Алессандро валиньяно и обновление политики миссии в Японии 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Алессандро валиньяно и обновление политики миссии в Японии



Алессандро Валиньяно[8] был одним из многих миссионеров, отправившихся в Японию вслед за Ксавье. По словам Луиса Фройса, это был человек «…очень образованный, знал много языков и обладал многими добродетелями, один из самых выдающихся людей ордена, когда-либо побывавших в Азии».

Родился Валиньяно в знатной семье из Неаполя в феврале 1539 года. Перед тем, как он был принят в орден иезуитов в 1566 году, изучал право в университете Падуи. Прекрасные способности обеспечили ему блестящую карьеру: уже в 1573 году, то есть по прошествии всего семи лет со дня вступления в орден, высочайшим разрешением Генерала ордена Эверарда Меркуриана ему было позволено принять четвертый обет и получить священство. В сентябре того же года он был назначен на Дальний Восток в должности Генерала-викария Восточной Индии.[9]

Валиньяно прибыл в Гоа в 1574 году, а в Японии он побывал трижды. Его первый приезд пришелся на июль 1579 года и сопровождался чрезвычайно активной деятельностью. За два с лишним года Валиньяно открыл школу для послушников в Усуки (преф. Оита), семинарию в Арима (преф. Нагасаки) и Адзути (преф. Сига) и колледж в Фунай (в настоящее время город Оита). Он получил аудиенцию и радушный прием у Ода Нобунага (1534–1582)[10] и, наконец, организовал первое посольство, состоящее из четырех японских юношей, родственников христианских даймё провинций Бунго, Арима и Омура в Европу. В свой второй приезд, продлившийся с июля 1590 по октябрь 1592 г., он был принят Тоётоми Хидэёси и смог не только окончательно уладить вопрос о дальнейшем пребывании миссии в Японии, возникший в результате изданного самим Хидэёси 24 июля 1587 года указа о высылке всех священников из Японии. Третий, последний и самый продолжительный визит (с августа 1598 по октябрь 1603 г.) позволил Валиньяно увидеть воочию плоды своей активной политики.

Именно с его именем связана выработка и формирование единой и принципиально новой политики миссии в Японии. Дело в том, что японская миссия изначально подчинялась Провинциалу[11] Индии, а потому используемые иезуитами методы и стиль поведения были теми же, что и практиковавшиеся в Индии, но они явно не отличались утонченностью и терпимостью. Так, многие из иезуитов жаловались, что не могут так же, как и в отношении других азиатских христиан, применять в отношении японцев телесные наказания за проступки по причине обостренного чувства собственного достоинства последних.

Кроме того, падре Франсиско Кабрал, служивший до своего назначения главой миссии в Японию в 1570 году наставником, проповедником и ректором в Басаиме (Индия), был истинный аскетом и фанатично боролся с язычеством во имя Господа — истинный солдат Церкви. Вряд ли в его представлениях Япония отличалась от любой другой нехристианской страны. Он прибыл с твердым намерением собрать как можно больший, как выражались иезуиты, «урожай душ» и был слишком прямолинеен и настойчив в этом своем намерении. Неудивительно, что его мало интересовали такие тонкости, как японский этикет, к которому он относился с холодным презрением, как к любому языческому ритуалу. Показательно, что свою деятельность на посту Главы миссии он начал с запрета предписанного сословным этикетом ношения шелковой одежды для священников и додзюку,[12] посчитав это излишней роскошью, и, невзирая на последствия, обязал всех носить простую хлопчатобумажную сутану черного цвета, как в Индии или в Европе.

Пренебрежительное отношение к нормам традиционного японского этикета в сочетании с недостаточной чистоплотностью европейских священников в быту, их суровостью, порой граничащей с грубостью, их кулинарными привычками и, наконец, просто сильно отличающимся фенотипом, привели к тому, что именно они, всегда считавшиеся религиозной элитой, стали теперь выглядеть в глазах японцев варварами и получили прозвище намбандзин «варвары, пришедшие с Юга». Все это, не говоря уже о постоянных междоусобицах, потрясавших страну, сильно осложняло жизнь миссионеров.

Валиньяно, как пишет Фройс, «сразу же понял, как приходится жить нам в этих краях… будучи поставленными перед необходимостью постоянных переездов с места на место и со всех сторон окруженными смертельными опасностями… И еще падре понял, как необходимы нам были глубочайшие изменения во всем, что касалось и еды, и обычаев, и обихода, раз уж все было так противоположно и отлично от того, к чему мы привыкли в Европе». Другими словами, он осознал необходимость создания такой концепции, которая учитывала бы не только политическую ситуацию, но и культурный контекст. И это было крайне важно как для продолжения существования миссии и успеха ее дела, так и для начала специального изучения местной культуры.

Приняв во внимание жесткую сословную структуру японского общества и осознав необходимость как можно быстрее в нее интегрироваться, Валиньяно первым делом определил в ней место христианских падре. Надо сказать, что здесь он нисколько не изменил свойственному европейцам чувству превосходства, без лишних сомнений объявив всех иезуитских священников равными по положению высшему буддийскому духовенству школы дзэн монастырей группы годзан. [13] В будущем как европейские торговцы и путешественники, так и сами японцы не раз будут пенять иезуитам на то, что они повели себя высокомерно, требуя к себе почти что королевского уважения.

Новая политика, не посягая на священные цели, была по форме интеграционной, а по сути сводилась к четырем основным положениям: 1) строгое соблюдение принципа «сверху вниз»; 2) невмешательстве во внутренние дела страны и сохранение «нейтралитета» при всех обстоятельствах; 3) адаптация к местным традициям и обычаям во всем, что касается повседневной жизни и общения; 4) воспитание собственно японского духовенства с целью укрепления позиций христианства.

Христианский храм в Нагасаки, XVII в. (Деталь ширмы. Муниципальный музей в Кобэ)

Первое является традиционным для всей политики иезуитов, где бы они ни были. Будучи организацией элитарной, иезуиты, как известно, всегда стремились иметь дело с высшими слоями общества. Безграничная же преданность японцев своему господину, с самого начала так восхищавшая иезуитов, как нельзя лучше вписывалась в рамки этого подхода. Они не без основания делали ставку на то, что обращение в христианство одного князя, обходившееся, кстати говоря, недешево, принимая во внимание стоимость подарков для его ублажения, гарантировало, что за ним последуют и все его родственники, и слуги. Это положение, на первый взгляд, сильно упрощало задачу миссионерам. Время, однако, показало, что со смертью главы семейства родные его в лучшем случае покидали лоно Церкви, а в худшем — становились ее ярыми противниками.

Пример тому — история с Отомо Сорин, правителем Бунго, одним из самых близких друзей и покровителей церкви. Сын этого князя Отомо Ёсимунэ отрекся от христианства и перешел на сторону ее противников — буддийских монахов.

Второе положение было, с одной стороны, продиктовано спецификой политической ситуации, а с другой — фактически демонстрировало отказ от каких бы то ни было притязаний на политическую власть в Японии. Общеизвестно, что религиозные интересы католической церкви были тесно связаны с политическими интересами португальской и испанской короны и являлись частью единой экспансионистской политики. Валиньяно же прямо предупреждает священников о недопустимости не только оказывать какую-либо военную помощь пусть даже и христианским даймё в междоусобных конфликтах, но даже помогать им советом, «потому что это противоречит основам нашей религии, и… способ, каким управляют в Японии, ее обычаи и нравы так сильно отличаются от правления христианских государей в Европе, что падре вряд ли смогут дать правильный совет, но легко могут впасть в заблуждение».

Принципиально новыми являются третий и четвертый принципы. Впервые за всю историю существования католической церкви европейским священникам предписывалось не только знать местные традиции, но и неукоснительно им следовать. И дело не только в том, что это являлось частью тонкой стратегии завоевания расположения и доверия японцев с целью их дальнейшего обращения в христианскую веру, но и в том, что, столкнувшись с отличной от европейской цивилизацией, европейцы впервые вынуждены были официально признать если не ее равнозначность, то хотя бы ее право претендовать на равнозначность. Они с удивлением обнаружили, что непохожесть и варварство — не одно и то же. Валиньяно писал в одной из своих работ:

«Различия в еде, одежде, ценностях, церемониях, языке, организации хозяйства, способе ведения переговоров, лечении больных и раненых, обучении и воспитании детей и во всем другом так сильны, что невозможно ни описать, ни понять их. Во всем этом не было бы ничего удивительного, если бы они [японцы] были такими же, как и другие варварские народы. Однако более всего достойно удивления то, что они предстают как очень достойные и культурные люди во всех сферах».

Более того, в качестве отдельного личного мнения в документах нередко высказывается мысль о превосходстве японцев над европейцами в некоторых сферах. Особенно часто с восхищением говорится о безукоризненной чистоте, соблюдаемой японцами буквально во всем. И не случайно одним из центральных требований, которые Валиньяно в рамках своей новой концепции предъявляет к падре, является соблюдение ими чистоты в быту и в приготовлении пищи.

Следствием признания прав японцев на собственную культуру является решение начать воспитание местного, японского духовенства. Начало этому было положено куратором в первый же приезд. Как уже говорилось, он основал ряд учебных заведений, куда принимались японские юноши.

С целью скорейшего претворения в жизнь принципов новой политики Валиньяно в 1580 году пишет трактат «Предупреждения и предостережения по поводу обычаев и нравов, принятых в Японии».[14] Фактически это свод правил поведения для священников. Он написан на португальском языке, и это не было случайностью — большинство миссионеров были португальцами.

Луис Фройс, отчасти выразивший и официальную точку зрения, так оценивает появление трактата:

«Оставил также падре и наставления по поводу того, каким образом мы должны относиться к обычаям и церемониям, и о том, как принято вести себя в этих землях. Вещь весьма нужная для самих японцев, чтобы знали они, как жить в наших домах и чтобы мы могли лучше с ними сосуществовать: потому как немаловажно, чтобы мы в их глазах были достойными уважения. Из-за того, что обычаи и церемонии этих земель так отличаются и даже противоположны принятым в Европе, у нас до сих пор не было предписаний насчет того, как мы должны себя вести в их отношении, были помимо определенного замешательства, вызванного этой ситуацией, и другие, нежелательные следствия нашего незнания их обычаев и традиций, провоцирующие некоторые разногласия во взглядах и ограничивающие плодотворность наших усилий. Все это — из-за противоречий в их и наших обычаях. Он распорядился, чтобы мы во всем придерживались присущего японцам и принятого в Японии образа действий. Для этого он изложил некоторые предостережения, с помощью которых мы должны будем ознакомиться с обычаями и манерами поведения. И благодаря им, а также правилам, которые он нам оставил, чтобы хранились в каждом нашем доме и каждом приходе, чтобы достичь единообразия, а также благодаря их изучению, возрастет во много раз сплоченность усилий среди нас и плоды, и почитание Святого закона среди японцев».[15]

Подчеркнем, что цель Валиньяно заключается не в описании церемоний, а в оптимизации процесса завоевания достойного места в структуре японского общества. Размышления над этой проблемой приводят автора к сравнительному сопоставлению культуры общения и быта японского и христианского миров. И поскольку это сравнение — одна из первых попыток такого рода осуществленная средневековым европейцем, непосредственно знакомым с японской культурой, то этот материал в наших глазах приобретает особую ценность.

Франсиско Ксавье ПИСЬМО В ШТАБ-КВАРТИРУ ОРДЕНА. Кагосима, 5 ноября 1549 года

Да пребудет с нами всегда благодать и любовь Господа нашего Иисуса Христа. Господь Бог своей бесконечной милостью привел нас в Японию. В день святого Иоанна[16] после полудня, года 1549, взошли мы на корабль в Малакке, с тем чтобы попасть в эти [японские] земли на судне одного купца язычника, китайца по национальности, который предложил капитану Малакки[17] доставить нас в Японию. Бог одарил нас милостью своей, дав нам очень хорошую погоду. Но поскольку язычниками зачастую движет непостоянство, то после отплытия капитан [корабля] изменил свои планы и не захотел плыть в Японию, высадившись без необходимости на островах, о которых мы говорили. Более всего в этом путешествии нас волновали две вещи: первое — видеть что мы не воспользуемся хорошей погодой, которую нам даровал Бог, помимо этого, сезон поездок в Японию заканчивался, и мы были бы принуждены провести зиму в Китае, ожидая погоды;[18] второе — продолжительные и многочисленные обряды и пожертвования, которые капитан и другие язычники посвящали идолу, которого везли с собой на корабле, и мы не могли запретить им это. Много раз они кидали жребий, спрашивая, можно ли плыть в Японию или нет, и долго ли будет дуть нам попутный ветер, и иногда, как они [язычники] нам говорили, расклад был благоприятным, а иногда — неблагоприятным, и сами они верили [жребию]. В ста лигах[19] от Малакки, по пути в Китай мы высадились на острове, где смогли убедить их [отправиться в Японию], они [запаслись] дополнительной древесиной, необходимой для [плавания по] бурным водам Китайского моря; сделав это, они снова стали кидать жребий и, принеся сначала множество пожертвований идолу и отслужив множество молебнов, спросили, будет ли нам попутный ветер или нет, и ответ был однозначен, что будет нам хорошая погода и что не должны мы более мешкать. И тогда подняли мы якоря и натянули парус — и все были очень рады: язычники — веря идолу, которого везли с собой и которому выказывали глубокое почтение, зажигая подле него свечи и окуривая его благовониями, а мы — веруя в Бога, творца неба и земли, в Иисуса Христа, сына его, любя и служа которому, мы отправились в эти края, чтобы приумножить святую веру в него. По пути [язычники] снова решили кинуть жребий и спросить у идола, должен ли был корабль, на котором мы плыли, повернуть обратно в Малакку, и ответ был, чтобы ехали в Японию, а не возвращались в Малакку. И тут возникло в них желание не ехать в Японию, а перезимовать в Китае, дожидаясь следующего года. Чего только не довелось нам претерпеть в этом плавании, ведь [решение вопроса] ехать нам в Японию или нет, было в руках дьявола и его слуг потому как те, кто командовал и управлял кораблем поступали только так, как он [дьявол] через жребий им говорил.

Продолжая наш путь, но не доехав до Китая, мы находились неподалеку от Кочина. Тогда накануне дня святой Магдалины случилось два несчастья. В огромном море разыгралась буря. Корабль сильно раскачивало из стороны в сторону, мы стояли на якоре, и случилось так, что один из наших спутников, китаец Мануэль, проходя мимо открытого, по чьей-то небрежности, корабельного насоса, не удержался и упал в него. Все мы подумали, что он умер, так как [удар] от падения был сильным и в насосе было много воды. Но по желанию Господа Бога нашего он не умер, но ушиб голову и оказался по грудь в воде. Затем он болел из-за глубокой раны головы, так что мы ухаживали за ним, забыв о себе. Господь Бог захотел дать ему здоровье, но и по его выздоровлению сильный шторм не утихал, раскачивая судно. И случилось так, что дочь капитана упала за борт, а поскольку море сильно бушевало, мы не могли ей помочь, и на глазах отца и всех остальных она у тонула. Столько было плача и стонов в тот день и в ту ночь, что сердце сжималось от жалости, видя такую скорбь в душах язычников и опасность для жизни всех тех, кто находился на этом судне. После всего в тот день и в ту ночь, не отдыхая, принесли [язычники] большое количество жертв и отслужили множество молебнов идолу, убив множество птиц и преподнеся ему [идолу] пищу и напитки; и во время гадания спросили, что стало причиной смерти девушки. И вышло в ответ что не умерла бы она и не упала бы в море если бы наш Мануэль, который упал в насос, умер. Что бы стало с нашими жизнями, находящимися в воле дьявола, во власти его слуг и министров? Что стало бы с нами, если бы Бог позволил ему делать нам все то зло, которое он [дьявол] нам желал?

…Когда море утихло, мы подняли якоря и парус и, полные печали, продолжали наш путь. Через несколько дней приплыли в Китай, в порт Кантон. Было похоже, что все, — и капитан, и моряки, — собирались здесь зимовать, только мы были против, упрашивая их и угрожая написать капитану Малакки и рассказать португальцам, как они нас обманули, не захотев исполнить обещанное. По воле Господа Бога нашего возникло в них желание не задерживаться более на островах Кантона, мы подняли якорь и отплыли в направлении Циньчао. Через несколько дней при попутном ветре, который послал нам Бог, мы прибыли в Циньчао, который является одним из китайских портов. Готовясь войти в порт с целью перезимовать, поскольку сезон поездок в Японию заканчивался, мы получили известие о том, что в этом порту много грабителей и что, если мы войдем в него, нас ждет большая беда. Получив это известие и видя, что корабли Циньчао находятся в лиге от нас, капитан, почувствовав грозившую опасность, решил не заходить в Циньчао. Ветер не позволял вернуться в Кантон и направлял нас в сторону Японии. Так, против своей воли капитан корабля и моряки были вынуждены плыть в Японию. Так что ни дьявол, ни его помощники не смогли помешать нашему приезду. И привел нас Бог сюда, в эти земли, к которым мы так стремились, в день святой Девы Марии в августе 1549 года. Мы высадились в порту Кагосима,[20] поскольку не могли высадиться ни в одном другом порту Японии. Это родина Паулу де Санта Фе,[21] где нас встретили с большой любовью как его родственники, так и те, кто таковыми не являлся.

Географическая карта Японии (из книги Людовика Тейзера, 1595 г.)

Все, что мы знаем о Японии, мы узнали из собственного опыта. Прежде всего люди, с которыми мы здесь говорили, лучше всех, открытых нами до сих пор. И мне кажется, что среди неверующих нет ни одного народа, обладающего преимуществами перед японцами. Это люди очень приятные в общении, в большинстве своем добрые и бесхитростные, люди удивительной чести, которые ценят ее больше всего на свете. Народ этот в большинстве своем беден, и бедность как среди людей благородных, так и среди остальных, не считается позором. Есть у них один обычай, которого, как мне кажется, нет среди христиан, а именно: люди знатного происхождения, какими бы бедными они ни были, чтимы простолюдинами так, как если бы они были очень богаты; и знатные господа ни за какую цену не женятся на дамах не своего круга, так как считается, что связь с человеком из низшей касты ведет к потере чести. Так что честь для них значит больше, чем богатство. Эти люди чрезвычайно вежливы в общении друг с другом, очень ценят оружие и полагаются на него. Как дворяне, так и простолюдины всегда носят с собой мечи и кинжалы. С мечом и кинжалом не расстаются с четырнадцатилетнего возраста. Они не потерпят ни малейшей обиды, ни даже небрежно сказанного слова. Люди незнатного происхождения питают глубокое уважение к людям знатным. И все вельможи высоко ценят возможность служить своему господину и чрезвычайно ему преданы. И поступают они так, мне кажется, потому что считают, что поступать по-другому означает потерять свое достоинство и честь, а не из-за боязни наказания, которое может последовать со стороны их господина, если они поступят по-другому. Они умеренны в еде, в питии же чуть невоздержанны. Они пьют рисовое вино, потому как настоящего вина нет в этих краях. Они никогда не играют в азартные игры, считая это большим бесчестием, потому как те, кто играет, ставят [на карту] то, что им не принадлежит, а потому могут превратиться в воров. Редко дают клятву, а когда дают, то клянутся солнцем. Очень многие умеют читать и писать, что послужит большим подспорьем в деле распространения слова Божия и ускорит заучивание молитв. Имеют только одну жену. Здесь мало воров, при том что заподозренных в воровстве судят очень строго, и ненавидят этот порок. Они очень общительны и тянутся к знаниям. Очень рады слышать проповеди о Боге, особенно когда понимают.

Мне довелось побывать за мою жизнь во многих землях, населенных и христинами и нехристианами, но я никогда еще не встречал людей настолько честных и не склонных к воровству. Они не поклоняются идолам в образе животных. Многие из них верят в людей из глубокой древности, которые, насколько удалось понять, жили как философы. Многие из них поклоняются солнцу, другие — луне. Счастливы слышать разумные речи и, хотя есть у них и пороки, и грехи, [чтобы поняли] достаточно показать им, что то, что они делают — плохо. Похоже, что миряне здесь совершают гораздо меньше грехов и больше слушают голос разума, чем те, кого они почитают за священников, которых они называют бонзами. Эти [бонзы] склонны к грехам, противным природе,[22] и сами признают это. И совершаются они [эти грехи] публично и известны всем, мужчинам и женщинам, детям и взрослым, и, поскольку они очень распространены, здесь им не удивляются и [за них] не ненавидят. Те, кто не являются бонзами, счастливы узнать от нас, что это есть мерзкий грех и им кажется, что мы весьма правы, утверждая, что они [бонзы] порочны, и как оскорбительно для Бога совершение этого греха. Мы часто говорили бонзам, чтобы не совершали они этих ужасных грехов, но все, что мы им говорили, они принимали за шутку, и смеялись и нисколько не стыдились, услышав о том, каким ужасным является этот грех. В монастырях у бонз живет много детей знатных вельмож, которых они учат читать и писать, и с ними же они совершают свои злодеяния. Среди них есть такие, которые ведут себя как монахи, одеваются в темные одежды и ходят с бритыми головами, похоже — что каждые три-четыре дня они бреют всю голову, как бороду.[23] Эти живут на широкую ногу, при их ордене есть сообщество женщин, с которыми они живут вместе, и народ их совсем не чтит, потому как такая близость к женщинам кажется дурной.[24] Миряне говорят, что если какая-нибудь из этих женщин чувствует, что беременна, то пьет какое-то снадобье и тут же разрешается преждевременно. И это на глазах у всех! И мне кажется, исходя из того, что я видел в этом монастыре,[25] о котором здесь [идет речь], что народ прав в том, что он о них [монахах] думает. Те, что одеваются как монахи, и другие бонзы, которые одеваются как священники,[26] не выносят друг друга.

Молящиеся бонзы. С гравюры сер. XIX в.

Больше всего в этой земле меня удивляют две вещи. Во-первых, то, как спокойно относятся здесь к величайшим и омерзительнейшим из грехов. Причина кроется в том, что прошлые поколения привыкли жить в них, а настоящие взяли с прошлых пример. Следовательно, поскольку продолжительное пребывание в пороках, противных природе, подтачивает естественный ход вещей, то и продолжительная небрежность в отношении к совершенству разрушает само совершенство. Во-вторых, удивляет то, что миряне живут [с моральной точки зрения] лучше, чем бонзы, и удивляет, почему они [миряне] почитают их [бонз], когда все их [грехи] на виду. Есть и многие другие ошибки, которые совершают бонзы, и чем они образованнее, тем грубее их [ошибки]. Несколько раз мне приходилось говорить с самыми мудрыми из них, в особенности с одним, которого все в этих краях глубоко почитают как за его образованность, прожитую жизнь и достоинство, так и за возраст — ему восемьдесят лет. Зовут его Ниншит, что в переводе с японского означает «правдивое сердце».[27] Он среди них [бонз] — как епископ, и среди знатных людей считается большой удачей дать ему приют в своем доме. Но в диспутах, случившихся между нами, он был полон сомнения, не в силах определить, является ли наша душа бессмертной или умирает вместе с телом. Иногда [он] говорил мне, что да, иногда, что нет. Боюсь, что другие мудрецы на него не похожи. Этот Ниншит — стал мне поистине замечательным другом. Все, и миряне и бонзы, счастливы видеть нас и чрезвычайно удивляются, узнав, что мы приехали из столь удаленных мест (расстояние от Португалии до Японии составляет больше шести тысяч лиг) только лишь для того, чтобы говорить о вещах Божественных и о том, как людям спасти свои души, веруя в Иисуса Христа, и говорят еще, что наш приезд в эти земли был предрешен Богом.

Вам надобно знать, за что следует возблагодарить Господа Бога нашего — что этот остров, Япония, весьма расположен восприятию нашей святой веры, и если мы выучим язык, то я нисколько не сомневаюсь, что мы сможем многих обратить в христианство. Полагаюсь на Господа Бога нашего в том, что в скором времени мы выучим [язык]. Потому что он уже начал нам нравиться, и мы выучили [на японском] десять заповедей за сорок дней. Эти заповеди мы использовали, чтобы учить его [язык].

И нас волнует только одно — чтобы все вы возблагодарили Господа нашего, потому как открываются земли, в которых наши святые желания могут осуществиться, а также чтобы вооружились вы добродетелью и желанием подвергаться страданиям и тяжким заботам, служа Христу, нашему Спасителю и Господину, и пробуждали бы их [в себе] всяких раз, когда возникнет на то воля Божья, полная смирения, чтобы люди предавались ей, завещая ему [Богу] свои жизни за его любовь и славу и служили бы ему, сколь многими бы ни были труды. И будучи подготовленными, по прошествии двух лет, многие из вас прибудут в Японию. Поэтому располагайте себя к тому, чтобы достичь смирения, преследуя самих себя тем, к чему чувствуете или можете чувствовать отвращение, прилагая все силы, данные вам Богом, чтобы познать себя изнутри к тому времени, как отправитесь [в Японию]. И отсюда вырастет в вас и укрепится вера, надежда, доверие и любовь к Богу и любовь к ближнему, потому как из истинная вера в Бога рождается из самого сомнения; следуя этому пути, достигните вы внутреннего смирения, которое необходимо вам в любом месте, а в этом [в Японии] — больше, чем думаете. Поэтому взываю к вам, чтобы во всем вы полагались на Бога, во всем, что бы вы ни предприняли, не доверяя человеческому знанию или мнению и человеческой власти. И таким образом я поручусь, что вы готовы ко всем крупным испытаниям, как физическим, так и духовным, которым вы можете быть подвергнуты.

В местах, откуда родом Паулу де Санта Фе, наш хороший и верный друг, очень торжественно и с любовью нас встретили капитан тех земель, городской голова, а также и все местные жители. И все немало удивлялись, глядя на падре из земель португальских. То, что Паулу де Санта Фе стал христианином, не было воспринято ими [японцами] плохо, они этому не удивились, но обрадовались ему и все, как родственники, так и те, кто не родственники, были рады тому, что он побывал в Индии и видел то, что они не видели; и правитель этих земель[28] был рад его видеть и встречал его с большими почестями, много расспрашивал его об обычаях и ценностях португальцев, а также о том, что есть в Индии. Паулу отвечал ему на все вопросы, чем правитель был очень доволен. Когда он [Паулу] отправился говорить с ним [правителем], который находился в пяти лигах от Кагосима, то взял с собой образ, который мы привезли с собой, и он [правитель] чрезвычайно обрадовался, когда увидел его и стал прохаживаться вокруг образа Христа, Господа нашего, и Девы Марии, и восхищался им, выказывая глубокое почтение и поклонение, и заставлял всех, к был там делать то же. После показали образ матери правителя, и та выказала глубокое удовлетворение и восхитилась, увидев его. И после того, как Паулу вернулся в Кагосима, где мы все находились, по прошествии нескольких дней мать правителя отправила посыльного узнать, нельзя ли сделать еще один такой же образ; но, поскольку не было подходящих материалов в этих землях, образ не был написан. Эта сеньора также приказала попросить нас описать и послать ей в письменном виде то, во что верят христиане. Тогда Паулу несколько дней занимался этим делом и описал многие вещи, относящиеся к нашей вере на своем языке. Верю в одно и благодарю за это Господа, что открылся путь, следуя которому, мы сможем исполнить наши желания, а если мы выучим язык, то получим здесь много плодов. Паулу так сблизился с некоторыми своими родственниками, проповедуя им днем и ночью, что его жена, дочь и многие его родственники и друзья приняли христианство. До сих пор здесь не противились обращению в христианство, и поскольку большая часть их [японцев] умеет читать и писать, то они быстро выучат молитвы. Прошу Господа Бога нашего дать нам язык, чтобы иметь возможность говорить с ними, потому как уже сейчас мы многого достигли с Его помощью, благодатью и провидением. Сейчас мы среди них [японцев] как статуи: они много говорят с нами и обращаются к нам, а мы, поскольку не знаем языка, молчим и чувствуем себя как дети в изучении языка. Признаюсь, что подражаем им в истинной простоте и чистоте духа. Мы принуждены искать средств и стараться быть похожими на них как в изучении языка, так и в том, чтобы вести себя с детской простотой, лишенной ухищрений. И для этого Бог одарил нас своею благодатью, привел нас в эти земли, населенные неверующими, чтобы мы не заботились более о себе. Поскольку эта земля полна идолопоклонниками и врагами Иисуса Христа, то не на кого нам здесь положиться, кроме как на Него. Потому как в других землях, там, где наш Спаситель, Создатель и Господин известен, люди не считают помехой и причиной забывать о Боге такие чувства, как родительская любовь, любовь знакомых и друзей, самой земли, и почитают его [Бога] с необходимостью и в здравии, и в болезнях, имея временные блага или духовных друзей, которые помогают в беде. Но здесь, в землях чужих помимо всего прочего более всего нам продает силы и помогает духовно надежда на Бога и доброе отношение людей. Зная о всех милостях, какими Господь наш нас одарил, мы смущены, видя столь явное милосердие, которое он к нам проявляет, и подумали о том, что хоть как-то послужим Ему, прибыв в эти земли, чтобы распространить его святую веру. Но теперь Он из доброты своей дал нам понять и познать всю милость, какую Он нам даровал, приведя нас в Японию и освободив от любви тех, кто мешал нам укрепиться в вере, надежде и доверии к нему. Ради любви Твоей, Господи, помоги нам и ниспошли нам милость не впасть в грех неблагодарности, потому что для тех, кто желает служить Господу, этот грех является причиной, по которой Бог перестает одаривать их своей милостью. Также необходимо помнить и о других милостях, которые даровал нам Бог, о которых он извещает нас, будучи милосерд, и пусть поможет он нам возблагодарить его за них; ведь в других землях изобилие средств для телесных удовольствий становится причиной роста неуправляемых аппетитов, часто приводя к тому, что добродетель воздержания более не почитается. От этого люди подвергаются большой порче, как душ своих, так и тел. Бог дал нам милость, приведя в эти земли, где отсутствует изобилие. Даже если мы и захотели бы воспользоваться излишествами для нашего тела, земля не позволила бы. Потому как [в Японии] не убивают и не едят того, кого выращивают. Иногда едят рыбу. Есть рис и пшеница, хотя и не много. Есть много трав, которыми они питаются, и фруктов. Люди живут чудо как чисто, и среди них есть много стариков. На примере японцев хорошо видно, что наша [человеческая] природа может жить за счет малого, хотя и нет того, чем бы она была вполне удовлетворена. Живем мы в этих землях чистые телом; остается просить у Господа, чтобы и душой мы были также чисты.

Нужно также знать и о другой милости, которая нам нужна и которую, похоже, Господь Бог наш должен нам сделать, и да помогут нам наши жертвы и молитвы о том, чтобы мы были достойны ее. Правда, что многие японцы являются бонзами. Их почитают везде, где бы они ни были, несмотря на то, что их грехи у всех на виду. Причиной такого уважительного отношения, мне кажется, является их воздержание. Они никогда не едят ни мяса, ни рыбы, а только лишь травы, фрукты и рис, и то только раз в день, строго по правилам, и не пьют вина. Этих бонз очень много, они получают скромную ренту и бедны. И по причине постоянного воздержания, а также потому, что не общаются с женщинами, в особенности те, кто носит черное, как священники, обеспокоены только тем, чтобы не лишиться жизни, и из-за того, что умеют рассказывать истории или, лучше сказать, небылицы о том, во что верят, мне кажется, их глубоко почитают. И не удивительно, что, имея столь противоположные [христианским] мнения о Боге и о том, как спасти людей, они [бонзы] преследуют нас не только на словах.

Колокольня буддийского храма. С гравюры сер. XIX в.

Все, чего мы хотим добиться в этих землях, заключается в том, чтобы нести людям знание об их Создателе, спасителе и защитнике, нашем Господе Иисусе Христе. Мы живем, охваченные верой в то, что он даст нам силы, поможет и будет благосклонен к нам, чтобы мы могли продолжать наше дело. Миряне, похоже, не станут ни перечить нам, ни преследовать нас. Мы же, со своей стороны, не собираемся спорить с ними. Разве что только если бонзы подадут очень серьезный повод для этого; и не собираемся из страха перед ними перестать говорить о славе Господа и о спасении душ, и они не могут сделать нам зло большее, чем Бог им позволит; а то зло, которое придет от него, есть для нас милость, которой наш Господь Бог нас одарил. Если за любовь к Нему, за службу и за преданность души дни нашей жизни будут сочтены, то это будет означать, что та продолжительная смерть, в которой мы живем, завершилась, и наши желания вскоре исполнятся. Наши намерения [заключаются в том], чтобы проповедовать и открывать истину, сколько бы они [бонзы] нам не противились, потому как Бог обязывает нас любить спасение наших ближних больше своей телесной жизни. Мы надеемся с помощью, благоволением и милостью нашего Господа выполнить это задание, [и пусть Он] даст нам внутренние силы, чтобы объявить о нем среди стольких идолопоклонников, сколько есть в Японии. Мы живем в надежде, что Он даст нам эту милость, потому что во всех наших делах мы сомневаемся в собственных силах, возлагая все наши надежды на Иисуса Христа, Господа нашего, и на пресвятую Деву Марию, его мать, и на девять ступеней ангелов, выделяя среди них святого Архангела Михаила, князя и защитника всей боевой церкви. Доверяясь полностью Архангелу, которому поручено хранить это великое королевство Японию, мы каждый день обращаемся к нему, а вместе с ним и ко всем ангелам-хранителям, которые с особенным рвением молят Господа Бога нашего об обращении [в христианство] Японии, хранителями которой они являются. Не переставая взывать ко всем Великим святым, видя столько потерянных душ, все время молящих о спасении, [созданных] по образу и подобию Божьему, [я] всей душой верую, что наши оплошности и неумение обратиться к Небесному двору восполнят [братья] из нашего ордена, удостоившиеся счастья находиться там [в раю], представив наши скромные желания перед пресвятой Троицей.



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2017-01-26; просмотров: 167; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 44.200.101.170 (0.025 с.)