Путешествие турецкого туриста вдоль по восточному берегу Черного моря

В VIII томе Записок помещен мой перевод отрывка, с переведенного бароном Гаммером на английский язык, сочинения на турецком языке Эвлии-Эфенди, знаменитого путешественника XVII века (Narrative of travels in Europe, Asia and Africa... by Ewliya Efendi, etc. London, 1850, II p. 59–67).

По местному для нас значению рассказа, мы из этого перевода заимствуем другой отрывок (р. 50–59), непосредственно предшествующий первому и заключающий в себе описание путешествия Эвлии из Гоние до Анапы, сопровождавшего гонийского земберекджи-баши (начальника артиллерии), которому поручено было участвовать в 1641 году в осаде Азова, взятого Казаками в 1637 году.

Но прежде передачи здесь собственных слов Эвлии-Эфенди, полагаем нужным представить вкратце биографический очерк автора, помещенный бароном Гаммером в издании Эвлиевых записок, для того чтобы наши читатели могла судить о нем, в какой степени те известия, которые он нам передает о виденном и слышанном им на Кавказе, заслуживают доверия (Подобно биографии Эвлии, описание его Путешествия из Гонии до Анапы было помещено в 64, 65 и 68 газеты «Кавказъ» за 1870 год. Но так как, вследствие неясности рукописи, эта статья там была напечатана с большими ошибками, то вторичное появление оной будет не лишним, тем более, что мне представился случай к прежним моим примечаниям прибавить не только несколько новых, но еще присовокупить к ним примечания, обязательно мне сообщенные г. германским генеральным консулом д-ром О. Блау, стяжавшим себе одно из почетнейших мест в ряду ученых Германии многосторонностью и основательностью его трудов. По буквам Бл., отмеченным под примечаниями г. консула, читатель, с первого разу, различит их от моих собственных. Брун.). [162]

Эвлия, сын Дервиш-Могаммеда, головы золотодельного цеха в Константинополе, родился в правление султана Ахмеда I, 10 иогаррема 1020 года геджры (1611). Он припоминает сооружение мечети Ахмеда, которую стали строить тогда, когда он имел шесть лет от роду; надзор над обделкою входа в мечеть был поручен его отцу, который в юные лета был знаменоносцем султана Сулеймана. Дед Эвлии был знаменоносцем при взятии Константинополя султаном Могаммедом, и по сему случаю получил в награду дом на мучном рынке (Un-kapan), в участке приписанном мечети Сагарджилар (Saghirdjilar, название 61 роты янычар). Тут он выстроил сто лавок, доходы которых жертвовал мечети, по чему она и осталась под ведомством его семейства. Эвлия неоднократно указывает как на одного из своих предков, на шейха Ахмеда Иесова, названного Турком-Турок, который, живя в Хорасане, послал своего ученика, славного Хаджи-Бекташа к султану Орхану. Мать Эвлии, родом из Абхазии, будучи еще девицею, была послана, вместе с братом, султану Ахмеду, который, взяв мальчика в число своих пажей, подарил сестру его Могаммед-Дервишу, голове цеха золотых дел мастеров. Брат ее, получивший имя султана и прозвание Мелек (ангел), известен в истории как великий везир — Мелек-Ахмед-паша; в его то свите Эвлия совершил большую часть его странствий.

Эвлия учился в школе Гамид-эфенди, в части города именуемой Филь-юкуши, и в течение семи лет слушал уроки Ахфаша-Эфенди. Наставником его в чтении Корана был Эвлия-Могаммед, муж ученый, по имени которого, кажется, наш путешественник был назван. Знания, им приобретенные, благозвучный голос и красивая наружность — доставили ему должность муэцина в Аия-Софии, в день священной ночи (Lailat al Kadr) 1045 (1635), при каком случае, как сам он говорит, он обратил на себя особенное внимание султана Мурада IV.

Эвлия тогда имел двадцать пять лет от роду и при усердии своего наставника так успевал в искусном чтении Корана, что мог его прочесть сначала [168] до конца в семь часов и был совершенно сведущ в семи родах чтения. Дядя его Мелек-Ахмед был тогда меченосцем султана и, кажется, что Эвлия ему, отчасти, был обязан честью быть принятым в пажи Килер-оды (Kilar-Oda, т. е. у стольника). Султану столько же нравились приятный его голос и умные суждения, обнаруживавшие большие сведения, как и красота его, по которой он и был вовлечен в обычную в сералях, у султанских пажей, беспорядочность, описание которой пятнает несколько мест в его сочинении. Между тем он продолжал упражняться в каллиграфии, музыке, грамматике и изучать Коран под руководством Эвлии-Могаммеда, который тогда был султанским имамом (Khunkar Imami).

Впрочем он не долго оставался в султанском сераt, а в том же 1045 году вступил, по случаю войны с Персиею, в войско спагов с поденным жалованьем по сороку пиастров.

Сколько Эвлия ни гордился недолгим пребыванием в серале, честь эта впрочем не изменила образа его жизни, протекшей в путешествиях. Мысль, что такова была его судьба, вкоренилась в него вследствие сна, пред годовым праздником его двадцать первого дня рождения. Ему снилось, что он стоял в мечети Ахи-челеби (Akhi-Chelebi) и что ему явился там пророк в полном блеске, со всеми святыми ислама. Когда он хотел молиться о ходатайстве (shifaat) пророка, он по ошибке попросил позволения странствовать (siyahat) и получил на это согласие вместе с дозволением поцеловать руки пророка, четырех имамов и прочих святых. Друзья его, шейхи, которых он просил объяснить значение этого сновидения, уверяли, что ему суждена была милость государей и счастье посещать, в своих странствованиях, гробницы всех святых и великих мужей, которых он видел во сне. С этих пор у него утвердилось намерение провесть жизнь в путешествиях. И так казалось, что он не даром назывался Эвлия (святые), ибо он всю жизнь был «могибби Эвлия» т. е. друг святых. Это обстоятельство объясняет, почему он с особенным удовольствием посещал гробницы и памятники святых и подробно описывал места поклонений. Эвлия (друг святых), [164] Гафис (знающий Коран наизусть) и Сеиах (путешественник) — суть имена, которыми он подписывается, хотя более известен под названием Эвлия-челеби или эфенди; труд же его называется — «Сеиах-намэ», т. е. история путешествий.

Убедившись в своем призвании, вследствие видения пророка, Эвлия почал свои путешествия разъездами по Константинополю и его окрестностям, описание которых занимает почти весь первый том. Вообще он, как сам неоднократно замечает, провел в путешествиях более 40 лет, по 61-й год своей жизни, и посвятил последние годы оной описанию своих странствий по всем частям Отоманской империи в Европе, Азии и Африке, за исключением Алжира, Туниса и Триполиса, где никогда не бывал, и которые он по сему самому проходит молчанием в его статистическом обозрении владений Порты. Зато ему удалось побывать в разных других странах, например: в качестве члена посольства, отправленного в Вену в 1664 году, в Австрии, откуда чрез Германию, Голландию и Данию проехал в Швецию, и на обратном пути посетил Польшу и Крым, совершив таким образом, как выражается, странствования «по семи климатам». Хотя Эвлия преимущественно в своих путешествиях занимал должности дипломатическо-финансовые, но нередко ему приходилось бывать и в сражениях, а именно в двадцати двух, по его словам. Так он, еще в 1635 году, сопутствовал своему отцу в походе против Эривани, им впрочем не описанном. Тем подробнее и интереснее известия, которые он передает об этом городе и вообще о за-Кавказском крае, при описании следующих путешествий, им туда предпринятых; из которых первым было то, описание которого следует ниже, в переводе. Затем он, несколько лет спустя, в промежутке которых он посетил Бруссу и Никомидию, с описанием которых начинается второй том, провожал дефтердара Могаммед-пашу в Эрзерум, где губернатор ему хотел поручить заведывание таможнею. Так как в первом своем путешествии в Трапезунт, сделанном морем, Эвлия имел случай приставать к разным береговым местам Черного моря (Кефкен, Гераклею, Амасру, Синоп, Самсун и Керасун), путь его в [165] Эрзерум пролегал чрез Никомидию, Сабанджу, Боли, Тузию, Амасию и Нигисар, которые, подобно Эрзеруму, описывает с указанием достопамятных событий в них случившихся. Отправленный пашею, по торговым делам в Тебрис, он, на пути своем, посетил Эчмиадзин, Нахичевань и Меренд, а на обратном пути делал поездки в Аджань, Эрдебиль, Эривань, Баку, Дербенд, Кахт, равнину Галдиран, крепость «Akhiska» (Ахалцих) и вторично в Эривань. Но лишь только он взялся за свое дело в таможне Эрзерумской, как был послан пашею к губернаторам Ганджи и Тортума, с поручением передать им хаттишериф, с повелением выступить в поход. Тут ему представился случай побывать в Байбурде, Гандже, Испире, Тортуме, «Akchekala» и Гонии (Гюнии, Гунии), которым незадолго перед тем овладели малороссийские Казаки (см. Т. VIII стр. 341). Эвлия участвовал во взятии Турками обратно крепости, и первый на ее стенах воспел торжество ислама. Занимательность описания сего похода усиливается тем, что он рассказывает, как очевидец, о набеге, предпринятом Турками в Мингрелию за то, что жители оной было возмутились по случаю взятия Гонии Казаками.

По возврате в Эрзерум, наш эфенди посетил Кемах (Kumakh), Эрцен-дан, Шебин-Кара-гиссар (Shinkarahissar и многие другие города Малой Азии, находясь в свите паши и дефтердара Заде-Могаммеда, который тогда возмутился против Порты и так удачно вел свои дела, что выхлопотал себе не только амнистию, но даже другое место. Находясь с ним в Бегбазаре, Эвлия получил известие о смерти своего отца, что и побудило его возвратиться в Константинополь, куда прибыл как раз вовремя, чтобы быть свидетелем переворота, которым Могаммед IV, по низвержении султана Ибрагима, был возведен на престол. Описание этого переворота нашим автором тем занимательно, что главный любимец Ибрагима, известный Джинджи-ходжа (Khoadjeh) был давний его приятель, принявший его радушно пред самым своим падением, последовавшем за низвержением султана в 1058 (1648) году.

Том III труда Эвлии начинается описанием его путешествия в Дамаск, куда [166] он отправился в свите тамошнего губернатора и откуда предпринял, в качестве имама Магмиля (Mahmil) или духовного начальника каравана пилигримов, странствование в Мекку, чрез Египет. Кроме того он был посылаем губернатором по разным делам во многие города Сирии и Палестины; и в 1650 году возвратился в Константинополь чрез Айне-базар, Мерзифун, Кангри, Кастемуни и Ташкёпри.

Так как дядя Эвлии-эфенди, Мелек-Ахмед-паша, занимавший на время должность великого везиря, был перемещен, в 1651 году, губернатором в Очаков, и оттуда затем перемещен в Силистрию, то наш турист не забыл воспользоваться столь благоприятным случаем, чтобы посетить эти места, откуда возвратился в Константинополь. Когда же вскоре спустя Мелек-Ахмед был назначен губернатором Ванским, то племянник и туда за ним следовал, проездом чрез Сивас, Малатию, Диарбекир, Мардин, Синджар, Миафаракин, Бедлис и Ахлат. При описании сего путешествия он подробно излагает военные действия Мелек-Ахмед-паши в борьбе его с ханом Тифлисским, который был побежден и лишился места: то, что тут говорится о Курдских племенах, не уступает, по своей занимательности, нижеследующему отрывку из второго тома об Абхазах и восточном береге Черного моря. По поручению дяди, Эвлия из Вана предпринимал разные путешествия в Персию и Месопотамию, описанием которых оканчивается IV том его труда, который тем и прерывается. — Правда, он неоднократно упоминает о вышеупомянутом своем путешествии в Австрию, последовавшем около 1665 года — но он едва ли успел описать это путешествие. Вероятно, по написании IV тома, в продолжении дальнейшего труда ему помешала смерть, последовавшая в 1679 году, когда он имел от роду 70 лет.

Такое предположение подтверждается тем, что при описании владычества Могаммеда IV (в I томе), он упоминает о завоевании Кандии в 1678 году, а в другом месте говорит о пятидесятилетней опытности своей, как о результате путешествий им предпринятых по достижении, в 1630 году, двадцатилетнего возраста, и [167] давших ему возможность побывать, как сам выражается, во владениях 18 монархов и слышать 147 различных наречий. Судя по хронограммам и стихам помещенным Эвлиею на разных памятниках, равно как и по ошибкам, которые у него нередко встречаются в изложении случившихся событий, его нельзя считать ни хорошим поэтом, ни историком. Но зато он отлично описывает посещенные им земли, и в этом отношении оставляет за собою всех прочих из восточных писателей, путевые записки которых доныне были обнародованы; он вполне оказался достойным прозвища своего (Siyyah), т. е. путешественника по преимуществу. Вот его рассказ:

В сообществе 300 стрелков янычар и пяти гребцов, мне принадлежавших, мы отправились в путь на лезгинских барках называемых мункесилами ¹. Они делаются из старых платанов, растущих при реке Джуруг (Jurugh, древний Акампсис) и состоит из трех досток: две из них образуют стенки подобного рода барки, третья — дно оной; стенки обшиты тростником, толщиною вдвое против запястья человеческой руки, и эта обшивка охраняет ее от потопления во время бурь, свирепствующих на Черном море, поддерживая их на воде, подобно губке. Не имея ни бака (fore-castle) ни руля, они равны с обеих сторон и называются мункесиле.

На подобных барках мы снялись в Гонии при попутном ветре и прибыли к [168] гавани Софари на границе Мингрелии. В пристани (iskele, scala, echelle) Хандра нет гавани; в пристани же Сури заметны следы древней гавани, и в пристани Ярисса развалины замка, в котором ныне держат коз.

В пристани Раидже (Raidjeh), также без гавани, находятся развалины древнего замка ². Эти пять пристаней находятся все на границе Мингрелии, и летом только посещаются купцами, торгующими невольниками. В горах обитают воинственные Мингрельцы, числом от 40 до 50,000.

Миновав эти пристани, мы на следующий день прибыли к реке Фазису (Fash-chai], в расстоянии ста миль от Гонии. Река эта, величиною похожая на Дунай, в иных местах имеет ширины милю, в других же только пол-мили, при глубине от 8 до 10 саженей (fathoms = 6 футов); вода в ней свежа как начало человеческой жизни; изливается же она в залив при северной оконечности Черного моря, на расстоянии 1300 миль от Константинополя. Она вытекает из Кавказа (Kuhal-burz), Убура и Садаша (Sadasha), орошает Черкесию, Кабарду, [169] Дагестан, Грузию, Мингрелию, и между нею и Абхазиею изливается в Черное море ³. На восточной стороне лежат мингрельские деревни, на западной — абхазские, и оба берега покрыты густыми лесами. Оба народа крадут один у другого детей обоих полов и продают их в неволю.

Переправившись чрез Фазис, мы, направляя путь свой к западу, шли целый день вдоль по абхазскому берегу Черного моря. Берег этот пролегает от Фазиса до замка Анапского, близ острова Тамани.

О происхождении Абхазов существует следующее предание. По словам лучших историков, Адам имел первоначально вид настоящего Татарина и, по изгнании из рая, жил с Евою при горе Арафате (A'arafat), близ Мекки, где у них родилось 40,000 детей, которые все похожи были на Татар. Адам, который в раю говорил по-арабски, забыл этот язык, по своем изгнании, и начал [170] говорить по-еврейски, языком сирийским Экили ⁴ и персидским. Языки эти были в употреблении до Потопа, после которого род человеческий разделился на 72 народа, из которых каждый имел свой особый язык. Изобретателем новых языков был прежде других Эдрис (Энох), который первый писал и сшивал книги, храня их в пирамидах, откуда они после Потопа были взяты философами, которыми таким образом число языков доведено было до 147. Измаил снова открыл языки арабский и персидский, которыми говорили в раю, тогда как Исав ввел турецкий язык, который в употреблении и у Татар; к ним принадлежать: Индийцы (Hind), Синды (Sind), Моган (Mohani), Курды, Мултане, [171] Баниане и 12 народов поклоняющихся огню и говорящих каждый своим языком: Ногаи, Гешдек (Heshdek), Липка, Джагатай, Лезги, Грузинцы, Мингрельцы, Шуршад (Shurshad), Дадиан, Аджикбаш (Ajikbash), Армяне, Греки, Туркмены, Копты, Израильтяне или Жиды. Франки разделились на Французов, Испанцев, Генуэзцев, Португальцев, Венецианцев, Тосканцев, Сербов, Болгар, Кроатов, Итальянцев и проч. Четыре сына Менучера (Menuchehr) древнего персидского царя, бежавшие в направлении к Эрлау (Agra), на вопрос: кто они такие? — отвечали «нас четверо» (men cher is), а потому, по недоумению, их потомки были названы Мадьярами. [172]

К 40 арабским коленам, поселившимся первоначально в Египте, относятся: Могреби, Фец, Меракет, Афену, Майборну, Джичел-хан (Jichel-khan), Асван, Судани, Фунджи, Караманки, Богаски, Мунджи, Берберы, Нубии, Зенджи, Абиссинцы, Гулапши, Алеви, Ромпи, Арабы Иемена, Багдада, Мекки, Медины, Бадиа (Badiah, пустыня) и Оммана. Арабских колен считают 3060; другие же говорят, что их еще более. Главное, благороднейшее и красноречивейшее из них — колено корейшит Гашем; в нем родился Пророк, ради которого Бог сотворил время и пространство, и который называется повелитель Арабов и Персиан. Но пора возвратиться к преданию о происхождения Абхазов. По достоверным известиям, во время халифата Омара, около 25 года геджры, некто из Арабов, по имени Баша-Мелек, был владетелем Ятреба, Басы (Batha, ср. Dozy, Мекка, 89), Адена и Сабы. У него было пять сыновей; первый назывался Джебель-уль-гиммет, второй Араб, третий Кису имел три сына: Каис, Мевали и Тай; четвертый назывался Лазки, пятый — Абази. По смерти отца власть над коленом перешла к старшему сыну Джебель-ул-гиммет, которого Омар приговорил к лишению глаза, за то, что он случайно вышиб глаз у одного Араба. В ту же ночь Джебель-ул-гиммет, взяв с собою четырех братьев своих, искал убежища в Антиохии у императора Ираклия, который его наделил горами Сирийского Триполиса. Тут он построил город Джебелье (Jebellieh), который и ныне так называется. Когда он оттуда предпринимал несколько грабительских набегов на окрестности Дамаска и Мекки, Халед-бен-Велид и Эсвед-бен-Мокдад, победивший его, заставили его бежать. Он сел на корабль и отправился в Албанию, где поселился в горах Авлонии, населенной ныне так называемыми корейшитскими Албанцами: песни их имеют напев арабский, и они ведут свой род от Джебель-ул-гиммета, который был погребен близ Ильбессана. Его потомки отступили от Ислама и обитают в горах Дуката (Ducat) между Авлониею и Делониею. Они смуглого цвета, подобно Арабам, и имеют густые волосы. Оставим теперь Джебель-ул-гиммета. Брат его Араб с тремя племянниками Кайс, Тай и Мевали, отведены были пленными [173] Халед-бен-Велидом в Геджас, где Каис и Тай стали во главе колен названных по их именам. Дядя их Араб соделался обладателем Омана, и Кису, их отец, и его два брата Лазки и Абази, обращенные в бегство Халед-бен-Велидом, прибыли сначала в Конию, а затем в Константинополь. Услышав там, что Моавия, сын Эби-Софиана, приближался к сему городу, он искал убежища в Трапезунте. Здесь прибрежье Джоруга с замком Гонии было уступлено Лезгам, которые также происхождения арабского. Брату Кису достались горы Черкесов, которые по сему, подобно Лезгам, гордятся тем, что они Корейшиты. Абази получил страну, называемую по ныне его именем. И так Черкесы, Лезги, Абхазы, Албанцы, арабские колена Тай и Кис — принадлежат к фамилии Корейш.

Так Бог населяет землю; Бог делает то, что ему угодно и распоряжается по своему благоусмотрению!

Главное племя в Абхазии Чаче (Chach), говорящее тем же мингрельским языком, которое в употреблении на противуположной стороне Фазиса; они весьма храбры; число их доходит до 10,000 человек; они не придерживаются одной только религии и составляют буйное скопище людей. Горы их изобилуют плодами, особенно волошскими и лесными орехами и абрикосами; подобно Арабам, они вооружены стрелами, луками и копьями; конницы у них мало, но пехота отлична. Гавань их Лакиа, на двух-дневном расстоянии к западу, лежит в 300 милях от Трапезунта, но по причине сильно дующих южных и восточных ветров, корабли тут не могут зимовать ⁵. Далее к западу лежит на морском берегу Хафал [174] (Khafal), пограничная деревня колена Арлан, состоящего из 10,000 храбрых мужей; их гавань называется Лачига (Lachigha); мы провели ночь в этой гавани ⁶, где суда могут останавливаться и зимою и летом. После двухдневной ходьбы далее к западу мы достигли пределов колена Чанда (Chanda); они суть настоящие Абхазы, числом до 1,500 храбрых мужей и называются горными Чандами; гавань их — Какур. Близ ее лежит деревня Хаке (Khake), окруженная садами, вдоль морского берега ⁷. Далее при нем же, на расстоянии трех-дневного пути, следуют жилища больших Чандов; их 15,000 человек в 25 деревнях, гавань их называется Чандалар; в зимнее время она не безопасна. За горами обитают Мамшух-Черкесы ⁸.

От Чандов мы шли берегом далее к западу, и после однодневной ходьбы пришли к племени Кечилар: их сторона, настоящий рай; в ней до 75 деревень, могущих выставить до 2,000 искусных стрельцов. Воды тут прекрасны: [175] большая река Псу (Pessu) течет с Кавказа и изливается в Черное море ⁹ вода в ней свежа, летом она неудобопроходима, но зато представляет зимою безопасное пристанище для судов. Оба берега покрыты садами обитателей Кечилара, могущих выставить до 10,000 воинов, по большей части конницы. Они весьма богаты и хищны. Мы гостили в деревни Гака (Haka) в доме Абхазца, по имени Сефер-ага (Zeperaha). Находившиеся при нас янычары приготовили для нас пир из десяти барашков; после чего мы шли далее к западу до жилищ племени Арт (A'rt) которое многолюднее племени Кечилар, но уступает ему в мужестве и менее склонно к грабежам, заключая в себе, по большой части, торгующих мехами. Они держат много свиней. У них нет ни вероучительных книг, ни сект, но слово свое они держат; число их доходит до 30,000 человек. Их бек, сопутствуемый от 40 до 50 вооруженными Абхазами, привез нам для приветствия 20 баранов и три диких козы; он был одет в платье, называемое «kilchakli-gebe-chekmani» (войлочный бурнус), опоясан мечом и держал в руке лук и стрелы; он еще был молод и отличался мужественным видом. Подобно ему самому, все его служители имели длинные волосы. Пристань этого племени называется Артлар (A'rtlar); мы тут провели ночь; здесь суда не могут приставать, так как место это совершенно открытое ¹⁰. Другая пристань, где суда могут укрываться, в течение шести месяцев, называется Лейуш (Liush). [176]

К северу, среди гор, находится Садша (Sadcha), страна, принадлежащая Сиди-Ахмед-паше; жители хорошо говорят как абхазским, так и черкесским языком; они, числом 7,000 храбрых мужей, причисляются к Черкесам. Абхазы и Черкесы хотя и не доверяют друг другу, но стараются оставаться в приязненных отношениях ради торговли, которую производят в пристани АртскоЙ невольниками и воском. Тачагузы (Takaku) также приезжают на судах и торгуют беспрепятственно ¹¹. Мы шли три перехода далее к западу, вдоль по морскому берегу, в крае лесистом с высокими горами, среди которых большое число сел и полей, до племени Камыш ¹², состоящем из 10,000 храбрых мужей; они неоднократно поражали племя Арт и пленили их беков: ибо Абхазы крадут детей одни у других, и человек, который у них не занимается воровством и грабежом, считается плохим товарищем, так что не выдают за него дочерей своих. В горах камышских разводят свиней величины с осла; пристань не посещается ради буйного характера народа. К нему дети Абхазов отправляются из Константинополя и Каиро; у них есть мечеть; климат приятен, все деревни обращены к Кибле (Kiblah) и к югу. В пристани устроен базар.

После трех переходов мы дошли до племени Суджалар ¹³, 10,000 храбрых мужей; у них мало домов по причине скалистой почвы; есть пристань, но я забыл как она называется. Мы переночевали, как гости, в деревни Гадека (Hadeka). Так как у них праздновалась случайно свадьба, то они нас подчивали [177] большим числом блюд: красивые девушки и мальчики были нам даны в прислугу, а в следующий день ага гонийский, наш спутник, подарил хозяину дома тюрбан, который был оценен так высоко, как будто был короною; ибо не ни базара, ни постоялого двора (khan), ни бани, ни мечети, они незнакомы с обычаями образованных народов. Деревни их, состоя из 40 до 50 домов, находятся в горах. Суда из разных стран привозят к ним порох, свинец, ружья, стрелы, луки, мечи, щиты и другие оружия, старую обувь, куски сукна, полотна, бокасин ¹⁴, котлы, рыболовные крючки, соль, мыло и другие товары, которые выменивают, без посредства денег, на рабов, масло, воск и мед. От Суджов (Suchas) мы шли далее к западу, в два перехода, вдоль морского берега, до племени Дембе, которое может выставить до 2,000 вооруженных мужей. Мы остановились три дня в их пристани и выменивали старую одежду нашу на девочек и мальчиков невольников. Сам я купил абхазского мальчика.

На четвертый день мы шли далее к западу и после двух переходов пришли к племени Боздук, которое числом 7,000 состоит под начальством бека. [178]

Мы застали в пристани десять судов из Константинополя и многих из числа наших друзей, к большому удовольствию нашему. Менгли-Герай вел 3,000 человек из Боздуков в поход астраханский, по окончании которого он им дал юрт в черкесских горах Обур, где они и остались ¹⁵. Это народ храбрый, говорящий по абхазски и по черкесски. Гора Обур отделяет абхазских Боздуков от черкесских; расстояние между ними составляет три перехода. Они крадут друг у друга детей и продают их. Два дня ходьбы далее к западу, по морскому берегу, находятся развалины древнего замка Субиш (Osowish), где мы провели ночь, как гости. Обитатели делают луки и стрелы; бек их имеет под своим начальством 3,000 человек вооруженных ружьями; пристань замка называется крепость Субиш (Girmen Sowish). В горах водятся в большом числе медведи, лисицы, шакалы и бекасы (woodcocks). Этот абхазский народ странным образом хоронит своих беков тело усопшего кладут в деревянный ящик, который прикрепляется к ветвям высокого дерева; над головою в ящике оставлено отверстие, дабы бек мог, как они говорят, видеть небо: пчелы же входят в ящик и делают мед, совершенно покрывая находящийся в ящике труп. Когда же наступает время, они отворяют ящик, вынимают из него мед и продают его: поэтому надобно быть весьма осторожным при покупке меда у Абхазов. Купивши тут еще несколько мальчиков, мы шли два дня в западном направлении до племени Ашегали (Ashagali) беки которых могут выступить в поход с 2,000 храбрых мужей; но все они такие воры, что Абхазы сами их боятся. Здесь также находятся [179] развалины замка, возле которого пристань Ашегали ¹⁶, куда приходят много судов из Каффы и Тамани, которые однако тут не могут зимовать. На расстоянии дня ходьбы, далее к западу, находится принадлежащая Ашегали деревня А'атима, где среди их много мусульман из числа Абхазов топханаских (of Topkhanah). Земля Черкесов отстоит отсюда на день ходьбы. Два дня ходьбы далее обитает племя Суксу; их бекам подчинены 3,000 вооруженных мужей; они имеют лошадей высокой породы. Пристань называется Гардена ¹⁷. Река Сук не представляющая брода, вытекает из гор Черкесии и изливается в Черное море; между ними встречается несколько богачей. Два дня пути далее жилища племени Кютасси, 7,000 вооруженных мужей под своими беками. У них магазины покрытые рогожками и в гавани их мы застали много судов из Каффы и Тамани. Мы встретились с некоторыми знакомыми нашими из Крыма, так как всадники сего края находятся в постоянных сношениях с Черкесиею. По причине легкости сообщений народ тут богат; они также сеют рожь, тогда как прочие Абхазы сеют пшено, которое дает стократную жатву. Дома Кютасси крыты камышом; группа, состоящая из десяти домов, называется кабак, который окружен стеною подобно замку. Собаки сторожат эти кабаки подобно львам, по необходимости, так как все их жилища находятся в лесах и каждая деревня опасается другой. В соседстве Кютасси обитают Шаны из Черкесов ¹⁸, отделенные от первых одной только горой и расстоянием одного дня ходьбы; они говорят по черкесски. И так, страна Абхазов пролегает от Фазиса, вдоль по морскому берегу, на протяжение сорока дней в длину, при ширине от пяти дней до одного, каково [180] действительно расстояние между абхазскими Кютасси и черкесскими Шана. Этим 40 дням соответствуют 40 широких рек, берущих свое начало из гор пролегающих между Абхазиею и Черкесиею и изливающихся в Черное море. Всего 70 высоких гор и 2,000 деревень, о которых ничего не могу сказать, так как я в них не бывал. В этой стране вообще обитают до 100,000 человек, без законов и веры, которые однако убивают тех, кто их называет неверными; когда же их называют мусульманами, они очень рады, и если действительно становятся такими, то отличаются своим усердием к вере. Они суть весьма дикий и буйный народ и принадлежат, как потомки Абазы, к племени арабских Корейшитов.

К горным племенам абхазским принадлежат: Псху (Posukhi), 7,000 буйных мужей; Ахчисы (Akhchissi) 10,000, Беслеб, 7,500 человек, народ храбрый; Мункеллебе, 30,000 человек; Убыхи (Waipigha), 1,000; Чаграй, (Jaghras) [181] 800 слабых людей; Ала-Корейш, 500 человек; Чичакорес, 3,000; Мача, 2,000; Панчареш, 4000. Эти 10 буйных племен никогда не смешиваются с прибрежными Абхазами, из которых самые лучшие и храбрые суть Садаша. Всего в горах и в побережье считают 25 племен.

Образцы абхазского языка.

1, иф; 2, веба; 3, ихба; 4, бешна; 5, хоба; 6, фиба; 7, безба; 8, аба; 9, шеба; 10, зоба; 11, акзоба; 12, вебазоба. Приди, вай; иди, учи; садись, отуй; вставай, окил; не уходи, омчин; мальчик, ариш; я хожу, сичаб; женщина, абгареш; я не ухожу, сикиджан; почему, узу; ¹⁹.