Конституция 1936 г. и «большой террор» 1937–1938 гг.

Предпосылками окончательного формирования и утверждения в СССР тоталитарного режима в 30-х годах стали:

1) концентрация всей экономики в руках государства, одним из следствий которой стало увеличение бюрократического аппарата по сравнению с периодом НЭПа в 4 раза;

2) монополия коммунистов на власть со времен революции;

3) идеологическая монополия государства и цензура, вплоть до контроля над наукой и культурой (под ленинским лозунгом «партийности культуры»), запрет независимых СМИ;

4) волюнтаристские методы власти со времен революции, утрата и без того слабых традиций законности и правопорядка;

5) жестко централизованная структура самой партии;

6) использованное коммунистами религиозно - царистское по сути сознание народа, при том, что старую церковную религию заменили учением Маркса и Ленина, а наследственную монархию – неограниченной диктатурой вождя;

7) релятивистская мораль большевиков (по принципу: «нравственно все, что полезно революции»);

8) враждебное международное окружение со времен революции;

9) маргинализация населения, утрата связей со своими корнями в ходе миграционных процессов индустриализации и коллективизации, поскольку разобщенным народом легче управлять.

Одной из характерных черт тоталитарного режима стал постоянный «дамоклов меч» репрессий, под угрозой которого оказались буквально все слои населения. Прелюдией массового террора конца 30-х годов стали сфабрикованные ГПУ судебные процессы 1928 – 1930 гг. (Шахтинский, Промпартии и др.) над обвиненными во «вредительстве» инженерами, на которых свалили все трудности индустриализации, и убийство одного из руководителей партии С. Кирова в 1934 г. при запутанных обстоятельствах, в котором были обвинены бывшие представители внутрипартийных оппозиций (конкуренты Сталина в борьбе за власть). Именно убийство Кирова послужило поводом к подготовке массового террора. При этом было упрощено до крайности судопроизводство по делам о «контрреволюционных» преступлениях и резко ужесточены наказания за них. Генеральный прокурор А. Вышинский объявил главным доказательством вины признание обвиняемого. Этот тезис, нарушавший классический принцип юриспруденции о презумпции невиновности, послужил «теоретическим» обоснованием для применения средневековых пыток следователями с целью достижения таких «признаний».

Искусным политическим и идеологическим маневром Сталина накануне массового террора стало принятие в декабре 1936 года новой «сталинской» Конституции СССР. В соответствии с ней, была отменена правовая дискриминация свергнутых революцией классов, они были уравнены в правах с «пролетарскими» слоями. Конституция провозгласила классический принцип демократии – всеобщее, равное и прямое избирательное право с тайным голосованием. Многоступенчатые выборы Советов заменялись прямыми выборами на всех уровнях. Формально высшим органом власти стал Верховный совет СССР.

Внешне сталинская конституция была вполне демократичной и явным прогрессом по сравнению с первыми советскими конституциями, жестко проводившими принцип «диктатуры пролетариата». Но реально, во-первых, вся власть осталась в руках партийных органов с их жестко централизованной структурой, а во-вторых, выборы Советов подменялись голосованием за выставлявшегося властью одного кандидата. Наконец, в-третьих, провозглашенные конституцией демократические свободы (слова, печати и т. д.) остались на бумаге. Почти сразу после принятия конституции был развязан массовый террор.

Непосредственной прелюдией к нему послужили сфабрикованные НКВД показательные судебные процессы 1936–1938гг. над бывшими лидерами оппозиций (Зиновьевым, Каменевым, Бухариным, Рыковым и др.). Подвергнутые предварительной «обработке» (для таких показательных спектаклей отбирали наиболее малодушных), все они «признали» на суде нагромождение обвинений в свой адрес в шпионаже и терроризме и были расстреляны.

Эти блестяще поставленные спектакли послужили непосредственным предлогом к развязанному в 1937–1938 годах массовому террору. В отличие от красного террора времен Гражданской войны, имевшего определенную классовую направленность, он затронул практически все слои населения, и в первую очередь – саму партию и Красную армию, среди ветеранов которых было немало недовольных Сталиным, причем не столько в силу идейных разногласий, сколько по логике элементарного соперничества в борьбе за власть, типичного для любого тоталитарного режима в стадии формирования. В истории России наиболее ярким аналогом сталинских репрессий была опричнина Ивана Грозного, в зарубежной истории – якобинский террор Французской революции и «культурная революция» в Китае.

Таким образом, потрясшие мир своими масштабами сталинские репрессии конца 30-х годов являлись отнюдь не следствием каких-то извращенных личных качеств И.В. Сталина, как пыталась позднее представить обывателям хрущевская пропаганда, а объективным логическим завершением кровавой революции 1917 года, и аналоги в зарубежной истории лишь красноречиво подтверждают это. Для обоснования репрессий и сосредоточения всей власти в одних руках в обществе была искусственно создана атмосфера массового психоза, взаимного недоверия и поисков «врагов народа». Поощрялось доносительство; героем был объявлен пионер Павлик Морозов, выдавший родного отца за антисоветский заговор. За неосторожное слово или политический анекдот могли арестовать по доносу соседа. В общей сложности, по официальным данным КГБ, было репрессировано более 4 млн. человек, из них 800 тыс. расстреляно, среди них – почти все активные деятели бывших оппозиций, ряд видных партийных функционеров, высокопоставленные военачальники (маршалы М. Тухачевский, В. Блюхер и др.). Единственный, оставшийся вне досягаемости, и самый крупный конкурент Сталина Л.Д. Троцкий был убит на своей вилле в Мексике в 1940 г. завербованным НКВД испанским коммунистом по личному заданию Сталина.

Результатом стало формирование идеально послушного и нерассуждающего общества. С целью окончательно заморочить головы простым людям периодически объявляли врагами, уничтожавшими невинных граждан, и расстреливали самих исполнителей террора. Так, сначала был расстрелян подготовивший почву для террора (при нем произошло убийство Кирова) шеф НКВД Г. Ягода, затем – его преемник Н. Ежов, при котором произошли массовые репрессии 1937–1938 гг. Достигнув поставленных целей, террор пошел на спад. Но, утратив всеобщий характер, избирательные репрессии, особенно в «верхах», продолжались до самой смерти Сталина (в 1953 г.), поддерживая в обществе атмосферу страха. Помимо прочего, рабский труд миллионов заключенных системы концлагерей ГУЛАГа стал одним из источников индустриализации.

Параллельно с помощью мощного, разветвленного идеологического и пропагандистского аппарата был создан и успешно внедрен в массовое сознание типичный для классических тоталитарных режимов гигантский культ личности вождя, которому оказывали Божеское почитание: при жизни ставили памятники, слагали песни, переименовывали города и т. д. В истории Европы культ личности Сталина сравним лишь с культом Гитлера в нацистской Германии; в странах Азии наиболее яркими аналогами были культ Мао Цзэдуна в коммунистическом Китае и культ Ким Ир Сена в Северной Корее. Характерной особенностью настоящего культа личности диктатора является его успешное внедрение в сознание народа. И в Советском Союзе 30-х – начала 50-х годов, и в гитлеровской Германии миллионы людей абсолютно искренне верили в непогрешимость и величие своих вождей и религиозно поклонялись им; впоследствии смерть Сталина была воспринята большинством советских людей как подлинное всенародное горе (что трудно психологически понять современному человеку, не выросшему в тех условиях).

 

Новыми чертами культуры и просвещения советского общества, начиная с 30-х годов, вошедшими в упоминавшееся выше понятие «культурной революции», стали:

1. Преследование характерного для первых революционных лет модернизма в искусстве и одновременное утверждение канонов «социалистического реализма», поставленного властью на службу своей идеологии. Была создана послушная и щедро оплачиваемая иерархия «заказных» писателей и других деятелей культуры, объединенных в творческие союзы, которые работали под бдительным контролем партии.

Но даже и в этих условиях развитие литературы и искусства продолжалось – настолько велики были социальные потрясения революции, дававшие богатую пищу для ума и истинного таланта. Новых высот достигает русская литература (М.А. Шолохов, М.А. Булгаков, И. Ильф и Е. Петров и др.), театр (балерина Г. Уланова, артист В. Качалов и др.), музыка (Д. Шостакович, С. Прокофьев), кино (С. Эйзенштейн, братья Васильевы) и другие области искусства.

2. Тотальная идеологическая обработка народа, и особенно молодежи, с целью создания «монолитного общества», эталоном которой стал сталинский «Краткий курс истории ВКП(б)» 1938 г.

3. Внедрение «коллективного сознания» в массы, средством которого служили: жизнь в коммунальных квартирах, различные культурно-массовые мероприятия, физкультурные парады и т. п. Интересы личности затушевывались и приносились в жертву коллективу, в полном соответствии с коммунистической идеологией.

 

В итоге в СССР при Сталине сложилась исключительно мощная и эффективная тоталитарная система, мощь которой подкреплялась сосредоточением в руках государства не только политической жизни, но и всей экономики и средств массовой информации. Сложившееся общество можно назвать индустриальным обществом тоталитарно-коммунистического типа. Характерными признаками такого общества стали:

1) в экономике – отсутствие частной собственности, концентрация экономики в руках государства и централизованное управление ею при сохранении ведущей роли оснащенной машинами промышленности;

2) в социально-политических отношениях – а) равенство всех перед законом (после отмены «диктатуры пролетариата»)и высокая подвижность разных социальных групп при слабом имущественном расслоении; б) однопартийная политическая диктатура без разделения властей и с фактическим отсутствием демократических свобод;

3) в общественном сознании и культуре – а) монополия компартии на идеологию и преследование инакомыслия; б) подчинение культуры идеологии под лозунгом «партийности»; в) воинствующий атеизм.