Штефан фон янкович - я пережил клиническую смерть. О самом прекрасном событии в моей жизни.

Штефан фон Янкович - Я пережил клиническую смерть. О самом прекрасном событии в моей жизни.

16 сентября 1964 года Штефан фон Янкович попал в автомобильную аварию, в результате полученных травм он скончался... Чтобы через несколько минут родиться совершенно другим человеком - с новыми знаниями, убеждениями и опытом. После случившегося автор начал изучать феномен клинической смерти и собрал обширное досье, содержащее как мнения медиков, так и свидетельства "очевидцев". Оно перед вами.

В книге "Я пережил клиническую смерть" Штефан фон Янкович подробно рассказывает о фазах, которые проходит сознание/душа человека во время умирания: осознание факта собственной смерти, "наблюдение" за происходящим вокруг, "фильм" о прожитой жизни. Но большее внимание автор уделяет тому, как "смерть" изменила его представления о себе самом и об окружающем мире.

Как прожить такую жизнь, которая предполагает осмысленность каждого отрезка пути, в том числе и смерти? Исследование автора будет интересно тому, кто хоть однажды задавал себе этот вопрос.

Предисловие доктора Э. Кюблер-Росс

Штефан фон Янкович принадлежит к числу людей, переживших тяжелую катастрофу. Находясь в состоянии клинической смерти, он испытал необычные переживания, которые произвели на него глубокое впечатление и заставили полностью пересмотреть свое мировоззрение. В книге автор показал «задний план» личности и выразил свой взгляд на жизнь, радикально изменившийся после пережитой им катастрофы. При этом он не только увязал повседневное положение вещей с проблематикой жизни и смерти, но и сформулировал свое новое жизненно-философское видение. Я встретилась со Штефаном фон Янковичем во время одной из моих презентаций, и мы вместе пришли к выводу, что его представление о смерти и умирании подтверждает результаты моих исследований. Участники презентации, среди которых были специалисты различных направлений, имели возможность задать автору интересующие их вопросы и получили впечатляющие прямые ответы о феномене смерти. Автор как интеллигентный, технически образованный человек, стремящийся к научному познанию, попытался рационально оценить то, что с ним произошло. Он дал оценку всему, что случилось, и попытался воссоздать пережитое путем интеллектуального моделирования. Не все люди, пережившие клиническую смерть, соглашаются с концепцией фон Янковича. Но это не главное. Важно то, что в данном случае автор представил ясное и трезвое описание своих переживаний.

Очевидно, что каждый человек, имевший опыт знакомства со смертью, пережил, кроме физического осознания, духовные ощущения от встречи с ярким интенсивным светом, и все, что происходило в связи с состоянием клинической смерти, было воспринято им как физическая реальность жизни, хотя и перенесенная в область высшего духовного восприятия.

Каково это восприятие? В каждом случае оно индивидуально. Четкость картин «фильма» о жизни, подробность изложения следствий, степень понимания происходящего зависит от различных физических, психических и духовных энергий.

Опыт Штефана фон Янковича не является следствием какой-либо болезни, химического воздействия или дефекта сознания. Свидетелями его физического и духовного состояния после катастрофы были врачи, возвращавшие его к жизни и неоднократно подтверждавшие его психическое здоровье.

Книги, подобные этой, могут оказаться полезными для многих людей. Они содействуют преодолению страха перед «неизвестным», способствуют правильной диагностике в психиатрии.

Я убеждена, что обобщение и анализ описаний подобных случаев (а их существует несколько тысяч), собранных от лиц разных возрастов, представителей разных культур и религиозных культов, приведет к формированию системного знания, которое для следующих поколений может стать новой отраслью науки.

Я надеюсь, что эта книга поможет людям преодолеть чрезвычайно усилившийся в XX столетии страх смерти. Читателям, готовым к пониманию «неизвестного», она окажет серьезную поддержку.

Доктор Элизабет Кюблер-Росс*

* Элизабет Кюблер-Росс известна как исследователь в области танатологии (учения о смерти), автор книги «О жизни после смерти».

 

Введение

Я всегда был неплохим спортсменом, здоровым и активным человеком, воспитывался в духе прекрасной религии, глубоко верил в Бога. Благодаря этой вере у меня никогда не возникало никаких философских или религиозных проблем, а в повседневной жизни я занимался достижением материальных и земных целей. Божественные силы во мне ослабли, и рано или поздно это должно было привести к трагедии.

В результате несчастного случая я пережил шок и находился в состоянии клинической смерти. Дух отделился от моего тела, и у меня появилось понимание того, что я должен заняться осмыслением проблем жизни людей, смерти и божественной сути. Я понял, что наиболее важным в существовании человека является его осознанная потребность в поиске света и правды. Если ты знаешь, что ничего не знаешь, и если ты ощутил такую потребность, значит, ты уже сделал первый необходимый шаг в нужном направлении. 16 сентября 1964 года я был мертв, а через несколько минут после смерти я родился другим человеком, с совершенно новыми идеалами, опытом и познаниями.

Правду нужно искать в себе. Если ты есть то, что есть, значит, это единственная Реальность. Мы часто используем символическое имя «Бог». Где есть Бог, там есть правда. Так как бог есть везде — в воздухе, в солнце, в звездах, в море, в горах, в венгерской пустоши и в глубинах леса, в дикой тайге и в лугах, в цветах, птицах, в полных тайн клетках человеческого тела — везде содержится и его правда.

Академическая наука пытается исследовать эту правду при помощи экспериментов и материальных средств, выражая результаты исследований в законах. Таким образом, она ограничивает сама себя, и ей приходится с трудом преодолевать препятствия, не используя необходимый «привод» духовной силы. Наука располагает лишь материей, которая воспринимается и рассматривается нашими примитивными органами чувств и из-за этого остается постоянно заключенной в четырех измерениях. Другими словами, академическая наука зависит от физических и материальных принципов и не может осознать себя в пяти или шести высших мировых измерениях. В эти высшие сферы мы можем попасть, только не будучи ограниченными «научностью», хотя учитывать при медитации, разработке и развитии понятных нам знаний и идей достижения ученых все же стоит.

Это было мое первое значительное познание, конечно, в рамках того, что я мог в себе исследовать. Ведь если в моей душе есть божественная искра, то именно она показывает мне дорогу.

Чем больше я медитирую на определенную проблему, тем больше узнаю и понимаю божественное в себе. А требуется для этого не что иное, как волеизъявление к самопознанию и самосовершенствованию, потому как в тишине и одиночестве можно услышать в себе божественный голос и понять содержание сообщения. Я прекрасно себе представляю, как это нелегко, и как много энергии, терпения и времени требуется, чтобы освоить технику ощущения нашего внутреннего голоса. Я счастлив, что должен был так долго лежать в госпитале, будучи приговоренным к ничегонеделанию. Там у меня была возможность заняться этими проблемами и обрести основу для дальнейшего развития. Для ответа на основной вопрос жизни в свете моего нынешнего понимания я должен объяснить некоторые принципы, которые познал в результате исследования собственных переживаний во время умирания и последующей медитации на мой внутренний голос.

В результате собственной смерти и связанных с ней переживаний я пришел к самому себе и к своей позитивной жизни.

Есть такое изречение: «У смерти можно учиться, как нужно жить». Круг проблем жизни и смерти неизмеримо велик. Подробная проработка каждой из них невозможна. Я ограничиваю себя, воскрешая в памяти все происшедшее со мной, в надежде, что эти вторичные мысли будут востребованы читателем. Положительные мысли могут порождать себе подобные. Что касается внешних проявлений и философских утверждений, они действительны только для меня. Я не претендую на признание и не требую соглашаться со мной. Мои мысли могут лишь служить примером в выборе пути прошедшим через личную интерпретацию. При проработке моих переживаний я не опирался на какую-либо определенную религию, философское направление или какую-то мистерио-эзотерическую систему, восточную или западную.

Я попытался передать все, что случилось со мной вне моего тела, вне пространства и времени, особенно опыт и знания, полученные из увиденного «фильма» о моей жизни. В результате произошедшей со мной катастрофы меня охватили доселе неведомые мысли, которые позволили мне развить мою собственную философию решения проблем земной жизни и достижения гармоничного положения дел. Я не провозглашаю свое мнение абсолютно правильным, а лишь хочу, чтобы мои мысли стали для читателя отправной точкой в поиске собственного пути развития.

 

Если забыть о зрении,

свет становится бесконечно ярким!

Если лишиться слуха,

сердцем можно достичь вечных глубин!

Если смысл воспринимаемого возвысить,

то человек обретет способность решить все проблемы мира честно,

открыто и целостно в полном соответствии со всем!

Бесконечно, беспрепятственно, как живой воздушный поток,

не производя никакого трения и ничем не потревожив человечество.

Лао-цзы

Предисловие автора

Глава 1

Кем я был?

Я родился в Будапеште, в добропорядочной и обеспеченной семье, под знаком Водолея, в точке восхода Весов. Я и моя младшая сестра были окружены родительской любовью, наше воспитание было строго католическим. Мой отец перед первой мировой войной был известным легкоатлетом. Может, поэтому и я занимался различными видами спорта и всегда стремился к победе. Моя мать была художницей, а ее отец, мой дед, — известным архитектором. В этом мире прошло мое детство. Полученные в детские годы впечатления повлияли на мое будущее: я изучал архитектуру в Будапеште, Мюнхене и Лондоне, получил диплом архитектора. Помимо спорта, моим хобби было рисование. В школе я учился отлично, и техническое обучение определило образ моего мышления. Я пребывал в реальности, определяемой цифрами, и мой жизненный путь складывался по геометрическим и физическим законам.

Уже перед второй мировой войной я добился первых профессиональных успехов. Но после войны к власти в Венгрии пришли коммунисты, и я возвратился в высшую техническую школу, где работал сначала ассистентом, а затем доцентом кафедры городского и ландшафтного строительства. Весной 1956 года мне вместе со студентами довелось участвовать в революции 22 октября и в последующей борьбе за освобождение, в которой я был одним из лидеров. В результате беспощадного подавления революции силами армии вторжения я вместе со своей семьей бежал на Запад.

Моей второй Родиной стала Швейцария, где я, как беженец, был определен на проживание в Цюрих. В Цюрихе я работал служащим в известном архитектурном бюро, пока в 1960 году не открыл собственное дело. Когда миновал тяжелый период становления, моя архитектурная карьера снова стала налаживаться, мои работы начали получать признание. Но затем произошло событие, перечеркнувшее все мои достижения. В результате несчастного случая я потерял сразу все. До этого я был жизнерадостным, спортивным человеком, победителем многих национальных и международных соревнований, обретающим признание архитектором… и вдруг всему этому пришел конец.

 

Мой рассказ как источник

1. Мои наблюдения и вызванные ими переживания произвели на меня такое сильное впечатление, что я попытался сразу все зафиксировать. Уже в госпитале я стал записывать свои впечатления на магнитофон, пытаясь при этом быть предельно правдивым. Я не мог точно объяснить, почему, находясь с головы до ног в гипсе и бинтах, мучаясь от сильных болей, я испытывал потребность немедленно «запротоколировать» все, что находилось в тот момент у меня в сознании, и все диктовал и диктовал до полного изнурения. Я как бы понимал, что обязан, несмотря на трудности, записать все на пленку, зарегистрировать всю полученную мной информацию до тех пор, пока не потеряю сознание, а вместе с ним и возможность воспроизвести сведения, казавшиеся мне очень важными. Наряду с диктовкой я также пытался воспроизвести и закрепить всю информацию в памяти, чтобы несколько позже воспроизвести ее в рисунках, записях и чертежах.

2. Мой родной язык — венгерский. Поэтому мои «надиктовки» и записи я делал, в основном, на венгерском языке, а позже — на смешанном немецком, немецко-швейцарском, английском и итальянском. На всем том смешении, которое было в то время во мне. Язык, которым я делал записи, был простым, примитивным, с большим количеством грамматических ошибок, что, по моему мнению, должно свидетельствовать о правдивости изложенного и исключает какую бы то ни было фальсификацию.

3. Интересно, что тогда многие понятия и выражения были мне не знакомы, поэтому я использовал произвольные выражения и символы, определяющие подобие или схожесть передаваемых ощущений и впечатлений. Это выглядело так, как будто я побывал в незнакомой стране с неизвестным мне языком, и подтверждало, что до этого я не обладал никакими психологическими, парапсихологическими и тому подобными знаниями.

4. Известно, что наиболее интенсивные сны, как правило, очень быстро забываются. Но иногда события снов могут всплывать в сознании снова, как в тумане забытья. Так что для запоминания сна рекомендуется фиксировать его в памяти сразу после пробуждения или записывать. Впечатления от пребывания в состоянии клинической смерти намного интенсивней сновидений, поэтому они исчезают после возвращения к жизни не так быстро, как после пробуждения. Сначала они были всеобъемлющими, а их сила была подобна мировому потопу. Потом все постепенно улеглось, снова погрузившись в бессознательное. Я предпринимал сверхусилия, чтобы как можно крепче удерживать все увиденное, пока оно не потухнет и не исчезнет. Теперь я понимаю, почему это потребовало таких, почти нечеловеческих усилий и спешки.

5. Известно довольно много свидетельств добросовестных людей, вернувшихся с «того света», но только лишь немногие основывались в своих повествованиях на данных, зафиксированных немедленно после возвращения к жизни. А если человек рассказывает о происшедшем событии позже или гораздо позже, когда впечатления о случившемся потускнели, а то и совсем исчезли из памяти, то ему волей-неволей приходится фантазировать. В этом случае представление о событии, имевшем место некоторое время назад, не может быть столь объективным, как то, которое зафиксировано немедленно после происшествия. Для исследователя же объективность очень важна.

Раньше картина клинической смерти крайне редко фиксировалась в сообщениях переживших ее. Сегодняшние танатологи стараются как можно быстрее опросить «воскресшего», и это приближает их к реальности «того света».

6. Все то, что я пережил с момента остановки сердца до возвращения в наш материальный мир, является для меня реальностью и конкретными фактами. Я знаю, что пережил состояние «смерти», а не «клинической смерти». Я не фантазировал и не сочинял, поэтому твердо запомнившиеся мне впечатления представляют собой базис для дальнейших размышлений и исследований. У меня не было «мастера», я обращался только к своей памяти, своим мыслям, своим сомнениям и боролся только с самим собой. Можно сказать, что моим «мастером» было и остается мое сознание, мое собственное «Я». Иначе говоря, я пытался умножить силу своей мысли, сосредоточиваясь на развитии способности слышать свой внутренний голос. Эти обстоятельства характеризуют мои внутренние переживания, которые я использовал, и буду снова и снова использовать в качестве источника знаний.

 

О методах доработки

Собрание всех спонтанно зафиксированных и неразборчивых записей, чертежей, магнитных лент и схем оставалось невостребованным до тех пор, пока состояние здоровья не позволило мне начать их обработку. Я стал предпринимать в этом направлении определенные шаги.

Шаг первый. Сначала я должен был убедиться в том, что я снова стал нормальным человеком и полностью возвратился в земную реальность. Физически в то время я был еще в очень плохом состоянии, и мое сознание периодически покидало этот мир. Мой дух не мог выработать отношение к новым впечатлениям и переживаниям. Я терзался сомнениями и не был уверен в собственной нормальности. Мои мысли и чувства были теперь абсолютно иные, чем раньше. Я спрашивал себя, было ли это так называемое «предсмертное» состояние, которое медики считают «нормальным», или я побывал за рамками нормальности. Не потерял ли я психическую полноценность, не стал ли больным человеком, отчужденным от реального мира и оценивающим его со стороны с презрением? Чрезвычайно трудно оценивать себя, пребывая в рамках действующих в нашем обществе норм поведения. Я стал читать на различных языках, слушать передачи по радио, пытался решать математические задачи, читать стихи — все прекрасно получалось. «Я могу, — думалось мне, — воспринимать жизнь, как прежде, принимая решения по конкретным и абстрактным вопросам». Я постепенно убеждал себя в собственной нормальности. Консультации психиатра также дали успокаивающий результат. Следовательно, я мог обратиться к своим воспоминаниям, привести записи в порядок, обработать их, оценить и сделать соответствующие выводы. Параллельно с консультациями специалиста я сам тестировал себя, например, на способность к мошенничеству.

Через какое-то время меня посетила мысль о том, что можно попытаться градуировать мои тонкие, эфирные, бестелесные ощущения, применяя их к земным условиям. Я записался в частную летную школу и довольно скоро получил удостоверение пилота. Наряду с теорией и летной подготовкой я прошел строгую медицинскую комиссию, подтвердившую, что я, как и прежде, обладаю отличным психическим и физическим здоровьем, а доверенный врач швейцарского авиационного ведомства нашел меня даже пригодным для полетов с пассажирами.

Второй шаг. Я попытался привести в порядок все имеющиеся сведения о периоде моего пребывания в состоянии клинической смерти, длившемся в течение 5,5–6 минут, распределить их по категориям и последовательно и полно изложить их простым немецким языком. Медицина подтвердила мою способность к выполнению такой работы, следовательно, изложить все свои переживания и сопутствующие им сведения я мог и в книге. Так родился рассказ о том, что со мной произошло, и к чему это привело.

Третий шаг. Я все время задавал себе вопрос: реальны ли были мои переживания при просмотре «фильма» о моей личной жизни, о моем пребывании в бестелесном состоянии и так далее? Не было ли все это фантазией, галлюцинацией или бессознательным, подобным сну впечатлением? Поэтому следующий шаг логически предопределял необходимость контролировать все происшедшее при помощи свидетелей и документов. В моем обобщенном повествовании есть две категории свидетельств. К первой относятся данные, связанные с местом происшествия, а ко второй — свидетельства лиц, констатировавших мою клиническую смерть и участвовавших в процессе реанимации и возвращения меня к жизни.

Я смог изучить полицейский доклад об аварии, показания свидетелей, снимки места происшествия, опросить врача, реанимировавшего меня, а также других свидетелей, находившихся в то время на месте происшествия. Мне удалось получить информацию о положении моего безжизненного тела и положении автомобиля, из которого я вылетел после столкновения.

Я также пытался анализировать различные сцены из «фильма» о моей жизни, обсуждая увиденное с участниками этих сцен. Для этого мне пришлось восстановить забытые имена, адреса, телефонные номера, обстоятельства и внешние проявления происходившего. В то время главным моим свидетелем и другом был мой любимый отец, который, к сожалению, впоследствии скоропостижно скончался.

Четвертый шаг. Когда я, конкретно мыслящий человек, убедил себя в том, что я физически, психически и душевно нормален, а все пережитое мною не является продуктом фантазии, я решил написать статью с воспоминаниями о смерти.

Хотя в жизни мне не была чужда оригинальность, я столкнулся с огромными трудностями, стараясь на бумаге выразить и передать читателю все происшедшее со мной так, чтобы он получил такое же реальное ощущение пребывания в бестелесном состоянии.

Передача впечатлений от пребывания вне материального мира на языке органов чувств, предназначенных для восприятия лишь трех-четырех измерений, это архитрудная, почти невыполнимая задача. Наши органы чувств, эти примитивные, грубые «инструменты» не в состоянии воспринимать вибрации другого мира и вызванные ими ощущения. Сформулировать и выразить их так же сложно, как и постичь.

Я чувствовал себя так, будто я долго-долго находился в материальной смирительной рубашке, а затем получил пощаду, освободился от нее и сразу обрел возможность перейти в сферу более высоких измерений. Собственно говоря, человек не предназначен для того, чтобы описывать впечатления от пребывания в сверхчеловеческих мирах. Там ощущались совсем иные вибрации, причем вибрацией было все, абсолютно все! Здесь, в материальном мире, мы воспринимаем нашими глазами и ушами только узкую полоску всеобщих вибраций. Там из них состоит все, и словами это передать непросто. Наш земной язык слишком беден, бесцветен и не приспособлен для этого. Можно, наверное, только почувствовать или угадать, что скрывается за моими словами.

Трудно объяснить земным языком, что находится по ту сторону сознания, построенного человеческим мозгом. Фантазировать можно сколько угодно, но когда я хочу правдиво, без фантазии рассказать о том, «другом», выходит только молчание. Чем реальнее и четче внеземное переживание, тем скупее становится язык, изрекающий нечто похожее на бессвязную болтовню попугая. Я испытываю желание передать свои ощущения, но мой рот лепечет непонятное, и я не могу рассказывать так, как мне бы хотелось.

Одним из препятствий для передачи полученных впечатлений является существующая мировая методика идеологизированного применения технических терминов, служащих для обозначения различных феноменов. Хочу подчеркнуть, что, если мое собственное определение некоторых понятий совпадает с уже существующими, это не означает, что я идентифицирую свои взгляды с каким-либо из философских направлений Востока или Запада. Попытайтесь вникнуть в смысл моего повествования. Слова, понятия и выражения при этом не имеют значения.

Пятый шаг. Моими первыми пробными публикациями были две статьи с подзаголовком «Прекраснейшим событием в моей жизни была моя смерть» в немецкой газете «Эзотера», вышедшие в декабре 1972 года и январе 1973 года. Они вызвали неожиданно бурную реакцию, к теме проявили интерес представители многих стран. Путь был проложен, и я стал писать дальше.

 

Мои общие переживания

Рассказы о событиях, связанных с переживанием смерти, звучали, наверное, со времен появления на Земле первых людей. Поэтому то, что люди в результате клинической смерти или, лучше сказать, в состоянии, близком к смерти, получают новые впечатления, знания и даже могут пережить озарение, — это не новость. В состоянии освобождения сознания от оков материального тела, с выходом из самого себя в безвременную истину в человеке происходит процесс индивидуализации.

Во многих религиозных, а также эзотерических и мистических традициях сохранились ритуалы посвящения, смысл которых — показать, что только физическая смерть дает возможность ознакомиться с вечно искомой истиной о будущем человечества. Такой памятью о таинстве смерти и возрождении Христа располагает и христианство.

В каждой смерти человек получает опыт, представляющий собой встречу с совсем другой реальностью, не сравнимой ни с чем другим. Этот опыт и новые знания остаются у клинически умершего, а затем воскресшего человека во внутренних центрах его сознания, где «Я-самосознание» присутствует всегда. Этот опыт дает о себе знать, создавая осмысленные образы нового знания. Переживания, связанные с получением этого опыта, порой имеют мистическую окраску, проявляя себя как мгновенные озарения. Они потрясают дух и сознание невообразимой интенсивностью пережитого. Эти, хотя и приглушенные, воспоминания изменяют направления мысли и преобразуют всего человека. Они открывают ворота развития для «Я-самосознания» и ведут человека к процессу индивидуализации и интеграции в «Я» и «САМ». Повторное переживание своего жизненного пути, оформленное космосом для умирающего как фильм о его жизни, способствует востребованию самосознания и делает возможной самореализацию, подъем к вечному Абсолюту, божественному древнему принципу, или просто Богу. Этот шок смерти используется в качестве лечебного средства в целях подготовки к встрече с Новым. Человек, проходя этот путь, узнает силу космических превращений, встречается со своим божественным «Я», одухотворенным пониманием смысла собственного существования, и таким образом осознанно приходит к пониманию собственной ответственности за будущее человечества. Этот процесс представляет собой настоящее «посвящение», в результате которого человек понимает, что приобретенные знания он должен использовать в своей повседневной жизни.

 

О смерти

16 сентября 1964 года в 13 часов 15 минут возле Кларо (Швейцария) в результате несчастного случая на дороге я клинически умер. Что значит «клинически умер»? Что такое умирание? Что, собственно говоря, является смертью? Смерть, представлявшаяся мне ранее морщинистой старухой с косой, для меня больше не существует. Я пережил смерть, как какой-то переход, конец трудного пути и начало чего-то прекрасного. Что же все-таки есть смерть? Я хочу попытаться развить одну основополагающую мысль, с тем, чтобы мои читатели лучше смогли понять, что происходит с человеком в состоянии клинической смерти.

Смерть для большинства людей — это сначала табу; потом она игнорируется, позже — внушает страх и никогда не изучается.

Странно, мы изучаем все, с чем сталкиваемся, но о смерти молчим, хотя со всей определенностью знаем, что нам ее не избежать. Все в жизни определено, только смерть предопределена. Со смертью мы покидаем этот мир, но:

 

О клинической смерти

Что же такое клиническая смерть? После остановки сердца полностью прекращается кровообращение, и человек, собственно говоря, умирает. Клетки мозга не получают больше кислорода, начинается процесс их отмирания. Мозг активизируется, предпринимая последние попытки по спасению еще существующего жизненного потенциала, тратя при этом последние резервы кислорода, мозговые импульсы затухают. Секунда, когда со смертью встречается мозг, и является сегодня медицинским критерием прекращения жизни. После гибели мозга, даже за несколько мгновений до этого, достигается критический момент, после которого возвращение к жизни уже невозможно.

По поводу проблемы остановки сердца и его реанимации директор института анестезиологии университетской клиники госпитального кантона Цюрих высказался следующим образом: «Внезапная (острая) остановка сердца — это весьма драматическое событие. Сердце может остановиться в результате инфаркта, когда и где угодно: на рабочем месте, в ходе занятий спортом, дома в кровати, в пути, в ходе врачебной практики, при вязании, выпивке, борьбе с лавиной, в момент автомобильной катастрофы и так далее. При определенных вмешательствах в область сердца или непосредственно в сердце, если для работы хирурга создаются спокойные условия, даже вне клиники, реанимационные мероприятия могут быть успешны. Почти все зависит от того, сколько времени прошло после остановки сердца. В последние годы время от времени всплывают предложения реанимировать сердце механическим шоком. Но преподносится эта практика в качестве малообъективных рабочих гипотез. Многие вопросы реанимации сердца сегодня продолжают исследоваться и обосновываться. Например, установлено время жизни, как составных частей тела, так и всего организма в целом. При внезапном и полном прекращении поступления кислорода в мозг уже через несколько секунд наступают потеря сознания и коллапс, а через три минуты начинается отмирание клеток серого вещества. Если же удается сразу восстановить питание клеток кислородом, то можно устранить препятствия на путях обеспечения тонких неврологических и психических функций. Если нехватка кислорода будет продолжаться, то начнут разрушаться участки серой субстанции уже в глубинах центральной нервной системы, а через 8–10 минут механизмы координации, управляемые мозгом, выходят из строя, и даже при восстановлении кровообращения уже не остается надежды на восстановление высших функций человека — сознания, мышления, ощущений и так далее.

Для восстановления деятельности сердца или совершения так называемого второго решительного шага в реанимации существуют две методики. Первая, интракардиональная, предусматривает введение медикамента шприцем сквозь грудную клетку непосредственно в сердце; вторая — электрическая дефибрилляция — подразумевает применение электрошока в область сердца. При этом непростительно было бы не использовать в специальных клиниках в ходе реанимационных мероприятий современное медицинское обеспечение с применением современной методики исследований, с последовательной корректировкой химического состава крови, выяснения причин остановки сердца и проведения соответствующей терапии».

Согласно врачебной записи, период между остановкой моего сердца и восстановлением его работы составил 5,5–6 минут. В событиях, происходивших в этот период, называемый клинической смертью, могли участвовать с моей стороны только надсознание и подсознание, так как сознание было выключено. Я помню, что после остановки сердца мое «Я» зафиксировало чувство расширения самосознания, ощутив себя в сфере новых измерений и необычных вибраций. В этом состоянии я воспринимал необъяснимую связь моего самосознания с моей материальной оболочкой и понимал, что мозг еще не разрушен, хотя отделение души от тела уже началось. С позиции западной медицины феномен смерти объяснить невозможно. Тибетские или буддистские представления о медленном возвращении жизненных сил дают более обширные возможности для этого понимания.

Смерть не является концом «Я-самосознания», так как оно существует непрерывно за счет инкарнаций. Сначала «Я-самосознание» обитает между двумя земными жизнями в высших вибрациях, а затем вновь погружается в область низших вибраций материального мира. Смерть является переходом из одного состояния вибрации в другое или рождением в другой форме существования. Этот процесс отчетливо характеризует пример из области биологии — жизнь и смерть одной гусеницы.

Гусеница появляется из яйца, отложенного ее заботливой матерью, прекрасной порхающей бабочкой. В целях самозащиты гусеница прячется и делает все возможное, чтобы обеспечить оптимальные условия для своего развития, живя по определенным для нее природой законам. Она кормится, растет и защищается как может от негативных воздействий среды обитания. Она наращивает толстую кожу, и приходит день, когда эта кожа становится для нее слишком тесной. Тогда гусеница начинает переход в другое состояние. Она отказывается от органов, которые до сих пор были для нее жизненно важными, и... сбрасывает оболочку. Из этого старого, ставшего ненужным футляра выползает обновленная, увеличившаяся в размерах и обретшая красивую окраску гусеница. Продолжая свое развитие, гусеница будет еще дважды обновляться, сбрасывая старую оболочку и являя себя миру во все более красочном и омоложенном виде. После трех превращений гусеница, наконец, взрослеет. Она достигла цели: ее опыт состоялся, она выжила, созрела, и ее существование в качестве гусеницы завершено. Другими словами, как гусеница она умирает. Она выполнила свою задачу и готова превратиться в капсулу, чтобы подготовить себя к переходу в совершенно иной мир. Она становится куколкой.

Однажды куколка встряхнется, и из использованного футляра выползет полностью новое творение. Оно повиснет на ветке вниз головой, просохнет, расправит крылышки и... взлетит, заново рожденное, окрыленное, свободное от ограниченной двумя измерениями жизни гусеницы, порхнет желтым мотыльком высоко в небо. Мотылек полетит в трех измерениях по направлению к солнцу...

Похоже, неслучайно у греков символом души считалась бабочка, а слово «psyche» одновременно означало и «душа», и «бабочка». «Psychon» движется, пульсирует, дышит. Какова цель гусеницы? Жизнь и подготовка к переходу в состояние бабочки. Ее цель — это смерть в качестве гусеницы. Целью всех людей также является смерть в качестве материально состоявшегося человека, ведущая к новому рождению в более высоких сферах существования.

 

Рисунок автора

 

 

Глава 2

Документы по происшествию

Полиция к месту происшествия прибыла через 15 минут. Полицейские зафиксировали тормозные следы, опросили свидетелей, сфотографировали место события. Я был опрошен в госпитале через несколько недель.

Из четырех страниц рапорта, составленного полицией кантона Тикинезе (жандармерия Беллинцоны), привожу одну цитату:

Водитель V, притормаживая, своевременно передавал световые и звуковые сигналы и тем самым обозначил свою позицию. Водитель грузовика В, к несчастью, не обратил внимания на сигналы и не смог вклиниться своей машиной в колонну. V вынужден был начать тормозить, находясь на своей полосе дороги, и использовал все возможности торможения. Грузовик В столкнулся с машиной V в ходе заноса машины V, в результате чего левая передняя часть грузовика столкнулась с правой передней частью легковой машины. Сила удара развернула легковой автомобиль и отбросила его в сторону. В этот момент сидевший рядом с водителем Штефан фон Янкович был выброшен силой удара из машины на дорогу. Ему была оказана первая медицинская помощь доктором Д., который руководил и его последующей реанимацией. Штефан фон Янкович в очень тяжелом состоянии был доставлен в клинику Сан Джованни в Беллинцоне.

К докладу приложена схема происшествия с указанием места, где находилось мое сильно поврежденное тело (полицейскую схему смотрите ниже).

Официально привлеченный эксперт Фритц Шпайн (Берн) реконструировал ход происшествия и провел полную экспертизу. К его докладу была приложена ситуативная схема, на которой была указана траектория полета моего тела, выброшенного ударом из машины (см. рисунки).

Цитата из официального медицинского протокола:

Господин Штефан фон Янкович, дипломированный архитектор, Хенгерштрассе, 142, 8037 Цюрих (далее Янкович), пострадал 16 сентября 1964 года на главной автомагистрали Аироло–Беллинцона в результате столкновения легковой машины, в которой он находился в качестве пассажира, с грузовиком. Водитель грузовика за несоблюдение не менее чем семи правил дорожного движения арестован и приговорен к 8 дням тюрьмы. Янкович находится в опасном для жизни состоянии, и не умер только благодаря случайно оказавшемуся на месте происшествия врачу по имени Гельмут Диндингер, оказавшему ему первую помощь и осуществившему реанимацию. Затем Янкович был доставлен в госпиталь Сан Джованни в Беллинцоне, где был прооперирован главным врачом госпиталя господином Клементом Моко. При этом было выявлено 18 переломов костей и множество других повреждений.