Не позволяйте другим делать это за вас

 

Когда-то я встречалась с парнем, который претендовал на Кубок Хейсмана [76], и он сказал мне, что в игре тебя не станут перехватывать, если у тебя нет мяча.

Замечание одного приятного пациента

 

Все произошло в 6.30 утра в вечно бурлящем отделении экстренной помощи Медицинского центра Совета ветеранов имени Уолтера Рида в Вашингтоне. Я входил в двери отделения, на ходу надевая свой белый халат. Это был мой третий день в качестве интерна, и приемное отделение экстренной терапии должно было стать моим домом на предстоящий месяц. Я услышал, как в глубине коридора кричит женщина. Любопытно — и я пошел посмотреть, что происходит.

На каталке лежала 40-летняя женщина с распухшей ногой. Было видно, что Бет (так ее звали) очень больно, и она вскрикивала каждый раз, когда кто-либо прикасался к ее ноге. Брюс Уайт — такой же, как я, молодой психиатр-интерн и Венди Бернштайн — старший ординатор терапевтического отделения пытались поставить капельницу на ступню Бет.

Пациентка была беспокойна, испугана, непослушна и гипервентилирована. Тромб в ее икре вызвал ужасный отек голени. Перед тем как отправить Бет на рентген (чтобы сделать снимок и понять, где именно находится тромб), необходимо было поставить капельницу. После этого хирург мог удалить тромб путем оперативного вмешательства. Но при каждой попытке ввести иглу капельницы в распухшую ногу Бет, ее крики становились громче.

Венди была напряжена и расстроена, у нее на лице выступил пот.

— Успокойтесь! — прикрикнула она на пациентку.

Бет выглядела испуганной и сконфуженной. В помещении царило сильное напряжение.

Венди отправила сообщение на пейджер дежурного хирурга. Прошло несколько минут, прежде чем он перезвонил. Венди ходила взад-вперед по помещению. Когда телефон зазвонил, она схватила трубку.

— Мне необходимо, чтобы вы пришли в экстренную терапию немедленно. Мне нужно, чтобы вы «вскрыли» ногу пациентке. Похоже, у нее в ноге тромб, и нам нужно поставить капельницу, прежде чем отправить ее на рентген. У нее распухла нога, и она сопротивляется!

Несколько мгновений Венди слушала ответ, а затем сказала.

— Что значит, вы не сможете появиться раньше чем через час? Это надо сделать немедленно. Я сделаю это сама. Она чертыхнулась, бросив трубку.

Услышав это, Бет впала в еще большую панику.

Будучи абсолютным новичком в больнице, я предпочитал ничего не говорить. Но было ужасно смотреть на то, как мучается Бет. Я слышал, что Венди ненавидит интернов. День обещает быть интересным, подумал я.

— Венди, можно я попробую поставить капельницу? — спросил я вежливо.

Она взглянула на меня и сказала тоном, в котором одновременно слышались сарказм и снисходительность:

— Ваша фамилия Амен, кажется? Я ставлю капельницы пять лет. Почему вы думаете, что вы сделаете это лучше? Но если вы хотите попробовать и сесть в галошу, хвастун, то пожалуйста!

Она грубо бросила мне систему для внутривенного введения препаратов и вышла из помещения. Я показал жестом Брюсу, чтобы он закрыл дверь.

 

Первое, что я сделал, обошел вокруг каталки, чтобы подойти к голове Бет, и посмотрел ей в глаза. (Венди кричала на Бет с другой стороны каталки, от ее ног.) Я мягко улыбнулся пациентке.

— Привет, Бет, я доктор Дэниэл Амен. Мне нужно, чтобы вы замедлили свое дыхание. Когда вы дышите слишком часто, кровеносные сосуды сужаются. Из-за этого мы не можем найти вену. Дышите вместе со мной.

Я замедлил собственное дыхание, думая о том, что Венди убьет меня, когда я закончу.

— Вы не против, чтобы я помог вам расслабиться? — спросил я. — Я знаю некоторые хитрости.

— Хорошо, — нервно ответила Бет.

— Посмотрите на то пятно на потолке. — Я указал на пятно на плитках, которыми был выложен потолок над ее головой. — Сосредоточьтесь на нем и не обращайте внимания больше ни на что в этой комнате… Я буду считать до 10, а вы в это время постарайтесь ощутить тяжесть в ваших веках. Фокусируйтесь только на пятне и звуке моего голоса. Раз… два… три… почувствуйте, что ваши веки очень тяжелые… четыре… пять… ваши веки стали еще тяжелее… шесть… семь… восемь… ваши веки стали совсем тяжелыми и хотят закрыться… девять… десять… закройте глаза и не открывайте их.

— Очень хорошо, — сказал я, когда Бет закрыла глаза. — Дышите очень медленно, очень глубоко и обращайте внимание только на звук моего голоса. Расслабьте все ваше тело от макушки до кончиков пальцев на ногах. Почувствуйте в вашем теле тепло, тяжесть и полную расслабленность. Теперь забудьте о больнице и представьте себя в прекрасном парке. Самом прекрасном парке, который вы только можете вообразить. Вы видите парк, траву, склон холма, медленно текущий ручей, прекрасные деревья. Слышите звуки в парке, журчание ручья, пение птиц, шелест ветра в листве деревьев. Запах и вкус свежести в воздухе. Вы ощущаете легкий ветерок на вашей коже, тепло солнца.

Напряжение в помещении исчезло. Венди просунула голову в дверь, но Брюс прижал палец к губам, чтобы она молчала, и жестами показал ей, чтобы она уходила. Она закатила глаза и тихо закрыла дверь.

— Теперь представьте прекрасный пруд посреди парка, — продолжал я. — Он наполнен специальной, теплой целебной водой. Представьте себе, что вы сидите на краю пруда, опустив в него ноги. Чувствуете, как теплая вода окружает ваши ноги. У вас очень хорошо получается.

Бет быстро вошла в глубокий транс.

Я продолжал:

— Теперь я знаю, что это может прозвучать странно, но многие люди могут реально заставить свои кровеносные сосуды показаться на поверхности, если они направляют на них свое внимание. Пусть ваши ноги остаются в пруду, а вы позвольте венам на ваших ногах показаться на поверхности, чтобы я мог поставить вам капельницу и вы смогли получить помощь, которая вам нужна. А ваше сознание пусть остается в парке и ощущает расслабление…

В мединституте я месяц факультативно занимался гипнозом. Я видел фильм о том, как женщина-психиатр из Индии ввела пациентку в гипнотический транс и заставила ее сделать видимыми вены на ее руке. Затем она вставила иглу в вену, вытащила ее, и кровь потекла с обеих сторон колотой раны. После этого она внушением остановила кровотечение с одной стороны вены, а потом — с другой. Это была одна из самых удивительных демонстраций контроля над телом, которые я видел. Размышляя о ситуации с Бет, я вспомнил об этом фильме. По правде говоря, я не особо надеялся, что Бет сможет сделать видимыми вены на своих ногах.

К моему огромному удивлению, в этот момент вены отчетливо проявились на ее распухшей ступне. Я аккуратно вставил иглу в вену и присоединил ее к контейнеру с жидкостью для внутривенного введения.

Брюс был потрясен. Он не мог поверить своим глазам, хотя только что все сам видел.

— Бет, — мягко сказал я, — вы можете оставаться в этом состоянии глубокого расслабления сколько вам понадобится. Вы можете возвращаться в парк в любое время, когда захотите.

Мы с Брюсом откатили Бет на рентген. Когда часом позже я вернулся в отделение, Венди враждебно взглянула на меня.

— Итак, среди нас появился чудотворец, — сказала она. — Помнишь, что случилось с Христом? Кажется, его распяли. Может, ты и не хотел выставить меня в дурном свете… Но никогда не знаешь, что может произойти.

— Прошу прощения за вмешательство, — сказал я. — Когда люди испуганы, они дышат слишком часто, и их кровеносные сосуды обычно сужаются. Я просто попросил ее замедлить свое дыхание. Это был простой трюк, которому я научился в мединституте. Гипноз нужен был, чтобы она расслабилась. Я слышал о людях, которые могут расширять вены под гипнозом. Я подумал, что стоит проверить.

— Тебе просто повезло, — парировала Венди. Она не сдавала своих позиций.

Медсестра подслушала наш разговор и спросила:

— Вы владеете гипнозом? Вы можете загипнотизировать меня, чтобы я избавилась от этого? — она показала на пачку сигарет в своем кармане.

Слишком полный медбрат вмешался в разговор:

— Вы можете загипнотизировать меня, чтобы я сбросил вес?

Еще одна медсестра сказала с воодушевлением:

— Когда я училась в школе медсестер, я читала, что гипноз использовали для увеличения размера груди. И это работало! Вы можете помочь мне с этим? — Она показала на свою не слишком выдающуюся грудь.

Венди смотрела на все с отвращением. Совершенно смущенный, я сказал:

— Я не знаю. У меня сейчас много дел. Давайте поговорим потом.

 

МЫСЛИТЬ КАК МЭВЕРИК

 

Речь идет о техасском юристе Сэмюэле Мэверике, жившем в XIX столетии и отказавшемся клеймить свой рогатый скот. Его имя стало нарицательным. «Мэверик» — говорят в США о людях с независимым, самостоятельным мышлением. Когда я был молодым, отец называл меня мэвериком. Это не было комплиментом. Я никогда не склонен был соглашаться с его идеями только ради того, чтобы не нарушать спокойствия. Мой старший брат Джимми вел себя с отцом куда более дипломатично, хотя регулярно поколачивал меня в юности. Если у меня появлялись собственные соображения, я выражал их. Это вызывало большое напряжение между мной и моим отцом.

 

В июле 1972 мне было 18 лет, и меня должны были призвать в армию. Мне достался лотерейный номер[77]19 из 365, и это означало, что у меня очень высокие шансы быть призванным. Я разговаривал с военным вербовщиком о том, какие варианты возможны. В то время я хотел стать ветеринаром и узнал, что в армии существует программа подготовки, которая позволит мне стать помощником ветеринара. Это казалось интересным. В тот вечер я рассказал отцу об этом. В своей обычной манере он сказал, что я не должен идти в армию, ведь идет война! Я ответил, что меня, скорее всего, все равно призовут, а эта работа мне по душе, и кроме того, так я скорее попаду в Европу, чем во Вьетнам. Он произнес: «Хорошо, я довезу тебя до автобусной остановки». Мне было жаль, что я не могу порадовать его, но он не должен принимать решения за меня. Благодаря поступлению на военную службу я получил дополнительное время, чтобы подрасти перед поступлением в колледж, и возможность начать самостоятельную жизнь. Это было одним из лучших решений в моей жизни.

 

Мой отец учил меня тому, что авторитетные личности, даже самые успешные, не всегда бывают правы. Многие годы спустя склонность быть мэвериком стала одним из краеугольных камней моего личного успеха. Я был способен принимать независимые решения, даже когда остальные не соглашались со мной. На работу, которую мы вели в Amen Clinics, многие из наших коллег смотрели поначалу косо. Мы первыми применяли метод визуализации мозга в психиатрии, полагая, что для постановки диагнозов нам необходимо иметь информации больше, чем дают общепринятые симптомокомплексы, которыми обычно пользуются психиатры. Мы использовали пищевые добавки вместо медикаментов, если были уверены, что они могут помочь. Мы верили в необходимость просвещения наших пациентов и всей общественности в отношении вопросов здоровья мозга и публиковали курсы для высшей школы и колледжей, чтобы способствовать этому. Все это не входило в стандартное «меню» психиатрических клиник. Но именно благодаря этому столько людей приходят к нам. Наши пациенты ищут альтернативу обычному 15-минутному посещению психиатра, позволяющему лишь получить новые рецепты на лекарства.

В своей книге «Mavericks at Work: Why the Most Original Minds in Business Win»[78]Билл Тейлор и Полли ЛаБарр объясняют, почему новаторы и выскочки создают будущее бизнеса. Они говорят: «Если вы хотите знать будущее — изобретите его… Нестандартные идеи и стратегии, взрывающие устои, станут бизнес-планом на XXI столетие и лучшим способом достичь лидерства, выдержать конкуренцию и добиться успеха».

 

 

В определенном смысле важнейшей отличительной чертой многих успешных людей является именно то, что они — мэверики.

 

 

Быть конформистом только ради поддержания спокойствия, особенно если ситуация развивается драматически — очень вредно, и порой такое поведение деморализует. Нет никаких сомнений в том, что мне было бы проще согласиться с моим отцом или со старшим ординатором Венди, но со временем я бы потерял свою душу. Я бы не знал, где кончаются другие и начинаюсь я. Соглашательство с другими происходит из внутренней тревожности — из страха противостояния. Это приводит человека к фрустрациям, злоупотреблениям, жестоким разочарованиям и обывательскому мышлению. В этой главе я поделюсь своими мыслями о четырех характерных чертах «белых ворон». И расскажу об одном удивительном исследовании с использованием визуализации мозга, касающемся того, что препятствует независимому, творческому мышлению. Позвольте пояснить: быть «белой вороной», мэвериком не означает быть нигилистом, оппозиционером, заядлым спорщиком. Противоречить только ради того, чтобы научиться отличать себя от других, свойственно двухлетним детям. И такое поведение — признак незрелого, негибкого ума.

 

 

ЧТО ТАКОЕ САМОСТОЯТЕЛЬНОЕ МЫШЛЕНИЕ?

 

Самостоятельное мышление отличается четырьмя особенностями:

 

1. Независимость.

 

2. Отказ от принятия норм только из-за того, что они общеприняты.

 

3. Креативность (творческий подход), или умение мыслить нестандартно.

 

4. Страстная вера в то, что вы можете сделать мир лучше.

 

Мэверики думают своей головой. Они независимы и верят в собственные способности. Они внимательно слушают других, собирают необходимые данные, выполняют как все «домашние задания», но синтезируют информацию своим собственным уникальным путем. Нередко независимость мышления развивается благодаря воспитанию в позитивной среде в ранние годы жизни. Однако мэверики иногда получаются и из тех, кого активно сдерживали в детстве, — в качестве реакции на чрезмерный контроль со стороны родителей и других взрослых.

Тони Данджи, тренер победной команды Indianapolis Colts, описывает мышление в стиле мэверика в своей книге «Quiet Strength» [79]. Глубоко религиозный человек, поощряемый своим отцом, Данджи не верил в действенность криков, ругани и унижения игроков. Он никогда не повышает голос в разговоре с членами команды, а если он сильно расстроен, он обычно говорит еще тише. Его критиковали за отсутствие эмоций, но это был его стиль. Очевидно, что он — очень эффективный тренер, но совершенно не похож на других.

Независимые мыслители имеют тенденцию не следовать некоторым правилам только потому, что полагается им следовать. Они могут позволить себе не соглашаться с нормами групповых отношений лишь потому, что они общеприняты. В отличие от социопатов, нарушающих правила ради самого нарушения, мэверики оценивают правила с точки зрения их здравого смысла. Если правило действенное, они используют его себе во благо, если нет — создают другое правило. Притом такие люди разумны и придерживаются морали. Они не станут нарушать нормы без серьезных оснований (тем более если это нанесет ущерб благополучию их семьи).

 

В своем деловом бестселлере «Сначала нарушьте все правила: что лучшие в мире менеджеры делают по-другому»[80]консультанты Gallup Organization [81]Маркус Бакингем и Курт Коффман бросают вызов стандартному мышлению в методах управления. Они утверждают, что общепринятые взгляды на менеджмент (например, что люди способны справиться практически с чем угодно, и значение менеджмента в современной экономике снижается) неверны. «Великие менеджеры, — пишут они, — являются революционерами… Они разрушают [существующие] правила и создают такие, которые работают». Авторы собирали свои наблюдения в ходе более 80 000 интервью, проведенных для Gallup за прошедшие 25 лет. Великие менеджеры, утверждают они, никогда не плывут по течению.

Рудольф Флеш, автор «Why Johnny Can't Read» [82], однажды написал: «Творческое мышление подразумевает понимание того, что нет никакой добродетели в том, чтобы делать все так, как это делалось всегда». Как только вы осознаете этот концепт, вы встанете на путь вступления в клуб мэвериков. Творчество — это способность взглянуть на обычные вещи под необычным утлом, использовать нестандартный подход.

 

К сожалению, многие люди ошибочно приравнивают творческие способности к безумию, ссылаясь на Ван Гога, Хемингуэя и другие подобные примеры. Однако современное медицинское исследование продемонстрировало, что, чем здоровее наш мозг, тем выше наши шансы обладать творческими способностями.

 

 

Психиатр Дэниэл Оффер, доктор медицины, обследовал несколько сотен подростков, чтобы определить характеристики «нормы» для подросткового возраста. Он описал три различные схемы психологического развития: бурное, спорадическое и равномерное. Подростки, принадлежащие к группе бурного развития, испытывают проблемы на протяжении всей юности, спорадическая группа сталкивается с ними время от времени, а у группы равномерного развития практически нет проблем. Затем д-р Оффер предложил участникам этого исследования тест Роршаха[83]и обнаружил, что подростки из группы равномерного развития давали наиболее творческую и необычную интерпретацию бессмысленных изображений. Таким образом, творческие способности здесь коррелировали со здоровьем. Творческие люди исследуют все возможности, которые им доступны, обычные и необычные, и они проверяют новые идеи, даже если не уверены, что эти идеи будут эффективны.

 

 

Еще один отличительный признак мэвериков — чувство, что твоя жизнь что-то значит, что ты можешь сделать мир лучше, оказывать положительное влияние. Страсть и понимание собственного предназначения порождают у мэвериков стремление перетряхнуть систему, чтобы сделать жизнь более эффективной, прекрасной и осмысленной. Как я уже говорил выше, в мозгу существуют нейронные цепи «страсти». Они включают так называемое прилежащее ядро и базальные ганглии. Эти структуры мозга реагируют на нейромедиатор дофамин, связанный с внутренними побуждениями, мотивацией, вниманием и интересом.

Как мы увидим дальше, ценность принадлежности к какой-либо социальной группе, возможность быть принятым другими настолько велика, что для совершения чего-то необычного — действия, выходящего за рамки заведомо одобряемого группой, — необходимо, чтобы такое действие влекло за собой существенное вознаграждение или имело глубокое личное значение.

В первые два года ведения нашей работы по визуализации мозга я вызвал шквальный огонь критики со стороны моих коллег. Психиатры этим не занимаются, слышал я отовсюду. Будучи по природе склонным к тревожности, я плохо переношу критику. Она приводила к бессонным ночам и общему внутреннему беспокойству. Более года я не говорил о работе в Amen Clinics. Я пытался понять, как урегулировать этот конфликт. Затем однажды, в апреле 1995 года, поздним вечером мне позвонила Шерри, жена брата, вся в слезах. Она сказала, что в тот день Эндрю, мой девятилетний племянник и крестник, на бейсбольном поле без всякой на то причины набросился на маленькую девочку. Его атака была неспровоцированной и совершенно неожиданной.

Шерри сказала мне, что за последний год поведение Эндрю резко ухудшилось. Он из доброго, счастливого ребенка превратился в злого и депрессивного человечка с серьезными суицидальными мыслями и мыслями об убийстве. В его комнате она нашла два рисунка: на одном он был повешен на дереве, на другом он стрелял в других детей. Я сказал Шерри, чтобы она привезла ко мне Эндрю на следующий день. Они приехали в мою клинику на машине, что заняло у них восемь часов.

Когда я увидел Эндрю и его родителей, я понял, что что-то не так. Я никогда не видел его таким злым и печальным. Мальчик не мог дать никакого объяснения своему поведению, кроме «я просто бешусь все время». Он сказал, что его никто не бил и не дразнил. Он не понимал, почему он так себя чувствует. В истории его семьи не было серьезных психических заболеваний, и он не получал черепно-мозговых травм. У Эндрю была замечательная семья. В отличие от большинства клинических случаев эту семью я прекрасно знал. Родители Эндрю любящие, заботливые и беспокоятся о своем сыне. Так в чем же дело?

Почти любой мой коллега «посадил» бы Эндрю на какое-нибудь лекарство и заодно отправил бы к психотерапевту. Но поскольку на тот момент я сделал уже более тысячи ОФЭКТ, я решил сначала получить снимок его мозга. Однако вся та враждебность моих коллег по отношению к моему подходу была еще очень свежа, и я засомневался в себе. Может быть, этот случай, действительно, результат семейных проблем, о которых мне неизвестно. Может быть, здесь психологические причины (кстати: если вы имеете хорошую психоаналитическую подготовку, вы можете найти грязное белье в любой семье).

Я подумал: «Возможно, эти мысли и такое поведение Эндрю объясняются тем, что его старший брат — «идеальный ребенок», он хорошо учится в школе и преуспевает в спорте. И поведение Эндрю отражает чувство неуверенности, связанное с положением второго сына в ливанской семье. Просто Эндрю хочет чувствовать свою власть, и это поведение связано с проблемами контроля». Затем логика взяла верх: «Девятилетние дети не набрасываются на других детей без причины, они обычно не помышляют о суициде или убийстве. Нужно отсканировать его мозг. Если он окажется нормальным, то я буду искать другие проблемы».

 

Я повел Эндрю в томографический центр и держал его руку, пока проводили исследование. Когда изображение его мозга появилось на экране, я подумал, что при выполнении процедуры была допущена ошибка. У Эндрю не было левой височной доли (см. рис. 16.1). После быстрой проверки томограммы я понял, что ее качество не вызывало сомнений. У Эндрю действительно отсутствовала функция левой височной доли. Я испугался за него, глядя на монитор, а с другой стороны, испытывал облегчение от того, что мы нашли причину его агрессивного поведения. Мои исследования и исследования других специалистов предполагали, что левая височная доля связана с агрессивностью. На следующий день Эндрю сделали магнитно-резонансную томографию, которая показала кисту (заполненную жидкостью полость) размером с шар для гольфа, она занимала то пространство, где должна была находиться его левая височная доля. Я знал, что кисту надо удалять. Однако найти кого-то, кто бы всерьез отнесся к этому, оказалось делом нелегким.

 

 

В тот день я позвонил педиатру, который наблюдал Эндрю, в Ориндже, Калифорния, и рассказал ему о клинической ситуации и о том, что обнаружил в мозге мальчика. Я попросил его найти хорошего специалиста, чтобы удалить эту кисту. Он связался с тремя детскими неврологами. Все они сказали, что негативное поведение Эндрю, скорее всего, никак не связано с кистой в его мозге, и они бы не рекомендовали оперировать мальчика, если у него нет «реальных симптомов».

Когда педиатр передал мне эту информацию, я пришел в ярость. Реальные симптомы! У меня ребенок с суицидальными мыслями и мыслями об убийстве, который теряет контроль над собой и бросается на людей. Я связался с детским неврологом в Сан-Франциско, который сказал мне то же самое. Тогда я позвонил своей подруге, также детскому неврологу, в Гарвардскую медицинскую школу, которая повторила мне все снова. Она даже использовала те же слова: «реальные симптомы». Когда я стал настаивать, она постаралась разъяснить свои обоснования. «Под «реальными симптомами» я имею в виду, например, судороги или проблемы с речью».

Я был в гневе и ужасе! Неужели профессионалы медики не связывают между собой поведение и состояние мозга? Но я не собирался ждать, пока этот ребенок убьет себя или кого-то другого. Я позвонил детскому неврологу, доктору медицины, Йоргу Лазаретте из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и рассказал ему об Эндрю. Лазаретте ответил мне, что оперировал уже трех детей с кистами левой височной доли, и все они были агрессивными. Он задумывался, могут ли эти вещи быть связаны. К счастью, после осмотра Эндрю он согласился удалить кисту.

Когда Эндрю проснулся после операции, он улыбнулся матери. Он улыбнулся впервые за год. После этого пробуждения агрессивные мысли покинули его, и он превратился в прежнего славного ребенка, которым всегда хотел быть. Эндрю повезло: у него был близкий человек, обративший внимание на его мозг, когда его поведение изменилось.

 

Получив такой очень личный опыт, я решил, что должен распространить свою работу на больший круг пациентов, независимо от того, сколько критики прольется в мой адрес. Я до сих пор, случается, не могу удержаться от слез, когда вспоминаю или рассказываю кому-нибудь эту историю. Я думаю обо всех детях, подростках и взрослых, подобных Эндрю. Мы называем их плохими, злыми или бесчеловечными, даже не пытаясь взглянуть на состояние их мозга. Это очень просто — осуждать людей, не зная, как страдает их мозг. Эндрю сейчас 21 год, он — замечательный молодой человек. А мне тот опыт дал смелость и стимул справиться с критикой и продолжить любимую работу.

 

ПОЧЕМУ САМОСТОЯТЕЛЬНОЕ МЫШЛЕНИЕ ТАК РЕДКО ВСТРЕЧАЕТСЯ

 

Самое большое препятствие к независимому мышлению — желание быть принятым в своей социальной группе. Потребность быть частью группы (семьи, друзей, коллег) «зашита» в нашем мозге. Когда мы действуем на свой страх и риск, когда мы мыслим независимо, сами за себя, мы рискуем быть отвергнутыми и осмеянными группой тех, кого ценим.

В ходе поразительного исследования, проведенного в Университете Эмори, исследователи обнаружили ключ к тому, как социальная кооперация обрабатывается в нашем мозге. Кооперация опирается на те же центры, что и кокаин. Когда мы взаимодействуем с другими людьми, включаются центры удовольствия, даже если это стоит нам денег. Оторванность от группы вызывает, в буквальном смысле, плохое самочувствие. Доктор философии Джеймс Риллинг и доктор медицины и философии Грегори Бернс вместе с коллегами просканировали мозг 36 женщин во время игры в «Дилемму заключенного». Эта игра предполагает сотрудничество, основанное на принципе реципрокного альтруизма[84].

Некоторые детали игры позволят вам лучше понять суть исследования. «Дилемма заключенного» относится к разряду игр с ненулевой суммой. (В играх с нулевой суммой есть просто победитель и проигравший, как в крестиках-ноликах, покере или шахматах.) В играх с ненулевой суммой существуют ходы, которые приносят выгоду обоим игрокам. В игре «Дилемма заключенного» вы и Альберт (персонаж получил имя Принстонского математика Альберта Такера) задержаны полицией по подозрению в преступлении и вас допрашивают в разных камерах, без всяких шансов на контакт друг с другом. Для цели этой игры неважно, виновен или невиновен каждый из вас. Вам обоим рассказывают правила игры:

 

Если вы оба признаетесь, вы оба получите по 4 года тюрьмы.

 

Если никто не признается, полиция возложит на каждого часть вины, и вы оба проведете за решеткой 2 года.

 

Если один из вас признается, а другой нет, то признавшийся идет на сделку с полицией и его отпускают, а другого сажают в тюрьму на 5 лет.

 

 

Оптимальная стратегия вроде бы проста. Независимо от того, что будет делать Альберт, вам лучше признаваться: вас либо освободят, либо вы получите 4 года. Но Альберт тоже может так поступить, и вы оба должны будете провести за решеткой 4 года. Если вы вместе «пойдете на сотрудничество» (откажетесь признаваться), то оба выиграете от этого, получив только по 2 года. Игра гораздо более сложная, чем кажется на первый взгляд. Если вы играете несколько раз, то цель состоит в том, чтобы вычислить стратегию Альберта и использовать это знание для минимизации срока своего заключения. Альберт будет делать то же самое. Цель игры не в том, чтобы навредить Альберту, а в том, чтобы сократить собственный срок заключения, либо эксплуатируя добрые намерения Альберта, либо за счет кооперации.

 

 

Вернемся к результатам исследования. Наиболее распространенный исход игры в случае, когда играют женщины, — взаимное сотрудничество, даже несмотря на то, что игроки могут получать максимальный срок за предательство в случае сотрудничества другого игрока. Во время кооперативных социальных взаимодействий на томограммах мозга наблюдали активизирование центров удовольствия, в частности — прилежащего ядра и хвостатого ядра. «Наше исследование впервые показало, что социальное сотрудничество имеет предусмотренное природой вознаграждение в человеческом мозге, даже если соображения выгоды толкают к противоположным действиям», сказал д-р Бернс, автор «Satisfaction: Sensation Seeking, Novelty, and the Science of Finding True Fulfillment» [85]. «Это позволяет сделать предположение, что альтруистическое внутреннее побуждение к сотрудничеству имеет биологические основы: оно либо генетически запрограммировано, либо приобретается в процессе социализации в детстве или отрочестве».

«Реципрокный альтруизм активирует цепь вознаграждения, и такая активация часто оказывается достаточным подкреплением для преодоления соблазна воспользоваться чьим-то альтруизмом, но не отвечать на него взаимностью. Возможно, именно этот механизм мотивирует нас придерживаться кооперативных социальных взаимодействий и пожинать плоды устойчивого взаимного сотрудничества», — сказал д-р Риллинг.

Итак, сотрудничество и альтруизм относятся к адаптационным социальным навыкам. С другой стороны, если человек сверх меры нацелен на социальную кооперацию, он рискует утратить всякое представление о том, какова его собственная позиция, что приведет к полной потере себя. По данным того же исследования, сотрудничество воздействует на те же области мозга, которые связаны с возникновением зависимости. Порой нам настолько важно быть в сотрудничестве, что мы позволяем нашим супругам контролировать нас, унижать, даже бить. Мы позволяем нашим детям плохо себя вести, поскольку стремимся нравиться им. Мы держимся за работу, которая нам не подходит, потому что «хотим просто делать свое дело». Мы игнорируем неэффективных сотрудников, поскольку мы избегаем конфликтов с ними. Когда сотрудничество выходит из-под контроля, это становится похоже на зависимость. Ситуация порождает тревожность и мысли типа «пожалуйста, люби меня, неважно как», «не сердись на меня»; «я сделаю все, чтобы вернуть тебя» и «я сделаю все, чтобы сохранить эти отношения».

Тревожность становится очень сильной, и вы соглашаетесь на все — лишь бы только все уладилось. Та же тревожность может удерживать нас от высказывания собственного мнения или даже от самостоятельного мышления вообще.

Еще в одном поразительном исследовании д-р Риллинг с коллегами исследовали влияние на сотрудничество нейромедиатора серотонина. Как уже упоминалось ранее, серотонин имеет отношение к настроению и когнитивной гибкости. Он помогает легче переключать внимание, быть более гибким и забывать обиды.

 

 

Вернемся к игре «Дилемма заключенного». Здоровые участники были случайным образом поделены на две группы. Одной группе дали питье, содержащее триптофан (эта аминокислота — исходный компонент серотонина), а другой группе — нейтральный напиток. Испытуемые второй группы проявляли гораздо меньше сотрудничества в игре. Исследователи пришли к заключению, что серотонин играет важную роль «в процессе закрепления поведения социального сотрудничества».

 

 

Психиатры, прописывая антидепрессанты, которые повышают уровень серотонина в мозге, часто наблюдают повышение кооперативности у пациентов, а также снижение антиобщественного поведения. Возникает вопрос: не снижают ли такие психотропные препараты и независимость мышления, творческие способности. Действительно, мы нуждаемся в балансе серотонина: он нужен для хорошего настроения, гибкости мышления и сотрудничества. Но в то же время он не должен заставить нас утратить собственную индивидуальность и всегда подчиняться правилам группы. Мы должны сохранять некоторую бдительность, чтобы, если понадобится, внести изменения в привычный ход вещей. Именно так я поступил в истории с Бет, рассказанной в начале этой главы, когда увидел, что старший ординатор не способен помочь пациентке.

 

КАК МЫ ТЕРЯЕМ САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ МЫШЛЕНИЯ

 

Избыточный контроль, зависимость, тревожность и стресс тоже препятствуют независимому мышлению. Родители, учителя и начальники, склонные к слишком жесткому контролю своих подопечных и требующие от них слепого повиновения, часто работают против себя. Если вы требуете единообразия или немого подчинения, вы исключаете независимые умы и лишаетесь их вклада. Вы ограничиваете свой собственный рост.

 

 

Когда нас вынуждают быть «как все», нашему мозгу больше не нужно работать, и если мы ленивы, то просто плывем по течению, соответствуя требованиям.

 

 

Самые активные мэверики склонны саботировать такие условия или просто уходят из подобных организаций. По оценкам Gallup Organization «активно незадействованные» работники стоят бизнесу США 300 млрд долларов ежегодно — в счет потери производительности. Причем к «активно незадействованным» относятся 17 % сотрудников (22,5 млн американцев) — они недовольны своей работой и саботируют бизнес, в котором работают.

И это еще не все. Помимо этого, 54 % работников попадает в категорию просто «незадействованных», т. е. таких, которые вкладывают в свою работу время, но без особой энергии или страсти. Оглянитесь вокруг на своем рабочем месте. В соответствии с этим исследованием каждый второй человек, которого вы видите, работает на автопилоте. Только 29 % американцев, по данным Gallup, можно назвать по-настоящему «задействованными» сотрудниками, «которые работают страстно и чувствуют глубокую связь со своей компанией». При таком количестве потерянных людей мы драматически снижаем число сотрудников, способных мыслить самостоятельно.

Чрезмерный контроль, зависимость и тревожность сплошь и рядом динамически разрушают наши семьи, препятствуют независимому мышлению и творческим проявлениям людей.

 

 

Адаму и Линдси было около 30, когда они пришли ко мне. Их отношения были разорваны. К тому моменту, когда их брак разрушился, они прожили вместе 12 лет. Они познакомились в старшей школе.

 

Линдси выросла в семье алкоголиков, в атмосфере насилия. Она когда-то ухватилась за Адама, чтобы уйти из своего дома с его бесконечным стрессом. Семья Адама была гораздо более стабильной, однако он бился за независимость со своими родителями. Для Линдси ее отношения с Адамом были настолько важны, что она была готова на все, чтобы сохранить их, даже готова была позволить ему думать за нее.

 

Адам от природы был контролирующей личностью. В детстве он был «поясным» ребенком — оппозиционным и упрямым. Он всегда требовал, чтобы все было так, как он считает нужным. Он хотел, чтобы Линдси соглашалась с ним по каждому вопросу. В начале отношений она соглашалась с ним во всем, только бы Адам был с ней. Кода Линдси достигла 25 лет, она устала от постоянного контроля и начала противоречить Адаму. Она как бы проходила стадию подросткового протеста, но десятью годами позже, чем большинство людей, и боролась со своим мужем, а не с родителями.

 

Адам испугался, что теряет бразды правления, и стал еще больше контролировать ее, часто не давая ей спать до 3–4 часов ночи в попытке объяснить свою точку зрения. А Линдси просто выросла, и у нее появились свои собственные мысли. Она была сыта по горло давлением Адама и ушла от него.

 

Он был потрясен. Он не понимал, почему все изменилось. Родственники Адама предупреждали его, что так и будет, говорили, чтобы он дал Линдси свободу и вел себя как партнер, а не как контролирующий отец. Он никого не слушал. Со своей стороны, Линдси долго позволяла Адаму обращаться с собой в негативной манере, оставалась с ним, не протестуя, и такие отношения уже закрепились.