Софии С., подарившей мне лепесток розы

 

 

Лепесток отцветающей розы —

Не символ ласкательной встречи:

Прекрасны минутные грезы,

Едва прозвучавшие речи.

 

Отуманены тайной печалью,

Припомнятся эти мгновенья,

Как будто за белой вуалью

Сверкающий взор вдохновенья.

 

10 июня 1896, близ Симферополя в вагоне

 

* * *

 

 

Поезд врывается в древние скалы, —

Слева и справа гранит.

Вот на тропе пешеход запоздалый

Стал, прислонился, глядит.

 

Вырвались... Склоны, покрытые лесом,

Домики, поле, река,

Старая кирка под черным навесом.

Даль – хороша, далека.

 

Дальше... Опять надвигаются горы,

Замок сошел на утес,

Черные сосны, расщелин узоры...

Грохот и хохот колес!

 

31 мая 1897, близ Магдебурга

 

* * *

 

 

Мы ехали долго, без цели, куда-то,

Куда-то далеко, вперед, без возврата.

Поспешно мелькали кусты,

Вставали березы, поля убегали,

Сурово стучали под нами мосты.

 

Мы ехали долго. Нам дождь повстречался

И долго в оконные стекла стучался,

Угрюмо пророча печаль...

Но мы ускользнули за области бури,

И к чистой лазури мы ринулись вдаль!

 

Апрель 1896

 

 

Ненужная любовь

 

* * *

 

 

И снопа дрожат они, грезы бессильные,

Бессильные грезы ненужной любви;

Как сестры, как братья, ряды кипарисные

Задумчиво слушают думы мои;

С упреком лаская тростинки росистые,

О будущем горе лепечут ручьи,

А в сердце дрожат невозможные, чистые,

Бессильные грезы ненужной любви.

 

5 июля 1806

 

* * *

 

 

Сквозь туман таинственный

Голос слышу вновь,

Голос твой единственный,

Юная любовь!

 

Тихо наклоняется

Призрак надо мной,

Призрак улыбается,

Бледный и земной.

 

Вот зажглись жемчужные

Звезды в небесах,

И слова ненужные

Снова на устах!

 

10 июля 1896

 

* * *

 

 

В лабиринте аллей,

Между скал и развалин,

Я тоскую о ней,

Я блуждаю, печален.

 

Миг заветный придет...

Сердце странно сожмется,

И она промелькнет,

И она улыбнется.

 

В полуночи аллей,

До луны и до света,

Я мечтаю о ней,

Я томлюсь от привета.

 

26 августа 1896

 

* * *

 

 

Я помню вечер, бледно-скромный,

Цветы усталых георгин,

И детский взор, – он мне напомнил

Глаза египетских богинь.

 

Нет, я не знаю жизни смутной:

Горят огни, шумит толпа, —

В моих мечтах – Твои минуты:

Твои мемфисские глаза.

 

22 июля 1896

 

* * *

 

 

Побледневшие звезды дрожали,

Трепетала листва тополей,

И, как тихая греза печали,

Ты прошла по заветной аллее.

 

По аллее прошла ты и скрылась...

Я дождался желанной зари,

И туманная грусть озарилась

Серебристою рифмой Марии.

 

24 июня 1896

 

* * *

 

 

Почему я только мальчик,

Бедный мальчик, так влюбленный

В это ласковое море,

В этот берег обновленный!

 

Почему я только мальчик,

В глубине души таящий

Радость странную, и горе,

И восторг любви томящей!

 

Почему я только мальчик,

Почему сказать не смею,

Как ее люблю я тайно,

Как в тиши любуюсь ею!

 

Почему я только мальчик,

Почему ее люблю я,

Почему во мгле случайно

Не встречаю поцелуя!

 

 

* * *

 

 

Меж скал разбитых, —

Один! один!

Блаженств забытых

Я властелин.

 

Там, у платана,

Прошла она,

Дождем фонтана

Окроплена.

 

Она глядела

Печально вдаль,

Где чуть темнела

Небес эмаль.

 

Она хранила

В руке цветок,

И обронила

Там лепесток.

 

Я у бассейна

Его поднял,

Благоговейно

Поцеловал.

 

Листок случайный,

Ты мой! со мной!

И кроет тайны

Навес ночной.

 

1896, Кисловодск

 

* * *

 

 

Это было безумие грезы,

Невозможное полное счастье,

В мире бледных желаний и прозы

Прозвеневшие струны бесстрастья.

 

Не ища ни привета, ни встречи,

Но в томленьи волшебной отрады,

Я ловил ее дальние речи,

Мимолетно-случайные взгляды.

 

Неизвестный, осмеянный, странный,

Я изведал безмерное счастье, —

Наслаждаться мечтой несказанной

И свободным восторгом бесстрастья.

 

27 августа 1806

 

Ангел бледный

 

 

Ангел бледный, синеглазый,

Ты идешь во мгле аллеи.

Звезд вечерние алмазы

Над тобой горят светлее.

Ангел бледный, озаренный

Бледным светом фонаря,

Ты стоишь в тени зеленой,

Грезой с ночью говоря.

 

Ангел бледный, легкокрылый,

К нам отпущенный на землю!

Грез твоих я шепот милый

Чутким слухом чутко внемлю.

Ангел бледный, утомленный

Слишком ярким светом дня,

Ты стоишь в тени зеленой,

Ты не знаешь про меня.

 

Звезды ярки, как алмаза

Грани, в тверди слишком синей.

Скалы старого Кавказа

Дремлют в царственной пустыне.

Здесь, где Демон камень темный

Огневой слезой прожег, —

Ангел бледный! – гимн нескромный

Я тебе не спеть не мог!

 

Июль 1896, 1910

 

* * *

 

 

Мы бродили, вдвоем и печальны,

Между тонких высоких стволов,

Беспощадные, жадные тайны

Нас томили, томили без слов.

Мы бродили, вдвоем и печальны,

Между тонких высоких стволов...

 

Желтоватый, безжизненный месяц

Над лугами взошел и застыл,

Мир теней – утомлен и невесел —

К отдаленным кустам отступил.

Желтоватый, безжизненный месяц

За стволами взошел и застыл.

 

Ты хотела сказать... Невозможным

Диссонансом раздались слова:

Стебельки закачались тревожно,

Трепеща, зашептала трава,

Диссонансом больным, невозможным

В тишине прозвучали слова.

 

И опять – набегающий сумрак

Отуманил молчанье кругом.

Отдаваясь мучительным думам,

Мы брели в полумраке лесном,

И безжизненный месяц – угрюмо —

Озарял нас с тобою вдвоем.

 

10 августа 1896

Пятигорск

 

* * *

 

 

Это матовым вечером мая

Ты так горько шепнула: «Твоя!»,

Что с тех пор я томлюсь, вспоминая,

Что и нынче волнуюся я.

 

С этих пор я боюсь трепетанья

Предзакатных, манящих лучей,

Мне томительны сны и желанья,

Мне мучителен сумрак ночей;

 

Я одною мечтою волнуем:

Умереть, не поверив мечтам,

Но пред смертью припасть поцелуем

К дорогим побледневшим губам.

 

9 сентября 1896

Москва

 

 

Веянье смерти

 

* * *

 

Последний день

Сверкал мне в очи.

Последней ночи

Встречал я тень.

А. Полежаев

 

 

И ночи и дни примелькались,

Как дольные тени волхву.

В безжизненном мире живу,

Живыми лишь думы остались.

 

И нет никого на земле

С ласкающим, горестным взглядом,

Кто б в этой томительной мгле

Томился и мучился рядом.

 

Часы неизменно идут,

Идут и минуты считают...

О, стук перекрестных минут!

– Так медленно гроб забивают.

 

12 января 1896

 

* * *

 

 

После ночи бессонной,

После тягостных дум,

Странен звон отдаленный,

Гармонический шум.

 

Полутьма не редеет,

И декабрьская ночь

Словно медлит, не смеет,

Отодвинуться прочь.

 

Сумрак дум без просвета.

Темны дали судьбы.

Я не знаю ответа

На призыв, на мольбы.

 

Все грядущее грозно,

Нет надежды в былом,

Беспощадное «поздно»

Прозвучало, как гром.

 

Эти слезы невольны:

Это – стоны души...

Чу! призыв колокольный

Вырастает в тиши.

 

8 декабря 1895

 

Последние слова

 

 

И я опять пишу последние слова,

Предсмертные стихи, звучащие уныло...

Опять, опять пишу унылые слова.

 

Но не забыто все, что грезилось и было!

Пусть будущего нет, пусть завтра – не мое,

Но не забыто все, что грезилось и было.

 

Теперь не жизни жаль, где я изведал все:

Победу и позор, и все изгибы чувства, —

Нет, мне не жизни жаль, где я изведал все.

 

Но вы, мечты мои! провиденья искусства!

Ряды замышленных и не свершенных дел!

Вы, вы, мечты мои, провиденья искусства!

 

Как горько умирать, не кончив, что хотел,

Едва найдя свой путь к восторгам идеала! —

О, горько умирать, не кончив, что хотел...

 

Так много думано, исполнено так мало!

 

23 июля 1896

 

Посв.***

 

 

Мне снилось: мертвенно-бессильный,

Почти жилец земли могильной,

Я глухо близился к концу.

 

И бывший друг пришел к кровати

И, бормоча слова проклятий,

Меня ударил по лицу.

 

22 июня 1895

 

Записка самоубийцы

 

 

Завтра, когда мое тело найдут,

Плач и рыданья поднимутся тут.

 

Станут жалеть о судьбе дарований,

Смерть назовут и случайной и ранней,

 

И, свои прежние речи забыв,

Станут мечтать, как я был бы счастлив.

 

Только одни стебельки иммортели

Тихо шепнут о достигнутой цели.

 

2 июля 1894

 

* * *

 

 

Кончено! кончено! Я побежден.

– Смейтесь!

Погас, погас весенний сон...

Листья осенние, вейтесь!

 

Медленно всходит былая луна,

Всходит...

Горит в огнях, горит волна;

Челнок опрокинутый бродит.

 

Утром наляжет на ропотный лес

Иней,

И, все в крови, – укор небес —

Солнце взойдет над пустыней.

 

17 декабря 1895

 

* * *

 

 

...я вернулся на яркую землю,

Меж людей, как в тумане, брожу,

И шумящему говору внемлю,

И в горящие взоры гляжу.

 

Но за ропотом снежной метели

И под шепот ласкающих слов —

Не забыл я полей асфоделей,

Залетейских немых берегов.

 

И в сияньи земных отражений

Мне все грезятся – ночью и днем

Проходящие смутные тени,

Озаренные тусклым огнем.

 

21 января 1896

 

* * *

 

 

Я бы умер с тайной радостью

В час, когда взойдет луна.

Овевает странной сладостью

Тень таинственного сна.

 

Беспредельным далям преданный,

Там, где меркнет свет и шум,

Я покину круг изведанный

Повторенных слов и дум.

 

Грань познания и жалости

Сердце вольно перейдет,

В вечной бездне, без усталости,

Будет плыть вперед, вперед.

 

И все новой, странной сладостью

Овевает призрак сна...

Я бы умер с тайной радостью

В час, когда взойдет луна.

 

14 июля 1898

 

* * *

 

 

Ни красок, ни лучей, ни аромата,

Ни пестрых рыб, ни полумертвых роз,

Ни даже снов беспечного разврата,

Ни слез!

 

Поток созвучий все слова унес,

За вечера видений вот расплата!

Но странно нежит эта мгла без грез,

Без слез!

 

Последний луч в предчувствии заката

Бледнеет... Ночь близка... Померк утес.

Мне все равно. Не надо – ни возврата,

Ни слез!

 

10 декабря 1898

 

 

В пути

 

* * *

 

 

Сумрак за черным окном

В полночь тоскливо погас.

Думы овеяны сном

В этот загадочный час.

 

Странницы жизни, мечты

Около длинных гробниц,

В склепе былой красоты,

Пали, простерлися ниц.

 

Звук заклинающих слов,

Дрогнув среди тишины,

Тихо коснулся гробов,

Словно улыбка луны.

 

В девственно чистых венцах,

В белом сияньи одежд

Вот приподнялись в гробах

Тени погибших надежд.

 

Очи глядят на меня,

Руки тревожно дрожат...

Сладко предчувствие дня,

Томен цветов аромат.

 

Сердце, зачем, о, зачем

Ты умираешь во сне!

Сумрак, бесстрастен и нем,

Тускло глядится ко мне.

 

25 января 1896

 

* * *

 

 

Тайны мрака побледнели;

Неземные акварели

Прояснились на востоке;

Но, таинственно-далеки,

Звезды ночи не хотели,

Уступив лучу денницы,

Опустить свои ресницы.

 

И в моей душе усталой

Брезжит день лазурно-алый,

Веет влагой возрожденья, —

Но туманные сомненья

Нависают, как бывало,

И дрожат во мгле сознанья

Исступленные желанья.

 

12 февраля 1896

 

* * *

 

 

Прохлада утренней весны

Пьянит ласкающим намеком;

О чем-то горестно далеком

Поют осмеянные сны.

 

Бреду в молчаньи одиноком.

 

О чем-то горестно далеком

Поют осмеянные сны,

О чем-то чистом и высоком,

Как дуновение весны.

 

Бреду в молчаньи одиноком.

 

О чем-то странном и высоком,

Как приближение весны...

В душе, с приветом и упреком,

Встают отвергнутые сны.

 

Бреду в молчаньи одиноком.

 

15 марта 1896

 

* * *

 

 

Из бездны ужасов и слез,

По ступеням безвестной цели,

Я восхожу к дыханью роз

И бледно-палевых камелий.

 

Мне жаль восторженного сна

С палящей роскошью видений;

Опять к позору искушений

Душа мечтой увлечена.

 

Едва шепнуть слова заклятий, —

И блеском озарится мгла,

Мелькнут, для плясок, для объятий,

Нагие, страстные тела...

 

Но умирает вызов властный

На сомкнутых устах волхва;

Пускай желанья сладострастны, —

Покорно-холодны слова!

 

Май 1806

 

* * *

 

 

Последние думы

О яркой земле

Витают, угрюмы,

В безжизненной мгле;

 

Зловещи и хмуры,

Скользят меж теней,

Слепые лемуры

Погибших страстей;

 

Шныряют как совы

В сиянии дня, —

Готовы, готовы

Вонзиться в меня!

 

Но мысль отгоняет

Невольный испуг:

Меня охраняет

Магический круг,

 

И, тайные знаки

Свершая жезлом,

Стою я во мраке

Бесстрастным волхвом.

 

Сентябрь 1806

 

* * *

 

 

Не плачь и не думай:

Прошедшего – нет!

Приветственным шумом

Врывается свет.

 

Уснувши, ты умер

И утром воскрес, —

Смотри же без думы

На дали небес.

 

Что вечно – желанно,

Что горько – умрет...

Иди неустанно

Вперед и вперед.

 

9 сентября 1896

 

* * *

 

 

В час, когда гений вечерней прохлады

Жизнь возвращает цветам,

К Озеру Снов, по знакомым тропам,

Медленно тянутся гады.

 

Там они, в ясной и чистой тиши,

Водят круги омерзительной пляски,

Правят под месяцем липкие ласки,

Слизью сквернят камыши.

 

В жуткой тревоге святые виденья

К небу восходят, как белый туман;

Сны мои черны, – и снова я пьян

Мутным вином искушенья.

 

 

* * *

 

 

О, когда бы я назвал своею

Хоть тень твою!

По и тени твоей я не смею

Сказать: люблю.

 

Ты прошла недоступно небесной

Среди зеркал,

И твой образ над призрачной бездной

На миг дрожал.

 

Он ушел, как в пустую безбрежность,

Во глубь стекла...

И опять для меня – безнадежность,

И смерть, и мгла!

 

28 – 29 октября 1897

 

 

Завершение

 

Годы молчания

 

 

Есть для избранных годы молчания.

Они придут —

И осудят былые желания...

О, строгий суд!

 

Но томленье о благе единственном

Не явит нам,

Как пройти переходом таинственным

К иным мечтам.

 

В лабиринте блуждая, бессильные,

Собьемся мы,

И заманят нас в глуби могильные

Соблазны тьмы!

 

13 декабря 1896

 

* * *

 

 

И в ужасе я оглянулся назад,

И понял безумие жизни.

– Померк! да, померк торжествующий взгляд,

Ты понял безумие жизни!

 

О голос безвестный, ответь мне, молю:

Что правда, где путь, в чем спасенье?

– Спасутся – творящие волю мою,

Кто против – тем нет и спасенья!

 

В безумии жизни я не был рабом,

Не буду и ради блаженства!

– Блуждай же, безумец, в томленьи пустом:

Тебе не изведать блаженства!

 

17 октября 1896

 

* * *

 

 

Еще надеяться – безумие.

Смирись, покорствуй и пойми;

Часами долгого раздумия

Запечатлей союз с людьми.

 

Прозрев в их душах благодатное,

Прости бессилие минут:

Теперь уныло-непонятное

Они, счастливые, поймут.

 

Так. Зная свет обетования,

Звездой мерцающий в ночи,

Под злобный шум негодования

Смирись, покорствуй и молчи.

 

26 мая 1897

 

Обязательства

 

 

Я не знаю других обязательств,

Кроме девственной веры в себя.

Этой истине нет доказательств,

Эту тайну я понял, любя.

 

Бесконечны пути совершенства,

О, храни каждый миг бытия!

В этом мире одно есть блаженство —

Сознавать, что ты выше себя.

 

Презренье – бесстрастие – нежность —

Эти три, – вот дорога твоя.

Хорошо, уносясь в безбрежность,

За собою видеть себя.

 

14 января 1898

 

Отреченье

 

 

Как долго о прошлом я плакал,

Как страстно грядущего ждал,

И Голос – угрюмый оракул —

«Довольно!» сегодня сказал.

 

«Довольно! надежды и чувства

Отныне былым назови,

Приветствуй лишь грезы искусства,

Ищи только вечной любви.

 

Ты счастием назвал волненье,

Молил у страданий венца,

Но вот он, твой путь, – отреченье,

И знай: этот путь – без конца!»

 

18 июля 1896

 

Числа

 

Не только в жизни

богов и демонов раскрывается

могущество числа.

Пифагор

 

 

Мечтатели, сибиллы и пророки

Дорогами, запретными для мысли,

Проникли – вне сознания – далеко,

Туда, где светят царственные числа.

 

Предчувствие разоблачает тайны,

Проводником нелицемерным светит:

Едва откроется намек случайный,

Объемлет нас непересказный трепет.

 

Вам поклоняюсь, вас желаю, числа!

Свободные, бесплотные, как тени,

Вы радугой связующей повисли

К раздумиям с вершины вдохновенья!

 

10 – 11 августа 1898

 

Строгое звено

 

А. Курсинскому

 

 

Для всех приходят в свой черед

Дни отреченья, дни томленья.

Одна судьба нас всех ведет,

И в жизни каждой – те же звенья!

 

Мы все, мы все переживем,

Что было близко лучшим душам,

И будем плакать о былом,

И клятвы давние нарушим!

 

За снами страсти – суждено

Всем подступить к заветным тайнам,

И это строгое звено

Не называй в цепи случайным!

 

20 июля 1899

 

* * *

 

 

Я прежде боролся, скорбел,

Но теперь я жду.

Я сознал заветный предел,

Забыл вражду.

 

Остановить, что быть должно,

Нет сил.

Тому бороться смешно,

Кто победил.

 

Если победа судьбой дана,

Знай и смирись.

Так меня – безвольно волна

Возносит в высь.

 

11 января 1809

 

 

Лирические поэмы

 

Идеал

 

 

 

Ее он увидел в магический час;

Был вечер лазурным, и запад погас,

И первые тени над полем и лесом

Дрожали, сквозили ажурным навесом.

В таинственном храме весенних теней,

Мечтатель, он встретился с грезой своей.

 

 

 

 

Они обменялись медлительным взглядом...

И девичьим, белым, прозрачным нарядом

Она замелькала меж тонких стволов,

И долго смотрел он, – без грез и без слов,

Смотрел, наслаждаясь представшим виденьем,

Смотрел, отдаваясь наставшим мгновеньям.

 

 

 

 

Сияньем их жизнь озарилась с тех пор,

Как будто на небе застыл метеор;

И стали их дни многоцветны и ярки,

Как радостных радуг воздушные арки;

Им были слепительны думы и сны,

Как пышное утро расцветшей весны!

 

 

 

 

Но в чистые дали их робких мечтаний

Не смело проникнуть желанье свиданий:

В открытых просторах их девственных грез

Клонились цветы под наитием рос,

Шептала волна на прибрежьи лагуны,

Чуть слышно звенели незримые струны.

 

 

 

 

И дивное счастье поведал им бог.

Вдали от людей и от шумных тревог,

В молчаньи лесном, убаюканном тайной,

Друг с другом они повстречались случайно.

Так в старой беседке, игрой ветерка,

Друг с другом сплетаются два лепестка.

 

 

 

 

И, точно друзья после долгой разлуки,

Они протянули уверенно руки,

И все, о чем каждый мечтал сам с собой,

Другой угадал вдохновенной душой.

И были не нужны ни клятвы, ни речи

При этой короткой задумчивой встрече.

 

 

 

 

То был мотылек, пилигрим вечеров,

Который подслушал прощанье без слов;

То было смущенное облачко мая,

Которое, в дали лазоревой тая,

Над лилией видело алый цветок:

Улыбку, склоненную к трепету щек!

 

 

 

 

И больше они никогда не встречались!

Но светлой святыней в их душах остались

Блаженные тени мгновенного дня...

И жили они, эту тайну храня,

И память о жизни, о горестной жизни,

Была их наградой в небесной отчизне.

 

16 декабря 1894

 

 

Сон пророческий

 

 

В мое окно давно гляделся день;

В моей душе, как прежде, было смутно.

Лишь иногда отрадою минутной

Дышала вновь весенняя сирень,

Лишь иногда, пророчески и чудно,

Мерцал огонь лампады изумрудной.

 

Минутный миг! и снова я тонул

В безгрезном сие, в томительном тумане

Неясных форм, неверных очертаний,

И вновь стоял неуловимый гул

Не голосов, а воплей безобразных,

Мучительных и странно неотвязных.

 

Мой бедный ум, как зимний пилигрим,

Изнемогал от тщетных напряжений.

Мир помыслов и тягостных сомнений,

Как влажный снег, носился перед ним;

Казалось: ряд неуловимых линий

Ломался вдруг в изменчивой картине.

 

Стал сон ясней. Дымящийся костер

На берегу шипел и рассыпался.

В гирляндах искр туманно означался

Безумных ведьм неистовый собор.

А я лежал, безвольно распростертый,

Живой для дум, но для движений мертвый.

 

Безмолвный сонм собравшихся теней

Сидел вокруг задумчивым советом.

Десятки рук над потухавшим светом

Тянулись в дым и грелись у огней;

Седых волос обрывки развевались,

И головы медлительно качались.

 

И вот одна, покинув страшный круг,

Приблизилась ко мне, как демон некий.

Ужасный лик я видел через веки,

Горбатый стан угадывал, – и вдруг

Я расслыхал, как труп на дне гробницы,

Ее слова, – как заклинанья жрицы.

 

«Ты будешь жить! – она сказала мне. —

Бродить в толпе ряды десятилетий,

О, много уст вопьются в губы эти,

О, многим ты «люблю» шепнешь во сне!

Замрешь не раз в порыве страсти пьяном...

Но будет все – лишь тенью, лишь обманом!

 

Ты будешь петь! Придут к твоим стихам

И юноши и девы, и прославят,

И идол твой торжественно поставят

На высоте. Ты будешь верить сам,

Что яркий луч зажег ты над туманом...

Но будет все – лишь тенью, лишь обманом!

 

Ты будешь ждать! И меж земных богов

Единого искать, тоскуя, бога.

И, наконец, уснет твоя тревога,

Как буйный ключ среди глухих песков.

Поверишь ты, что стал над Иорданом...

Но будет все – лишь тенью, лишь обманом!»

 

Сказав, ушла. Хотел я отвечать,

Но вдруг костер, пред тем как рухнуть, вспыхнул,

И шепот ведьм в беззвездной ночи стихнул,

Ужасный сон на грудь мне лег опять.

Вновь понеслись бесформенные тени,

И лишь в окно вливалась песнь сирени.

 

19 января 1896

 

TERTIA VIGTLIA

1898 – 1901

 

Памяти Ивана Коневского и Георга Бахмана, двух ушедших.

 

Возвращение

 

Возвращение

 

 

Я убежал от пышных брашен,

От плясок сладострастных дев.

Туда, где мир уныл и страшен;

Там жил, прельщения презрев.

 

Бродил, свободный, одичалый,

Таился в норах давней мглы;

Меня приветствовали скалы,

Со мной соседили орлы.

 

Мои прозренья были дики,

Мой каждый день запечатлен;

Крылато-радостные лики

Глядели с довременных стен.

 

И много зим я был в пустыне,

Покорно преданный Мечте...

Но был мне глас. И снова ныне

Я – в шуме слов, я – в суете.

 

Надел я прежнюю порфиру,

Умастил миром волоса.

Едва предстал я, гордый, пиру,

«Ты царь!» – решили голоса.

 

Среди цариц веселой пляски

Я вольно предызбрал одну:

Да обрету в желаньи ласки

Свою безвольную весну!

 

И ты, о мой цветок долинный,

Как стебель, повлеклась ко мне.

Тебя пленил я сказкой длинной...

Ты – наяву, и ты – во сне.

 

Но если, страстный, в миг заветный,

Заслышу я мои трубный звук, —

Воспряну! кину клич ответный

И вырвусь из стесненных рук!

 

31 марта 1900

 

Я

 

 

Мой дух не изнемог во мгле противоречий,

Не обессилел ум в сцепленьях роковых.

Я все мечты люблю, мне дороги все речи,

И всем богам я посвящаю стих.

 

Я возносил мольбы Астарте и Гекате,

Как жрец, стотельчих жертв сам проливал я кровь,

И после подходил к подножиям распятий

И славил сильную, как смерть, любовь.

 

Я посещал сады Ликеев, Академий,

На воске отмечал реченья мудрецов;

Как верный ученик, я был ласкаем всеми,

Но сам любил лишь сочетанья слов.

 

На острове Мечты, где статуи, где песни,

Я исследил пути в огнях и без огней,

То поклонялся тем, что ярче, что телесней,

То трепетал в предчувствии теней.

 

И странно полюбил я мглу противоречий

И жадно стал искать сплетений роковых.

Мне сладки все мечты, мне дороги все речи,

И всем богам я посвящаю стих...

 

24 декабря 1899

 

* * *

 

 

Ребенком я, не зная страху,

Хоть вечер был и шла метель,

Блуждал в лесу, и встретил пряху,

И полюбил ее кудель.

 

И было мне так сладко в детстве

Следить мелькающую нить,

И много странных соответствий

С мечтами в красках находить.

 

То нить казалась белой, чистой;

То вдруг, под медленной луной,

Блистала тканью серебристой;

Потом слилась со мглой ночной.

 

Я, наконец, на третьей страже.

Восток означился, горя,

И обагрила нити пряжи

Кровавым отблеском заря!

 

21 октября 1900

 

 

Любимцы веков

 

Ассаргадон

Ассирийская надпись

 

 

Я – вождь земных царей и царь, Ассаргадон.

Владыки и вожди, вам говорю я: горе!

Едва я принял власть, на нас восстал Сидон.

Сидон я ниспроверг и камни бросил в море.

 

Египту речь моя звучала, как закон,

Элам читал судьбу в моем едином взоре,

Я на костях врагов воздвиг свой мощный трон.

Владыки и вожди, вам говорю я: горе!

 

Кто превзойдет меня? кто будет равен мне?

Деянья всех людей – как тень в безумном сне,

Мечта о подвигах – как детская забава.

 

Я исчерпал до дна тебя, земная слава!

И вот стою один, величьем упоен,

Я, вождь земных царей и царь – Ассаргадон.

 

17 декабря 1897

 

Халдейский пастух

 

 

Отторжен от тебя безмолвием столетий,

Сегодня о тебе мечтаю я, мой друг!

Я вижу ночь и холм, нагую степь вокруг,

Торжественную ночь при тихом звездном свете.

 

Ты жадно смотришь вдаль; ты с вышины холма

За звездами следишь, их узнаешь и числишь,

Предвидишь их круги, склонения... Ты мыслишь,

И таинства миров яснеют для ума.

 

Божественный пастух! среди тиши и мрака

Ты слышал имена, ты видел горний свет:

Ты первый начертал пути своих планет,

Нашел названия для знаков Зодиака.

 

И пусть безлюдие, нагая степь вокруг;

В ту ночь изведал ты все счастье дерзновенья,

И в этой радости дай слиться на мгновенье

С тобой, о искренний, о неизвестный друг!

 

7 ноября 1898

 

Рамсес

Отрывок

 

 

По бездорожьям царственной пустыни,

Изнемогая жаждой, я блуждал.

Лежал песок, за валом вал,

Сияли небеса, безжалостны и сини...

Меж небом и землей я был так мал.

 

И, встретив памятник, в песках забытый,

Повергся я на каменный помост.

Палили тело пламенные плиты,

И с неба падал дождь огнистых звезд.

По в полумгле томительного бреда

Нащупал надпись я на камнях тех:

 

Черты, круги, людские лики, грифы —

Я разбирал, дрожа, гиероглифы:

«Мне о забвеньи говорят, – о, смех!

Векам вещают обо мне победы!»

 

И я смеялся смыслу знаков тех

В неверной мгле томительного бреда.

– Кто ты, воитель дерзкий? Дух тревожный?

Ты – Озимандия? Ассаргадон? Рамсес?

 

Тебя не знаю я, твои вещанья ложны!

Жильцы пустынь, мы все равно ничтожны

В веках земли и в вечности небес.

 

И встал тогда передо мной Рамсес.

.........................

 

Сентябрь 1899

 

Жрец Изиды

 

 

Я – жрец Изиды светлокудрой;

Я был воспитан в храме Фта,

И дал народ мне имя «Мудрый»

За то, что жизнь моя чиста.

 

Уста не осквернял я ложью,

Корыстью не прельщался я,

И к женской груди, с страстной дрожью,

Не припадала грудь моя;

 

Давал я щедро подаянье

Всем, обращавшимся ко мне...

Но есть в душе воспоминанье,

Как змей лежащее на дне.

 

Свершал я путь годичный в Фивы...

На палубе я утра ждал...

Чуть Нил влачил свои разливы;

Смеялся вдалеке шакал.

 

И женщина, в одежде белой,

Пришла на пристань, близ кормы,

И стала, трепетно-несмело,

Там, пред порогом водной тьмы.

 

Дрожал корабль наш, мертвый, сонный,

Громадой черной перед ней,

А я скрывался потаенно

Меж бревен, весел и снастей.

 

И, словно в жажде утешенья,

Та, в белом женщина, ждала

И медлила свершить решенье...

Но дрогнула пред утром мгла...

 

В моей душе все было смутно,

Хотел я крикнуть – и по мог...

Но вдруг повеял ветр попутный,

И кормщик затрубил в свой рог.

 

Все пробудились, зашумели,

Вознесся якорь с быстротой,

Канаты радостно запели, —

Но пристань видел я – пустой!

 

И мы пошли, качаясь плавно,

И быстро все светлело вкруг, —

Но мне казалось, будто явно

В воде распространялся круг...

 

Я – жрец Изиды светлокудрой;

Я был воспитан в храме Фта,

И дал народ мне имя «Мудрый»

За то, что жизнь моя чиста.

 

9 марта 1900

 

Психея

 

 

Что чувствовала ты, Психея, в оный день,

Когда Эрот тебя, под именем супруги,

Привел на пир богов под неземную сень?

Что чувствовала ты в их олимпийском круге?

 

И вся любовь того, кто над любовью бог,

Могла ли облегчить чуть видные обиды:

Ареса дерзкий взор, царицы злобный вздох,

Шушуканье богинь и злой привет Киприды!

 

И на пиру богов, под их бесстыдный смех,

Где выше власти все, все – боги да богини,

Не вспоминала ль ты о днях земных утех,

Где есть печаль и стыд, где вера есть в святыни!

 

23 декабря 1898

 

Цирцея

 

 

Я – Цирцея, царица; мне заклятья знакомы;

Я владычица духов и воды и огня.

Их восторгом упиться я могу до истомы,

Я могу приказать им обессилить меня.

 

В полусне сладострастья ослабляю я чары:

Разрастаются дико силы вод и огней.

Словно шум водопадов, словно встали пожары, —

И туманят, и ранят, всё больней, всё страшней.

 

И так сладко в бессильи неземных содроганий,

Испивая до капли исступленную страсть,

Сохранять свою волю на отмеченной грани

И над дерзостной силой сохранять свою власть.

 

1 августа 1899

 

Кассандра

 

 

Пророчица Кассандра! – тень твоя,

Путь совершив к благословенной Лете,

Не обрела утех небытия,

И здесь твои мечты горят огнем столетий.

 

Твой дух живет в виденьях лучших дней,

Ты мыслью там, близ Иды, у Скамандра,

Ты ищешь круг тебе родных теней,

Поешь в Аиде им, пророчица Кассандра!

 

Зовешь вождей и, Фебом вновь полна,

Им славишь месть, надеждой пламенея, —

Что примут казнь ахейцев племена,

Во прах повергнуты потомками Энея!

 

Но влага Леты упоила всех,

И жажду мести пробуждать в них тщетно!

Уста героев гнет загробный смех:

Ты славишь – все молчит, зовешь – и безответно!

 

8 марта 1898, 1923

 

Моисей

 

 

Я к людям шел назад с таинственных высот,

Великие слова в мечтах моих звучали.

Я верил, что толпа надеется и ждет...

Они, забыв меня, вокруг тельца плясали.

 

Смотря на этот пир, я понял их, – и вот

О камни я разбил ненужные скрижали

И проклял навсегда твой избранный парод.

Но не было в душе ни гнева, ни печали.

 

А ты, о господи, ты повелел мне вновь

Скрижали истесать. Ты для толпы преступной

Оставил свой закон. Да будет так. Любовь

 

Не смею осуждать. Но мне, – мне недоступна

Она. Как ты сказал, так я исполню все,

Но вечно, как любовь, – презрение мое.

 

25 апреля 1898

 

Александр Великий

 

 

Неустанное стремленье от судьбы к иной судьбе,

Александр Завоеватель, я – дрожа – молюсь тебе.

 

Но не в час ужасных боев, возле древних Гавгамел,

Ты мечтой, в ряду героев, безысходно овладел.

 

Я люблю тебя, Великий, в час иного торжества.

Были буйственные клики, ропот против божества.

 

И к войскам ты стал, как солнце: ослепил их грозный

взгляд,

И безвольно македонцы вдруг отпрянули назад.

 

Ты воззвал к ним: «Вы забыли, кем вы были, что теперь!

Как стада, в полях бродили, в чащу прятались, как зверь.

 

Создана отцом фаланга, вашу мощь открыл вам он;