Белинский как продолжатель Пушкина – критика

 

Стихотворный и беллетристический материал в четырех книгах «Современника», вышедших в 1836 г., богато был представлен прежде всего произведениями самого Пушкина: «Пир Петра Первого», «Родословная моего героя», «Скупой рыцарь», «Полководец», «Перед гробницею святой...», «Сапожник», «Путешествие в Арзрум», «Отрывок из записок дамы» («Рославлев»), «Капитанская дочка», «Анекдоты». Сверх того Пушкину принадлежали в «Современнике» девять больших критических и публицистических статей [Пушкин, 1962: Т. 6, 92-93], две рецензии и десять вводных, информационных и разъяснительных заметок, не считая тринадцати статей и заметок, оставшихся в портфеле автора в разной степени готовности.

Из литературных друзей Пушкина в журнале участвовали Жуковский («Ночной смотр»), Гоголь («Коляска», «Нос», «Утро делового человека»), Д. Давыдов, Вяземский, Баратынский, Языков, барон Розен. Впервые была опубликована и «Современнике» и целая тетрадь стихотворений Тютчева, до того известного лишь по случайным публикациям в некоторых журналах и альманахах. В числе этих новых двадцати трех стихотворений были «Весенние воды», «Цицерон», «Фонтан», «Я помню время золотое...», «Как над горячею золой...», «Silentium», «О чем ты воешь, ветр ночной...», «Не то, что мните вы, природа...», «Сон на море». Из молодых поэтов появился в «Современнике» Кольцов («Урожай»), из начинающих прозаиков – Султан Казы-Гирей («Долина Ажитугай» и «Персидский анекдот»). Очерковый, мемуарный и фельетонный материал представлен был статьями Пушкина, хроникой парижской общественно-литературной и научной жизни, присылаемой А.И. Тургеневым, «Прогулкой но Москве» М.П. Погодина, замечательной по остроте своих социально-политических наблюдений, записками Н. А. Дуровой о 1812 годе, мемуарами Д.В. Давыдова («Взятие Дрездена», «О партизанской войне»), статьями П.А. Вяземского (в их числе был разбор «Ревизора» Гоголя), В.Ф. Одоевского («Как пишутся у нас романы», «О вражде к просвещению, замечаемой в новейшей литературе»), Е.Ф. Розена («О рифме»), А. Емичева («Мифология вотяков и черемис»), кн. Козловского («О надежде», «Парижский математический ежегодник»), В. Золотницкого (разбор «Статистического описания Нахичеванской провинции»), Г. П. Небольсина («Государственная внешняя торговля 1835 г.») [Оксман, 1962: 462-463].

Все тома «Современника» имели специальный раздел «Новые книги», в котором систематически регистрировались новинки книжного рынка. Иногда эти библиографические справки сопровождались краткими аннотациями, иногда развернутыми критическими разборами. Шесть из них принадлежали самому Пушкину, восемь – Гоголю. Иного типа была критическая информация в «Современнике» о новинках мировой литературы. В течение 1836 г. журнал Пушкина откликнулся специальными статьями на выход в свет «Неизданной переписки Вольтера с президентом де Броссом», на появление предсмертного труда Наполеона о войнах Юлия Цезаря, на новую поэму Э. Кине «Наполеон», на «Записки Джона Теннера», на книгу А. Токвиля «О демократии в Америке», на последние речи во Французской Академии Скриба об Арно и Вильмена о Скрибе. Только две из этих статей принадлежали П. А. Вяземскому (о поэме Кине и работе Наполеона), автором же всех остальных был сам Пушкин, в бумагах которого остались и недописанные статьи об «Опыте об английской литературе» Шатобриана, об его же переводе на французский язык поэмы Мильтона «Потерянный рай», о книге Поля Лакруа («Жакоб Библиофил»), посвященной раскрытию тайны «Железной маски».

Самой значительной из последних публикаций Пушкина в «Современнике» была его статья «Джон Теннер», являвшаяся одновременно откликом и на записки этого янки о его тридцатилетнем пребывании среди кочующих индейских племен Северной Америки, и на книгу Токвиля «De la démocratie en Amérique» [Оксман, 1962: 463-464].

Суждения Пушкина о «североамериканских штатах», проникнутые горечью и негодованием [Пушкин, 1962: Т. 6, 165], надолго предопределили позицию передовой русской общественности в ее скептическом подходе к противоречиям капиталистической культуры США.

Не имея права печатать статьи по самым актуальным вопросам русской общественно-политической жизни, Пушкин рассчитывал отчасти компенсировать этот пробел разборами наиболее значительных памятников политической публицистики прошлого, пытался провести в печать хотя бы в отрывках такие запретные для русского читателя произведения, как «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева, «История руссов», приписывавшаяся Конискому, «Записка о древней и новой России» Карамзина.

Большое место в «Современнике» занимали мемуары, путешествия, исторические и бытовые очерки и анекдоты. На разработку именно этих жанров Пушкин толкал своих литературных друзей и корреспондентов (Д.В. Давыдова, В.Д. Сухорукова, Н.А. Дурову, М.П. Погодина), вел переговоры о публикации в своем журнале записок С.Н. Глинки, сам начал запись воспоминаний М.С. Щепкина и т. п.

Приступая к изданию «Современника», Пушкин полагал, что его журнал будет иметь подписчиков примерно в два раза меньше, чем «Библиотека для чтения». Однако, начав печатать «Современник» тиражом в 2400 экземпляров, Пушкин очень ошибся в своих расчетах. Журнал чисто литературный, лишенный приманок энциклопедической «Библиотеки для чтения», без политической хроники, без статей по сельскому хозяйству, без модных картинок, преследуемый цензурой, сознательно замалчиваемый или дискредитируемый во всех журналах и газетах, к тому же еще без прочной финансовой и материально-технической базы, «Современник», как свидетельствуют дошедшие до нас счета типографии и переплетной мастерской, начиная уже с третьей книжки, должен был снизить свой тираж ровно вдвое, а затем еще на целую четверть. Последняя его книжка была отпечатана в количестве всего 900 экземпляров, из которых к моменту смерти Пушкина на складе оставалось 109 [Липницкая, 2011: 29]. Таким образом, «Современник» расходился в количестве всего 800 экземпляров, из которых 650 раскупались в Петербурге и в Москве и только 150 имели провинциальных подписчиков.

Статьи и заметки, объединенные в настоящем томе Собрания сочинений Пушкина, не исчерпывают всех дошедших до нас его высказываний по вопросам литературной критики, истории и теории литературы, а равно и по основным общественно-политическим проблемам, занимавшим поэта с первых Лет его сознательной жизни.

Ни один из русских писателей не включал так часто и охотно историко-литературную проблематику в свои художественные произведения, как это делал Пушкин. Напомним хотя бы галерею русских драматургов XVIII и начала XIX в. в первой главе «Евгения Онегина», а также полемику с Кюхельбекером об оде и элегии в главе четвертой, строфы о русском стихе в «Домике в Коломне», споры с Мицкевичем в «Медном всаднике» и образ того же Мицкевича в лирическом фрагменте «Он между нами жил...», элегию «Андрей Шенье», имена мастеров сонета в стихотворении «Сонет», литературные портреты – Грибоедова в «Путешествии в Арзрум», мадам де Сталь в «Рославлеве», Петрония в неоконченном романе «Цезарь путешествовал...», материалы о Мериме в предисловии к «Песням западных славян». В этой же связи нельзя забывать о его ваметках на полях «Опытов в стихах и прозе» Батюшкова, статьи Вяземского «О жизни В. А. Озерова», а также и о литературно-критических страницах и строках в дневниковых записях Пушкина, начиная с лицейских лет («Мои мысли о Шаховском», 1815) и кончая периодом 1833-1835 гг. Исключительная по своей выразительности сравнительная характеристика образов Шекспира и Мольера («Лица, созданные Шекспиром, не суть, как у Мольера, типы такой-то страсти, такого-то порока» и пр.) также дана была Пушкиным не в специальной статье, а в серии исторических и литературно-бытовых анекдотов, которую он назвал «Table-talk» – «Застольные разговоры» (1835-1836) [Оксман, 1962: 464-465].

Еще большее значение для уяснения идеологических взглядов Пушкина имеют его письма. Многие из них явились развернутыми литературно-теоретическими декларациями, рассчитанными в условиях цензурно-полицейского режима 20-х и 30-х гг. не только на их непосредственных адресатов, но и на самое широкое распространение. Таковы, например, письма к Вяземскому и Дельвигу, Гнедичу и Катенину, Рылееву и Бестужеву, Погодину и Чаадаеву. Не случайно отрывки из них печатались самим Пушкиным (напр., письмо к Дельвигу о «Бахчисарайском фонтане» и к нему же о балладе Катенина «Старая быль», к А. Ф. Воейкову о «Вечерах на хуторе близ Диканьки») или готовились к печати (письма о «Борисе Годунове»). Характеристика Байрона в письме к Вяземскому (1824), Державина в письме к Дельвигу, разбор «Горе от ума» в письме к Бестужеву (1825) – принадлежат к числу лучших страниц критической прозы Пушкина.

Могучее воздействие на политическое и литературное воспитание современников Пушкин оказывал не только своими художественными произведениями, журнальными статьями и письмами. Он влиял на них и своими речами – живым словом самого авторитетного представителя передовой русской литературы, ее создателя, вдохновителя и судьи. К сожалению, мы располагаем лишь очень небольшим числом записей устных высказываний Пушкина по тем или иным из занимавших его вопросов, но как материал для этих высказываний можно рассматривать тезисы его выступления в доме генерала М. Ф. Орлова о «вечном мире» (1822), набросок «Только революционная голова может любить Россию так, как писатель только может любить ее язык» (1822), заметку «Je suppose sous un gouvernement politique» (1826), выписку «La libération de l’Europe» (1836). Нет никаких сомнений в том, что и его яркий памфлетный обзор событий императорского периода русской истории XVIII столетия [Пушкин, 1962: Т. 7, 251], столь же неразрывно связан был с политическими дискуссиями декабристов в Кишиневе в 1821-1822 гг., как и «Мои замечания о русском театре» с дружескими спорами в кружке «Зеленая лампа» 1819-1820 гг.

Всего дошло до нас около 160 статей и заметок Пушкина, не считая дневниковых записей и выписок из разных печатных и архивных источников. При жизни Пушкина из этих 160 произведений опубликовано было только 55, остальное входило в литературный и научный оборот в течение ста двадцати лет, появляясь на страницах общей и специальной печати, начиная с «Современника» 1837 г. и первого посмертного издания «Сочинений Александра Пушкина».

Белинский, откликаясь на первые публикации неоконченных статей и заметок Пушкина, подчеркнул на страницах «Московского наблюдателя», что во всех этих неизвестных ранее материалах «виден не критик, опирающийся в своих суждениях на известные начала, но гениальный человек, которому его верное и глубокое чувство, или, лучше сказать, богатая субстанция открывает истины везде, на что он ни взглянет». Обращая внимание читателей на многочисленные пропуски журнальных статей и заметок Пушкина в посмертном издании его сочинений, Белинский в 1841 г. писал, что «когда дело идет о таком человеке, как Пушкин, тогда мелочей нет, а все, в чем видно даже простое его мнение о чем бы то ни было, важно и любопытно: даже самые ошибочные понятия Пушкина интереснее и поучительнее самых несомненных истин многих тысяч людей» [Оксман, 1962: 467].

Являясь первым популяризатором и критиком литературно-творческого и публицистического наследия Пушкина, Белинский, как и Гоголь, в своих литературно-исторических концепциях был его непосредственным продолжателем, а в некоторых отношениях и учеником. Мы имеем в виду не только те или иные конкретные высказывания Белинского о процессе становления национальной русской литературы, о месте в нем Ломоносова, о роли Крылова, но и о литературе мировой, о драматургии Шекспира и Мольера, о Вольтере, о классиках в романтиках, о Вальтере Скотте, о романах Купера и о формах отражения в них противоречий североамериканского буржуазного быта [Липницкая, 2011: 24].

Исключительно интересна литературная судьба нескольких строк Пушкина о русском крестьянине в очерке «Русская изба», входившем в его статью о «Путешествии из Петербурга в Москву» Радищева: «Взгляните на русского крестьянина: есть ли тень рабского унижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлености и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны». Этот перечень положительных свойств русского крестьянина как черт типических закрепленных в самых неблагоприятных условиях его политического и экономического быта, был полностью повторен, углублен и дополнен в знаменитой формулировке Белинского: «Какие хорошие свойства русского человека, отличающие его не только от иноплеменников, но и от других славянских племен?» – спрашивал великий критик во второй своей статье о «Деяниях Петра Великого» и тут же отвечал: «Бодрость, смелость, находчивость, сметливость, переимчивость, – на обухе рожь молотить, зерна не обронить, нуждою учиться калачи есть – молодечество, разгул, удальство, и в горе и в радости мере по колено» [«Отечественные записки», 1841: 42].

На отмеченные выше строки Пушкина о высоких моральных и интеллектуальных качествах русского народа опирался и Тургенев в своей записке «Несколько замечаний о русском хозяйстве и о русском крестьянине» (1842), а особенно в «Записках охотника» (1847-1852), и Герцен в предисловии к очерку «О развитии революционных идей в России» (1851).

Страницы Пушкина о Петербурге и Москве в этой же его неоконченной статье о книге Радищева получают отражение в нелегальном рукописном памфлете Герцена «Москва и Петербург» (1842) и в легальном ответе на него Белинского в статье «Петербург и Москва» (1843).

Под прямым воздействием памфлетов Пушкина на Булгарина и Греча определяется внешняя и внутренняя структура памфлетов Белинского на Шевырева («Педант», 1841), на И. В. Киреевского («Иван Васильевич» в статье о «Тарантасе» В. А. Соллогуба, 1845), равно как и сатирического очерка Герцена о союзе Погодина с Шевыревым в «Москвитянине» – «Ум хорошо, а два лучше» (1843). Эта же линия литературно-политических памфлетов Пушкина продолжается Герценом на страницах «Колокола» – «Материалы для биографии Авраамия Сергеевича Норова» (1859), «Генералы от ценсуры и Виктор Гюго на батарее Сальванди» (1859), «Библиотека – дочь Сенковского» (1860), развивается в памфлетных очерках и литературно-критических статьях Добролюбова – «Воскресший Белинский» (1855), «У пристани. Роман в письмах графини Е. Ростопчиной» (1857), «Торжество благонамеренности, или Обвиненный «Современник» и оправданный г. Громека» (1858), «Два графа» (1861). Одновременно сатирические образы-маски Феофилакта Косичкина и Ивана Петровича Белкина прокладывают дорогу к «Козьме Пруткову», к фельетонам «Свистка» и «Искры», к памфлетным характеристикам конкретных исторических прототипов в художественной прозе и публицистике Салтыкова-Щедрина [Оксман, 1962: 468-469].

Таким образом, эстетическая критика А.С. Пушкина может остаться эстетической и сливаясь постепенно с критикой общественной, настоящая, подлинная критика непременно включает в себя оба эти элемента.

Заключение

 

Таким образом, в одном из своих набросков Пушкин пишет: «Критика – наука открывать красоты и недостатки в произведениях искусства и литературы. Она основана: 1) на совершенном знании правил, коими руководствуется художник или писатель в своих произведениях, 2) на глубоком изучении образцов и на детальном наблюдении современных замечательных явлений» [Лежнёв, 1937: 184]. Однако было бы нелепым заключать что Пушкин являлся противником художественного реализма, который он же и утвердил в русской литературе всей своей деятельностью. «Он лишь отличал внешнее и ненужное правдопобие, приводящее к натяжкам и замыканию в еще горшую условность (как это случилось с правилом трех единств), от правдоподобия подлинного. «Истина страстей, правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах – вот, чего требует наш ум от драматического писателя», заявляет он после того, как рассмотрел и отверг взгляды традиционной эстетики. То же можно сказать и об отношении Пушкина к вопросу об общественной полезности искусства и его идейно-нравственном воздействии. Пушкин вовсе не отвергал его, но защищался от навязываемых ему извне требований и целей. В действительности, Пушкин-критик очень часто выходит далеко за пределы чисто-эстеточеской оценки, устанавливая общественные связи искусства, его зависимость от социальных условий [Лежнёв, 1937: 185].

Вряд ли Пушкин когда-либо отказался бы от художественной литературы, от образов как главного метода своего общения с читателем; но очень важно отметить, что его грандиозно возросший интерес к «мысли» заставляет его все более ценить публицистическую прозу, журнальную прозу. Мечта иметь свой собственный журнал, в этом журнале определить свое отношение к литературе, развернуть действительную литературную критику чрезвычайно занимает Пушкина, и нет никакого сомнения, что если бы он не был убит враждебной ему стихией, он осуществил бы это и вошел бы в некоторую новую фазу своего развития. Мы можем только гадать о ней, но несомненно она была бы дальнейшим шагом от дворянской грани к грани буржуазной [Луначарский, 1934: 38].

Эту внехудожественную прозу – прозу как носительницу, так сказать, чистой мысли – Пушкин не представлял себе как ярко публицистическую. Не только в его время, но и позднее роль публицистики в большей мере играла литературная критика. Но ведь одновременно с набросанным здесь развитием отношения Пушкина к литературе должно было меняться и его представление о литературной критике.

Мы знаем, что Пушкин придавал очень большое значение эстетической критике. Вероятно на всем своем сознательном пути Пушкин не возражал бы против той формулы, которой он старался определить задачи критики в одной из своих заметок: «Критика – наука открывать красоты и недостатки в произведениях искусств. Она основана, во-первых, на совершенном знании правил, коими руководствовался художник или писатель в своих произведениях, во-вторых – на глубоком изучении образцов и на деятельном наблюдении современных замечательных явлений» [Луначарский, 1934: 38].

Формула эта не выходит за пределы эстетической критики; но мы знаем очень хорошо, как эволюционировала критика у нас вообще, как она эволюционировала прежде всего в руках Белинского, бывшего современником и как бы продолжателем тех процессов, в зарождении которых такую видную роль играл Пушкин. Припомним еще раз то, что сказал Белинский о Пушкине-критике. «В Пушкине, говорит он, – виден не критик, опирающийся в своих суждениях на известные начала, но гениальный человек, которому его верное и глубокое чувство, или лучше сказать богатая субстанция, открывает истину везде, на что он ни взглянет» [Белинский, 1848: Т. III, 325]. «Мы знаем, как могучий эстетический критик Белинский никогда не мог и не хотел удержаться от того (несмотря на все опасности со стороны цензуры и правительства), чтобы не смешивать свой эстетический критерий с критерием социальным. Тот процесс, который должен был привести к эстетике Чернышевского, уже начался фатально и он уже зацепил Пушкина» [Луначарский, 1934: 39].

 

Список литературы

 

1. Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина. Статья пятая // Белинский В.Г. Собрание сочинений в 3-х томах / Под общ. ред. Ф.М. Головенченко. – М.: Государственное издательство художественной литературы, 1843-1848. – Т. III. Статьи и рецензии. – С. 320-355.

2. Вацуро В.Э. Пушкин и литературное движение его времени // Новое литературное обозрение. – 2003. – № 59 (1). – С. 314-316.

3. Винокур Г.О. Пушкин-прозаик // Винокур Г. Культура и язык. – М.: Художественная литература, 1929. – С. 286-288.

4. Гоголь Н.В. Письма Н.В. Гоголя / Под ред. В.И. Шенрока. В 4 томах. – СПб.: Издание А.Ф. Маркса, 1901. – Т. 1.

5. Ерёмин Н. Пушкин – публицист. – М.: Художественная литература, 1976.

6. «Исторический вестник», журнал. – 1886. – № 2. – С. 387-391.

7. Кириевский И.В. Полное собрание сочинений в 2-х томах / Под ред. М. Гершензона. – М.: Типография Императорского Московского Университета, 1911. – Т. I.

8. Левкович Я.Л. Автобиографическая проза и письма Пушкина. – Л.: Наука, 1988. – С. 234-319.

9. Лежнёв А. О Пушкине – критике // Красная новь. – 1937. – № 1. – С. 184-195.

10. Липницкая Е. А. Эволюция творчества А.С. Пушкина – критика и публициста. – Автореферат дисс. на соиск. уч. степени к.ф.н. – Архангельск, 2011.

11. Луначарский А.В. Пушкин – критик // Литературное наследство. – 1934. – Т. 16-18. – С. 25-48.

12. Мейлах Б. Художественное мышление Пушкина как творческий процесс. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1962. – С. 46-47.

13. «Молва», журнал. – 1836. – № 13. – С. 12-17.

14. Оксман Ю. Пушкин – литературный критик и публицист // Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10-ти томах / Под общ. ред. Д.Д. Благого, С.М. Бонди, В.В. Виноградова, Ю.Г. Оксмана. – М.: Государственное издательство художественной литературы, 1962. – Т. 6. Критика и публицистика. – С. 441-469.

15. «Отечественные записки», журнал. – 1841. – № 5. – С. 42-43.

16. Петров С.М. Художественная проза Пушкина // Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10-ти томах / Под общ. ред. Д.Д. Благого, С.М. Бонди, В.В. Виноградова, Ю.Г. Оксмана. – М.: Государственное издательство художественной литературы, 1962. – Т. 5. – С. 613-632.

17. Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10-ти томах / Под общ. ред. Д.Д. Благого, С.М. Бонди, В.В. Виноградова, Ю.Г. Оксмана. – М.: Государственное издательство художественной литературы, 1959-1962.

18. «Русский архив», журнал. – 1897. – № 1. – С. 655.