почемубы маме Эмиля не поставить в дальнем углу погреба, в тайне от всех, чанс вишнями, чтобы они перебродили. Как только вишневка будет готова, фруПетрель снова приедет в Катхульт. И, добавила она, хорошо за всезаплатит. Мама Эмиля никогда не могла отказать, если ее о чем-нибудь просили,и, кроме того, она была очень хорошей хозяйкой. Как ты знаешь, хорошиехозяйки просто не выносят, когда продукты зря пропадают. А на зиму онауже насушила вишен даже больше, чем нужно. Короче говоря, мама Эмиляпообещала фру Петрель сделать для нее вишневку. Но делать что-либовтайне на хуторе Катхульт было не заведено, потому она тут же рассказалао просьбе фру Петрель папе Эмиля. Тот сперва поворчал, а потом сказал: - Делай как знаешь. Кстати, сколько она собирается заплатить? Этого-то мама как раз и не выяснила. Но так или иначе, вишню оназасыпала в чан и поставила в погреб перебродить. С тех пор прошлонесколько недель, и наконец мама Эмиля решила, что вишневка должна бытьуже готова. Теперь ее нужно было разлить по бутылкам. День для этогомама выбрала весьма удачный - папа с раннего утра работал в поле. Он неувидит, как она возится с ненавистной ему вишневкой, и не заведетразговор о том, что у них в доме начали изготовлять алкогольные напитки,да как они до этого дошли, да как он это позволил... Аккуратно процедив ароматную вишневку, мама перелила ее в бутылки,закупорила их, поставила в корзинку и спустила в погреб. Пусть этидесять бутылок стоят там в укромном уголке до того дня, когда за нимиприедет фру Петрель. А сами вишни мама вывалила в ведро и поставила его на кухне задверью. Когда Эмиль и Ида вернулись с поля, мама сказала: - Эмиль, вынеси ведро на помойку и присыпь вишни землей. Эмиля, как ты знаешь, никогда ни о чем не надо было просить дважды.Он тотчас схватил ведро и. вышел с ним во двор. Помойка была за хлевом,а в хлеву томился Свинушок - он не знал, чем бы ему заняться. КогдаСвинушок сквозь щель увидел Эмиля, он радостно заверещал, чтобы Эмильпонял, что он тоже хочет выйти на волю. - Что ж, это можно, - сказал Эмиль и поставил ведро с вишнями наземлю. Он раскрыл калитку загона, Свинушок, захлебываясь от ликующегохрюканья, выскочил во двор и сразу опустил свой пятачок в ведро свишнями - он подумал, что Эмиль принес ему гостинец. И тут только Эмильудивился тому, что мама дала ему такое чудное поручение: закопать вишнина помойке! В самом деле, это было очень странно. В Катхульте никогда невыкидывали ничего, что могло пойти на корм скотине. А эти вишнивыглядели очень аппетитно. Свинушок успел уже их отведать и явно былдоволен. Эмиль решил, что мама велела выбросить вишни на помойку, чтобыони не попались на глаза папе, который должен был скоро вернуться споля. "Тогда пусть их лучше съест Свинушок, - подумал Эмиль. - Он ведь таклюбит вишни". Поросенок пожирал эти вишни с такой жадностью, что было ясно - онипришлись ему по вкусу. Свинушок так усердствовал, что вымазался до ушей.Чтобы ему удобнее было уплетать, Эмиль высыпал остаток вишен прямо наземлю. Прибежал петух - он тоже хотел попировать. Свинушок сперва злобноглянул на него, потом, видно, решил не жадничать и позволил петухуклевать вишни, сколько его душе угодно. Но тут подоспели куры во главе схромой Лоттой, посмотреть, чем это лакомится петух. Правда, отведатьвишен ни одной из них так и не удалось, потому что и Свинушок, и петухих тут же прогнали. И куры поняли, что такими замечательными ягодами этидвое ни с кем не намерены делиться. Эмиль присел на опрокинутое ведро. Он вертел во рту травинку и ни очем определенном не думал. И вдруг увидел, что петух упал какподкошенный. Правда, он сделал несколько попыток подняться, но успехомони не увенчались. Стоило ему чуть-чуть приподняться, как он тут жевалился головой вперед и некоторое время лежал недвижимо. Куры, сбившисьв кучу, стояли неподалеку, с испугом глядели на странные выходки петухаи тревожно кудахтали. А петуха это просто бесило, и он злобно таращил наних глаза - разве он, взрослый петух, не имеет права поваляться на травеи даже повертеться с боку на бок, если ему охота? Эмиль никак не мог понять, что же случилось с петухом. Он подошел кнему, поднял и поставил на ноги. Петух стоял нетвердо. Некоторое времяон бессмысленно качался взад-вперед, а потом вдруг отчаянно замахалкрыльями, закукарекал и как полоумный кинулся к стайке кур. Куры состраху бросились врассыпную. Ясное дело - петух сошел с ума! Эмиль сле-дил за дикими выходками обезумевшего петуха с таким вниманием, что вы-пустил из поля зрения поросенка. А Свинушок тоже захотел погонять кур,он громко заверещал и помчался за петухом. Эмиль ничего не мог понять.Свинушок визжал все пронзительнее и скакал все более резво, со стороныказалось, он веселится от души, хотя ноги его как-то заплетались. Сви-нушка заносило то в одну сторону, то в другую, он уже не управлял своимидвижениями, чуть ли не падал, но всякий раз все же умудрялся удержатьравновесие, словно прыгал через веревочку. На кур нельзя было смотреть без сострадания. Никогда еще их не гонялитак дружно петух и поросенок. Полумертвые от страха, они удирали со всехног. Бедные куры! Мало того, что их петух сошел с ума, за ними ещегнался, нелепо подпрыгивая, взбесившийся поросенок, и они так отчаяннокудахтали, что просто сердце разрывалось. Да, это и вправду было уж слишком! Эмиль знал, что со страха можноумереть, а тут он своими глазами увидел, как куры стали падать одна задругой. Они лежали в траве, затихшие, бездыханные. Да, представь себеэто ужасающее зрелище - повсюду в траве валяются недвижимые белые куры!Эмиль пришел в отчаяние и даже заплакал. Что скажет мама, когда увидитмертвых кур? Хромая Лотта тоже валялась бездыханной. Эмиль бережно взялее на руки. Бедная Лотта не подавала признаков жизни! Единственное, чтоЭмиль еще мог для нее сделать, - это устроить ей приличные похороны. Онтут же решил, что на ее надгробном камне надо написать: "Здесь покоитсяхромая Лотта, которую до смерти испугал Свинушок". Эмиль был очень сердит на Свинушка. Просто злодей! Надо поскореезапереть его в хлев и никогда больше не выпускать. Он бережно понесхромую Лотту в дровяной сарай и положил на чурбак для колки дров. Пустьполежит здесь в ожидании своих похорон, бедняжка! Когда Эмиль вышел из сарая, он увидел, что петух и Свинушок опятьпринялись за вишни. Хороши голубчики, ничего не скажешь! Сперва досмерти пугают кур, а потом как ни в чем не бывало продолжают пировать!Видать, у петуха нет ни капли совести! Неужели ему наплевать, что онразом лишился всех своих подруг? Куда там! Он и не глядел на них! Впрочем, на этот раз пиршество длилось недолго. Петух тут же опятьсвалился, а вслед за ним и Свинушок. Эмиль так сердился на них, что дажене мучил себя вопросом: живы ли они? Да это и было видно: петух чутьслышно кукарекал и слабо подергивал лапами, а Свинушок просто спал и дажехрапел, но время от времени пытался открыть глаза, правда без особогоуспеха. В траве валялись рассыпанные вишни, и Эмилю захотелось ихпопробовать. Он сунул в рот одну, потом еще одну, и еще, и еще. Вкус уних был не такой, какой обычно бывает у вишен, но Эмилю понравился. "Какэто можно выбрасывать такие вкусные вишни!.. Но мама велела..." Да, мама... Надо бы пойти к ней и рассказать, какое несчастьеслучилось с курами. Но ему что-то не очень хотелось идти. Собственноговоря, совсем не хотелось. Он в задумчивости съел еще нескольковишен... Нет, идти было решительно неохота. На кухне мама Эмиля готовила ужин. И вот наконец пришли с поля папаЭмиля, Альфред, Лина и Крюсе-Майя. Они были усталые и голодные последолгого рабочего дня и тут же сели за стол. Но место Эмиля так иосталось пустым, и тогда мама спохватилась, что она уже давно не видитсвоего мальчика. - Лина, пойди позови Эмиля, он, наверно, играет у хлева со Свинушком,- сказала мама. Лина долго не возвращалась, а когда вернулась, то в кухню не вошла, азастыла на пороге. Она явно хотела привлечь к себе внимание. - Что с тобой? Почему ты стоишь как вкопанная? Что-нибудь случилось?- спросила мама Эмиля. Лина усмехнулась. - Да уж и не знаю, что сказать... Все куры подохли! Петух пьяный. ИСвинушок тоже пьяный. И Эмиль... - Что с Эмилем? - перебила ее мама. - Эмиль... - сказала Лина и глубоко вздохнула, - Эмиль тоже пьяный. Что это был за вечер в Катхульте! Ни в сказке сказать, ни перомописать! Папа Эмиля ругался и кричал, мама Эмиля плакала, и сестренка Идаплакала, и Лина плакала; Крюсе-Майя ахала и охала, а потом вдруг такзаторопилась, что отказалась даже от ужина. Ей не терпелось попастьпоскорее в Лённебергу, чтобы рассказать каждому встречному-поперечному: "Ох, ох, ох! Бедные, бедные Свенсоны из Катхульта. Их сын Эмиль,негодник этакий, напился до полусмерти и зарезал всех кур! Ох, ох, ох!" Только у Альфреда сохранилась крупица здравого смысла. Он выбежал изкухни вместе со всеми и убедился, что Эмиль и в самом деле валяется втраве рядом со Свинушком и петухом. Да, все ясно, Лина сказала правду.Он лежал, прислонившись к Свинушку, глаза у него закатились, и быловидно, что ему очень плохо. От этого зрелища мама Эмиля зарыдала пущепрежнего и хотела отнести Эмиля в комнату, но Альфред, знавший, чтоделать в таких случаях, остановил ее: - Его лучше оставить на свежем воздухе! И весь вечер Альфред просиделс Эмилем на крылечке перед своей каморкой. Он поддерживал его, когда унего кружилась голова и его мутило, утешал, когда он плакал. Да,представь себе, Эмиль то и дело просыпался и плакал - так ему было худо.Он слышал, как все говорили, что он пьян. Но он не понимал, как этомогло случиться. Ведь Эмиль не знал, что когда вишни долго бродят вчане, получается вино - оно называется вишневка, - а сами вишнипропитываются этим вином, и от них тоже пьянеешь. Потому мама и велелазакопать их на помойке. Время шло. Солнце закатилось, наступил вечер, над Катхультом взошлалуна, но Альфред все сидел на крылечке, а Эмиль лежал, как мешок, у негона коленях. - Ну, как ты? - спросил Альфред, когда увидел, что Эмиль чутьприоткрыл глаза. - Пока жив, - с трудом проговорил Эмиль и, передохнув, добавил: -Если я умру, возьми себе Лукаса. - Ты не умрешь, - успокоил его Альфред. И в самом деле Эмиль не умер,и Свинушок не умер, и петух не умер. А удивительнее всего то, что и куры не умерли. В самом разгаре этихсобытий мама Эмиля спохватилась, что вот-вот прогорит плита, и послаласестренку Иду за охапкой дров. Когда Ида, глотая слезы, вошла в сарай иувидела лежащую на чурбаке мертвую хромую Лотту, она разревелась вголос. - Бедная Лотта, - прошептала сестренка Ида. Она протянула руку ипогладила Лотту. И представь себе, Лотта ожила от этого прикосновения! Она раскрылаглаза, сердито закудахтала, взмахнула крыльями, слетела с чурбака и,хромая, скрылась за дверью. Ида застыла от изумления. Она не знала, что и подумать: может, она волшебница, может, как всказке, стоит ей коснуться рукой мертвого, и он оживет? Все так волновались за Эмиля, что никто и не взглянул на кур,недвижимо лежавших в траве. Но Ида похлопала каждую из них рукой, ипредставь себе, все они, одна за другой, оживали прямо на глазах. Да-да,они задвигались, замахали крыльями, потому что вовсе не умерли, а простопотеряли сознание от страха, когда за ними погнался Свинушок, - так скурами иногда бывает. А Ида с гордым видом вбежала в кухню, где рыдалаее мама. - Мама, мама, я воскресила всех кур! - выпалила она прямо с порога. Свинушок, петух и Эмиль были на следующее утро здоровы. Петух,правда, еще целых три дня не мог как следует кукарекать. Он то и делопытался крикнуть во все горло "ку-ка-реку", но всякий раз у неговырывался такой странный звук, что он чувствовал себя очень неловко. Ктому же куры глядели на него с явным неодобрением, и тогда он смущенноубегал в кусты. А вот Свинушок не стыдился. Зато Эмиль не знал, куда деваться отстыда, а тут еще Лина его все время дразнила: - Ты не только напился, как свинья, но и вместе со свиньей. Ну идела! У нас на хуторе двое пьяниц, ты да Свинушок. Теперь тебя все будутзвать пьяницей. - Перестань, - сказал Альфред и так строго взглянул на Лину, что онаумолкла. Но на этом история не кончилась. После обеда к воротам Катхультаподошли три мрачных господина, одетых во все черное. Оказалось, они изЛённебергского общества трезвости. Но ты, наверное, даже и не знаешь,что это такое - общество трезвости. Надо тебе сказать, что в те давниевремена такие общества были не только в Лённеберге, но и повсюду вСмоланде. Их задача заключалась в борьбе с пьянством, потому что пьянст-во - страшное зло, которое делало, да и сейчас еще делает, несчастнымимногих людей. Крюсе-Майя столько всем наплела про пьянство Эмиля, что этот слухдошел и до общества трезвости. И вот три главных трезвенника пришли нахутор, чтобы поговорить с родителями Эмиля. Они объявили, что Эмильдолжен явиться на заседание общества, там его перевоспитают на глазах увсех, и он тоже станет трезвенником. Когда мама Эмиля это услышала, онаочень рассердилась и объяснила, как было дело. Но рассказ о пьяныхвишнях не успокоил мрачных посетителей, они только сокрушенно качалиголовами, а один из них сказал: - Вишни - вишнями, а что у Эмиля на уме, всякому ясно! Хорошийнагоняй ему не помешает. Папу Эмиля это убедило. Предстоящее посещение общества трезвости егоне радовало: не очень-то приятно стоять и слушать, как ругают твоегосына. Кому охота срамиться перед людьми? Но может быть, думал папаЭмиля, это пойдет Эмилю на пользу и он навсегда станет трезвенником. - Хорошо, я сам с ним приду, - хмуро сказал папа. - Нет уж, с ним приду я, - решительно заявила мама. - Я, лично япоставила бродить эти злосчастные вишни, и нечего тебе, Антон, из-заэтого страдать. Если уж кому-то у нас в семье надо выслушать проповедь овреде пьянства, то разве только мне. Но раз вы считаете, что необходимовзять с собой и Эмиля, я готова это сделать. Когда настал вечер, на Эмиля надели воскресный костюм. Он нахлобучил свою кепочку и двинулся в путь, он был не против, чтобыего обратили в трезвенника: интересно хоть часок провести срединезнакомых людей. Так думал и Свинушок. Увидев, как Эмиль и мама зашагали по дороге, онувязался за ними. Но Эмиль крикнул ему: "Лежать!" - и Свинушок тут же лег прямо посреди дороги и замер, хотядолго еще глядел вслед Эмилю. Уж поверь, в тот вечер зал общества трезвости был битком набит. Всежители Лённеберги хотели присутствовать при обращении Эмиля втрезвенника. Хор общества заблаговременно выстроился на сцене, и кактолько Эмиль показался в дверях, кто-то затянул, и все подхватили: Отрок, взявший стакан с ядовитою влагой... - Никакого стакана не было, - зло сказала мама, но, кроме Эмиля, ееникто не услышал. Когда с пением было покончено, поднялся какой-то человек в черном идолго что-то говорил Эмилю с очень серьезным видом, а под конец спросил,готов ли он дать обет никогда в жизни не брать в рот спиртного. - Это я могу, - сказал Эмиль. Но в этот момент за дверью раздался негромкий визг, и в зал вбежалСвинушок. Он, оказывается, тихонько следовал за своим хозяином, атеперь, увидев Эмиля, который стоял у рампы, очень обрадовался ивприпрыжку бросился к нему. Тут в зале поднялось невесть что. Никогдаеще общество трезвости не посещала свинья, и членам общества этопочему-то пришлось не по вкусу. Они, видно, считали, что свинье здесьделать нечего. Но Эмиль сказал: - Свинушок тоже должен дать обет не брать в рот спиртного. Ведь онсъел больше пьяных вишен, чем я. Свинушок был явно возбужден и носился по залу как угорелый, но Эмильприказал ему: "Свинушок, сидеть!" - и, к великому изумлению всехприсутствующих, поросенок послушно сел по-собачьи. А надо сказать, чтокогда он так вот сидел, то выглядел очень мило и трогательно. Эмильвынул из кармана горсть сухих вишен и дал Свинушку. Люди в зале глазамсвоим не поверили, когда увидели, как поросенок поднял вверх правоекопытце и поблагодарил за гостинец. Все так заинтересовались Свинушком, что чуть не забыли про обет,который должен был дать Эмиль. - Ну, так как же, дать мне вам обещание не пить вина? - напомнилЭмиль собравшимся про цель своего прихода. - Я готов. - И тогда Эмильпоклялся, повторяя слово в слово за председательствующим: - "Я никогдане буду брать в рот крепких напитков и приму все необходимые меры, чтобыокружающие меня люди тоже были трезвенниками". Эта клятва означала, что за всю свою жизнь Эмиль не отведает ни капливина и обязуется следить, чтобы другие тоже вина не пили. - И ты, Свинушок, тоже поклялся, - сказал Эмиль. А потом все люди вЛённеберге говорили, что никогда еще не видали, да и не слыхали, чтобыкто-нибудь давал клятву вместе со свиньей. - Но уж этот мальчишка с хутора Катхульт всегда что-нибудь давыкинет! Когда Эмиль вернулся домой и вместе со Свинушком, который следовал заним по пятам, пошел на кухню, он застал там папу. Папа сидел у стола, ив свете керосиновой лампы Эмиль увидел у него на глазах слезы. За всюсвою жизнь Эмиль ни разу не видел, чтобы папа плакал. И это ему совсемне понравилось. Но то, что папа сказал, ему очень понравилось. - Послушай, Эмиль, - начал он и, схватив сына за руки, внимательнопосмотрел ему в глаза. - Раз ты поклялся всю свою жизнь не брать в ротспиртного, я тебе подарю этого поросеночка... Да и трудно себепредставить, чтобы из него получилось хорошее жаркое после всех егопрыжков и этого кутежа. Эмиль так обрадовался, что подпрыгнул чуть не до потолка. Он тут жеснова поклялся всю жизнь быть трезвенником. И надо сказать, эту клятвуон сдержал. Такого трезвого председателя сельской управы, как Эмиль,никогда не было прежде в Лённеберге, да и во всем Смоланде. Так что,может быть, совсем и не плохо, что как-то летним днем, когда он был ещемаленьким, он до отвала наелся пьяных вишен. На следующее утро Эмиль проснулся поздно и услышал, что Альфред иЛина уже пьют на кухне кофе и разговаривают. Он тут же вскочил с постели- ему не терпелось рассказать Альфреду, что папа подарил ему Свинушка. - Скотовладелец Эмиль Свенсон, - сказал Альфред и засмеялся. Лина тоже хотела посмеяться над Эмилем, но ей ничего не пришло вголову, а долго думать было некогда: ей и Альфреду уже пора былоотправляться вместе с папой Эмиля и Крюсе-Майей убирать рожь. Одна мама Эмиля осталась дома с детьми. Впрочем, она была этомутолько рада, потому что в тот день должна была приехать фру Петрель завишневкой, а мама предпочитала, чтобы папы при этом не было. "Хорошо, что этих бутылок больше не будет в доме", - думала мама,возясь на кухне. Фру Петрель надо было ожидать с минуты на минуту. И всамом деле, мама услышала шум подъезжающей коляски. Но она тут жеуслышала и другой, весьма странный шум, который доносился из погреба.Словно там кто-то бил стекло. Она кинулась в погреб и увидела Эмиля. Он сидел с кочергой в руке иметодично, одну за другой, разбивал бутылки с вишневкой. Стекло звенело,вишневка текла рекой. - Боже мой! Что ты делаешь, Эмиль? - закричала мама. Эмиль намгновение перестал бить бутылки, и мама расслышала, как он сказал: - Я выполняю свою клятву - борюсь за трезвость. Решил начать с фруПетрель.