Творческие мастерские и мастер-классы

Творческие мастерские теле- и радиоканалов, телекомпаний, телепрограмм и (возможно) персональные мастерские отдельных мастеров телевидения. Думаю, творческие мастерские должны работать со студентами 2— 4 курсов (а для магистратуры мы либо должны придумать что-то другое, либо соединять магистров с бакалаврами в соответствующих мастерских). И, соответственно, нынешние первокурсники должны поступить в эти мастерские уже в следующем учебном году. Кстати, я уже договорился об открытии еще одной такой мастерской — с каналом «Культура».

Сквозной (через бакалавриат и магистратуру) курс мастер-классов работников телевидения и других СМИ, а также политиков, общественных деятелей, деятелей культуры и искусства, экспертов в разных областях знаний.. То, что ныне у нас уже происходит в день декана.

Другие подразделения

Мультимедийный учебный центр

Учебная телестудия

Учебная радиостудия

Фотоцентр с фотостудией и фототекой

Учебный интернет-центр, в том числе и редакция интернет-сайта ВШТ

Научно-учебная библиотека, включающая собственно библиотеку, библиотеку периодики, фильмотеку, архив телевизионных программ

Социологическая лаборатория

Лингвистическая лаборатория (картотека языка телеведущих и тележурналистов)

Издательский центр с отделом оперативной печати

Редакция журнала, посвященного проблемам телевидения

Научно-методический центр

Центр (в перспективе — факультет) переподготовки кадров и повышения квалификации

 

1

 

 

Учебный пресс-центр

Лаборатория истории ВШТ и картотека обучающихся и выпускников (нечто вроде известной картотеки «Мосфильма»)

Лаборатория по созданию истории современных телеканалов и телекомпаний

Студенческое научное общество

Отдел технологического обеспечения и поддержки

В конечном итоге (но в обозримом будущем) мы должны создать при ВШТ Научно-исследовательский центр (институт) телевидения и журналистики.

Ближайшие задачи (помимо очевидных)

1. Начать сбор учебного архива старых и современных телевизионных программ.

2. Начать сбор и архивирование важнейших публикаций и публикаторов текстов о телевидении.

3. Начать записи интервью наиболее авторитетных и известных деятелей отечественного телевидения (оформлять как курсовые учебные работы).

4. Начать выпуск научного альманаха под условным названием «Телевидение, журналистика, общество».

5. Создать сайт ВШТ.

6. Создать Подготовительные курсы для абитуриентов.

7. Создать Курсы повышения квалификации для работников телевидения (к следующему учебному году).

8. Организовать систему проведения летней учебной практики наших студентов на телеканалах стран СНГ.

9. Учредить и организовать Международный конкурс-фестиваль молодых тележурналистов.

10. Создать ежемесячный журнал, посвященный проблемам телевидения.

 

 

Виталий Третьяков

 

ТВ: ОТ УЖАСНОГО К ВЕЛИКОМУ

 

Сегодня в Санкт-Петербурге открываются IX Международные Лихачевские научные чтения. Одна из главных тем этого ученого собрания в нынешнем году — телевидение. Думаю, что выбор правилен.

Впрочем, о телевидении говорят постоянно. Но, по-моему, разговоры текут сами по себе, а телевидение продолжает развиваться по законам, самим им над собою поставленным, и общество все никак не может найти удобоваримый для себя образ сожительства с этой порожденной им самим, но его же и подчинившей системой.

Применительно к телевидению работают самые смелые метафоры. В разгар предвыборной кампании 1999 года я определил телевидение как политическое ядерное оружие. И, по-моему, попал в точку. Во всяком случае до сих пор ни одного факта, опровергающего это сравнение, обнаружить мне не удалось.

Проблема, однако, в том, что так сказать натуральное ядерное оружие можно запретить и даже ликвидировать. С телевидением этого сделать нельзя даже теоретически. Более того, его даже ограничить (в смысле — минимизировать) не удастся. Напротив, экспансия телевидения продолжается — и предела ей не видно. И восприятие телевидения как чисто политической проблемы (в парадигмах «власть-оппозиция» или «власть-общество») давно уже является слишком узким.

Безусловно, при своем появлении телевидение стало тем благом научно-технического прогресса, которое осчастливило многих (обогатив избранных) и довело публичность (как тогда показалось — демократичность) политики почти до предела. Но все, что способно массово раздавать «счастье», и все, что доходит до предела, становится, во-первых, вещью в себе, а во-вторых, ломает традиционные институты общества — основу его физического выживания.

Одной из первых жертв телевидения стала высокая культура. Берусь утверждать, что телевидение (как всякая тотальная система) вообще убивает такую культуру. Жесткость и определенность этого утверждения многими может быть оспорена (причем, мне хорошо известно, с помощью ка-

 

15

 

 

ких аргументов), однако я остаюсь при своем мнении, основанном, увы, не на фантазиях или абстрактных рассуждениях, а на знании. Уверен, что без целенаправленной и специально финансируемой работы всех образованных людей, без специальных программ государства обольщать себя какими-либо радужными надеждами на сей счет мы не можем.

В современном мире царит и доминирует массовая культура, главным проводником идей и образцов которой являются практически все средства массовой информации, но телевидение в первую очередь. Оно само уже стало частью и основой массовой культуры и содержательно, и индустриально, и — что самое опасное — как бизнес.

Современное телевидение тотально. А все тотальное потенциально является и тоталитарным. Превратить тотальное в тоталитарное можно нажатием одной кнопки, отдачей одного приказа. Но если в сфере политики (которая тоже во многом превратилась в разновидность массовой культуры) угроза того, что такой приказ будет дан, блокируется или, по крайней мере, лимитируется многими системами и институтами и самой политики, и гражданского общества, то в сфере культуры решающий приказ и не нужен. Никто не может сказать, где лежит точка невозврата: там, где 80 человек из ста не могут прочитать наизусть ни одного стихотворения Пушкина, или там, где это не могут сделать всего лишь 75 человек. А по моим ощущениям, за последние двадцать мы уже вошли в эту зону и продолжаем все больше и больше в нее погружаться.

В свое время выдающиеся политические и философские умы пропели гимн карнавалу, игровым формам и жизни, и воспитания, и образования. Но никто из этих умов и представить себе не мог, что «жизнь всерьез» будет прерываться игрой не время от времени, а полностью будет вытеснены ею. Но именно это вершит сегодня и во все нарастающих масштабах телевидение.

Становление телевидения как особого института журналистики, на мой взгляд, привело к тому, что к классическим и максимально связанным с литературой, с одной стороны, и с наукой, с другой стороны, журналистским жанрам (информация, репортаж, интервью и статья) прибавился пятый жанр — игра (вся сумма развлекательных передач и почти все так называемые ток-шоу). На какой-то период времени этот новый жанр обогатил и разнообразил журналистику и телевидение. Но теперь жанр игры становится самодовлеющим, он подавляет и вытесняет все остальные жанры, размывает их границы, уничтожает и научную логику, и естественные по содержанию и проявлениям эмоции. Все подменяется бессмысленным и бессодержательным развлечением и сопровождающими его гиперболизированными «эмоциональными» выплесками.

Массовая культура все упрощает, все снижает и все опошляет. Именно это мы и наблюдаем сегодня на телевизионных экранах. Пандемия мас-

 

16

 

 

совой культуры (порожденная, бесспорно, посредством телевидения) совпала с кризисом самой высокой культуры и профессионального искусства. Так называемый постмодернизм, сам не создав ничего даже близко приближающегося к образцам классического искусства, принялся «перерабатывать» эти образцы, уничтожая и опошляя их. Каждодневно мы воочию наблюдаем за этим процессом на экранах наших телевизоров. А масштабы процесса просто не поддаются осмыслению. Фактически они глобальны и тоже тотальны. Причем центр этой тотальности и этого глобализма лежит не только вне нашей культуры, но и вне нашей территории — вне нашей, российской, цивилизации. Странно, что задумываются наши политики об этом только тогда, когда им не нравится, как Запад освещает, например, августовскую военную операцию России на Кавказе.

К сожалению, массовая культура, две главные ценности которой — деньги и известность, через экраны телевизоров и решения «реформаторов классического образования» распространила свое влияние на школу и университеты. Новые поколения воспитываются и образовываются сегодня именно телевизором, а кто царит в нем — известно и очевидно: на одного нобелевского лауреата каждый день приходится десятки невежд и профанов.

Апологеты постмодернизма утверждают, что все не так плохо, ибо свойственная ему ирония и самоирония являются тем противоядием, которое не даст институтам и образцам высокого искусства погибнуть. Эти апологеты либо обманывают себя и нас, либо лукавят. Иронии нет, есть стеб и ерничанье. Самоиронией и не пахнет — есть скабрезное подшучивание над собственными слабостями (ибо их слишком много — за отсутствием сильных сторон), которые тут же себе прощаются.

В бытовой психологии хорошо известно то, что я называю спиралью глупости. В компании умных и воспитанных людей появляется один пошляк — и вот уже разговор стремительно движется по нисходящей, вскоре достигая максимальных глубин глупости и непристойности. И никогда — наоборот: один джентльмен никогда не поднимет до своего уровня группу перебрасывающихся привычными им шутками пошляков. Почти каждый день мы можем наблюдать это по телевизору: вошел в передачу интеллектуал — уже к середине ее он не только смеется над непристойностями, но и сам норовит рассказать что-то аналогичное.

Говорят, что развитие так называемых нишевых каналов рано или поздно приведет к тому, что поклонникам высокого искусства всегда найдется, что смотреть и где смотреть. Но если даже это правда, то возникают два вопроса: сколько этих поклонников останется? И где гарантии, что и нишевые каналы не пойдут по тому же пути, что и нынешние «многотемные»?

Мне представляется, что в целом — и с помощью телевидения в первую очередь — европейская цивилизация возвращается в самые мрачные

 

1

 

 

времена средневекового невежества. Судя по всему, и европейская культура, пройдя в XV—XX веках пик своего развития, умирает, а телевидение то ли специально продлевает агонию высокой культуры, то ли подгоняет ее летальный исход.

Для меня бесспорно, что Россия как страна, нация и государство, как особый цивилизационный субъект и человечества вообще, и евроатлан-тической цивилизации в частности, либо погибнет, либо превратится в нечто совершенно на себя не похожее, если ее культурные образцы будут опошлены и низвергнуты, а культурные коды уничтожены. Следовательно, выбор прост: либо смириться, либо бороться. Не столько за телевидение, сколько с его же помощью.

Как бороться? В частности, так, как с невежеством боролись всегда: уже на студенческой скамье воспитать и готовить таких специалистов в сфере телевидения, которые бы, придя туда, где телевидение «делается» практически, пытались не позволить окончательно и безвозвратно уничтожить высокую культуру и великое классическое искусство, навечно поменять местами верх и низ.

Мы в самом начале этого пути. В самом начале...

 

Первая публикация: Известия, 14.05.09

 

 

ТЕЛЕВИДЕНИЕ И ЭВОЛЮЦИЯ

 

Генеральный директор Первого канала Константин Эрнст отвечает на вопросы Михаила Леонтьева

 

— Вопрос не отличается оригинальностью: телевидение и кризис. Что происходит с телевидением в кризис? Как все это будет жить?

— Телевидение является одной из тех немногочисленных областей российской экономики, в которой на протяжении последних восемнадцати лет процесс шел довольно динамично и последовательно. Некоторые области экономики не прошли еще и трети этого пути. Это случилось потому, что телевидение с конца 80-х было на пике общего внимания. И что бы ни говорили наши многочисленные оппоненты и критики, русское телевидение, безусловно, входит в пятерку лучших в мире.

— Имеются в виду большие эфирные каналы?

— Конечно. Как и в любой стране, у нас есть большая тройка. В некоторых странах она становится большой четверкой. Во Франции ведущим каналом является «TF-1», и никто за все это время к нему даже близко не подошел. Осенью 1998 года после дефолта рынок схлопнулся вплоть до отсутствия. Первый канал собрал своих рекламодателей в конце декабря и взял на себя обязательства по размещению рекламы в эфире бесплатно. Потому что деньги за эту рекламу, которые уже взял у рекламодателей наш тогдашний медиаселлер, — они исчезли. По утверждению владельцев, компания обанкротилась. И мы взяли на себя ответственность размещать рекламу за деньги, которые уже не получим.

— Курами не отдавали?

— Нет, кур тогда еще не было, но лисы были... Общий рекламный рынок 1999 года был чуть больше 150 млн. долларов на все русское телевидение. А сейчас мы говорим о сумме около пяти миллиардов долларов... Правда, это цифры 2008 года.

— И что же случилось сейчас с этим шикарным телевидением?

— С телевидением все происходит довольно инерционно. С одной стороны, большие компании покупают рекламу заранее и на целый год, но у них есть возможность забирать свои деньги назад, что и произошло в конце 2008-го. По разным каналам падение — от 30 до 50% по сравнению с прошлым годом (в долларах).

 

1

 

 

— Это падение затрагивает жизненно важные органы?

— Телевидение — бизнес, построенный на постоянных реинвестициях. Ты должен вкладывать деньги в продукт, который выйдет в эфире через год — через два. Даже в лучшие времена мы все равно находились в системе постоянных коротких кредитов. Потому что поступление рекламных денег неравномерно, а затраты — они ежедневные. И не только на производство программ и фильмов и зарплату двух с половиной тысяч человек... Например, никто же не задумывается, что Первому каналу надо заплатить 130 млн. долларов только за распространение своего сигнала на территории Российской Федерации. Причем рекламодатели не заинтересованы в принципе в размещении рекламы в населенных пунктах с численностью населения менее 200 тысяч человек. А это 70% наших зрителей. И это даже больше, чем 70% стоимости распространения сигнала.

— То есть с точки зрения коммерции канал платит за воздух?

— Да. Рекламодатели подтверждали, что если канал уберет из зоны своего вещания города «200 минус», то деньги будут те же. Так как мы являемся акционерным обществом, я запрашивал совет директоров на трату этих денег. Потому что в принципе я как руководитель акционерного общества не должен допускать расходов, не приносящих доходов. Но это, конечно, лукавая фраза. У Первого канала главная функция — некоммерческая. Хотя — это удивительное дело — сколько ни говорю я во всех своих интервью, на всех официальных встречах, подавляющее большинство наших зрителей и даже журналистов не знают, что Первый канал не получает бюджетных денег. Так что работаем для народа, но не за народные, а за коммерческие деньги, которые сами и зарабатываем. Но в последнее время, надо сказать честно, получаем от государства субсидию на трансляцию в тех самых городах «200 минус», как ее получают все федеральные каналы.

— И не обращались за помощью во время кризиса?

— Мы обратились с просьбой помочь нам в открытии кредитной линии во Внешторгбанке.

— А просто так Внешторгбанк не хотел денег давать?

— Просто так любой банк предлагает такую ставку, что лучше и не занимать.

— А кино для канала — это доход или расход?

— Ни один фильм, произведенный каналом, прокатанный в кинотеатрах и проданный на DVD, не был не то что убыточным — все наши фильмы были прибыльными. Из топ-10 чемпионов российского проката половина — нашего производства. А вечные телевизионные права, считай, достаются каналу бесплатно.

— Вот во время Великой депрессии кино в общем-то расцветало, это был, собственно, расцвет Голливуда...

— Потому что не было телевидения. Рассказы про то, что сейчас в депрессию расцветет кино, — это чушь. Потому что телевидение бесплатно.

 

20

 

 

— То есть «кино» во время кризиса будет телевидением?

— Да. То есть телевидение будет кинематографом. Кинематографом второй Великой депрессии.

— То есть практически получается, все кинопроизводство уйдет в сериалы?

— Ну, все, конечно, не уйдет. Безумство храбрых останется. Песни, правда, будут скорее печальными. Но дело не в этом. Тут есть такая проблема. Абсолютно уверен, что экономические кризисы впрямую связаны с культурными. Почему искусство предчувствовало все глобальные переломы в мировой истории, в экономике? Конец каждого экономического периода связан не только с чистой экономикой, а в первую очередь с изменением социальной психологии и культурной практикой, которая этот экономический период порождает. И когда назревает кризис культуры, который приводит к кризису экономики, отдельные остро чувствующие представители этого общества (назовем их художниками) пытаются отказаться от уже не актуального описания окружающей жизни. Они начинают «биться в клетке». И по тому, как авангард предсказал слом предыдущей истории в конце XIX и особенно остро в начале XX... Художники сообщали о том, что это время заканчивается, что этим языком уже разговаривать нельзя и необходимо что-то менять. Художники обычно не знают, ЧТО нужно менять, они просто острее других чувствуют боль.

Мне кажется, что мы сейчас находимся в очень похожей ситуации. Безусловно, в мировом кино, в мировой литературе, живописи и многих других видах искусства — затянувшийся кризис. Как идей, так и формы. На российском телевидении последние два года это очень ощущается.

Все, что работало на протяжении последних пятнадцати лет, вдруг перестало работать. И вообще, плотность проживания жизни в информационную эпоху двадцати последних лет — это половина прошедшего века. Все происходит быстрее, неожиданнее и вследствие этого кажется неотвратимей.

— То есть творческие идеи перестали держать аудиторию?

— Старые идеи — перестали. 20-летие, которое началось со «Взгляда», когда проговаривалось новое время и вырабатывалось новое телевидение, закончилось. Авангард, пройдя через фазу классики, стал архаикой. Этим языком больше разговаривать нельзя. Все привычные формы и форматы еще существуют и как бы ничем не хуже тех, что были год или два назад. Просто они больше не нужны. Русское телевидение сейчас стоит на пороге глобальной трансформации. Года два назад я сказал своим сотрудникам, что эпоха гламура кончилась. Гламур был некой моделью, которая проговаривала ситуацию в коллективном бессознательном. Многие как думали? В начале 90-х, когда происходила рассадка на поезда, часть людей как будто села в электричку, ехавшую в район Рублевки, а другие сели не в те электрички. И получилось, что якобы это была ошибка выбора. И все смот-

 

21

 

 

рели и говорили: «Эти козлы! У них ничего нету своего. Эта просто спит с тем, с кем надо. А этот наворовал у государства денег». И это была модель: ты как бы ничего не делаешь, а все у тебя хорошо. И огромное количество людей завидовало вот этому успеху. Это — русская традиция. Было ощущение, что ты лежишь на печи... Одни просто поехали на этой печи в правильную сторону, и все происходит само собой.

— Это именно русская сказка, в отличие от американской...

— Да, абсолютно русская сказка, классическая. Причем многие вовсе не наворовали, а просто заработали, потому что ишачили по 18— 20 часов в день, рисковали жизнью, здоровьем и, в общем, были гораздо более активными и талантливыми. И девушки эти не только за счет избирательной доступности продвинулись. Ну и вообще, было все не совсем так. Это вечное русское убеждение, что я лучше и я честнее и я не богат и не знаменит только потому, что я не хочу во всем этом мараться. Это такое счастливое оправдание своей лени и пассивности. Православие, кстати, тоже свою роль сыграло. Потому что, в отличие от протестантской этики, православие... ну, скажем, неамбициозность... поддерживает...

А года два назад и гламурные персонажи вдруг что-то стали несчастливы, и кто-то разорился, кого-то посадили... И люди стали говорить: «О! Оказывается, и они не туда поехали! Дорога-то была к взорванному мосту!» И нашлись новые оправдания. Они все переживали, что сели не на ту электричку. А теперь стали оправдывать себя тем, что электричка была не туда, поэтому они опять молодцы...

Какая самая главная сказка в русской ментальности? Это сказка о рыбаке и рыбке. Она про глобальное отсутствие чувства меры, во всем. Русский человек чувством меры, в среднем, не обладает. Если уж работает, то работает так, что глаза из орбит. Если зажигает, то сгорает дотла. Раньше это были колеса счастья, которые прокатывались мимо людей, которые на это все взирали с завистью и ненавистью. А потом это стало горящим поездом, летящим в пропасть.

— А что вместо?

— Обожди. Спустя пару лет все это проявилось и в экономике. И в России, и в Америке — все это было чрезвычайно похоже. Это стало кризисом не своей жизни, когда люди хотели позволить себе все здесь и сейчас, но в действительности позволить себе этого не могли. Во многом это попытка сублимировать стресс все более увеличивающейся скорости жизни не медитацией и сменой ритма, а немедленным походом по магазинам. Нынешний кризис — это кризис свихнувшегося от невыносимой легкости бытия шопоголика.

— Так модель-то на самом деле одна и есть...

—...Мы-то еще в этой истории были неофиты. У нас было страшное, абсолютно неодолимое желание наслаждаться, потреблять услуги и товары

 

 

 

после десятилетий, когда мы были этого лишены. Просто какие-то моряки на дембеле. Три года внутри железки, а теперь — дискотека. Поэтому амплитуда наша побольше, но тенденция во всех странах была одна и та же. И мы прожили это не за 40 лет, как американцы, а всего за 15.

— То есть ты согласен, что это именно кризис цивилизации, эпохи, а не какой-то циклический провал?

— Я абсолютно уверен. Безусловно, это кризис эпохальный. Его основа не экономическая. При всей объективности экономических законов экономика является только частью цивилизации. Маркс, как мне кажется, ошибался. Так как надстройка формирует базис, надстройка главнее. Это кризис способа жизни, который на протяжении последних ста (плюс-минус) лет выбрала эта цивилизация. Он ее выел, как крыса сыр. Эта модель жизни началась с конца XIX века, проявилась реально после Первой мировой, а после Второй мировой победила тотально. И за оставшиеся годы эта модель съела цивилизацию в той ипостаси, в которой эта цивилизация строилась. И поэтому она, цивилизация, должна сейчас трансформироваться... Я недавно был на одном заседании, где обсуждался закон, регулирующий авторские права в Интернете. Все искренне и заинтересованно обсуждали вопрос, спорили по деталям, а я сидел и думал: это то же самое, что экономический кризис. Попытка применить каменный топор к неосознанной реальности.

— Это как в экономике: проблема не в регулировании, а в самом предмете?

— Образ Интернета для этого идеален. Регулирование авторских прав в Интернете законодательством абсурдно. Я думаю, что Интернет просто уничтожит концепцию авторского права в том виде, в котором она существует. Интернет уничтожил уже права на музыку. Сейчас, когда скорость и качество сигнала увеличатся, Интернет уничтожит видеоправа. Для меня появление Интернета и захват им довольно широких групп людей стали свидетельством конца ЭТОГО периода развития человечества. Для ЭТОГО человечества это был ящик Пандоры. Это было сообщение о появлении новой реальности. Не реальности коммуникации, мейлов, игр, поиска и прочих довольно бытовых штучек, а реальности, к которой человечество ментально не было готово. Я думаю, что даже гуру Интернета не понимали, что они делают. Пришествие Интернета — это сообщение о пришествии нового времени. Как же я теперь зауважал Маршалла Маклюэна. Он все это предсказал еще полсотни лет назад. И равных ему в предвидении сегодня что-то не видно. А в экономике глобальной происходит то же самое, что с защитой авторских прав в Интернете. Все ведущие страны пытаются воспроизвести существовавшую последние 30—40 лет конструкцию спасения, но это, кажется, уже не работает. Есть такая эволюционная теория, считавшаяся в советские времена реакционной. Суть ее заключается в

 

2

 

 

том, что «вид захватывает лидерство в ареале благодаря приспособительному свойству, которое в итоге являются причиной гибели вида». Объясняю для тех, кто сачковал на биологии. Саблезубые тигры сумели уничтожить всех своих врагов за счет блестяще развитых клыков и челюстного аппарата. Проблема в том, что, когда они придушили всех своих крупных врагов, остались только мелкие грызуны. И их челюсти не давали им возможности ловить и питаться мелкими грызунами. Вот такая грустная история.

— Мне почему-то напоминает Соединенные Штаты Америки...

— А за счет чего homo sapiens выиграл лидерство на всей планете? Только за счет экспрессии коры головного мозга. И я как сторонник этой теории считаю, что именно за счет этой экспрессии человечество и погибнет.

— У тебя прямо эсхатологическое видение кризиса.

— Нет, я думаю, что этот кризис еще далеко не финальный. Человечество сможет преодолеть его, если проартикулирует для себя новое время. А за счет новой культуры и новой этики сможет адаптироваться и экономика. Хотя вот смотрю я на веселого французского президента — ну, он точно не Монтень и не Вольтер... А на всех последних экономических форумах, мне кажется, обсуждают, что порвались джинсы, хотя уже оторвало ногу.

— Современная глобальная политическая система не может рефлексировать содержательные вещи. Она на это не способна в принципе.

— Не хочу проявиться как вульгарный биолог, но так получается... Популяции регулируются. Эти механизмы современной биологией исследуются. Глубокое заблуждение, что мы живем в каком-то веке торжества науки. На самом деле мы живем в средневековье — это не их «средние века», а наши «средние века». Люди не задумываются, что, например, нету ни одного препарата, который разрушает вирусы. Его не существует. Нету ни одного препарата, способного разрушить гистоновую защиту вокруг спиральки РНК. Ни одно вирусное заболевание не поддается лечению. Можно лишь активировать иммунную систему.

— Что это значит?

— Просто механизм эволюции. Нам давно уже кажется, что мы не предмет эволюции. Но, увы или к счастью, мы — предмет.

— Победа человека над природой не соответствует реальности?

— Конечно. Когда люди до такой степени не задумываются о сущностях... Когда я регулярно слышу: «Мы не будем есть генетически измененные продукты!», мне хочется сказать: «А ты сам-то? Ты же сам генетически измененный продукт. Потому что если бы ты не изменялся и если бы твои предки не изменялись — ты бы и не родился». Принцип эволюции — это постоянное изменение генома. Да, при сохранении основ. Но все время происходят изменения, которые позволят лучше приспособиться. Но мыто по-прежнему млекопитающие. На нас действуют внутриэволюционные механизмы. Природа регулирует человечество. Человечество, конечно, с природой спорит и вмешивается, не уверен, что себе на пользу.

 

24

 

 

И мне представляется, что мы сейчас находимся, с одной стороны, в глубоком упоении своей крутизной — «человеческая цивилизация»! Точно мы уже практически полубоги. А мы по-прежнему homo sapiens. С другой стороны, именно это — эта приспособительная функция, которая позволила нам так думать, уже нагородила много чего, чем мы не управляем, того, чего нам нашим серым веществом не понять. Я надеюсь, что все-таки в этот раз удастся докумекать. А потом, лет через сто или тысячу, натворим такого, что и схлопнемся. Так что я как раз очень позитивно настроен... Думаю, что мы исчезнем как вид, когда дойдем до границы. Но эта граница — не сейчас. Это просто пинок судьбы в область копчика для того, чтобы задумались. И надеюсь, что появятся толмачи, которые объяснят нам наступающее время.

— Как это все проецируется на современное живое телевидение?

— Обычно люди не в состоянии ответить на вопрос: «Что вы хотите видеть по телевизору?» Дальше они говорят, что много чернухи и что мало показывают научно-популярных программ. А когда их показываешь много, большая аудитория их не смотрит. И в ходе многочисленных опросов они зачастую говорят так, чтобы достигнуть собственного ощущения правильности. На самом деле просто себя обманывают. Я говорю, конечно, про большие аудитории в десятки миллионов человек. Проблема в том, что человек не может сформулировать, чего ему действительно не хватает, чего ему хотелось бы увидеть. Давайте скажем честно: большинство из нас не может ответить на вопрос, чего мы хотим в этой жизни. Не про внешнюю мишуру, а в главном. А телевизионщики последние десять лет были отравлены тем, что большинство из них имели представление о реакции людей на их продукт только по данным «TNS Гэллап», который не измеряет пристрастия аудитории, а является управляемым механизмом для обдуривания рекламодателей. «TNS Гэллап» как бы высчитывает, в каких зонах лучше продавать рекламу для целевой аудитории, и это тоже архаичная система. Все базовые учебники рекламы написаны в начале 60-х годов, когда даже структура потребления была другая. И предметом обожания рекламодателя по-прежнему является молодой мужчина 18—35 лет. А пожилая женщина является балластом для рекламы. Но когда я смотрю на рекламные блоки, в которых рекламируются стиральный порошок, мыло, молоко и разные подобного рода продукты, я понимаю, что это абсолютно банальная ошибка. В Российской Федерации зарабатывают деньги на этот товар мужчины, но покупают его пожилые женщины, обычно с низким доходом. Но за деньги этих мужчин — сыновей и мужей. И поэтому они должны быть объектом рекламы, а не эти молодые, вечно занятые мужчины. Мужчины не покупают стиральные порошки. И это еще одна из миллиардов ошибок уходящего времени.

 

25

 

 

— А реклама водки и пива запрещена...

— Ну, пива — нет, а что не рекламируется водка, так и слава богу. Ориентируясь на такие базовые установки, пиплметрия измеряет якобы то, что нужно рекламщикам. Это не контентный анализ, на основе которого происходит оценка качества продукта, превратил российское телевидение вот в то, чем оно является последние 5—6 лет. Оно по-прежнему качественное, но перестало чувствовать свою аудиторию и работает наугад. Потому что все время неверные рекламные исследования воспринимаются телевизионными каналами как социологические. И все время воспроизводят все более искажаемую заявку на контент.

— Считается, что телевидение само формирует аудиторию... Что телевидение должно воспитывать, как в «великие годы», а оно, телевидение, развращает. Даже не то что оно «идет за низменными вкусами», а просто формирует некоего морального урода.

— Странно от тебя это слушать. Ты много лет работаешь на Первом канале, здесь уродов не формируют. Я считаю, что «телевидение» как единый термин вообще не существует. Когда говорят: «все женщины», или «все мужчины», или «все телевидение», — все, что идет после «все», является чушью. Даже слушать не нужно. Телевидение разное.

— Тогда про Первый канал. Как ты видишь его задачу?

— Главная — сохранение единого информационного и лингвистического пространства Российской Федерации. Это позиция номер один. Вторая задача — максимально попытаться быть зеркалом текущего процесса. В разных областях — в политике, культуре, экономике. Где-то это получается...

— То есть ты считаешь, что телевидение не может быть лучше процесса?

— Это зеркало с качественной эмалью и увеличительным стеклом. В нем все отражается намного ярче и сочнее. Но чего нет — не отражается.

— Должно ли телевидение нести культуру в массы?

— Культура вообще довольно широкое понятие. А твоя фраза — в стиле материалов XXIV съезда КПСС. Телевидение не должно воспитывать в той дидактичной манере, о которой говорят люди, говорящие, что раньше телевидение воспитывало. Я не знаю, как воспитывало советское телевидение. Меня советское телевидение не воспитало. Я его сильно не любил и почти не смотрел.

— Оно никого не воспитало. По факту сегодняшнего отсутствия самого Советского Союза.

— Именно. Поэтому я считаю, что для современного текущего процесса, для России 2009 года, наивной и убогой является идея, что телевидение должно быть коллективным воспитателем. Во-первых, советский человек

 

26

 

 

ненавидит дидактику, а новые люди ее просто не переваривают. Во-вторых, телевидение воспитывает, но косвенно. Это система пилюль. Говорят: «Телевидение ушло в развлекуху». Да, в определенной степени многие вещи выглядят гораздо более развлекательными, чем на самом деле являются. Люди не любят горькие таблетки. Облатка — веселенькая и сладкая — нужна для того, чтобы ты проглатывал такие вещи. Людям кажется, что они смотрят сериал для того, чтобы развлечься, просто провести время, похохотать или поужасаться. А на самом деле... Почему в первые годы такая популярность была у русских сериалов про реальность? Потому что, когда глобально изменилась ценностная шкала, люди не знали, как себя вести в новой реальности. И они принимали это как модель поведения. Которая проговаривалась под видом развлекухи. В целом общество само выработать модели поведения не может. Основная суть художественной литературы, в первую очередь, и уже дочек или внучек литературы — кино и телевидения — в том, чтобы проговаривать текущую ситуацию и правильные моральные модели поведения.

— Основная претензия к телевидению как раз в том, что оно проговаривает не те модели поведения, какие кому-то хотелось бы.

— Я могу отвечать только за Первый канал. Нам тоже, конечно, свойственно ошибаться. Но мы всегда методично проговаривали те модели поведения, которые нам представлялись правильными. И мы всегда думали об этом. С точки зрения насилия и «откровенных сцен» Первый всегда стоял в конце списка всех телеканалов. Это всегда был наш сознательный выбор. Мы очень многого не сделаем за рейтинг. И не дай бог нам подумать, что мы кого-то хотим учить или воспитывать. Человек, который думает, что он может быть учителем для своего народа, — его Кащенко заждалось... А формировать модели поведения — ненавязчиво и опосредованно — это эффективнее, чем просто учить. Учителя, извини меня, можно послать. Просто сказать: «Ты кто такой? Кто дал тебе это право?» А того, кто опосредованно формирует модели поведения, послать трудно, потому что ты этого не чувствуешь. Это происходит помимо твоей воли и сознания. Ты же развлекаешься! Так часто обидно слышать эту чушь про засилье развлекухи. Нет лучшего способа разобраться в чем-то, чем попытаться объяснить это другим. Мы сами пытались проговорить это время и правильные модели поведения и понимали их вместе с нашими зрителями.

— Скользкий вопрос: политика на телевидении. Какая задача?

— Я же сказал, что это зеркало.