Логосная систематизация пространства

 

Начало осмысления пространства с позиции логоса мы наблюдаем в греческом мире. Так, Пифагор систематизирует и классифицирует представления о сакральной геометрии, выделяя кванты воображения, сопряженные с символизмом простейших геометрических фигур. Пифагорейцы пытаются выделить из мифа мифемы, как в ХХ веке это взялся проделывать Леви-Стросс и другие антропологи-структуралисты. Позже в философии Платона эта линия найдет свое продолжение, и геометрия станет центральным методом во всей платонической системе понимания мира. Наиболее важные концепты платоновской философии носят пространственный характер – это символизм пещеры, сферический образ мировой души, теория о разных геометрических формах стихий (элементов), визуальный аспект идей (которые по Платону либо парят либо умирают – явно диурнический аспект).

 

Еще более логосную модель пространства описывает Аристотель. Хотя рационально описанное пространство Аристотеля сохраняет сакральные качества -- оно анизотропно, то есть направления в нем неравнозначны. И это свойство именно пространства, а не тел, которые его наполняют. В концепции Аристотеля мы видим отголосок именно мифологического пространства, структура которого первична по отношению к формам, его наполняющим.

 

Так, у Аристотеля при объяснении движения появляется идея «естественных мест», куда тела, будучи предоставленными сами себе, стремятся естественным образом, и находясь на которых они пребывают в полном покое. Такое пространство принято называть «телеологическим», то есть состоящим из точек, каждая из которых есть цель для какого-то тела, находящегося на нем или пока еще не находящегося на нем.

 

На этом этапе логос остается в гармонии с мифосом, не обращая свою рациональную систему против мифологической подоплеки пространства.

Пространство и стихии

 

В греческой философии и в религиозных системах других народов (у индусов, китайцев и т.д.) пространство считалось дифференцированным по слоям стихий, элементов, представляющих собой 4 (или 5) модификаций изначальной субстанции (материи). Стихии распределялись по вертикали (от наиболее плотных – земля, воды – к более разряженным – воздух, огонь). Высшим синтетическим элементом был эфир, квинтэссенция, «акаша» у индусов. Вертикальная иерархия пространства стихий могла мыслиться статичной или динамичной, в последнем случае философы и богословы говорили о «круговращении стихий», об их переходе одна в другую. При этом эта иерархия могла проецироваться и на горизонтальный план, в таком случае те или иные стихии связывались со сторонами света. Модель этого соотношения могла меняться, но основные элементы всегда были немногочисленны (4 или 5), и варьировались лишь их комбинации.

 

Гастон Башляр, изучавший элементы в их связи с поэтическим и научным воображением, показал, что греза о веществе лежит в основе любого осмысления материи и ее закономерностей как в мифологии, так и в современной науке. И версии представления вещества, связанные с ним воображаемые ассоциации и символические комплексы влияют на весь строй мифологического рассказа или научной теории.

 

В традиционном обществе (Премодерн) плотность пространства изъяснялось исходя из дифференциации режимов воображения и структуры грез о веществе, чаще всего разделяющихся на небольшое количество базовых элементов – стихий.

 

Религиозное пространство

 

В принципиальном плане – в структуре образа – религиозное искусство и сакральная география религиозных обществ – то есть обществ с развитой теологией в отличие от обществ архаических -- ничем принципиально не отличается от архаического. И там и там мы имеем дело с разномасштабными моделями пространственного воображения с разными акцентами и оттенками. При этом религиозные культуры, как правило, свойственны обществам со сложной и смешанной структурой, поэтому общие представления о пространстве сплошь и рядом накладываются на локальные модели пространственного воображения. Это находит прямое выражение в религиозном изобразительном искусстве.

 

Новизна религии по сравнению с архаикой заключается в особом внимании к написанному тексту, то есть к синтагме, к логосу, разворачивающемуся во времени. Хотя Священное Писание еще вполне может сведено к мифу и, в конечном счете, к агломерату мифем. Такое мифологическое прочтение теологии характерно для локальных культур и для мистических традиций, иногда переходящих в ереси. Все это имеет прямое и первостепенное выражение в пространственном воображении.

 

Запись «Вед» или китайского канона Конфуция несмотря на дискурсивность, не отменяет их мифологической структуры, многочисленные письменные комментарии к ним обязательно содержат как развитие рациональных (логосных – богословских толкований), так и живое развитие мифологических сюжетов, их комбинации и инкрустации новых мифем, то есть мифотворчество (таковы индусские Упанишады и Пураны, которые, отталкиваясь от «Вед», развивают гигантские поля мифа).