Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Телевидение как текст современной культуры: некоторые наблюдения
Ругать отечественное телевидение давно стало хорошим тоном. Оно и впрямь дает много поводов для критики: высоконравственным и вегетарианским его точно не назовешь. В частности, предвыборное роптание на вульгарную, кровожадную и развращающую молодые умы телеиндустрию превратилось в излюбленное занятие политиков — главных охранителей общественных норм и чистоты вкуса. Производители телевизионной продукции, в свою очередь, оправдываются бесхитростно и убедительно. Мол, телевидение у нас коммерческое, живем по законам рынка, существуем за счет одной лишь рекламы, которая реагирует только на рейтинги. Клиент — то бишь зритель — всегда прав. Телевизор — зеркало зрительской души, и нечего на него пенять. А при желании можно взглянуть на мизерные рейтинги «Культуры». Ну, не по вкусу целевой аудитории опера-балет — не насильно же заставлять смотреть! Что ж, аргумент серьезный, ибо касается денег. И его, в общем, принимают, переводя обсуждение в плоскость выработки решений. Одни говорят, что нужно делать государственное телевидение, как при советской власти, или общественное, как в благородной Великобритании. Другие призывают учредить почтенный совет «смотрящих» — чтоб следил, выявлял и публично осуждал. Третьи с конспирологическим задором начинают искать (и ведь находят!) вездесущую руку закулисы, медленно, но верно душащую целомудренного русского зрителя. Есть еще группа оптимистов с футуристическим взглядом на мир, уверенных, что ежели пустить на самотек, то все само собой сложится хорошо: возникнет нишевое телевидение, и каналов будет столько же, сколько людей, и каждый получит по своим индивидуальным потребностям. С ними заодно и реалисты-элитаристы, которые говорят: оставьте все как есть, дайте трудящимся массам калорийного хлеба и легко усваиваемых зрелищ. И еще припоминают мудрого китайского даоса Лао Цзы, учившего, что просвещенный народ несчастлив и неуправляем. Правда, говорил он это за несколько столетий до Христа — но на то она и мудрость, что не увядает в веках...
2
Однако, стоп. Мы пустились в дальнейшие рассуждения, приняв как само собой разумеющееся правомерность позиции телевизионщиков. И ведь действительно, на первый взгляд, все в их схеме гладко складывается. Даем зрителю то, что он хочет. Это свободный выбор его вкуса — как правило, неразвитого, но какой уж есть. Вкус измеряем при помощи математически точного инструмента — рейтинга, который определяется либо телеметрически (приборами, вживленными в статистически значимое число телевизоров по всей стране), либо банальным обзвоном телефонной базы: «Что нынче смотрите?» Все вроде бы верно, но если разобраться, зарытыми оказываются сразу несколько собак.
С идеологическим тезисом не будем спорить: свобода так свобода, пусть воля аудитории считается неприкосновенной. Однако остальные суждения основаны на весьма сомнительных предпосылках. Во-первых, если телевизор включен, это не значит, что его смотрят. Во-вторых, если его смотрят, это не значит, что передача нравится. В-третьих, если передача все же нравится, это не значит, что из всего телевизионного спектра нравится только она. В-четвертых, если она нравится в данный момент, это не значит, что она будет нравиться и дальше и что вкус не изменится. В-пятых, маркетологи давно сообразили, что не спрос определяет предложение, а совсем наоборот, новое интересное предложение рождает спрос. Иными словами, когда телеканалы уверяют, что дают зрителю то, что тот хочет увидеть, они обманывают сами себя. Они, может, и стараются угодить, но не могут даже теоретически, на сегодняшний день разрыв между производителем и потребителем кажется непреодолимым. Обратная связь Если в советские годы основным механизмом обратной связи были мешки писем, приходившие в редакции, то в нашей высокотехнологичной реальности таким механизмом являются так называемые пиплметры. Они замеряют количественные (не качественные!) показатели телесмотрения, на основе которых строится рекламный бюджет и составляется программная сетка. Неточность и неэффективность такой обратной связи отмечалась многократно, в том числе руководством центральных каналов. Однако критика повисала в воздухе, поскольку ничего более совершенного предложено не было. Одной из альтернатив могли бы стать глубинные социологические исследования. Существует ряд претензий и к социологам тоже, но, по крайней мере, у них есть возможность не просто фиксировать включенность телевизора, а формулировать вопросы, уточнять их, выяснять психологические мотивировки тех или иных ответов респондентов. Все-таки социолог — не
'О
электронный прибор, а живой человек, стремящийся к пониманию собеседника. Это, безусловно, шаг к лучшему знанию аудитории. Другое дело — интерпретация полученных таким образом данных. Здесь нужны специалисты иного профиля — психологи и культурологи. Недавно социологическая группа ЦИРКОН предложила всероссийский опрос общественного мнения, целиком посвященный оценке современного отечественного телевидения. Нужно сказать, что полученные данные разрушают многие стереотипы и мифы телевизионщиков относительно российской телеаудитории и заставляют по-новому взглянуть на взаимоотношения народа и четвертой власти в нашей стране. Прежде всего, стало ясно, что телевидение у нас по-прежнему смотрят очень много, это один из главных видов досуга и источников информации. При этом основными функциями телевидения люди считают информационную и просветительскую — а отнюдь не развлекательную, как принято думать. Интерес к сериалам, играм и ток-шоу, которыми так гордятся телеканалы, достаточно скромный — в отличие от новостей, художественных и документальных фильмов. Другой важный вывод, сделанный в ходе исследования, связан с отношением к насилию и эротике. Вопреки расхожему среди телевизионных деятелей мнению, зрители вовсе не потеряли остатки нравственности. Две трети опрошенных резко негативно относятся к демонстрации в эфире крови и секса, и лишь каждый двадцатый смотрит такие сцены с явным интересом. И — поразительный факт! — более половины всей телеаудитории испытывают чувство стыда за то, что видят на экране. А почти половина — чувство сильного страха и тревоги. Возможно, поэтому у большей части опрошенных есть уверенность в том, что в России следует вводить государственный или общественный контроль за телевещанием. Как уже было сказано, к социологическим методам есть вопросы. Очевидно, что, находясь перед интервьюером, респонденты часто стараются говорить нарочито правильно, скрывая подлинные чувства и мысли. Можно задать и более философский вопрос: а знают ли люди сами себя, способны ли сформулировать эти самые подлинные чувства и мысли? Если б это было так, какой тогда смысл в революции Фрейда и огромной индустрии психоанализа? Мотивации аудитории И все же отметим, что существенная часть зрительской аудитории с удовольствием смотрит программы, нагнетающие адреналин и тестостерон. Современная культура пропитана коллизией и конфликтом — что напрямую касается и телевизионной драматургии, зиждущейся на чувстве
враждебности, на идее столкновения. Прежде всего, это относится к изобилующим на телеканалах криминальным программам: детективным сериалам, документальным фильмам-расследованиям, текущей криминальной хронике и постановочным судебным заседаниям. Криминал на телевидении торжествует, причин же любви аудитории к нему можно выявить несколько — от очевидных и тривиальных до неожиданных и подспудных.
Самое простое объяснение — у физиологов. Действительно, человек, погружаясь в криминальную реальность телевизионного зазеркалья, начинает испытывать сильные эмоции: кто страха и тревоги, а кто — возбуждения и агрессии. Биохимия стресса доставляет особое удовольствие, впрочем, для производства очередной дозы адреналина не нужен изощренный многоходовой сюжет и сложная образность, достаточно банального боевика, тарантиновского «криминального чтива». Психологи найдут другое обоснование зрительских пристрастий к криминальному жанру. Именно в детективе важное человеческое содержание проявляется в наиболее концентрированном виде. Это сострадание к жертве, желание справедливости, заочное соучастие в возмездии и радость воздаяния. Непременный хэппи-энд детективного расследования гарантирует безошибочность Немезиды. Суждения критиков и искусствоведов, скорее всего, будут основываться на более изысканной зрительской мотивации, связанной с эстетической природой детектива. Ведь при известной формульности сценариев, при всей рецептурности режиссерской работы, умно написанный и мастерски снятый фильм может стать настоящим кинематографическим удовольствием. А удачная актерская работа способна сделать придуманных героев — будь то наш Глеб Жеглов или их Эркюль Пуаро — образцами для подражания. Культурологи дадут свое истолкование. В детективной продукции они увидят этическое содержание: в самом деле, преступление задает границу нормы, наказание утверждает действующую систему ценностей. В этом смысле детектив оказывается одним из механизмов сохранения в культурном пространстве единых нравственных ориентиров, и телеаудитория здесь подчиняется задачам культуры. Нам же симпатичнее всего позиция философов. На первый взгляд, детектив никак не назовешь жанром высокой метафизики. И все же, если вдуматься, в самой основе любого криминального расследования и судебного процесса лежит идея поиска истины. Вот этот пафос абсолютного знания и утверждение торжества разума и делают детектив столь притягательным. Недаром в детективную форму облекали свои романы такие писатели-мыслители, как Диккенс и Достоевский. Детективы нравятся практически всем, но наверняка у каждого из нас найдется хотя бы один знакомый, совершенно помешанный на фильмах ужасов (не исключено, что мы сами таковы). Причем, как правило, это че-
2
ловек весьма нервического склада, попросту говоря — неврастеник. Глаза его бегают, конечности вздрагивают, дыхание частое, сердцебиение ускоренное. Порою удивляешься: ему бы расслабляться в санатории, попивать боярышник да пустырник — он же после работы спешит домой, боясь опоздать на очередную серию каких-нибудь баек из склепа с инопланетными монстрами, ожившими мертвецами, вампирами и привидениями. Невольно думаешь: и как только люди могут смотреть весь этот трэш? Но ведь смотрят же! Ужастики имеют устойчивую аудиторию и хорошо продаются. На Западе давно уже возникла целая индустрия художественного запугивания — тот же Майкл Джексон стал суперзвездой в начале восьмидесятых, эксплуатируя сверхпопулярную уже тогда стилистику триллера. Как-то Иосиф Бродский, размышляя о поэзии американца Роберта Фроста, предложил разделять страх как локальное чувство — и ужас как тотальное мироощущение. У страха должна быть какая-то конкретная пугающая причина: вампир, упырь, маньяк... В случае с ужасом ситуативной угрозы нет, он как бы разлит в космосе и в душе человека. Он изначально присущ миру, его можно почувствовать везде и всегда — при этом он, конечно, не такой острый. Если согласиться с таким противопоставлением, то традиционные фильмы ужасов правильнее было бы называть страшилками. А собственно ужасами именовать произведения высокого саспенса — каковы, к примеру, лучшие работы Альфреда Хичкока или, скажем, Дэвида Линча. Эти режиссеры не опускаются до кукольной монструозности, работают на более утонченных приемах — страхе неизвестности, тревожности абсурда. Их творения и ужастиками-то не назовешь, скорее это философские притчи о смысле смерти и безумия. Впрочем, разбор причин и следствий зрительского интереса к ужасам на телеэкране оставим психиатрам. Копание в занемогшей душе — занятие деликатное и ответственное. Столкнувшись с подавленными детскими кошмарами, главное — не навредить. Мы же зададимся одним нетривиальным вопросом: почему в России не сложилась собственная культура ужасов? Триллеров собственного производства у нас практически нет — при всем богатстве русского народного творчества, литературы и кинематографа. Конечно, есть совсем нестрашные сказки про Кощея. Есть некое подобие готической прозы: «Гробовщик» и «Пиковая дама» Пушкина дали вялую традицию, не получившую развития. Есть пионерский фольклор со «страшными историями». Есть десяток постперестроечных кинолент. Но, в любом случае, у нас нет своих культовых Эдгара По, Лавкрафта и Стивена Кинга — и нет конвейерного производства кошмара, коим завалены нынче отечественные развлекательные телеканалы. Зато хоррор в изобилии производится в США, Англии и Японии. Предложим два соображения. Во-первых, обратим внимание на то, что творчество ужасов наиболее развито в островных культурах — особенно если иметь в виду британские корни американской ментальности. Человек
с островным сознанием — «человек-остров» — везде и всегда чувствует себя одиноким и незащищенным. Ему всюду мнится опасность, паранойя — его недуг, и вся жизнь его проходит в борьбе со страхом. В свою очередь, авантюризм и культ права — результаты компенсации этого комплекса. Во-вторых, страх и трепет, как правило, появляются на разломах и границах — времен и территорий. Естественное лекарство против страха — вера, уверенность в чем-либо. Не обязательно религиозно-мистическая, достаточно устойчивого нравственного чувства и ясной картины мира. Безверие, свойственное пограничным эпохам, заполняет свои пустоты ужасами и разной нечистью. То же касается пограничных земель: неслучайно гоголевский Вий и трансильванский Дракула возникли на окраинах православного царства. В этом смысле ужасы выполняют функцию компаса, определяя, где центр и где — периферия.
|
||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2017-01-24; просмотров: 213; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.235.249.219 (0.04 с.) |