Поход «Потемкина» в Феодосию и его последствия

На переходе в Констанцу судовой комиссии «Потемкина» с большим трудом удалось восстановить порядок на корабле. Утром 19 июня члены комиссии собрались на заседание для обсуждения создавшегося положения и плана дальнейших действий. На заседании, которое вел И. Л. Дымченко{347}, были правильно определены причины последних событий на корабле: измена «Георгия» и предательство кондуктóров во главе с Д. П. Алексеевым, которые воспользовались моментом и вызвали панику среди новобранцев. Члены комиссии постановили высадить кондуктóров на берег вместе с Алексеевым при первой же возможности. Затем по предложению К. И. Фельдмана был избран исполнительный комитет в составе А. Н. Матюшенко, М. М. Костенко и Е. К. Резниченко для централизованного руководства и управления броненосцем{*29}. Комитет должен был выполнять роль командира и отчитываться в своих действиях перед комиссией. Необходимость такого решения видели [126] все ее члены. Они понимали, что комиссия слишком громоздка для постоянного руководства, особенно когда требуется быстро принять какое-либо важное решение{348}. Выборы комитета укрепили революционную власть на «Потемкине».

На том же заседании был обсужден вопрос о цели похода в Румынию. Матросы решили, что сдаваться не будут, а попытаются достать там угля, воды и провизии для продолжения борьбы. Кроме того, члены комиссии рассчитывали получить из иностранных газет сведения о положении в Севастополе. В заключение они постановили составить обращения к иностранным державам с изложением задач своей борьбы для предупреждения возможной клеветы на восставших со стороны царского правительства. К. И. Фельдман написал текст обращения «Ко всему цивилизованному миру», А. П. Березовский — «Ко всем европейским державам»{349}. Первое из них объявляло миру о начале революции в России и провозглашало восстание «Потемкина» составной частью революционной борьбы. При этом специально подчеркивалось, что восстание броненосца есть начало перехода армии на сторону народа. В документе говорилось:

«И вот мы, КОМАНДА ЭСКАДРЕННОГО БРОНЕНОСЦА «КНЯЗЬ ПОТЕМКИН-ТАВРИЧЕСКИЙ», решительно и единодушно делаем этот первый великий шаг. Пусть все те братские жертвы рабочих и крестьян, которые пали от солдатских пуль на улицах и полях, снимут с нас свое проклятье, как их убийц.

Нет, мы не убийцы, мы не палачи своего народа, а защитники его, и наш общий девиз: смерть или свобода для всего народа. Мы требуем немедленной приостановки бессмысленного кровопролития на полях далекой Маньчжурии. Мы требуем немедленного созыва всенародного УЧРЕДИТЕЛЬНОГО СОБРАНИЯ на основе всеобщего, прямого, равного и тайного избирательного права. За эти требования мы единодушно готовы вместе с нашим броненосцем пасть в бою или добиться победы. Мы глубоко уверены, что честные граждане всех стран и народов откликнутся горячим сочувствием нашей ВЕЛИКОЙ БОРЬБЕ ЗА СВОБОДУ.

ДОЛОЙ САМОДЕРЖАВИЕ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ!»{*30} [127]

Второе обращение гарантировало неприкосновенность иностранным судам и портам на Черном море.

В. И. Ленин, высоко оценивал значение этих документов {350}.

Оба воззвания с энтузиазмом были приняты всеми матросами. Социал-демократам удалось снова сплотить команду и укрепить ее боевой дух.

Рассматривался на комиссии и вопрос о флаге. Этот момент весьма показателен не только как свидетельство общего положения на «Потемкине», но и как свидетельство успехов членов РСДРП в политическом воспитании матросов. Теперь вся команда понимала, что назад ей пути нет. Социал-демократы с первого дня восстания требовали поднять Красное знамя, но встречали упорное сопротивление матросов и даже части судовой комиссии, как бы избегавших точного определения своих действий{*31}. А на пути в Констанцу это требование было принято командой. Враги восстания пытались вести агитацию против Красного знамени, но большинство пошло за социал-демократами. На громадном куске кумача маляры И. И. Старцев-Шишкарев и И. М. Сучкин написали с одной стороны «Свобода, равенство и братство», а с другой — «Да здравствует народное правление!»{351}. Знамя решили натянуть на деревянную раму и поднять к гафелю, чтобы его издалека могли видеть проходящие суда.

Новый подъем революционного настроения матросов проявился также и в их решении сдать свои деньги в общую кассу{352}.

19 июня в 18 часов «Потемкин» вошел на рейд Констанцы. Отсалютовав 21 орудийным выстрелом, он стал на якорь, ожидая прибытия городских властей. Комендант порта капитан-лейтенант Н. Негру явился на броненосец в сопровождении офицера и двух портовых чиновников. На палубе «Потемкина» их [128] встретил почетный караул из 30 человек, и прозвучал новый артиллерийский салют. Восставшие точно соблюдали морской дипломатический этикет. Румынских представителей пригласили в кают-компанию, рассказали о восстании, вручили список необходимых броненосцу материалов и продовольствия. Н. Негру обещал запросить разрешение на обслуживание корабля у правительства и дать ответ на следующий день. Одновременно он предложил потемкинцам сдать броненосец румынским властям и высадиться на берег на правах политических эмигрантов, но матросы категорически отказались. Тогда Н. Негру вместе с А. Н. Матюшенко и еще тремя потемкинцами отправился в город заказывать провизию и материалы. Матросы проводили его криками «ура!» и новым салютом из 19 выстрелов {353}.

После отъезда Н. Негру потемкинцам нанес «визит» капитан второго ранга Н. Н. Банов, командир русского транспорта «Псезуапе». Увидев на броненосце Андреевский флаг и услышав салют, Банов решил, что восстание подавлено, и собирался по уставу отдать рапорт командиру броненосца. Он и представить не мог восставших иначе как «мятежников и грабителей». Потемкинцы могли бы арестовать его и захватить транспорт, но броненосец находился в иностранном порту, и приходилось подчиняться международным законам. Поэтому матросы не тронули Банова и даже отбуксировали своим катером его вельбот до гавани {354}.

А. Н. Матюшенко, сделав в городе необходимые заказы, заехал на румынский крейсер «Елизавета» за разрешением освещать ночью подходы к порту прожекторами «Потемкина». Румынские офицеры разрешили, но опять начали уговаривать потемкинцев сдаться и, наконец, предложили продать броненосец Румынии. «Скажите сперва, за сколько вы продадите нам вашу «Елизавету», — с возмущением ответил А. Н. Матюшенко {355}.

Капитан Н. Н. Банов, опасаясь захвата «Псезуапе» потемкинцами, обратился к командованию порта с просьбой о помощи. 20 июня в 3 часа утра румынские власти отвели транспорт в глубину порта под прикрытие мола, на берегу расположили поблизости две роты солдат и обещали, что крейсер «Елизавета» не пустит в порт миноноску № 267 {356}.

В 7 часов 30 минут миноноска № 267 сделала [129] попытку войти в порт, но ее остановили двумя выстрелами с крейсера «Елизавета». Однако Н. Н. Банов волновался напрасно: потемкинцы извинились и объяснили, что их вынудило к тому разыгравшееся на море сильное волнение. «Действительно, — отмечал Н. Негру, — море начало волноваться, и если бы ветер продолжался бы с той же силой 2–3 часа, то, безусловно, миноносец не мог бы больше находиться вне порта»{357}.

В 10 часов Н. Негру получил телеграмму министра иностранных дел Румынии с запрещением снабжать «Потемкин» провизией, водой и углем. Румынское правительство предлагало потемкинцам высадиться на берег и стать политическими эмигрантами. Комендант порта пригласил представителей «Потемкина» и зачитал им текст телеграммы, копию которой они по возвращении на броненосец и огласили на общем собрании команды{358}.

Экипаж «Потемкина» отверг предложения румынского правительства. Матросы были полны решимости продолжать борьбу. Судовая комиссия стала решать, в какой пункт российского побережья направить корабль, чтобы соединиться с борьбой рабочих и одновременно обеспечить броненосец углем и провизией. А. П. Березовский предложил идти в район Поти, где можно было перехватить угольщик, идущий в Константинополь. С. А. Денисенко звал матросов в Батум, поскольку к моменту потемкинского восстания революционная борьба в Западной Грузии приняла угрожающие для самодержавия размеры (к тому же известие о «Потемкине» вызвало там новый подъем революционного движения, и правительство не могло полностью рассчитывать на дислоцированные в этом районе войска). Последнее предложение встретило сопротивление прапорщика Д. П. Алексеева, но Денисенко доказал матросам, что Батум станет настоящей базой для восставшего «Потемкина», и комиссия решила идти к берегам Кавказа. Однако сначала надо было запастись углем и провизией, хотя бы на первое время. Предложение А. П. Березовского о захвате турецкого угольщика матросы отклонили. К. И. Фельдман посоветовал идти в Феодосию, так как, во-первых, это был крупный железнодорожный узел и уголь в нем имелся в достаточном количестве, а во-вторых, там можно было установить связь с Крымским союзом [130] РСДРП и получить сведения о положении в Севастополе. Но Д. П. Алексеев снова выступил против. Он предложил выбрать Евпаторию, хотя она располагалась в нескольких часах хода от Севастополя, и минной дивизии ничего не стоило потопить броненосец. На это и рассчитывал Д. П. Алексеев, но матросы поняли истинный смысл его предложений и дали ему гневный отпор. Комиссия постановила идти в Феодосию, а затем к берегам Кавказа, где высадить десант. В случае неудачи в Феодосии дойти на остатках угля до Кавказа, взорвать броненосец и присоединиться на берегу к восставшим крестьянам и рабочим {359}.

Итак, план дальнейших действий был принят. Оставалось только передать ответ румынскому правительству, послать иностранным консулам обращения «Ко всем европейским державам» и «Ко всему цивилизованному миру», а также специальное письмо в редакцию газеты «Искра». Выполнение этих заданий комиссия поручила А. П. Березовскому, В. З. Никишкину и Е. К. Резниченко. Они немедленно съехали на берег. Румынские власти обещали переслать корреспонденцию по назначению и еще раз предложили потемкинцам политическое убежище. Но матросы отказались, несмотря на все уговоры. На прощание румыны поинтересовались намерениями восставших. А. П. Березовский, соблюдая конспирацию, ответил, что «Потемкин» пойдет в Турцию, где надеется получить необходимые материалы и продовольствие {360}.

20 июня в 13 часов 20 минут броненосец «Потемкин» и миноноска № 267 покинули Констанцу.

Революционные моряки за границей показали себя достойными представителями революционной России. Капитан порта Констанца Н. Негру в докладе румынскому министру иностранных дел специально отмечал: «Прекращением критического положения, в котором находился порт Констанца, мы обязаны только тому, что восставшие твердо решили не применять силы и уважать, несмотря на любые жертвы, неприкосновенность кораблей и морских портов... Надо признать, что у нас была возможность только незначительного и слабого сопротивления этой огромной силе, которая противостояла нам»{*32} {361}. В. И. Ленин указывал, что [131] поход «Потемкина» в Румынию «сделал первый шаг к превращению русской революции в международную силу...» {362}.

...»Потемкин» вышел в море. Никто не мог предположить, где появится он на следующий день, но все знали, что восставшему броненосцу необходимы уголь и продовольствие. «Потемкин» мог получить и то и другое в море с торговых кораблей. Поэтому Российское общество пароходства и торговли прекратило движение судов по Черному морю. Вслед за ним австрийский «Ллойд» отменил пароходные рейсы Константинополь — Одесса, несмотря на то что потемкинцы гарантировали безопасность иностранным судам {363}.

Революционный броненосец шел в Феодосию. Обгоняя его, из российского посольства в Румынии летели в Петербург телеграммы: «Потемкин» ушел, направляясь на юго-восток», «Русские моряки отказались сдать оружие и передать корабли властям, даже при условии, что с ними поступят, как с иностранными дезертирами...»{364} Неопределенность намерений команды броненосца еще более усиливала растерянность и страх царских властей.

Николай II требовал немедленно «снестись с болгарским и румынским правительствами с целью запрещения ими снабжения указанных судов («Потемкина» и миноноски № 267. — Б. Г.) как углем, так и провизией в портах обоих государств, а также недопущения съезда команды на берег» {365}.

Положение на «Потемкине» стало тяжелым» Из провизии осталось четыре мешка сухарей. Угля было на одни сутки, пресную воду даже для питья приходилось добывать опреснителем. Машинные котлы питались забортной водой и обросли солью, причем действовали только два из них. Их постоянно чистили, иначе корабль мог потерять ход. Кочегары и машинисты до предела были измучены непрерывной работой. Бедственное положение броненосца использовали контрреволюционеры. Они говорили матросам, что скоро котлы совсем выйдут из строя и тогда потемкинцев возьмут голыми руками. Кондуктóры убеждали матросов в необходимости, пока не поздно, идти сдаваться [132] в Румынию. Социал-демократы прилагали все усилия, чтобы поднять настроение команды{366}. Такова была обстановка на броненосце ко времени завершения перехода Констанца — Феодосия.

А тем временем царское правительство продолжало принимать меры к подавлению восстания потемкинцев. Еще 18 июня управляющий морским министерством Ф. К. Авелан приказал адмиралу Г. П. Чухнину сообщить по всему побережью о выходе «Потемкина» из Одессы. 20 июня царь Николай II записал в дневнике: «Черт знает, что происходит в Черноморском флоте. Три дня тому назад команда «Георгия Победоносца» присоединилась к «Потемкину», но скоро опомнилась, просила командира и офицеров вернуться и, раскаявшись, выдала 68 зачинщиков. «Потемкин» очутился сегодня перед Констанцей в Румынии. На «Пруте» тоже были беспорядки, прекращенные по приходе транспорта в Севастополь. Лишь бы удалось удержать в повиновении остальные команды эскадры! Зато надо будет крепко наказать начальников и жестоко мятежников» {367}.

21 июня наместник царя на Кавказе направил в Анапу, Новороссийск, Поти и Сухум войска, чтобы не допустить высадки потемкинцев. В Екатеринодаре был усилен вооруженный резерв {368}.

Николай II, узнав о приходе «Потемкина» в Феодосию, направил Г. П. Чухнину телеграмму с требованиями «прекратить шатания «Потемкина» по портам» и «покончить с этим невыносимым положением» {369}.

22 июня в 8 часов утра вице-адмирал А. X. Кригер с эскадрой в составе броненосцев «Двенадцать Апостолов», «Ростислав», «Три Святителя» и шести миноносцев прибыл в Одессу и, уведя с собой усмиренный «Георгий», в 15 часов вышел обратно в Севастополь, оставив в Одессе на случай нового появления «Потемкина» миноноски № 272 и 273 {370}.

Пока эскадра следовала в Севастополь, командующий флотом Г. П. Чухнии получил телеграмму морского министра: «Потемкин» требует уголь и воду от городского управления Феодосии под угрозою бомбардировки города при отказе. Необходимо принять самые энергичные меры за невозможностью допускать подобный образ действий мятежного корабля. Если нужно, утопите «Потемкин». Авелан»{371}.

Не успела эскадра войти в Северную бухту, адмирал [133] Г. П. Чухнин потребовал Кригера к себе и вручил ему срочное секретное предписание № 678 с приказом вести эскадру в Феодосию и уговорить «Потемкин» сдаться, а в противном случае — утопить торпедной атакой или в артиллерийском бою. Учитывая общее настроение черноморцев, Чухнин в предписании специально отметил: «Само собой разумеется, что, подходя к Феодосии, вверенная Вам эскадра должна быть в полной готовности к боевым действиям. При перемене обстоятельств или безуспешности всех указанных мер предоставляю Вам свободу действий, смотря по обстоятельствам...» Видимо, и сам командующий флотом не очень-то верил в успех экспедиции. Перед выходом эскадры он обратился к командам с «патриотической» речью и призывом «исполнить свой долг». Матросы ответили ему молчанием. Однако, несмотря на явное сочувствие команд потемкинцам, Чухнин приказал Кригеру вести эскадру в Феодосию. 23 июня в 14 часов из Севастополя вышли броненосцы «Ростислав», «Георгий Победоносец», «Двенадцать Апостолов», «Три Святителя», крейсер «Память Меркурия», минный крейсер «Казарский», контрминоносцы «Завидный», «Свирепый», «Сметливый», «Строгий» и миноноска № 270 {372}. Но мятежный броненосец в Феодосии они уже не застали.

Поход «Потемкина» в Феодосию обычно рассматривают главным образом в связи с расстрелом матросов при попытке захватить уголь. Однако для изучения проблемы революции и вооруженного восстания события в этом порту следует рассматривать еще и с точки зрения связи военных восстаний с борьбой пролетариата.

«Потемкин» пришел в Феодосию в седьмом часу утра 22 июня. В 8 часов на гафеле матросы торжественно подняли революционное знамя. Однако потемкинцы решили оставить и Андреевский флаг как знак национальной принадлежности корабля и символ героической истории российского флота. Броненосец украсили флажками расцвечивания {373}.

Все эти дни жители Феодосии напряженно всматривались в горизонт, надеясь увидеть восставший броненосец. И как только он появился из-за мыса Святого Ильи, толпа народа хлынула в порт. Рабочие спешили приветствовать героев революции {374}.

Едва «Потемкин» остановился на рейде, к нему подошел катер с морским офицером. Матросы пригласили [134] катер к трапу. Они торопились начать переговоры о покупке угля и провизии. Но катер развернулся и ушел в гавань. Тогда группа матросов во главе с А. П. Березовским высадилась на берег. Городскому голове Л. А. Дуранте отправили приглашение явиться на «Потемкин». Для лечения больных матросов пригласили врача. Л. А. Дуранте, его заместитель А. Я. Крым, гласный городской думы С. С. Крым, полицейский исправник, портовый чиновник и городской врач Муралевич в 9 часов прибыли на броненосец. Городскому голове вручили список необходимых материалов. Л. А. Дуранте обещал немедленно все исполнить и доложил о требованиях матросов военному командованию {375}.

Городские и военные власти собрались на совещание. Начальник гарнизона и начальник жандармского управления старались уговорить городского голову и гласных «не срамить Феодосии и не исполнять никаких требований мятежников». Но Л. А. Дуранте и гласный С. С. Крым были крупными домовладельцами, как и другие члены управы. Под угрозой бомбардировки, опасаясь за свое имущество, они настаивали на удовлетворении требований потемкинцев. Кроме того, у здания управы собралась огромная толпа рабочих и либерально настроенных жителей города, которые категорически требовали выполнить все заказы матросов{376}.

Военным властям пришлось пойти на компромисс — разрешить доставку на «Потемкин» некоторой части провизии. Одновременно послали срочные телеграммы таврическому губернатору и командиру 7-го армейского корпуса, в состав которого входил гарнизон Феодосии, с запросом о возможности снабжения броненосца провизией и углем. Губернатор ответил, что решение вопроса он предоставляет городским властям. Но командующий гарнизоном генерал-майор Ф. С. Плешков получил приказ «никаких требований мятежников не исполнять». Гражданским властям пришлось подчиниться. Однако еще до завершения телеграфных переговоров они около полудня успели отправить на «Потемкин» часть заказанной провизии: хлеб, муку, мясо и четырех живых быков. Воды привезли мало, так как стояла сильная засуха и самому городу воды не хватало. Уголь обещали доставить позднее. Матросы решили ждать до вечера, а в случае невыполнения их [135] требований направить военным властям ультиматум{377}.

С той же шаландой, которая привезла провизию, на «Потемкин» приехал корреспондент одной из французских газет. Матросы встретили его очень приветливо, показали ему корабль и разрешили сделать несколько фотографических снимков {378}.

Потемкинцы имели все основания рассчитывать на успех в Феодосии. Ее гарнизон состоял всего из 400 человек. Около двух тысяч рабочих бастовали и были готовы к восстанию. Кроме того, в городе находились несколько сотен прибывших из плена солдат Порт-Артура, которые вели среди рабочих революционную агитацию. Местные власти охватила паника. Прекратилась отправка в Феодосию товарных поездов. Начальник Таврического губернского жандармского управления полковник М. Д. Загоскин докладывал командиру отдельного корпуса жандармов, что «студенты и толпа собирались на углах улиц и, видимо, готовы были примкнуть к матросам, если бы те высадились на берег» {379}.

Потемкинцы, находившиеся на берегу, организовали митинг и открыто раздавали прокламации. Полиция не вмешивалась. Под угрозой бомбардировки она покорно выполняла распоряжения матросов и даже помогала им наводить порядок в порту. У матросов снова окрепла уверенность в победе. Их настроение поднялось еще выше, когда от пассажиров вошедшего в гавань парохода они услышали, что броненосцы «Екатерина II» и «Синоп» подняли восстание и ушли к берегам Турции разыскивать «Потемкин». Только одно омрачало радость матросов — они узнали о расправе над командой «Георгия».

Судовая комиссия собралась на заседание. Известие о восстании «Екатерины» и «Синопа» заставило матросов поспешить с доставкой угля и провизии. А в это время с берега сообщили о противодействии военных властей выполнению потемкинских заказов. Комиссия решила направить начальнику гарнизона ультиматум с требованием выполнить заказы до 6 часов утра, угрожая иначе взять все необходимое силой. При этом Потемкинцы давали еще четыре часа сроку для выхода из города мирных жителей. В 22 часа А. П. Березовский и Е. К. Резниченко через городскую управу передали ультиматум начальнику гарнизона {380}.

Ночью на берег съехал К. И. Фельдман. Ему [136] поручили установить связь с местной организацией РСДРП. Потемкинцы рассчитывали на ее помощь в получении данных о расположении войск. Но войти в контакт с социал-демократическим комитетом не удалось {381}. Остается неясным, почему потемкинцы не сделали этого еще раньше, во время митингов в порту.

На следующий день, 23 июня, в 5 часов утра городской голова расклеил по городу объявление, в котором говорилось:

«Не имея возможности по независящим от городского управления причинам удовлетворить все требования команды броненосца «Потемкин-Таврический», городская управа рекомендует жителям Феодосии оставить город, ввиду угрозы со стороны команды броненосца принять решительные меры.

Городской голова Л. Дуранте.

Члены управы: А. Крым, С. Иванов»{382}.

Вслед за этим потемкинцы увидели, что из Феодосии в горы целыми семьями уходят жители. Они спасались от обстрела.

По воспоминаниям феодосийского большевика Д. Н. Басалыго, особый переполох и настоящую панику известие об ультиматуме вызвало среди власть имущих и богачей: «Семьи буржуазии, чиновников, купцов, полицейских, военных — все бросились на улицы, ища транспорта. Извозчики брали бешеные деньги за выезд из города. Паника росла по мере распространения слухов, что революционные матросы будут стрелять по городу из пушек, что займут город, что всех чиновников, полицейских, жандармов арестуют» {383}.

Потемкинцы поняли, что ультиматум отклонен. Но от обстрела им пришлось отказаться. Не имея сведений о расположении войск и даже простых планов Феодосии, они не могли начать бомбардировку из опасения вызвать жертвы среди рабочих.

К. И. Фельдман и А. Н. Матюшенко отправились в порт на катере на поиски угля. Им удалось обнаружить три шхуны с углем — по 10 тыс. пудов на каждой. За ними послали миноноску и паровой катер. Матросы предложили хозяину продать уголь. Но хозяин ответил, что он дарит уголь потемкинцам и просит только вернуть ему пустые шхуны. Около 30 матросов перешли с катера на одну из шхун и стали выбирать якорь, не обращая внимания на роту солдат, стоявшую на берегу. [137] Ротой командовал полковник А. А. Герцык. Увидев, что потемкинцы хотят захватить уголь, полковник приказал открыть огонь. В 9 часов 5 минут раздались три перекрестных залпа. Несколько матросов было убито, остальные укрылись в трюме или бросились в воду, пытаясь доплыть до катера или миноноски {384}.

«Этот предательский залп, — рассказывал впоследствии А. Н. Матюшенко, — напугал команду миноносца, и он пошел полным ходом к кораблю, в катере же вся прислуга легла на дно{*33}. Одна из пуль сломала регулятор, и катер пошел было полным ходом прямо на берег... Видя, что все от неожиданности потеряли голову... я решил спасти хоть катер с оставшейся на нем командой. Взявшись за штурвал, я повел катер к броненосцу. Всю дорогу — версты полторы — пули осыпали катер, даже пробили на нем дымовую трубу; раза три пули надвигали мне фуражку на лоб... но все же катер был спасен»{385}.

Из числа матросов, находившихся на шхуне, восемь человек попали в плен: И. В. Балдин, Е. И. Горбачев, И. П. Задорожный, А. Н. Заулошнов, Т. Г. Мартьянов, Е. С. Шевченко, К. И. Фельдман и герой восстания на «Георгии Победоносце» Д. П. Кошуба. Остальные погибли. Погиб и В. З. Никишкин, пламенный большевик-агитатор{386}.

Когда команда «Потемкина» узнала о расстреле, часть матросов бросилась к орудиям, чтобы отомстить за товарищей. В 10 часов 30 минут «Потемкин» поднял боевой вымпел и сигнал иностранным судам покинуть порт. Иностранные корабли вышли из гавани. Броненосец развернул орудия в сторону вокзала{387}, откуда продолжала уезжать местная буржуазия.

Но в этот момент выступили кондуктóры и их сторонники. Они стали кричать, что матросов никто не поддерживает, их убивают поодиночке, помощи ждать неоткуда и, пока еще остался уголь, надо идти сдаваться в Румынию. Кондуктóры спровоцировали новобранцев. Социал-демократы и члены комиссии прилагали все усилия, чтобы успокоить команду. Члены РСДРП [138] и сочувствующие предлагали сжечь палубу, изрубить мачты, но только не сдаваться и дойти до Кавказа. Однако их усилия оказались тщетны. Большинство вновь потребовало идти в Констанцу.

Следует отметить одно очень важное обстоятельство, на которое указывал в свое время еще А. П. Березовский: команда потеряла надежду на близкую победу, продолжать борьбу у нее не было сил, но сознание правоты своего дела у значительной части матросов оставалось неколебимым{388}.

В 11 часов «Потемкин» спустил боевой вымпел, развел пары и в 12 часов 30 минут вышел в море. Курс корабля потемкинцы проложили сначала к юго-востоку и лишь затем к западу{*34}, чтобы пройти как можно дальше от Севастополя, поскольку они узнали, что их подстерегают и разыскивают миноносцы. Матросы всю ночь пристально следили, чтобы какой-нибудь предатель не изменил курс и не привел корабль вместо Румынии в Севастополь. Мрачный, с потушенными огнями шел броненосец по Черному морю {389}. Только слабая надежда встретить «Екатерину II» и «Синоп» оставалась у революционных матросов. Миноноску № 287 из-за нехватки угля пришлось взять на буксир.

Когда «Потемкин» подходил к Румынии, Черное море, до сих пор приветливо встречавшее броненосец, разбушевалось. Оно словно злилось на потемкинцев за то, что они не смогли сделать его берега свободными. Крутая волна оборвала буксир, соединявший броненосец с миноноской, и ее едва отыскали в бушующей темноте {390}.

Около берегов Румынии произошло еще одно важное событие. «...В море, — вспоминал А. Н. Матюшенко, — похоронили мы свой и всего русского народа боевой красный флаг — флаг свободы, равенства и братства, чтобы он не достался в чужие руки. Черное море было свидетелем наших слез и горя, когда бросили его за борт!{*35} Как было тяжело смотреть, когда он то опускался, то поднимался на гребнях волн, как будто приглашал всех матросов продолжать борьбу» {391}. [139]

24 июня в полночь броненосец «Потемкин» вошел на рейд Констанцы. В 2 часа ночи на берег съехала группа матросов для переговоров о сдаче броненосца. Они спросили у коменданта порта Н. Негру, заходил ли в Констанцу «Синоп». Узнав, что этот корабль не появлялся и последняя их надежда рухнула, потемкиицы заявили о желании сдаться и пригласили коменданта на броненосец. 25 июня в 8 часов утра он прибыл на «Потемкин», выступил перед командой и огласил следующие условия сдачи: корабль передается румынским властям в хорошем состоянии; команда сходит на берег только с личными вещами; ей гарантируется свободное проживание на всей территории Румынии; потемкинцы обязуются не заниматься в Румынии политической деятельностью. В 12 часов 30 минут «Потемкин» вошел в порт и опустил Андреевский флаг. В 14 часов русские моряки начали покидать броненосец. Когда последний матрос сошел на берег, на «Потемкине» был поднят флаг Румынии{392}.

Экипаж грозной крепости революции 11 дней самоотверженно боролся против царского самодержавия. Продолжать борьбу у матросов уже не было сил. Об этом комиссия сообщила приехавшему по своей инициативе для помощи восставшим русскому эмигранту X. Г. Раковскому. Он предлагал матросам помочь в доставке угля и провизии, но, выслушав рассказы потемкинцев, понял, что восстановить прежний революционный дух на «Потемкине» невозможно{393}. Однако и в этих условиях восставшие предпочли стать политическими эмигрантами, чем признать себя побежденными.

Пока команда «Потемкина» сходила на берег, миноноска № 267 в 17 часов подняла якорь и ушла в Севастополь{394}.

Часть денег из судовой кассы «Потемкина» А. Н. Матюшенко раздал команде. На каждого, в переводе на румынскую валюту, пришлось по 47 лей. А поскольку некоторые матросы решили вернуться в Россию, то оставшуюся сумму в 2431 франк 80 сантимов деньгами и 800 рублей четырехпроцентной русской государственной рентой А. Н. Матюшенко вручил румынским властям для возвращения России, чтобы никто не мог упрекнуть восставших в неблаговидных поступках {395}.

Власти Констанцы прислали вооруженный конвой [140] для сопровождения потемкинцев. Увидев его, матросы решили, что их заманили в ловушку, и едва не произошло столкновение{396}. Участник восстания минный машинист И. П. Шестидесятый впоследствии вспоминал: «На берегу в это время собралось много народа. Многие приехали из далеких мест, чтобы посмотреть на революционный броненосец, на смелых моряков. Я с благодарностью вспоминаю встречу румынских граждан с потемкинцами — так тепло, так дружески приветливо встретили нас на берегу. Я и сейчас не могу вспомнить без волнения те минуты встречи, особенно с рабочими. Этот день был каким-то праздником в Констанце. Некоторые граждане обменяли свои котелки и шляпы на матросские бескозырки с георгиевской лентой. Многих потемкинцев румыны разобрали к себе по квартирам, остальные были размещены в казенных зданиях. На следующий день потемкинцы отправились искать работу. Специалисты попали в мастерские, а остальные поехали на сельские работы»{397}.

События последних дней восстания показывают, что, несмотря на резкий упадок революционных настроений из-за измены «Георгия» и недостатка необходимых материалов, социал-демократам удалось снова увлечь за собой команду, выборы исполнительного комитета укрепили руководство броненосцем. Главным свидетельством успеха социал-демократов в политическом воспитании матросов явилось согласие команды поднять Красное знамя РСДРП. Но важное решение членов комиссии избавиться от контрреволюционных элементов не было выполнено: они ограничились лишь временным арестом одного из кондуктóров во время следования в Феодосию{398}. Отсутствие должных мер борьбы с контрреволюционерами вместе с ухудшением общего положения на броненосце привело команду к требованию прекратить борьбу, хотя еще были возможности для ее продолжения. Пребывание «Потемкина» в Румынии имело большое политическое значение. Оно способствовало пропаганде российской революции и идей РСДРП.

События в Феодосии еще в большей степени, чем одесский период, вскрыли необходимость связи военных восстаний с борьбой пролетариата. Именно отсутствие этой связи явилось причиной неудачи феодосийского похода: все мысли потемкинцев были заняты Кавказом и [141] борьбу рабочих Феодосии они оставили без внимания, в то время как последние могли оказать помощь в снабжении броненосца. Потемкинцы же после неудачной попытки установить связь с местным комитетом РСДРП отказались от взаимодействия с рабочими Феодосии. В свою очередь изоляция от борьбы пролетариата усугубила положение на самом «Потемкине», где враги восстания постоянно вели контрреволюционную агитацию. Выступление контрреволюционеров с требованием прекратить восстание ввиду отсутствия поддержки со стороны других частей армии и флота, а также из-за недостатка угля, пресной воды и провизии привело в конечном итоге к отказу команды от дальнейшей борьбы.