Творчество и системы головного мозга

 

Можно ли точно указать нейронные сети, участвующие в озарении? Предварительные данные позволяют предположить: хотя в творчестве так или иначе участвуют все отделы коры, за некоторые аспекты творчества, вероятно, отвечают ее ассоциативные зоны. Имеются интереснейшие, хотя и неоднозначные указания на то, что ведущую роль в творчестве играет кора правого полушария, особенно передняя часть верхней височной извилины и теменная кора. Когда испытуемые раздумывают над задачами, которые выражены словами и для решения которых требуется творческое озарение, наблюдается повышенная активность в данной области височной коры. Более того, резкий всплеск высокочастотной активности в этом отделе происходит за 0,3 с до озарения. Характер этой активности, по-видимому, свидетельствует о том, что данный отдел требуется для бессознательного совмещения информации, помогающего находить творческие решения, дающего возможность увидеть задачу в новом свете, такой, какой мы ее обычно не рассматриваем. Джон Джик обобщил результаты аналогичных исследований, в которых участвовали дети с исключительными математическими способностями, и установил, что в творческом решении задач задействованы теменная доля правого полушария и лобные доли обоих полушарий.

Эти данные особенно интересны, учитывая, что различение “левополушарной” и “правополушарной” психики (за исключением связанной с речью) долго считалось псевдонаучным. Еще в 80‑х годах XX века была высказана идея, что левое полушарие в большей мере отвечает за анализ и логику, а правое – за целостное восприятие и интуицию. Это обобщение не подтвердили эксперименты, результаты которых в целом указывали, что в когнитивной деятельности, связанной с музыкой, математикой и логикой, задействованы оба полушария. Роберт Орнстайн недавно подготовил обзор исследований, которые позволяют предположить: по крайней мере в некоторых формах озарений задействовано преимущественно правое полушарие.

 

Эти данные получены в ходе современных исследований людей с неповрежденным мозгом. При этом из работ великих неврологов XIX века Пьер-Поля Брока и Карла Вернике известно, что о биологических механизмах когнитивных процессов многое можно узнать, изучая, как сказываются на поведении те или иные повреждения мозга. Хотя левое и правое полушария выглядят симметричными и вместе участвуют в восприятии, мышлении и поведении, функционально они асимметричны: каждое отвечает преимущественно за чувствительность и двигательную активность противоположной стороны тела. Поэтому праворукость связана с работой моторной коры левого полушария. Более того, почти у всех правшей восприятие и активное использование как устной речи, так и языка жестов обеспечивается преимущественно левым полушарием. Правое полушарие, в свою очередь, больше занимается музыкальной стороной речи – ее интонациями. Кроме того, оно лучше справляется с целым рядом функций восприятия, в которых язык не участвует, таких как обработка зрительной информации о пространстве, память об абстракциях, копирование, рисование, распознавание лиц.

Отец британской неврологии Джон Х. Джексон связывал функциональные отличия между полушариями с различиями когнитивной специализации. В 1871 году, после открытий Вернике и Брока, Джексон предположил, что левое полушарие специализируется на анализе, а значит, и на структуре языка, а правое – на ассоциации стимулов и реакций, а значит, и на формировании новых ассоциаций и идей. Эти соображения Джексон впоследствии развил в контексте своей общей теории работы мозга. Он полагал, что мозг в ходе эволюции постепенно включал новые, более сложные уровни организации. Каждым уровнем управляют принципы интегративного действия, а работу всех уровней вместе определяет баланс торможения и возбуждения, сходный с тем, который Стивен Куффлер обнаружил в сетчатке, а Дэвид Хьюбел и Торстен Визель – в коре больших полушарий. Джексон полагал, что в норме возбуждающие и тормозные силы обоих полушарий уравновешивают друг друга, в связи с чем проявляется лишь часть потенциальных возможностей мозга, другие же, в том числе способности правого полушария к творческой деятельности, активно подавляются. Но повреждения одного полушария мешают ему тормозить работу другого, и тогда ранее скрытые психические способности неповрежденного полушария, в том числе творческие, перестают подавляться.

Джексон, изучая музыкальные способности детей, страдавших приобретенной афазией (расстройством речи, связанным с нарушением функций левого полушария), обнаружил, что повреждения левого полушария не только не снижают музыкальные способности, которыми управляет правое, но даже улучшают их. По мнению Джексона, эти данные могли служить примером того, как подавленная в норме функция правого полушария (музыкальность) освобождается в результате повреждений левого.

Хотя средства, помогавшие Джексону изучать мозг, были непрямыми и ограничивались неврологическим молотком, булавкой, ватным тампоном и замечательной способностью к клиническим наблюдениям, его выводы о способности правого полушария порождать новые ассоциации (один из компонентов творчества), а левого – подавлять этот творческий потенциал впоследствии во многом подтвердились. Важно, что его открытия продемонстрировали возможность выявлять структуры, положительно и отрицательно влияющие на творчество, при изучении пациентов с поврежденным мозгом. Кроме того, они указывали на склонность левого полушария говорить на языке логики, ориентироваться на детали и заниматься фактами, правилами и речью – и на склонность правого полушария пользоваться фантазией и воображением, ориентироваться на общую картину и заниматься символами, образами, риском и устремлениями.

Столетие спустя после Джексона исследователь когнитивных функций мозга Эльхонон Гольдберг выдвинул идею, что левое полушарие специализируется на обработке обычной, знакомой нам информации, а правое – новой информации. В пользу идеи Гольдберга свидетельствуют данные Алекса Мартина и его коллег из Национальных институтов здравоохранения. С помощью позитронно-эмиссионной томографии они установили: когда стимул (предмет или слово) предъявляется неоднократно, его предъявление неизменно вызывает активацию левого полушария. Правое полушарие, напротив, активируется лишь при предъявлении нового стимула или задания. Активация правого полушария ослабевает по мере того, как стимул или задание становится рутинным, в то время как левое полушарие продолжает обрабатывать информацию о таких стимулах.

Данные, полученные Гольдбергом, позволили предположить, что правое полушарие играет особую роль в решении задач, требующих творческого озарения, возможно потому, что именно правое полушарие обрабатывает информацию о нестрогих или удаленных связях между элементами одной задачи. Более того, у пациентов, решавших задачи путем творческого озарения, некоторая активность в правом полушарии сохранялась и в состоянии покоя.

Эрл Миллер из Массачусетского технологического института и Джонатан Коэн из Принстонского университета утверждают, что префронтальная кора, которая, вероятно, задействована в абстрактном мышлении и нисходящей регуляции эмоций, отвечает также за разработку творческих замыслов с использованием вторичных механизмов логического мышления. Когда к человеку приходит творческое озарение, активируется префронтальная кора, которая сосредотачивается не только на текущей задаче, но и на том, чтобы разобраться, какие еще отделы мозга необходимо задействовать для решения. Популяризатор науки Иона Лерер пишет, что когда мы сталкиваемся с изложенной словами загадкой, префронтальная кора избирательно активирует (посредством нисходящих процессов) области мозга, задействованные в обработке вербальных сведений. Если при этом префронтальная кора решает обратиться к некоторым отделам правого полушария, мы можем испытать озарение, а если она решает ограничить поиски левым полушарием, мы можем найти решение методично, если вообще найдем его.

Префронтальная кора строит планы бессознательно и играет важную роль в работе когнитивного бессознательного. Эти данные привели к возникновению идеи, согласно которой решение задач, творческое и методичное, начинается не на пустом месте: часто с теми или иными аспектами задачи нам уже приходилось работать ранее. В результате при решении задач, как и при принятии решений, выбор между творческим и методичным подходом совершается бессознательно.

 

Теперь мы можем попытаться найти ответ на вопрос, которым задавался еще Джон Х. Джексон: что можно узнать о принятии решений и связанных с ним аспектах творчества, изучая людей, чьи таланты определяются отклонениями от “нормальной” работы мозга? Исследования с использованием нейровизуализации показывают, что во время зрительного восприятия и мысленного представления зрительных образов работает префронтальная кора и что в творчестве обычно задействована префронтальная кора обоих полушарий. Однако по мере совершенствования зрительных навыков художника связи правого и левого полушария перестраиваются, и активность префронтальной коры правого полушария, судя по всему, начинает преодолевать подавляющее влияние левого полушария. Так взаимодействие префронтальной коры правого и левого полушарий может влиять на усиление или подавление творческих способностей.

Возможно, этим и объясняется внезапное проявление художественных способностей у некоторых людей, страдающих лобно-височной деменцией. Невролог Брюс Миллер из Калифорнийского университета в Сан-Франциско исследовал группу пациентов, повреждения мозга у которых ограничивались преимущественно лобной и височной долями левого полушария. Предполагается, что такие повреждения ограничивают способность левого полушария подавлять работу лобной и височной доли правого полушария.

Поскольку левое полушарие у таких пациентов повреждено сильнее, чем правое, их таланты, как и таланты большинства одаренных людей, страдающих аутизмом или дислексией, обычно лежат в визуальной, а не в вербальной сфере. Однако явление высвобождения (всплеска творческих способностей, высвобождаемых повреждением левого полушария), вероятно, свойственно далеко не всем и, возможно, встречается лишь у людей, уже обладавших некоторым творческим потенциалом.

Некоторые из обследованных Миллером пациентов продолжали писать картины и фотографировать, несмотря на прогрессирующую болезнь. Так, Дженси Чан с детства занималась живописью и позднее преподавала рисование в школе. Развитие лобно-височной деменции заставило ее отказаться от преподавания. Миллер установил, что по мере того, как она утрачивала свои социальные и языковые способности (что указывало на развивающееся повреждение лобной и височной коры левого полушария), ее творчество становилось все смелее и свободнее. Отказавшись от стремления к реализму, к которому она тяготела всю жизнь, она стала избавляться от ограничений и использовать нереальные цвета, сильные анатомические искажения и утрированные мимические выражения и позы.

Однако большинство страдающих этой формой деменции художественно одаренных пациентов создают, в отличие от Дженси Чан, картины, фотографии и скульптуры, представляющие собой реалистичные изображения действительности и лишенные абстрактных и символических компонентов. Те из них, кто рисует или пишет картины, судя по всему, склонны запечатлевать образы прошлого, часто из своей юности, мысленно воссоздавая образы без помощи языка. Кроме того, эти авторы демонстрируют усиливающийся интерес к незначительным деталям лиц, предметов и форм. Наконец, они почти навязчиво поглощены своим творчеством и готовы раз за разом повторять одну и ту же работу, пока не доведут ее до совершенства. Одна домохозяйка в возрасте 51 года начала изображать реки и сельские пейзажи, которые помнила с детства. Мужчина, которому было 53 года и который раньше не интересовался искусством, стал воспроизводить церкви, которые видел в детстве. Пятидесятишестилетний бизнесмен настолько увлекся живописью, что даже удостоился нескольких премий. По-видимому, в этих случаях зрительные элементы упорядочиваются, образуя осмысленные сцены, через остаточные нервные процессы в лобной доле правого полушария, более не подавляемой левым полушарием.

Другие данные из этой области были получены в ходе исследований художников, перенесших инсульт левого полушария, нарушивший их способность пользоваться речью, но при этом, вероятно, ослабивший подавление активности правого полушария. Владение техникой у этих художников не только не нарушилось, но в некоторых случаях даже улучшилось. Психолог Говард Гарднер, подготовивший обзор литературы по данной теме, цитирует живописца, у которого в результате инсульта развилась афазия: “Во мне два человека… одного реальность заставляет писать картины, а другой, дурак, больше не справляется со словами”[215].

Психолог Нариндер Капур называет такие неожиданные положительные изменения поведения после повреждений мозга термином парадоксальное функциональное облегчение. Капур, вслед за Джексоном и наряду с нашим современником Оливером Саксом, полагает, что в мозге здорового человека механизмы торможения и возбуждения взаимодействуют сложным, но гармоничным образом. Из-за травм тормозное действие одного из полушарий может частично исчезать, что приводит к усилению тех или иных функций другого полушария.

С представлением о том, что в творчестве задействовано исчезновение торможения, согласуются результаты исследований, показавших, что проявления общих художественных способностей связаны с пониженным торможением поиска новизны. Поиск новизны включает целый ряд свойств, таких как способность к нестандартному мышлению, умение находить возможности развития незавершенных сюжетов и готовность к новым ощущениям. Некоторые отделы лобных долей входят в состав системы, ответственной за поиск новизны – процесс, имеющий принципиальное значение для творчества.

 

А как творческие способности проявляются у людей с неповрежденным левым полушарием? Изучение людей, достоверно обладающих исключительными творческими способностями (великие художники, писатели или ученые), с использованием нейровизуализации пока не проводится. При этом исследование одного из компонентов творчества – озарения – у обычных людей ушло далеко вперед благодаря плодотворному сотрудничеству Марка Юнг-Бимана из Северо-Западного университета (США) и Джона Куниоса из Университета им. Дрекселя. До начала этого сотрудничества Юнг-Биман и Куниос независимо проводили психологические исследования, посвященные творческому озарению, а их совместные работы посвящены нейроанатомическим и функциональным аспектам творческого решения задач, то есть механизму внезапного появления нестандартных решений перед мысленным взором.

Изучать поведение в связи с научением начали довольно давно. В 1949 году великий канадский психолог Дональд Хебб обратил внимание на то, что для творческого озарения требуется, чтобы задача была правильного уровня сложности: ни настолько простой, чтобы человек мог решить ее моментально, ни настолько сложной, чтобы он не мог ее решить без многократных ошибок. Особенно интересный пример разобрали в 1997 году Нава Рубин, Кен Накаяма и Роберт Шепли из Гарвардского и Нью-Йоркского университетов. В задаче, которую они предлагали испытуемым, использовалось изображение далматина (гл. 18).

Зритель внезапно замечает очертания собаки, испытывая нечто вроде озарения. При этом он переходит от состояния незнания к состоянию знания без какого-либо промежуточного научения. Эксперименты Рубин и ее коллег заставили предположить, что помимо специфических визуальных особенностей стимула (то есть собаки) здесь должен участвовать и набор зрительных озарений более высокого уровня, который позволяет испытуемому внезапно научиться различать очертания далматина.

Куниос и Юнг-Биман занялись высоким уровнем восприятия. Юнг-Биман заинтересовался творческими озарениями, вслед за Джексоном обратив внимание на некоторые функциональные особенности правого полушария. Изучая свойства правого полушария у людей, получивших повреждения одного из полушарий в результате инсульта или хирургической операции, Юнг-Биман заметил, что люди, перенесшие операцию на правом полушарии, не теряли способность говорить и понимать речь, но испытывали серьезные когнитивные проблемы, в частности трудности с пониманием языковых нюансов. Он сделал вывод, что левое полушарие хорошо понимает основные значение слов, в то время как правое занимается коннотациями, то есть их метафорическими и подразумеваемыми связями. Углубляя идеи, восходящие к работам Джексона и Гольдберга, Юнг-Биман приписал коннотационную функцию правого полушария его способности работать с далекими ассоциациями. Это наблюдение заставило его задуматься о двух способах решения задач: через моментальное творческое озарение и через методичный перебор вариантов.

Куниос также начинал с когнитивно-психологического подхода к озарениям, которыми давно интересовались гештальтпсихологи. Творческое озарение требуется для решения некоторых задач, связанных с фигурами и фоном: когда мы смотрим на двойственные изображения (рис. 12–2, 12–3), наше сознание переключается с одной интерпретации на другую лишь после того, как мы в результате внезапного озарения замечаем возможность другой трактовки.

Куниос начал с проверки концепции, согласно которой информация может обрабатываться двумя способами: постепенно (непрерывно) либо моментально (дискретно). Чтобы определить, как люди находят точное решение той или иной задачи, Куниос и его коллега Родерик Смит измеряли скорость усвоения испытуемыми информации. Оказалось, что информация действительно может обрабатываться двумя способами. Внезапно найденные решения, характерные для дискретного способа обработки информации, и отличают творческие озарения от методичного решения задач. Сосредоточившись на внезапности, с которой люди находят решения в подобных случаях, Куниос и Смит выработали новый экспериментальный подход к изучению такой потенциальной составляющей творчества, как творческие озарения.

Психологические исследования, которые Куниос и Юнг-Биман проводили независимо, привели их к совместной работе над рядом экспериментов, в ходе которых Юнг-Биман применял функциональную магнитно-резонансную томографию (ФМРТ), а Куниос – электроэнцефалографию (ЭЭГ). Эти методы измерения активности мозга как нельзя лучше дополняют друг друга: ЭЭГ позволяет точнее определять время происходящих в мозге событий, но менее чувствительна к месту, а ФМРТ, напротив, позволяет точнее определять место, но менее чувствительна ко времени.

Ученые предлагали участникам эксперимента множество задач. Каждую можно было решить и через озарение, и методично. Например, в условии приводили три слова – crab (краб), pine (сосна) и sauce (соус) – и просили назвать четвертое, составляющее с каждым сложные слова. Ответ на эту загадку – слово apple (яблоко), дающее слова crabapple (дикая яблоня), pineapple (ананас) и applesauce (яблочное пюре). Около половины испытуемых находили ответ перебором сочетаний слов, а остальные – через озарение.

Нейровизуализация продемонстрировала, что один из участков височной доли правого полушария – передняя часть верхней височной извилины – особенно сильно активировался, когда испытуемый переживал творческое озарение (рис. II–40). Тот же участок активировался при выполнении заданий, требующих совмещения отдаленно связанных понятий, например угадывания сюжета двусмысленного рассказа.

Чтобы получить большее временное разрешение и выяснить, какие сигналы связаны с принятием решений, Юнг-Биман и Куниос использовали ЭЭГ. Они установили, что непосредственно перед тем, как испытуемый принимает твердое решение, в мозге наблюдается всплеск высокочастотной активности (так называемой гамма-активности в том же участке височной доли правого полушария, который был выявлен с помощью ФМРТ (рис. II–41).

Как и предполагал Джон Х. Джексон, правое полушарие, по-видимому, способно связывать сведения разного типа. Хотя в решении задач обычно совместно участвуют многие системы коры, находить новые, ранее ускользавшие от нас связи позволяют творческие озарения, в которых задействованы особые нейронные и когнитивные процессы.

 

Далее Юнг-Биман и Куниос установили, что озарение, несмотря на то, что оно наступает внезапно и кажется не связанным с предшествующими мыслительными процессами, на самом деле представляет собой кульминацию целого ряда непродолжительных состояний мозга, возникающих в разных местах и длящихся разное время.

При решении задачи с помощью творческого озарения у испытуемых вначале активировались передние поясные отделы префронтальной коры и височная кора обоих полушарий, а при решении аналитическим способом – зрительная кора. Это указывало на концентрацию внимания на экране, где демонстрировалось условие задачи. Юнг-Биман и Куниос назвали это состояние подготовительной фазой. Она наблюдается непосредственно перед предъявлением задачи и близка к предшествующим состояниям мозга, которые выделил Гольдберг. Юнг-Биман полагает, что в этой фазе мозг пытается сосредоточиться на задаче и отвлечься от всего остального. Затем, когда испытуемый находит решение, ЭЭГ выявляет всплеск электрической активности очень высокой частоты. Одновременно с гамма-всплеском ФМРТ демонстрирует активность в височной доле правого полушария, а именно – в передней части верхней височной борозды (рис. II–41).

По мнению Юнг-Бимана, ключевую роль в явлении озарения играет фаза расслабления (сходный вывод сделала Нэнси Андреасен после исследований творческих личностей). Юнг-Биман утверждает, что творческое озарение представляет собой точное балансирование, которому головной мозг уделяет массу внимания. Сосредоточившись, мозг нуждается в расслаблении, чтобы поискать другие пути к решению, которые скорее позволит найти правополушарная обработка информации. Возможно, именно поэтому многие озарения приходят, как считается, когда человек принимает теплый душ. Считается также, что творческому озарению как нельзя лучше способствует состояние, непосредственно следующее за утренним пробуждением, когда мозг несобран и открыт для нестандартных идей.

Юнг-Биман также утверждает, что когда активно пытаешься решить задачу с помощью творческого озарения, нужна концентрация внимания, но на каком-то этапе, например зайдя в тупик, нужно дать мыслям блуждать (регрессировать). Этот подход применим и к рассматриванию произведений искусства. Чтобы по-настоящему разобраться в картине, нужно сосредоточиться на ней и отвлечься от всего остального, но сосредоточение бывает разным. Если мы концентрируемся на деталях, а не на картине в целом, это может помешать пониманию образа. Именно поэтому, как явствует из работ Альфреда Ярбуса, важно пробегать глазами по всему изображению, улавливая как детали, так и картину целиком.

 

Есть ли принципиальная разница между творческим и нетворческим, аналитическим мышлением? А если есть, то есть ли разница между людьми, мыслящими творчески и, вероятно, имеющими легкий доступ к бессознательному, и людьми, склонными мыслить методично? Куниос и Юнг-Биман провели исследование, участников которого они разделили на две группы: на тех, кто утверждал, что решает задачи преимущественно за счет озарений, и тех, кто утверждал, что решает их методично. Активность мозга всех испытуемых измеряли с помощью ЭЭГ и вначале просили их успокоиться и расслабиться. Затем им предъявляли беспорядочно перемешанные буквы, из которых требовалось составить слова. Испытуемые из разных групп демонстрировали резко различающуюся активность мозга не только во время выполнения задания, но и во время расслабления в начале эксперимента, когда они еще не знали, каким будет задание. В обоих случаях у людей, склонных к творческим решениям, наблюдалась повышенная активность ряда отделов правого полушария.

Вилейанур Рамачандран в книге “Рождение разума” указывает, что в систему мозга, ответственную за художественное чувство меры, входит теменная доля правого полушария. Повреждения этого отдела у взрослых могут приводить к утрате художественного чутья.

Таким образом, есть основания думать, что между полушариями мозга существует “распределение труда” и у каждого из них есть свои сильные стороны. Так, хотя полушария могут участвовать в одних и тех же процессах, будь то восприятие, мышление или действия, и делать это одновременно и совместно, каждое, по-видимому, играет в творчестве особую роль. Однако наши познания в этой области пока касаются лишь некоторых компонентов творчества, таких как бессознательные процессы, приводящие к озарению.

 

Глава 31

Талант и развитие мозга

 

Карл фон Рокитанский сыграл важную роль в признании болезней экспериментами природы, изучение которых позволяет многое узнать о фундаментальных биологических механизмах. Пьер-Поль Брока и Карл Вернике, работавшие с пациентами, у которых повреждения мозга вызвали расстройства речи, выяснили: принцип, согласно которому о нормальных биологических функциях можно многое узнать из болезней, применим и к работе мозга. С тех пор исследования нарушений этих процессов, связанных с расстройствами, непрерывно поставляют нам сведения о психических процессах. В частности, неожиданные вещи о природе творчества удалось узнать, изучая людей, демонстрирующих поразительные способности, несмотря на нарушения функций мозга, приобретенные или связанные с отклонениями в развитии. Изучение таких расстройств служит ценным дополнением к исследованиям творческих способностей здоровых людей.

Люди, страдающие некоторыми расстройствами развития, такими как дислексия и аутизм, могут проявлять художественные способности даже при серьезных нарушениях речи. Изобразительное искусство и язык, хотя они и представляют собой способы символической коммуникации, могут не быть связаны друг с другом. Не исключено, что появление способности к самовыражению в искусстве, языком образов, в эволюции человека даже предшествовало появлению способности к самовыражению посредством речи. Если так, то, возможно, и нейронные механизмы, важные для создания произведений искусства, когда-то были свойственны всем, но были вытеснены в ходе развития всеобщих языковых способностей и остались прерогативой лишь творческих личностей, в том числе некоторых, не имеющих полноценно развитых языковых способностей.

Детям приходится учиться различать “зеркальные” знаки, например буквы b и d или цифры 6 и 9, и правильно писать такие буквы, как s. У всех эти различия сначала вызывают трудности, но особенно сильные трудности испытывают дети, страдающие дислексией. Специалисты по психологии зрительного восприятия Чарльз Гросс и Марк Борнстайн высказали предположение, что дислексия развития (проявляющаяся в неспособности ребенка с нормальным интеллектом обучиться к определенному возрасту чтению) может быть связана не только с нарушениями в левом полушарии, но и с преобладанием правого, “бессловесного” полушария. То и другое в сочетании может приводить к замедленному освоению навыков чтения – и потому, что за чтение отвечает левое полушарие, и потому, что навыки, обеспечиваемые правым полушарием (например представление об эквивалентности зеркальных отражений), приводят к восприятию букв из пар вроде b и d как одного и того же знака. Возможно, именно с этим связана склонность детей, страдающих дислексией, писать буквы в зеркальном отражении.

Людям, страдающим дислексией, трудно также переводить буквы, которые они видят на странице, в звуки, что необходимо для чтения, и, наоборот, переводить звуки в буквы, что необходимо для письма. Эти затруднения приводят к замедленному чтению, которое обычно служит первым заметным симптомом дислексии. Замедленное чтение часто считают проявлением ограниченных интеллектуальных способностей, но эти вещи далеко не всегда связаны у людей, страдающих дислексией: многие из них умны и изобретательны.

Данные некоторых исследований указывают на то, что у тех, кто страдает дислексией, могут несколько чаще, чем у других людей, встречаться художественные способности, в частности умение хорошо рисовать. Эта тенденция проявляется в раннем детстве, еще до того, дают о себе знать затруднения с чтением. Ульрика Вольф и Ингвар Лундберг сравнили студентов художественной школы при одном престижном шведском университете с остальными студентами и обнаружили, что среди первых гораздо больше страдающих дислексией.

 

Связь творческих способностей с расстройствами развития, например дислексией, демонстрирует пример Чака Клоуза – одного из великих художников нашего времени. Клоуз страдает дислексией и убежден, что своими творческими способностями он обязан именно ей. В детстве он испытывал колоссальные трудности с чтением и не мог даже сложить пять и пять без помощи домино, но при этом с четырех лет обожал рисовать. Его родители были небогаты, но изыскали средства на уроки. В четырнадцать лет, посетив выставку Джексона Поллока, он решил посвятить себя живописи.

И в жизни, и в творчестве Клоузу трудно иметь дело с трехмерными формами. Он не может, глядя на лицо, воспринимать его во всей его сложности. Дело в том, что помимо дислексии он страдает прозопагнозией – нарушением способности распознавать лица. Тем не менее, ему удалось научиться узнавать людей в лицо, мысленно переводя трехмерные образы в двумерные. Пользуясь этим изобретательным способом борьбы с болезнью, Клоуз всю жизнь писал лица. Все его творчество выросло из неспособности увидеть мир таким, каким его видят другие.

По-видимому, прозопагнозия даже помогла Клоузу. Одна из главных трудностей, с которыми сталкивается портретист, состоит в том, чтобы изобразить трехмерное лицо на двумерном холсте. Для Клоуза “уплощение” ничем не отличается от того, как он привык различать людей в обыденной жизни. Работая над портретом, Клоуз фотографирует портретируемого, накладывает поверх увеличенной фотографии сетку, заполняет квадраты узором и переносит один за другим на холст. Превращение недостатка в преимущество – пожалуй, самое впечатляющее из многочисленных достижений Клоуза.

Учитывая то, что нам известно о жизни и работе Клоуза, можно вслед за Джоном Х. Джексоном задаться вопросом, что это говорит нам о природе творчества. В процессе совершенствования мастерства связи правого и левого полушарий мозга художника, судя по всему, перестраиваются: активность префронтальной коры правого полушария усиливается по мере того, как ослабевает способность левого полушария ее подавлять.

Салли и Беннет Шейвиц из Центра исследования детского развития при Йельском университете изучили с помощью нейровизуализации работу мозга студентов, страдающих дислексией, и обнаружили у них нарушения в зоне Вернике – области левого полушария, ответственной за понимание слов. По мере того, как эти студенты пытаются усовершенствовать навыки чтения, эту функцию у них отчасти принимает на себя одна из областей правого полушария, вероятно, участвующая в зрительном восприятии пространства. Возможно, дислексия Клоуза, затрудняющая восприятие письменной речи, могла способствовать развитию отделов правого полушария, с которыми связаны его исключительные творческие способности.

К числу художников-дислектиков относятся также фотограф Энсел Адамс, скульптор Малкольм Александер, живописец и скульптор Роберт Раушенберг – и даже Леонардо да Винчи. Дислектиками были и многие другие творческие личности: Генри Форд, Уолт Дисней, Джон Леннон, Уинстон Черчилль, Нельсон Рокфеллер, Агата Кристи, Марк Твен, Уильям Батлер Йейтс.

 

Другие интересные сведения о связи таланта с нарушениями развития получены в ходе исследований аутистов, демонстрирующих так называемый синдром саванта: исключительно одаренных в одной области, но плохо справляющихся с большинством других. Саванты составляют 10–30 % аутистов и демонстрируют ряд общих черт. Прежде всего, они обладают исключительной способностью концентрироваться на текущей задаче. Эта их способность связана, как правило, с усиленным сенсорным восприятием, исключительной памятью и умением много и успешно практиковаться. Усиленное сенсорное восприятие позволяет савантам концентрировать внимание на закономерностях и чертах окружающего мира и тем самым гораздо лучше, чем обычные люди, видеть детали. Три перечисленных преимущества встречаются и у талантливых людей, не страдающих аутизмом, однако те, в отличие от савантов, нередко успешно проявляют способности во многих сферах, в то время как способности савантов обычно проявляются лишь в нескольких областях: музыке (обычно в игре на фортепиано и в абсолютном слухе, редко – в композиции), изобразительном искусстве (в графике, живописи или скульптуре), математике и счете (в том числе в умении молниеносно делать сложные вычисления) и технических или пространственных навыках.

Изредка встречаются саванты, способности которых настолько исключительны, что они выделяются даже на фоне способностей одаренных людей. Психолог Дарольд Трефферт полагает, что эти случаи могут быть связаны с дисфункцией левого полушария мозга, парадоксальным образом способствующей активности правого. Лорна Селф, Ута Фрит и Оливер Сакс приводят несколько таких примеров. Девочка по имени Надя уже в пятилетнем возрасте рисовала не фигуры с руками-палками и круглыми лицами, характерные для рисунков одаренных детей этого возраста, а лошадей, притом лошадей с индивидуальными чертами, изображения которых высоко оценили даже профессионалы (рис. 31–1).

 

Рис. 31–1.

 

Надя родилась в английском городе Ноттингеме в 1967 году. В 1977 психолог Лорна Селф опубликовала о ней целую книгу “Надя: случай исключительной способности к рисованию у ребенка-аутиста”. В возрасте 2,5 года Надя неожиданно начала рисовать: вначале лошадей, а затем и многое другое, причем демонстрировала навыки, которые психологи считали просто невозможными у ребенка ее возраста. Надины рисунки качественно отличались от рисунков других детей. Уже первые демонстрировали владение пространством, способность изображать внешние черты и тени, чувство перспективы, которое даже у одаренных детей развивается лишь к подростковому возрасту. При этом Надя постоянно экспериментировала с перспективой, меняя ракурс.

Уже на третьем году жизни Надя начала создавать линейные рисунки животных и людей, в основном по памяти, непринужденно и с фотографической точностью. Обычные дети учатся рисовать постепенно, начиная с каракулей и со временем переходя к схематичным изображениям и геометрическим фигурам. Надя, которая в пять лет еще не умела говорить и неохотно взаимодействовала с людьми, будто миновала все эти стадии, сразу перейдя к хорошо узнаваемым образам. Лошади, которых она рисовала, будто готовы спрыгнуть с листа. Чтобы подчеркнуть исключительность способностей девочки, Вилейанур Рамачандран сравнивает одну из ее лошадей с безжизненными, плоскими, аляповатыми изображениями лошадей большинства здоровых восьми-девятилетних детей и прекрасной лошадью, нарисованной Леонардо да Винчи в зените творчества[216]:

 

В случае с Надей, возможно, многие или даже большая часть элементов структуры ее мозга повреждены в связи с аутизмом, но в нем находится сохранившийся островок ткани коры в правой теменной доле. Таким образом, ее мозг самопроизвольно адресует все ресурсы ее внимания в один сохранный модуль – правую теменную долю, которая связана с нашим чувством художественной пропорции[217].