Борьба за переход эскадры на сторону революции

Одним из наиболее сложных вопросов революционной теории является вопрос о тактике привлечения правительственных войск. Встреча «Потемкина» с царской эскадрой («немой бой») дает один из примеров решения этого вопроса. Задача данного исследования заключается в выяснении причин, по которым эскадра не выполнила план «Централки» и не присоединилась к «Потемкину», в освещении тактики восставших при встрече с эскадрой и влияния событий на дальнейший ход восстания. Для этого необходимо прежде всего выявить с возможной полнотой события «немого боя», положение и расстановку сил на кораблях эскадры.

Царское правительство, узнав о восстании на «Потемкине» и его приходе в бастующую Одессу, приказало командующему Одесским военным округом подавить выступление любой ценой. Одновременно командование Черноморского флота принимало для этого свои меры. Младший флагман контр-адмирал Ф. Ф. Вишневецкий днем 15 июня вызвал командиров группы кораблей и приказал им готовиться к походу против «Потемкина». В ответ командиры заявили, что экипажи ненадежны и рассчитывать можно лишь на кондуктóров. Только командиры броненосцев «Три Святителя» И. А. Веницкий и «Двенадцать Апостолов» М. Н. Коландс поручились за свои команды. Причем М. Н. Коландс вызвался потопить «Потемкин» [87] таранным ударом или, сблизившись вплотную, взорваться вместе с ним{229}.

В 1 час ночи 16 июня из Севастополя в Одессу под флагом контр-адмирала Ф. Ф. Вишневецкого вышла эскадра в составе броненосцев «Три Святителя», «Георгий Победоносец», «Двенадцать Апостолов», минного крейсера «Казарский» и миноносок № 255, 258, 272 и 273. Перед уходом с них списали на берег находившихся под подозрением и политически неблагонадежных матросов. Например, с «Георгия Победоносца» списали, по неполным данным, 22 человека. По воспоминаниям М. Л. Волгина, на броненосце «Двенадцать Апостолов» сознательных матросов осталось 5–7% от всей команды{230}. Эти впервые приводимые данные имеют важное значение для характеристики положения на эскадре, правильного освещения хода и результатов «немого боя».

В морском министерстве узнали о «Потемкине» 15 июня в 13 часов. Управляющий министерством адмирал Ф. К. Авелан немедленно вышел с докладом к Николаю II. На докладе царь наложил следующую резолюцию: «Где находится главный командир? Уверен, что ему удастся справиться с бунтом и жестоко наказать возмутившуюся команду». При этом он подчеркнул слова «уверен» и «жестоко наказать». Вечером Николай II направил телеграмму командующему Одесским военным округом с требованием «принять немедленно самые жестокие и решительные меры к подавлению восстания как на «Потемкине», так и среди населения порта». В свой дневник царь записал: «Получил ошеломляющее известие из Одессы о том, что команда пришедшего туда броненосца «Князь Потемкин-Таврический» взбунтовалась, перебила офицеров и овладела судном, угрожая беспорядками в городе! Просто не верится!» Испытывая ненависть к восставшим, Николай Кровавый начал лично разрабатывать проекты примерной казни «бунтовщиков» на Воронцовском молу в Одессе перед всем Черноморским флотом и Одесским гарнизоном {231}.

Управляющий морским министерством направил срочную телеграмму старшему флагману Черноморской флотской дивизии вице-адмиралу А. X. Кригеру: «Следуйте немедленно со всей эскадрой и минными судами в Одессу. Предложите команде «Потемкина» покориться, если получите отказ, то немедленно потопите [88] броненосец двумя минами с миноносцев, которые приготовить раньше, дабы не дать возможности «Потемкину» успеть открыть огонь по городу и судам. Спасающуюся команду «Потемкина», если будет сопротивляться, расстреливать, а остальных сдавать командующему войсками для заключения под стражу» {232}.

Утром 16 июня командующий Черноморским флотом вице-адмирал Г. П. Чухнин, находившийся в Петербурге, был вызван к царю для личной беседы. Содержание ее неизвестно. Вероятно, царь настаивал на скорейшем подавлении восстания и требовал не останавливаться даже перед потоплением «Потемкина» {233}.

В тот же день Севастополь, Николаев и Эриванская губерния были объявлены на военном положении {234}. В Севастополе вице-адмирал А. X. Кригер, получив вышеприведенную телеграмму Ф. К. Авелана, стал готовить против «Потемкина» вторую эскадру. 17 июня около 19 часов из Севастополя вышли эскадренные броненосцы «Ростислав» под флагом А. X. Кригера, «Синоп» и контрминоносцы «Строгий» и «Свирепый» {235}.

Тем временем одесские власти слали в Петербург одну телеграмму за другой с тревожными сообщениями: «Потемкин» пустил снаряды», «Шлюпки подвозят толпе оружие», «Вызваны еще три полка артиллерии» {236}.

Морской министр Ф. К. Авелан и начальник штаба Черноморского флота контр-адмирал М. А. Данилевский сообщили в Одессу о выходе двух эскадр и просили приготовить войска для ареста потемкинцев на берегу, так как флот имеет полномочия потопить мятежников {237}.

В Севастополе остались лишь броненосцы «Чесма» и «Екатерина II». На последнем, как уже упоминалось, еще 14 июня, во время вечерней молитвы, произошло стихийное возмущение команды. Матросы потребовали улучшить бытовые условия. Командир капитан первого ранга А. К. Дриженко бежал от разгневанных матросов, и офицерам едва удалось их успокоить. На следующий день контр-адмирал Ф. Ф. Вишневецкий приказал «Екатерине II» приготовиться к походу. Командир броненосца, не рискуя выходить с таким экипажем против «Потемкина», распорядился срочно разобрать машину. Адмиралу он ответил, что машина [89] неисправна и, кроме того, не хватает угля {238}. Таким образом, «Екатерина II» осталась в Севастополе вместе с «Чесмой», команда которой также считалась политически неблагонадежной. Исключение из операции «Екатерины II» — самого революционного броненосца с наиболее крепкой и многочисленной социал-демократической организацией, — несомненно, оказало большое влияние на исход восстания «Потемкина». Общая обстановка на флоте была настолько накалена, что социал-демократам «Екатерины II» не удалось удержать команду от преждевременной вспышки. Этим была значительно снижена возможность выполнения планов «Централки» о восстании всего Черноморского флота.

Отряд Вишневецкого в 17 часов 20 минут подошел к Тендре, и контр-адмирал вызвал командиров кораблей на совещание. Он заявил им, что рассчитывает обойтись без боя и взять мятежников измором, поскольку одесские власти получили приказ не допускать снабжения «Потемкина». Затем Вишневецкий добавил, что миноносцы должны приготовиться к торпедной атаке и, если представится возможность, атаковать «Потемкин». В заключение он раздал командирам копии своего приказа, в котором сообщалось о потемкинском «бунте» и объявлялась задача похода. Около 19 часов этот приказ зачитали командам всех кораблей{239}.

Матросы эскадры узнали о «Потемкине» раньше. Например, команда «Георгия Победоносца» ночью во время похода оживленно обсуждала события. Моряки неоднократно обращались к своим начальникам с вопросом: «Правда ли, что мы идем усмирять взбунтовавшуюся команду «Потемкина», который стоит теперь в Одессе?» {240} Машинный квартирмейстер П. Гуляев еще до приказа Вишневецкого открыто заявил офицерам об отказе команды стрелять в «Потемкин»{241}. После прочтения адмиральского приказа и обращения командира «Георгия Победоносца» И. Е. Гузевича к команде с призывом «исполнить свой долг» только 50–60 человек, по наблюдению поручика Фармаковского, ответили «постараемся», остальные молчали. О том же свидетельствует в своих воспоминаниях матрос Н. Ф. Безбах {242}. Революционно настроенные моряки убеждали комендоров не стрелять в «Потемкин»{243}. В результате те заявили, что не [90] будут наводить орудия на восставшие корабли. Боцман «Георгия Победоносца» А. А. Воронов предупредил команду «Двенадцати Апостолов», что если она будет стрелять в «Потемкин», то по их броненосцу откроет огонь вся эскадра{244}. И. Е. Гузевич, видя настроение команды, уверял ее, что боя с «Потемкиным» не будет {245}.

Во время стоянки на Тендре революционно настроенные моряки броненосца «Двенадцать Апостолов» вместе со старшим инженером-механиком Герасимовым собрались на сходку в машинном отделении. Герасимов сообщил им о намерении командира корабля М. Н. Коландса таранить и взорвать «Потемкин». Моряки решили сорвать замысел командира. К ним присоединился мичман Гофман. Он сказал, что поставит у штурвала матроса Филеева, который не даст «Двенадцати Апостолам» таранить «Потемкин» {246}.

На минном крейсере «Казарский» к моменту встречи с «Потемкиным» траверзный аппарат был заряжен боевой торпедой{247}. Но командир крейсера капитан второго ранга В. К. Ревелиоти даже не пытался атаковать броненосец.

Возможно, и на других кораблях матросы с сочувствием встретили известие о «Потемкине», и именно поэтому, несмотря на приказ срочно подавить восстание, царский адмирал не решился на открытый бой с восставшим броненосцем.

Аналогично были настроены команды кораблей эскадры А. X. Кригера. Однако в отличие от первой эскадры большинство матросов до объявления приказа старшего флагмана не сразу поверили в возможность восстания на «Потемкине». Причина заключалась, вероятно, в следующем. Как известно, еще перед выходом «Потемкина» на Тендру со всех кораблей списали на берег неблагонадежных матросов. Возможно, перед походом на кораблях эскадры Кригера провели дополнительную чистку, как и на кораблях Вишневецкого. В результате их революционные организации оказались чрезвычайно ослаблены. Например, на флагманском броненосце «Ростислав» осталось только десять социал-демократов. В невероятно трудных условиях они вели среди новобранцев открытую агитацию за присоединение к «Потемкину», им удалось убедить молодых матросов в достоверности известий о восстании. Новобранцы отказались действовать [91] против «Потемкина». На миноносце «Свирепый» революционно настроенные моряки по инициативе члена «Централки» большевика Ф. Г. Мартыненко испортили торпеды {248}.

Опасаясь перехода команд на сторону потемкинцев, контр-адмирал Ф. Ф. Вишневецкий стоял на Тендре в полной нерешительности. А между тем одесские власти ждали эскадру с 15 часов. Только надеждой на ее приход и можно объяснить отказ командующего войсками принять ультиматум потемкинцев после обстрела города. Но контр-адмирал не спешил. В 19 часов 55 минут он послал в Одессу миноноски № 255 и 258 с задачей разведать местоположение «Потемкина». Около 21 часа Вишневецкий направил командиру Одесского порта генерал-майору В. П. Перелешину телеграмму с извещением о приходе и запросил данные о месте стоянки и настроении команды восставшего броненосца. Командующий войсками генерал С. В. Каханов послал Ф. Ф. Вишневецкому необходимые сведения с просьбой прибыть в Одессу возможно скорее. Одновременно он отправил телеграмму адмиралу Г. П. Чухнину с просьбой поторопить Ф. Ф. Вишневецкого {249}.

На следующий день, 17 июня, в 4 часа 10 минут эскадра Вишневецкого снялась с якоря и пошла в Одессу. Но в 4 часа 45 минут она остановилась, чтобы встретить вернувшиеся из Одессы миноноски № 255 и 258. В 4 часа 50 минут миноноски подошли к «Трем Святителям» и сообщили о результатах разведки. В 5 часов 25 минут контр-адмирал отдал приказ о продолжении похода. Эскадра легла курсом на Одесский маяк. Корабли медленно шли восьмиузловым ходом{250}: контр-адмирал так боялся восставших, что всемерно затягивал встречу с «Потемкиным».

Потемкинцы ждали эскадру всю ночь. Стояли на постах — сигнальщики. Сильный прожектор освещал горизонт и подходы к порту. За несколько часов до прихода эскадры на «Потемкине» перехватили радиограмму неизвестного корабля, в которой сообщалось о месте стоянки мятежного броненосца. Матросы начали готовиться к встрече с эскадрой. Для уточнения боевой готовности избрали особую комиссию из нескольких специалистов. Она обследовала все отсеки и боевые части корабля. «Потемкин» был полностью готов к бою. Не хватало только угля для [92] прожекторов, и за ним решили послать в город{251}.

До сих пор остается неясным вопрос об избранной потемкинцами тактике встречи с эскадрой. К. И. Фельдман предлагал остановить ее на горизонте, передав приказ стать на якорь, затем послать миноноску для ареста офицеров, а встретив отказ, открыть огонь по кораблям. Ему возражали другие члены комиссии во главе с А. П. Березовским. Они были уверены, что матросы эскадры первыми не выпустят в «Потемкин» ни одного снаряда. А если их броненосец сам начнет бой, то некоторые комендоры могут ответить, и тогда огонь подхватит вся эскадра. Неизвестно, к какой точке зрения пришла комиссия. У А. П. Березовского об этом не сказано. А. М. Коваленко и К. М. Перелыгин настаивают на поддержании второго мнения. К. И. Фельдман пишет, что прошло его предложение, хотя впоследствии он и понял его ошибочность. Вероятнее всего, правы А. М. Коваленко и К. М. Перелыгин, поскольку потемкинцы именно так и поступили. По воспоминаниям А. М. Коваленко и показаниям А. С. Галенко, комиссия решила начать бой только в случае явно враждебных действий со стороны эскадры, а если исход боя окажется роковым для «Потемкина», взорвать броненосец и погибнуть вместе с ним. «Такое решение, — рассказывает А. М. Коваленко, — сейчас же было сообщено всей команде, которая единодушно одобрила его». Члену Одесского комитета большевиков И. П. Лазареву комиссия поручила при встрече с эскадрой наблюдать за действиями прапорщика Д. П. Алексеева, чтобы не допустить предательства с его стороны{252}.

Ранним утром потемкинцы перехватили радиограмму: «Ясно вижу. «Ростислав», а затем вторую: «Мы телеграфируем вам на расстоянии 5...» Эскадра была близка. Потемкинцы решили произвести разведку. Они нашли в порту новенький теплоход — ледокольное судно «Смелый» со скоростью 20 узлов. Командовал им капитан В. А. Кривоходкин. Он согласился помочь потемкинцам. Около 7 часов на «Смелом» отправились в разведку к Тендре 12 потемкинцев во главе с Е. К. Резниченко. Через десять минут они обнаружили эскадру Вишневецкого. В поисках кораблей Кригера Резниченко решил пройти мористее, но его заметили и дали сигнал остановиться. Теплоход продолжал следовать прежним курсом, не обращая [93] внимания на миноносец, начавший погоню за судном. Чтобы заставить «Смелый» остановиться, миноносец сделал несколько холостых выстрелов. Е. К. Резниченко приказал форсировать ход. «Стоп пары, пущу ко дну», — пригрозил по семафору миноносец. «Иду без паров», — ответил Е. К. Резниченко. Впоследствии К. И. Фельдман отметил, что в ту минуту опасности Е. К. Резниченко «не был лишен чувства юмора» {253}. «Смелый» развил предельный ход, и скоро миноносец отстал от него: его командир решил, что судно спасается бегством, приняв эскадру за восставшие корабли {*23}.

В 8 часов 10 минут с «Потемкина» увидели эскадру Вишневецкого. Она медленно приближалась шестиузловым ходом. Потемкинцы выбрали якорь и начали поднимать пары{254}.

«Черноморцы удручены вашим поступком, — передал на мятежный броненосец по радиотелеграфу Ф. Ф. Вишневецкий. — Кончайте скандал. Смиритесь. Повинную голову и меч не сечет. Объясните, чего вы хотите. Будьте благоразумны. Адмирал Вишневецкий».

«Потемкин» ответил: «Неясно вижу. Пожалуйста, увеличьте искру и повторите вашу работу».

Вишневецкий повторил радиограмму, но потемкинцы ему не ответили. Революционный броненосец дал ход и пошел навстречу эскадре. «Убедительно вас просим, как своего начальника, пришлите к нам дать совет от всей команды», — передал он на «Три Святителя». Предлагая адмиралу прислать делегатов от команды флагманского корабля, потемкинцы, видимо, хотели вступить в непосредственный контакт с матросами эскадры и поднять их на восстание.

Контр-адмирал Ф. Ф. Вишневецкий, видя, что «Потемкин» приближается, приказал пробить боевую тревогу. Одновременно, уходя от «Потемкина», он приказал эскадре повернуть на 8 румбов влево и увеличить [94] ход до 12 узлов. В 8 часов 58 минут «Потемкин» прекратил преследование эскадры и вернулся на рейд{255}.

Если верить воспоминаниям И. А. Лычева и работе А. В. Федорова, Ф. Ф. Вишневецкий в ответ на предложение потемкинцев запросил делегацию для переговоров, и она направилась на миноноске № 267 к флагманскому кораблю. Число делегатов И. А. Лычев определил в семь человек, включая К. И. Фельдмана и А. П. Березовского. Однако в мемуарах последних сведения о делегации отсутствуют. Не отмечен данный факт и в других источниках. Вишневецкий действительно запросил делегацию от «Потемкина», но не при первой встрече с ним, а несколько позже. Во время же первой встречи Вишневецкий, получив последнюю радиограмму потемкинцев, в 8 часов 45 минут ушел в открытое море. Он боялся, что команды его кораблей присоединятся к восставшим. Офицеры эскадры почти не надеялись на своих матросов. Даже на флагманском корабле, писал 16 июля 1905 г. вице-адмирал Г. П. Чухнин морскому министру, «...офицеры в кают-компании бр[оненосца] «Три Святителя» громогласно разбирали вопрос, как поступать, ежели команда взбунтуется: следует ли употребить оружие или сдаваться. Причем тенденция была к сдаче и даже позволению себя вязать, так как сопротивление все равно бесполезно, так как убьют»{256}. Бегство Вишневецкого потемкинцы расценили как подтверждение своей военно-политической мощи, их боевое настроение значительно повысилось.

Отряд Вишневецкого бежал от «Потемкина» в Тендровскую бухту. Там намечалась его встреча с эскадрой Кригера. В 9 часов 45 минут ее заметили с «Трех Святителей». Еще не зная о неудачном походе Вишневецкого в Одессу, Кригер в 10 часов 10 минут с удивлением запросил: «Три Святителя», за чем дело стало? Почему не идете... в город Одессу?»{257} Ф. Ф. Вишневецкий растерялся и ничего не ответил.

Не дождавшись ответа, Кригер через пять минут передал: «Три Святителя», в бр[оненосец] «Потемкин» не стрелять, это мое мнение, чтобы не повредить город» {258}. Заботился адмирал конечно же не о городе. Он боялся восстания матросов в ответ на приказ стрелять в «Потемкин».

По свидетельству водолаза с «Георгия Победоносца» З. О. Левченко, «все офицеры были очень взволнованы [95] «. Когда Левченко спросил старшего офицера: «Что ж, ваше благородие, неужто нас 5 броненосцев, и мы не можем взять его, «Потемкина»?» — старший офицер ответил: «Если бы я знал каждого матроса, а то ведь мы не уверены в каждом, а вдруг взбунтуются?» {259}

В 10 часов 30 минут эскадры соединились, и А. X. Кригер вызвал командиров кораблей на совещание. О чем на нем шла речь, неизвестно. Вероятно, Кригер, узнав о результатах похода в Одессу, потребовал от Ф. Ф. Вишневецкого решительных действий и запросил командиров о настроении команд. Сведения он получил самые неутешительные. Но из Петербурга требовали подавить восстание, и Кригеру пришлось подчиниться приказу: в 11 часов 5 минут соединенная эскадра дала ход. Перед этим Вишневецкий отправил на «Потемкин» радиограмму: «В доказательство вашей искренности пришлите уполномоченных от команды на «Три Святителя» для мирных переговоров, ручаюсь [за] их безопасность. Мы идем [в] Одессу. Адмирал Вишневецкий»{260}.

В это время потемкинцы готовились к новой встрече с эскадрой. Судовая комиссия снова собралась на заседание. Матросы еще раз провели смотр боевой готовности, во время которого был выявлен недостаток некоторых материалов. За ними на берег послали матроса С. М. Шендерова, с которым отправился представитель Соединенной комиссии член Одесского комитета РСДРП И. П. Лазарев. На него возлагалась задача установить постоянную связь с большевистским комитетом и просить его прислать на «Потемкин» опытных агитаторов, специальную литературу и подробные планы города. Последнее показывает, что после встречи с отрядом Вишневецкого комиссия была уверена в присоединении эскадры и собиралась после ее прихода начать захват Одессы. Для постоянной связи с берегом был выделен паровой катер {261}. К сожалению, С. М. Шендерова арестовали, а И. П. Лазарев не смог попасть на броненосец, так как полиция оцепила порт.

На том же заседании судовая комиссия пересмотрела план встречи с эскадрой. Матросы решили вызвать Ф. Ф. Вишневецкого на борт «Потемкина». «Комиссия рассчитывала, — сообщал К. И. Фельдман, — что это требование вызовет негодование адмирала и заставит его отдать приказ стрелять по «Потемкину», что [96] неизбежно должно было вызвать восстание на кораблях эскадры»{262}.

Расчет потемкинцев на сочувствие команд других кораблей был верным. Недаром А. X. Кригер, зная настроение своих матросов, заранее отказался от артиллерийского боя с «Потемкиным». Но командование флота могло укомплектовать миноносцы офицерскими экипажами и послать их в торпедную атаку. Кроме того, офицеры броненосцев могли для завязки боя сами сделать первый выстрел по «Потемкину». Поэтому комиссия готовилась к встрече с эскадрой как к возможному бою.

После заседания инженер-механик А. М. Коваленко, проверив готовность трюмных машинистов, отправился смотреть организацию боевого лазарета. Там он застал только фельдшера и санитаров. А. С. Галенко в лазарете не было. Оказалось, что он перешел на «Веху» для устройства госпиталя и забрал с собой почти все медикаменты. Это граничило с предательством: в случае боя раненые матросы оставались без необходимых лекарств и даже без перевязочного материала, не говоря уже о квалифицированной помощи. А. М. Коваленко возмутился и доложил комиссии. На «Веху» за врачом послали катер. А. С. Галенко пришлось вернуть часть медикаментов и перевязочные материалы, но сам он остался на «Вехе»{263}. Члены судовой комиссии, занятые подготовкой к бою, не обратили тогда должного внимания на поведение А. С. Галенко. Они и представить не могли, какую подлую роль сыграет он в дальнейших событиях.

Перед боем моряки «Потемкина», следуя старой традиции, переоделись в форму «первого срока». Они готовились победить или умереть за революцию. Кондуктóры попробовали вызвать панику среди новобранцев, но их попытки успеха не имели. Революционная агитация и личный пример социал-демократов сплотили команду. К тому же ее вели не только рядовые матросы, но и инженер-механик поручик А. М. Коваленко {264}.

Соединенная эскадра подошла к Одессе около полудня. В 12 часов 5 минут «Потемкин» снялся с якоря и взял курс навстречу эскадре, которая двигалась в строю двойного фронта десятиузловым ходом. В первой колонне шли эскадренные броненосцы «Ростислав», «Три Святителя», «Георгий Победоносец», «Синоп» и [97] «Двенадцать Апостолов», во второй — минный крейсер «Казарский», контрминоносцы «Строгий», «Свирепый», миноноски № 272, 273, 255 и 258. По приказу адмирала Ф. Ф. Вишневецкого «Казарский» приготовился к торпедной атаке. Растянутые по фронту корабли заняли весь фарватер и отрезали «Потемкину» выход в открытое море{265}. Корабли эскадры имели громадное превосходство в артиллерии: против четырех 305-миллиметровых и шестнадцати 152-миллиметровых орудий «Потемкина» эскадра выставила 20 305-миллиметровых, четыре 254-миллиметровых, 34 152-миллиметровых и четыре 120-миллиметровых орудия, не считая мелких пушек и торпедных аппаратов.

Моряки эскадры с волнением следили за «Потемкиным», который один шел навстречу царскому флоту. «Вот кому честь и слава, он будет памятен в русской истории», — заявил машинист «Георгия Победоносца» И. С. Моторный{266}.

На «Потемкине» общее руководство взяла на себя группа членов судовой комиссии во главе с А. Н. Матюшенко. Они расположились в боевой рубке. Прапорщик Д. П. Алексеев отказался командовать кораблем в случае боя. Он сказал, что болен, умолял отправить его на берег и даже разыграл обморок. Но члены комиссии заставили Алексеева идти в боевую рубку {267}, вероятно, предполагая, что в бою он будет вынужден воспользоваться своими знаниями офицера и поможет потемкинцам, хотя бы ради спасения собственной жизни.

«Потемкин» шел навстречу эскадре. На гафеле его развевался Андреевский флаг, а на фок-мачте — боевой красный вымпел. Корабли эскадры шли только под Андреевским флагом. Адмирал не решился принять смелый вызов восставшего броненосца.

Приближаясь к эскадре, «Потемкин» поднял сигнал: «Команда просит прибыть командующего флотом». «Потемкин», стать на якорь!» — потребовал в ответ А. X. Кригер. Тотчас с «Потемкина» передали семафором на «Синоп», «Двенадцать Апостолов» и «Три Святителя»: «Стать на якорь!» Затем на мачту броненосца взлетел сигнал: «Эскадре стать на якорь»{268}.

Кригер снова приказал «Потемкину» остановиться. На эти сигналы броненосец ответил: «Стопорить машины», «Становиться на якорь» — и продолжал идти на эскадру, наводя орудия на флагманские корабли. [98]

Кригер приказал пробить боевую тревогу. Когда этот приказ получили на «Георгии Победоносце», матросы встретили его криками: «Не будем стрелять! Не пойдем по орудиям! Не желаем мы драться с «Потемкиным»!» Несколько матросов вооружились ножами и стали у орудий в караул{269}.

«Потемкин» в это время потребовал: «Ростиславу» и «Трем Святителям» застопорить машины». В ответ «Ростислав» в третий раз поднял сигнал: «Потемкину» стать на якорь». С броненосца просигналили: «Ростиславу» и «Трем Святителям» застопорить машины, иначе стрелять буду». Адмиральские корабли подчинились приказу «Потемкина»{270}, а на нем взвился новый сигнал: «Команда просит прибыть командующего флотом».

Пока А. X. Кригер думал, что ответить восставшим, «Потемкин» в 12 часов 45 минут вошел в строй эскадры между «Ростиславом» и «Тремя Святителями»{271}. Очевидец, матрос с «Ростислава», рассказывал: «На «Ростиславе» все затихло, замерло, притаилось и томительно ждет чего-то страшного, таинственного. А «Потемкин» гордо, смело, величественно идет между нами, не спуская пушек с намеченной цели. Вот он стал направлять свою большую 12-дюймовую пушку на мостик, где куча офицеров, онемев от ужаса, стоит, не шелохнувшись; увидав же, что на них целятся, они, как стадо скотов, шарахнулись, кто куда попал, а один из них, некто мичман Высокосов, схватившись за ногу, с криком «ой, нога, нога!» убежал.

А на «Потемкине» ни души не видать, как будто это волшебное заколдованное судно, как будто это призрак. Одни лишь пушки ворочаются, не спуская намеченной цели... Казалось, что это сон, а не действительность» {272}.

Рулевой «Потемкина» большевик М. М. Костенко повернул броненосец форштевнем к «Ростиславу». Он хотел, вероятно, угрозой тарана или торпедной атаки заставить адмиралов отдать приказ стрелять в «Потемкин» и вызвать тем самым восстание на флагманских кораблях.

Адмиралы действительно испугались маневра «Потемкина»: Ф. Ф. Вишневецкий с «Трех Святителей» семафором напомнил А. X. Кригеру: «Потемкин» имеет боевые мины Уайтхеда» (торпеды. — Б. Г.).

В этот момент командир броненосца Д. П. Алексеев [99] совершил очередное предательство. Он передал в машинное отделение приказ: «Левой машине полный ход вперед, а правой назад». Маневр был сорван. Но «Потемкин» развернулся и снова направил форштевень в борт «Ростислава», которому удалось уклониться. «Потемкин» средним ходом прорезал строй эскадры и вышел в открытое море. На «Ростиславе» подняли сигнал: «Потемкину» стать на якорь», а затем Кригер приказал направиться вслед броненосцу. «Потемкин» развернулся и, дав полный ход, пошел навстречу эскадре. С него передали семафором: «Синоп», «Три Святителя», «Двенадцать Апостолов», стать на якорь». В ответ А. X. Кригер предложил: «Князь Потемкин-Таврический», прислать к адмиралу число людей, назначенных для переговоров». «Команда просит командующего эскадрой», — ответили с «Потемкина»{273}.

В 12 часов 55 минут революционный броненосец начал вторично прорезать строй эскадры между «Синопом» и «Георгием Победоносцем». Восставшие семафором передали на корабли: «Команда «Потемкина» просит комендоров не стрелять». Команды «Синопа» и «Георгия» вышли на верхнюю палубу и встретили потемкинцев криками «ура!»{274}. Социал-демократы «Георгия Победоносца» воспользовались этим моментом и выступили с призывом присоединиться к «Потемкину», на их корабле началось восстание.

Матросы «Синопа» не менее дружно приветствовали потемкинцев. А. Н. Матюшенко семафором передал на него призыв к восстанию. Социал-демократы «Синопа» сделали попытку поднять команду. Но революционные группы не смогли этого сделать: слишком мало осталось на корабле революционно настроенных матросов, почти все они были списаны перед выходом в море. По воспоминаниям матроса с «Ростислава», «на «Синопе» образовались две партии — желающих и не желающих присоединиться к «Потемкину». Победила партия нежелающих...»{275}.

В то время когда «Потемкин» во второй раз прорезал строй эскадры, почти вся его команда вышла на верхнюю палубу и криками «ура!» отвечала на приветствия «Синопа», «Георгия» и «Двенадцати Апостолов». А. М. Коваленко с трудом удалось удержать на местах хотя бы часть кочегаров и машинистов. Только адмиральские корабли — «Ростислав» и «Три Святителя» — не приветствовали «Потемкин». «Золотые черноморцы, [100] идем в Севастополь», — продолжал уговаривать Кригер. «Команда просит командующего эскадрой», — упорствовал «Потемкин»{276}.

В это время «Георгий Победоносец» вышел из строя кораблей и малым задним ходом направился к «Потемкину», а через несколько минут совсем застопорил машины. «Почему «Георгий» не по-боевому?» — запросил Кригер. «Команда «Георгия» желает свезти офицеров на берег и присоединиться к «Потемкину», — ответил командир «Георгия» И. Е. Гузевич. «Употребите все силы и следуйте за эскадрой!» — приказал адмирал. «Не могу, не могу!» — семафорил сигнальщик с «Георгия»{277}.

Тогда Кригер приказал броненосцу «Двенадцать Апостолов» атаковать «Потемкин». «Двенадцать Апостолов» развернулся носом к мятежному броненосцу, но с него, прочитав семафор адмирала, подняли сигнал: «Броненосцу «Двенадцать Апостолов» остановиться». Матросы «Двенадцати Апостолов», зная о намечавшейся атаке, передали в машинное отделение приказ «полный назад». «Двенадцать Апостолов», не дойдя до борта «Потемкина» всего 3–4 метра, дал задний ход. Тогда командир «Апостолов» М. Н. Коландс нажал кнопку взрыва погребов, но минер Полещук успел перерезать провода. Другие матросы привели в негодность основные механизмы орудий и торпедных аппаратов. «Потемкин» почти вплотную обогнул корму «Двенадцати Апостолов» и направился к Одессе{278}. Революционные моряки просигналили: «Офицерам оставить корабли, сойти на берег».

А. X. Кригер понял, что дальнейшее соприкосновение с «Потемкиным» может вызвать восстание на кораблях, и поднял сигнал: «Практическая эскадра, повернуть всем вдруг вправо на 8 румбов». Корабли развернулись и направились в море. Кригер в последний раз поднял сигнал: «Потемкин». Жду уполномоченных» — и одновременно передал на «Георгий»: «Идите в Севастополь». Но «Потемкин» ничего не ответил адмиралу, а на «Георгии» выполнять его приказ не стали. Эскадра, выходя из бухты, развернулась на 16 румбов вправо и ушла в море. «Потемкин» последовал за ней. «Больше ходу!» — приказал в отчаянии Кригер, и корабли начали скрываться за горизонтом, оставив в бухте «Георгия Победоносца»{279}.

Позорное бегство царских адмиралов и присоединение [101] «Георгия Победоносца» подняли боевой дух потемкинцев и укрепили в них уверенность в возможности соединения с другими кораблями. Однако результаты «немого боя» могли бы быть гораздо большими Недостаточный уровень революционно-классовой сознательности матросов эскадры и отсутствие на кораблях крепких партийных организаций в результате проведенной командованием чистки и замены политически неблагонадежных малосознательными новобранцами не позволили выполнить план «Централки» о восстании всего флота. Следует отметить, что отрицательную роль сыграл также отказ потемкинцев от преследования эскадры вместе с «Георгием Победоносцем» с целью добиться присоединения других кораблей, тем более что матросы эскадры открыто выражали сочувствие восставшим, а на «Синопе» имела место попытка восстания. Выбранная потемкинцами тактика оправдала себя, но отказ от преследования эскадры не позволил сделать одержанную победу полной. Однако это не умаляет значения «немого боя», который показал бессилие царских адмиралов в борьбе с революционным движением. «Царское правительство, — отмечал В. И. Ленин, — оказалось без флота. Самое большее, чего ему удалось пока добиться, это — удержать флот от активного перехода на сторону революции»{280}.