Крупные формы современной лирики: поэмы, книги стихов, 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Крупные формы современной лирики: поэмы, книги стихов,



поэмный триптих [61]

Тип занятия – традиционная лекция.

Терминологический минимум: циклизация, книга стихов, поэма, метрика, триптих, лирический герой.

План

1. Характеристика крупных форм современной лирики.

2. Циклизация стихов как механизм раскрытия единой темы (И. Ли-сницкая «В пригроде Содома»).

3. Книги стихотворений как единый макротекст (А. Амелин).

4. Русская поэма на рубеже веков: от ХХ к ХХI в.

Литература

 

Основная

1. Гудкова, С. П. Современная русская поэзия (проблематика, поэтика, судьба крупных жанровых форм) / С. П. Гудкова. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2010.
– 300 с.

2. История русской литературы XX века: в 2-х ч.: учеб. для бакалавров. Ч. 2 / В. В. Агеносов, К. Н. Анкудинов, А. Ю. Большакова [и др.]; под общ. ред. В. В. Агеносова. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Юрайт, 2014. – 687 с.

3. Кременцов, Л. П. Русская литература ХХ века: учеб. пособие для студ. высш. пед. учеб. заведений: в 2-х т. Т. 2: 1940–1990-е годы / Л. П. Кременцов,
Л. Ф. Алексеева, Н. М. Малыгина [и др.]. – М.: Академия, 2012. – 464 с.

4. Лейдерман, Н. Л. Современная русская литература. 1950–1990-е годы: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений: в 2-х т. Т. 2: 1968–1990 / Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. – М.: Академия, 2013. – 688 с.

5. Тимина, С. И. Современная русская литература (1990-е гг. – начало ХХI в.): учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений / С. И. Тимина, В. Е. Васильев, О. Ю. Воронина [и др.]. – СПб.: Филологический факультет СПбГУ – М.: Академия, 2013. – 352 с.

 

Дополнительная

1. Бугаева, Л. Д. Литература и rite de passage / Л. Д. Бугаева. – СПб.: Петрополис, 2010. – 408 с.

2. Гаспаров, М. Л. Очерк истории русского стиха: метрика, ритмика, рифма, строфика / М. Л. Гаспаров. – М.: Фортуна Лимитед, 2002. – 352 с.

3. Кулаков, В. Постфактум: Книга о стихах / В. Кулаков. – М.: НЛО, 2007.
– 228 с.

4. Орлицкий, Ю. Б. Стих и проза конца ХХ века / Ю. Б.Орлицкий // Динамика стиха и прозы в русской словесности. – М.: РГГУ, 2008. – 681 с.

5. Попова, И. М. Проблемы современной русской литературы: курс лекций /
И. М. Попова, Л. Е. Хворова. – Тамбов: Изд-во ТГТУ, 2004. – 104 с.

.

1. В современной поэтической практике наблюдается размывание доминантных жанрово-типологических признаков, соединение в рамках одной конструкции нескольких тематических линий, обогащающих основной поэтический сюжет. Причем в творчестве поэтов-традицио-налистов лирический сюжет представляет собой логически выстроенную последовательность эмоциональных состояний лирического героя. В поэтических циклах, создающихся в рамках эксперимента (Д. Пригов «Неложные мотивы», В. Филиппов «Поэты», А. Поляков «Zoo» и др.) как более важными представляются визуальная репрезентативность, механизмы сцепления отдельных текстов внутри цикла, реконструирование голоса субъекта повествования и др. Поэтические эксперименты с формой и содержанием способствуют дальнейшему развитию многоуровневых цикловых структур.

Жанровые трансформации, наблюдаемые в современной поэзии, становятся одной из главных причин отказа поэтов рубежа XX - XXI вв. от жанровых стихотворных циклов. Современных авторов более привлекает циклизация тех жанровых форм, которые дают возможность продемонстрировать владение поэтической техникой письма, выступают своеобразным полем «поэтической дуэли». Отсюда и появление многочисленных сонетных циклов (Т. Кибиров «Двадцать сонетов к Саше Запоевой»,
М. Степанова «Двадцать сонетов к М.», JI. Цветков «Двадцать сонетов Знакомому поэту», Г. Сапгир «Сонеты на рубашках, «Лингвистические сонеты» и др.), венков сонетов (А. Еременко «Невенок сонетов», И. Лиснянская «В госпитале лицевого ранения», «Неправильный венок» и др.), циклов баллад (М. Степанова «Песни северных южан», Д. Быков «Баллады» и др.). Жанровый поэтический цикл в творчестве современных авторов свидетельствует о наметившейся тенденции к отступлению от строгих рамок жанрового канона и тем самым его обновлении. Поэтические эксперименты с содержательными и формальными аспектами жанра, аллюзивность, интертекстуальность, пародийность, снижение поэтического стиля - все это демонстрирует жанровую гибкость и неоднородность жанровой системы рубежа XX-XXI вв.

Не менее значимой формой циклических образований является книга стихов, которая утвердилась в современной поэзии как сложное осознанное авторское циклическое объединение группы поэтических текстов, претендующих на всеохватность мироощущения, целостность выражения поэтической личности. Особое внимание современные авторы обращают на главные составляющие книги: метафорическое название, учитывающее общую тональность всех поэтических текстов, развитие условного сюжета; наличие определенной системы персонажей, ключевых слов, сквозных образов и мотивов, а также полиграфическое оформление.

Сегодня можно с уверенностью говорить о присутствующем в книге стихов внутрижанровом варьировании. Выделяется книга стихов, построенная по жанровому принципу, где чаще всего намеренно акцентируются жанровые «смещения» (Г. Сапгир «Сонеты на рубашках», Т. Кибиров «Избранные послания», «Три поэмы», «Греко- и римско-кафолические песенки и потешки», С. Завьялов «Оды и эподы», М. Амелин «Холодные оды», И. Кабыш «Детский мир», М. Степанова «Песни северных южан» и др.). Последнее отражает особенности индивидуально-авторской модели мира, обозначает своеобразие поэтического стиля.

Тяготение к тематической книге стихов наблюдается в творчестве поэтов «традиционной» парадигмы: О. Чухонцев («Слуховое окно», «Пробегающий пейзаж»), Е. Рейн («Балкон»), Л. Лосев («Послесловие»), И. Лиснянская («Без тебя»), Т. Кибиров («Памяти Державина», «Стихи о любви»), О. Хлебников («На краю века»), И. Кабыш («Личные трудности») и мн. др. В них прослеживается развитие определенных тематических линий, обозначается динамичность движения сюжета.

Среди тематических книг заслуживает внимания лирический дневник-путешествие, созданный по следам действительных или воображаемых дорожных впечатлений. Атмосфера посещаемой страны становится не просто сквозным мотивом книги, но и образом-символом, питающим ассоциативную память лирического героя (Е. Рейн «Сапожок. Книга итальянских стихов», О. Николаева «Испанские письма», И. Губерман «Первый иерусалимский дневник» и др.). Однако несмотря на типологическое разнообразие доминирующее положение в поэзии рубежа XX-XXI вв. занимает книга стихов, построенная по ассоциативно-темати-ческому принципу. Метафоризация образов, представление многогранности ассоциативных связей (характерная особенность лирики как рода литературы) при раскрытии той или иной темы становятся ее главными отличительными особенностями.

Ассоциативно-метафорический принцип построения книги стихов доминирует в творчестве поэтов «авангардной» парадигмы. Основу ее лирического сюжета состовляют метафорические образы, движение которых от стихотворения к стихотворению рождает эффект целостного авторского мироощущения. Так, сюжетообразующим началом произведения Е.Шварца «Книга ответвлений» выступает масочность, карнавализация. «Кукольная» многоликость придает книге метафорическое единство. За счет ритмической неоднородности, обращения к «новой мелике» достигается эффект целостности в поэтических книгах С. Завьялова («Мелика»). Своеобразная акцентная визуализация его стиха («текст-руина») утверждает одну из наиболее значимых установок творчества поэта: противостояние угрозе ассимиляции финно-угорских народов, исчезновения наций, языков и культур. Мифологичность, осмысление античных образов и мотивов сквозь призму современной действительности отличает книгу стихов
М. Амелина «Конь Горгоны». Своеобразный взгляд на историю страны через человеческую физиологию передает М. Степанова («Физиология и малая история») и др.

Особое место в творчестве современных авторов занимает «итоговая» книга - своеобразная поэтическая биография поэта, сложная архитектоника которой дает основание причислить ее к метажанровым образованиям. Ориентируясь на жанровый канон «итоговой» книги, представленный в русской классике, современные авторы отказываются от доминирующего мотива прощания, экзистенциальной проблематики, а заостряют внимание на подведении творческих итогов, знаковых событиях жизни. Отличительными чертами «итоговой» книги поэтов старшего и среднего поколений: А. Кушнера («Канва», 1981; «Избранное», 1997; «В новом веке», 2006), О. Чухонцева («Стихотворения», 1989), Е. Рейна («Избранные стихотворения и поэмы», 1993), В. Сосноры («Девять книг», 2001), И. Лиснянской («В Пригороде Содома», 2002; «Птичьи права», 2008), А. Монастырского («Поэтический мир», 2007), О. Седаковой («Стихи», 2001), О. Хлебникова («Инстинкт сохранения», 2008) и др. являются жанровая поливалентность, сложная композиция, наличие развернутых вступительных статей, послесловий литературных критиков и поэтов, авторских комментариев. Все это позволяет понимать ее в широком смысле как поэтическую книгу. Кажущийся на первый взгляд разнородным поэтический материал, расположенный в определенной последовательности, приобретает во внутреннем пространстве отдельной книги новые смысловые акценты, становясь «летописью души поэта».

Создание творческой биографии по образцу «итоговой» книги представителей старшего поколения наблюдается и в творчестве более молодых поэтов. Книги В. Павловой («Совершеннолетие», 2004), И. Кабыш («Детство. Отрочество. Детство», 2003; «Невеста без места», 2007), Г. Шульпякова («Желудь», 2007) и др. с учетом их структуры можно также отнести к метажанровым объединениям. Наряду с художественными открытиями поэзии рубежа XX - XXI вв. авторы активно используют разнообразные визуальные, полиграфические средства, что делает книгу стихов одной из наиболее востребованных крупных жанровых форм поэзии.

Очевидно, что книга стихов сегодня заметно упрочила свое положение в иерархической системе крупных поэтических форм, чего нельзя сказать о стихотворной повести и романе в стихах. Но тем не менее и эти синтетические формы, оставаясь менее востребованными, вовсе не исчезли. Наибольший интерес к жанровым возможностям стихотворной повести испытывают такие поэты, как О. Хлебников, М. Амелин, М. Степанова. Причем, если повести О. Хлебникова ориентируются на обстоятельность в воссоздании достоверных событий, характеров, среды, на анализ жизненных деталей, то произведения М. Степановой и М. Амелина строятся на принципе игры. В их поэтических текстах преобладают фантастическая сюжетность, мистификация, маргинальность героев, игра с культурными контекстами и кодами и т. п.

Достаточно редок в современной поэзии роман в стихах. Учитывая тот факт, что пушкинский текст, ставший каноническим, является ключевым для понимания всей традиции русского романа в стихах, мы можем сказать, что современные авторы заостряют внимание на судьбе «онегинского варианта» романа. Для многих поэтов (В. Гандельсман, В. Лейкин, С. Орлов, Д. Пригов, В. Дагестанский, С. Сеничев и др.) пушкинский роман в стихах остается образцом для подражания. Обращение к нему инициировано не только желанием современных поэтов вступить в своеобразный поэтический диалог с А. С. Пушкиным, продемонстрировать свою филологическую культуру, тонкий юмор, легкость поэтического стиля, но и вниманием к юбилейному 1999 году - празднованию 200-летия со дня рождения русского поэта. Появляющиеся новые перепевы «Евгения Онегина» отчасти вызваны желанием подчеркнуть возможность открытого соприкосновения с наследием классика русской литературы.

Поэты рубежа XX-XXI вв., как и их предшественники, не ставят своей задачей продолжить развитие традиции жанра романа в стихах, а чаще всего создают травестийные тексты, разного рода ремейки, пародии на классический сюжет, где действующим лицом всегда выступает пушкинский герой - Евгений Онегин. Форма пушкинского романа в стихах по-прежнему остается наиболее удобной для создания многомерной картины современной действительности со всеми ее несовершенствами и пороками. Творчество современных поэтов подтверждает сложность и отчасти практическую трудность в создании оригинального романа в стихах, абстрагированного от формы и содержания классического образца. Имея полижанровую структуру, синтетические формы современной поэзии демонстрируют один из возможных путей жанрообразовательного процесса в современной поэзии. В его основе лежит жанровый симбиоз: соединение лирических, эпических и драматических элементов.

В контексте процесса поэтической циклизации очевидна специфическая роль, которую играет стихотворная журнальная подборка. Не являясь особым жанровым образованием (переходная форма), она при определенных авторских установках может восприниматься как единый поэтический текст, приближенный по своим параметрам к крупной поэтической форме. Претендуя на первичную целостность, стихотворная подборка имеет общие с поэтическим циклом принципы организации текстов (тематический, жанровый, жанрово-тематический, метрический и т. п.). Ее анализ позволяет уточнить представление о системе крупных поэтических формах, их возможностях и задачах, а также определить их жанровые границы.

Таким образом, крупные поэтические формы составляют существенную часть современной поэзии. Их главные отличительные особенности (поэтическая картина мира, лиро-эпическая составляющая, событийность, многогеройность, большой объем) свидетельствуют о значительном внутреннем потенциале, который современная русская поэзия реализует в своей творческой практике. Эволюция крупных жанровых форм демонстрирует усиливающиеся процессы прозаизации поэзии, синтаксическую неоднородность разножанровых элементов, ее игровую поэтику, языковые смещения и т. д. при сохранении общего вектора движения поэтической традиции.

2. Художественный мир литературного произведения – сложная художественная реальность, организованная по особым законам. Понимание глубинного смысла произведения возможно только при условии постижения всей сложной системы связей, обеспечивающих внутреннее единства текста. Изучение системы связей между элементами художественного текста обретает особую значимость, когда речь идет о циклизации в литературе, если учитывать, что в поэзии рубежа ХХ – ХХI вв. особые формы обретает лирический цикл. Рассмотрим заявленные особенности на примере творчества известной современной поэтессы Инны Лиснянской.

Выход каждой новой книги стихов И. Лиснянской – всегда литературное событие. По мнению критиков, она из тех немногих поэтов, кто на протяжении всей жизни сохраняет способность к самообновлению и чувство времени. Особенность поздней Лиснянской (лирики рубежа ХХ – ХХI вв.) в том, что она пишет сложно организованными циклами. Рассмотрим некоторые особенности циклизации на материале цикла «В пригороде Содома» (2001), который вызвал массу ярких, но противоречивых отзывов: «Великолепная книга, блестящая удача автора», «Лиснянская настолько красиво и свободно варьирует выразительные средства, оттенки, детали, что это завораживает и напоминает ни много ни мало сонеты Шекспира» (Л. Костюков); «Очертания лирического субъекта и эмоциональный тонус этой поэзии настолько для русской традиции небывалые, что с лихвой перекрывают привычный облик собственно стиха»
(Д. Кузьмин); «Меня по-настоящему воодушевили две книги Инны Лиснянской – сборник новых стихов «В пригороде Содома» и том избранного «Одинокий дар». Ее творчество – пример абсолютно современного, абсолютно свободного голоса, принадлежащего, прямо скажем, не самому юному из наших поэтов» (Е. Бунимович); «В цикле нет ни одного технически безупречного стихотворения. И, скорее всего, – не могло быть. Надуманный материал сопротивляется, никак не «дается» поэтессе в руки» (М. Белпулер)»[62].

По-разному определяют критики и жанровую природу рассматриваемого произведения, называя его то сборником стихов, то поэтическим циклом, то циклом-поэмой.

О цикле стихов как о специфическом жанровом образовании существует немало исследований историко-литературного и теоретического плана - от статей до кандидатских и докторских диссертаций, а также работ монографического характера, появившихся в последние десятилетия. Под лирическим циклом мы подразумеваем упорядоченное единство самостоятельных текстов, объединенных многоуровневой смысловой связью и общим заглавием.

Лирический цикл, сосуществуя с лирической поэмой и порой с ней сближаясь, не уподобляется ей, а знаменует собой качественно новую форму особого типа. Цикл характеризуется более распространенной и сложной, по сравнению с поэмой, системой развития определенных идей, символов, скрепленных меньшим числом интегрирующих признаков - чаще всего лишь единством лирического героя.

Целостность цикла находится в прямой зависимости от степени структурной автономности составляющих его элементов, а его единство следует рассматривать как единство противоположностей, характеризующееся действием как центростремительных, так и центробежных сил. Поэтому известная «извлекаемость» отдельного произведения из контекста цикла - не менее важный его признак, чем целостность или «неделимость».

При первом обращении к циклу читатель и исследователь назовут в качестве ведущего циклообразующего элемента композиционную роль библейской притчи о гибели Содома и Гоморры, так назывались два города на Ближнем Востоке, навлекшие на себя гнев Бога своими пороками и бесчинствами. Бог истребил их со всеми жителями каменным и огненным дождем. Спастись было позволено только праведному Лоту и его семье. И то не в меру любопытная жена Лота нарушила приказ не оборачиваться при бегстве и превратилась в соляной столб. Эта легенда дала русскому языку несколько фразеологических оборотов: Содом и Гоморра означают теперь дикий хаос, полнейший беспорядок. Превратиться в соляной столб значит окаменеть от ужаса или неожиданности. Праведными Лотами мы называем тех хороших людей, которые живут в дурном окружении.

На связь с библейскими образами указывает заглавие «В пригороде Содома», предполагающее настрой на философическое восприятие произведения. Заглавие цикла дает развитие мотиву наказания Содома за грехи его жителей. Такое же заглавие «В пригороде Содома» имеет и центральное стихотворение цикла. Мотив гибели Содома развивается в цикле в двух направлениях: через систему реминисценций из Ветхого Завета и через систему поэтических образов, связанных с рассматриваемой библейской притчей («ангелы», «грех», «пожар», «непослушание», «Жена Лота»).

Очевидно, что образность библейской притчи о Содоме и Гоморре является важным текстообразующим элементом, однако рассматривать ее как ведущий циклообразующий элемент нельзя. Как мы видим, образ Содома появляется во 2–9 стихотворениях цикла, его нет в первом стихотворении и в трех последних. Автор не использует этот образ в качестве «закольцовывающей» композиционной скрепы.

Обратимся к тексту «Библии», чтобы очертить круг ассоциаций, связанных с притчей о Содоме и Гоморре. Одним из самых прекрасных городов Иорданской долины был Содом, располагавшийся на равнине, которая своим плодородием и красотой походила на «сад Господень». Здесь пышно цвели роскошные тропические растения. Это была родина пальм, маслин, винограда. Царящее повсюду изобилие порождало роскошь и гордыню. Праздность и богатство делают черствыми сердца тех людей, которые никогда не знали нужды и горя. Богатство и досуг способствовали пристрастию к удовольствиям, и люди без меры предавались чувственным наслаждениям. «Вот, говорит пророк, в чем было беззаконие Содомы, сестры твоей и дочерей ее: в гордости, пресыщении и праздности, и она руки бедного и нищего не поддерживала. И возгордились они и делали мерзости пред лицем Моим, и, увидев это, Я отверг их» (Иез. 16: 49, 50).

В Содоме царило веселье, устраивались пиршества и попойки. Низменные страсти ничем не сдерживались. Люди открыто выступали против Бога и Его закона и находили величайшее удовольствие в насилии. Во время переселения Лота в Содом растление еще не было столь всеобъемлющим, и Бог в Своей милости позволил лучам света сиять среди нравственной тьмы: «Благословен Аврам от Бога Всевышнего, Владыки неба и земли; и благословен Бог Всевышний, Который предал врагов твоих в руки твои» (Быт. 14: 19,20). Провидение Божье указывало путь этим людям, но, как и прежде, последний луч света погас во мраке. Наступила последняя ночь для Содома. Уже тучи мщения сгустились над обреченным городом. Но люди ничего не замечали. В сумерках два странника подошли к городским воротам. Они выглядели, как путешественники, желающие остановиться здесь на ночлег. Никто не обнаружил в этих скромных на вид путниках могущественных вестников Божественного правосудия, и беззаботная, веселая толпа совсем не думала о том, что в ту ночь бесцеремонным обращением с ними они наполнят чашу своих беззаконий, обрекая свой гордый город на гибель. Но среди них нашелся человек, который любезно пригласил путников к себе в дом. Лот не знал, кем они были в действительности, но вежливость и гостеприимство были в его обычае. Эти качества являлись частью его вероисповедания. Он научился им на примере Авраама. Лот надеялся скрыть свое намерение от праздно шатающейся толпы и повел путников к дому окольным путем. Но нерешительность путников, их отказ, настойчивые просьбы Лота привлекли к себе внимание, и не успели они еще лечь спать, как нечестивая толпа окружила дом. Это была большая компания людей разного возраста, охваченных огнем отвратительной страсти. Путники расспросили Лота о жителях города, и тот предупредил их, чтобы они ни в коем случае не выходили из дома. А в это время все громче раздавались глумливые крики черни, требующей, чтобы незнакомцы вышли к ним. Зная, что, распалившись, они могут вломиться в дом, Лот вышел к ним и уговаривал не делать зла. Но их ярость бушевала, как разъяренная стихия. Они насмехались над Лотом, вздумавшим осуждать их, и угрожали поступить с ним еще хуже, чем с его гостями. В ярости они двинулись к нему и разорвали бы его на части, если бы не вмешательство ангелов Божьих. Небесные вестники простерли руки свои и ввели Лота к себе в дом, а дверь заперли. Последующие события показали, кем были в действительности люди, принятые Лотом, как гости. Если бы те, кто действовал в ожесточении сердца, не были бы слепы душой, наказание Божье устрашило бы их и заставило отказаться от ужасного намерения. В ту последнюю ночь преступлений было совершено не больше, чем прежде, но благодать, которую так долго отвергали, наконец, иссякла. Жители Содома перешли границы Божественного долготерпения, невидимую черту между Его терпением и гневом. Огонь мщения Его был готов возгореться в долине Саддим. Ангелы открыли Лоту цель своего прихода: «Мы истребим сие место; потому что велик вопль на жителей его к Господу, и Господь послал нас истребить его. Ангелы повелели ему собираться: взять жену, двух дочерей, которые находились в его доме, и покинуть город. Но Лот медлил. И, если бы не ангелы Божьи, все погибли бы под развалинами Содома. Небесные вестники взяли его, жену и дочерей его за руки и вывели из города. Здесь ангелы оставили их и вернулись в Содом, чтобы совершить свое разрушительное дело. Другой, Тот, Кого умолял Авраам, приблизился к Лоту. Во всех городах долины не оказалось даже десяти праведников; но в ответ на просьбу патриарха человек, живший в страхе Божьем, был избавлен от гибели. Вдруг неожиданно, как гром среди ясного неба, разразилась буря. Огонь и серу Бог обрушил на города и плодородную долину: дворцы и храмы, богатые жилища, сады и виноградники, беспечная толпа, которая только прошлой ночью издевалась над небесными посланниками, - все было уничтожено огнем. Дым поднимался к небу, как из огромной печи. Некогда прекрасная содомская равнина превратилась в пустыню, которая никогда больше не приняла прежний вид, оставшись для всех поколений свидетельством неизбежности судов Божьих за нарушение Его закона.

В православной традиции история Содома толкуется как предостережение: пламя, уничтожившее города равнины, озаряет предостерегающими всполохами и наши дни. Несмотря на то, что Бог долготерпелив по отношению к грешникам, существует предел, который люди не могут преступить, продолжая грешить. Когда люди достигают этого предела, благодать отнимается и разражаются суды Божьи.

Поэтесса за историей Содома и Гоморры не видит просто историческое событие, которое произошло много тысячелетий назад. У нее вызывает серьезную тревогу духовный облик современного мира. К Божественному слову люди относятся легкомысленно. Искренняя преданность, нелицемерное благочестие уступили место пустому формализму. Ежедневно повторяющиеся события прошлого свидетельствуют об исполнении предначертанного. Мир словно созревает для гибели. Страданию поэтессы нет границ, поэтому и художественный мир цикла утрачивает видимые границы: реальный мир разомкнут в Вечность и Вселенную. Для отражения этого поэтесса создает особое художественное пространство: действие переносится из подмосковного «пригорода Содома» в иное географическое пространство, основанное на соединении мифологического и современного.

На первый взгляд пространство реальности и библейское пространство просто сосуществуют в цикле. Но рассмотрим более детально, как они взаимодействуют в художественной ткани цикла эти пространства. Реальность представлена следующим образными рядами: птицы – лес – дерево – камень – письменный пень – письменный стол – деревья в лазоревом нимбе – далекие моря; ворота – дом – крепостная стена – дворик – город – потолок – хрусталь над столом; электричка – вагоны – тамбур – автотрассы – смог – рюкзак.

Библейское пространство очерчено рядами, включающими следующие элементы: птичьи страсти – звездные просторы – облака – бьет и дождик в колокола; серафический глагол – Серафим с обгорелой ключицей – сума и посох – Илья-пророк – пророк Иона – желанная весть – пророк, которого камнями побивают, – слово как имя Божье – много земных имен; город Содом – супруга Лотова – дом Лота – ворота – содомские грешники – пригород Содома.

Пространственные миры цикла, действительно, организованы по принципу параллелизма, однако он только подчеркивает взаимопроникновение миров в многомерном пространстве творчества. Именно мотивы творчества и странничества объединяют рассматриваемые миры.

Сквозной темой цикла становится тема поэтического творчества, которое понимается И. Лиснянской как путешествие в пространстве и времени, объединяющее миры и эпохи. Такое понимание одной из центральных тем становится важным циклообразующим фактором. Исследователи обращают внимание на еще одну особенность художественного пространства цикла «В пригороде Содома», обусловленную развитием в цикле «дачной темы». В цикле то и дело слышен грохот ежеминутно спешащих из «Содома» или в «Содом» электричек. Шум проезжающих мимо поездов слышал в Переделкино и Б. Пастернак. Неслучайно черты сходства «переделкинской» картины мира И. Лиснянской и Б. Пастернака становятся очевидными с первого стихотворения «Птичья почта», представляющего собой интонационный и образный диалог со знаменитой «Балладой» («На даче спят...») Б. Пастернака. По мотивам стихотворения «На ранних поездах» того же Бориса Леонидовича, похоже, написано стихотворение «Театр одного актера» И. Лиснянской.

Временная ткань цикла «В пригороде Содома» неоднородна. Прошлое – это эпоха библейского Содома, «содомский сон» лирической героини. Настоящее – эпоха нового Содома, еще более грешного и трагичного, чем Содом библейский. Лирическая героиня цикла страдает, осознавая, что мы сегодня живем в тех же самых условиях и что мир, окружающий нас, является тем же Содомом и той же самой Гоморрой.
На первый взгляд, сквозная мысль цикла – попытка убедить себя и своих читателей, что все это уже было, был Содом и есть Содом. Порой в строках цикла слышатся нотки отчаяния. Действительно, нарисованные в цикле картины трагедий одна страшней другой: вот павшая Троя, вот ставшая пеклом Хиросима.

Осмысление связи прошлого и настоящего помогает лирической героине почувствовать, как в ее сознании, мироощущении исчезает граница между ними, как формируется понятие «жизнь» и ощущение жизни воспринимается как спасение. На образном уровне поэтесса показывает исчезновение границы между различными эпохами: вечности произвол – экзамен по истории – памяти опыт печален – шла я многие века – времени излом – пограничная … полоса / между тем, что прошло, и тем, что проходит мимо / между тем, что проходит, и тем, что еще грядет – Дым один шел впереди меня / В неизвестность нынешнего дня – ты время и место перевираешь – Не забегай вперед на тысячелетья, / А вспоминай.

Если в первых стихотворениях цикла героиня испытывает страх перед Вечностью, то в последующих она переносится из настоящего в прошлое, из прошлого в настоящее, из настоящего в будущее. С ее точки зрения, возможность переноситься из эпохи в эпоху человеку дарит память. Память о горе и страдании приносит печаль, сжигает огнем, но утратить память, лишиться ее значит перестать жить. Понаблюдав за приметами различных эпох, воссозданных в цикле «В пригороде Содома», приметами прошлого и настоящего, можно сделать вывод о том, что поэтесса И. Лиснянская пытается философски осмыслить пережитое, разобраться в сложном, неоднозначном сегодняшнем, нынешнем «Содоме» путем «наведения мостов» между нестыкующимися, но такими похожими эпохами. Мотив памяти становится элементом, связующим различные временные пласты, создающим новую вневременную художественную реальность, которую мы видим в трех последних стихотворениях цикла.

Первое, что обращает на себя внимание при рассмотрении субъектного ряда цикла «В пригороде Содома», – это одиночество лирической героини, которое является независимостью от других людей, но не от самой себя. Жить с собой в ладу не удается. И не потому, что все вокруг плохо, а потому, что именно разлад с собой и есть то состояние души, которое и позволяет оставаться человеку живым и чувствующим. Поэзия, поэтическое творчество в этой ситуации воспринимаются героиней как расплата и становятся ее судьбой, наказанием и спасением. Оказывается, так тяжело сочувствовать людям и неодушевленным вещам, которые обладают способностью к памяти. Собеседники поэта – существа, лишенные самостоятельного голоса, обреченные на молчание. Их голосом становится голос поэта. Какие бы роли, какие бы маски ни примеряла бы на себя героиня цикла, она предстает перед читателем в двух своих основных ипостасях – поэта и женщины.

Лирический субъект цикла «В пригороде Содома» – поэт сдержанный, сопровождающий читателя в пределах личного: памяти, взгляда, ощущения. Не отрицание своего «Я», не совпадение с «Я» того, кто слушает, а возможность понимания и угадывания – родственной души, похожего восприятия, доверия и способности к неотторжению. Для нее и смерть – не уход туда, откуда не возвращаются, а переход к светлому состоянию, не глубокий тоннель, а высокий стебель, ведущий не к провалу, а к вершине. Замечать существование мелочей, уметь разглядеть в общем частности, в большом - его подробность. Внимательность к тому, что дано природой, – к дождю, ветру, дереву. Голос поэта – это и есть голос травы, тишины, это непраздный разговор с понимающим собеседником. Это разговор о той самой вести, которую приносит ветер или о которой шелестит дерево.

Но лирическая героиня может быть жесткой, жестокой к себе. Ясность зрения, глубина видения сочетаются с трезвостью взгляда и отстранением от увиденного. Растворяясь в мире, поэт все же остается самим собой, отдельным и отделенным, сохраняя оболочку своего существования и не нарушая цельности того предмета, на который направлено внимание. Живой интерес к происходящему вне: за окном, за дверью, за порогом. Поэт не испугается приближения, не заслонится рукой, листом бумаги, башней из слоновой кости, ее душа раскрыта происходящему. Может, оттого ей так и больно, что глубина проникновения чужого взгляда не регулируется сознательно. Принимается все, как дыхание, иначе не получается. Нет неважных или не личных вещей. Все имеет право на существование: и тоска, и боль, и одиночество. Важен не поиск виноватых, а осознание данного состояния и себя в нем если не как блага, то как неизбежности, которую нужно принять. Не смириться, а прожить ее по максимуму, пройти насквозь.

И. Лиснянская не встает на позиции пророка и не пытается стать учителем жизни. Она называет себя «кукловодом». Ее творчество – это только рассказ о том, что она видит и чувствует, это способ самоопределения, возможность разговаривать со временем на его языке. «Человеческая» составляющая образа лирического субъекта.

Лирической героине цикла приходится то стоять «у содомских ворот», то становиться на время служанкой в доме Лота; то она чистый ангел, то «лоза, втоптанная в грязь». Мир, который она видит, есть не что иное, как отражение ее же собственного состояния: те же тоска, тревога, печаль. Поиск себя превращается в осознание вины перед жизнью, перед людьми, доходящей до отчаяния. Человек оказывается зажатым между временем и памятью, в оболочке сомнения. Перед нами женщина, чувствующая, страдающая, то отчаивающаяся, то вновь обретающая себя. На протяжении цикла она несколько раз сравнивает себя с женой Лота.

В окрестности Мертвого моря есть соляные столпы, напоминающие человеческие изображения; один из них (его до сих пор показывают паломникам) очень похож на женскую фигуру. Это по преданию и есть жена Лотова, которая превратилась в соляной столп: она задержалась, и, видимо, осадки каких-то веществ покрыли ее и затвердели на ней. Христос говорит, предупреждая о будущих бедствиях: «В тот день, кто будет на кровле, а вещи его в доме, тот не сходи взять их; и кто будет на поле, также не обращайся назад: Вспоминайте жену Лотову» (Лук. 17, 31-32) Она наказана за явное пренебрежение словом Божьим: при исходе из Содома оглядываться было запрещено.

Героиня И. Лиснянской считает себя в тысячу раз грешней, чем жена Лота, потому что она не оглянулась на страдающий город, смогла перешагнуть через чужое горе. С точки зрения лирической героини, поэт не может себе этого позволить.

Специфику лирического цикла исследователи видят в том, что свою судьбу в нем имеет не только лирический субъект, но и внеположный ему окружающий мир. И если судьба лирического субъекта поэтического цикла предстает во многом как судьба глубоко индивидуализированная, зыбкая, частная и потому непредсказуемая, то судьба мира изображена как судьба всеобщая, универсальная, существующая по своим собственным значимым и объективным законам. На таком сопоставлении частного и общего, подвижного и устойчивого, субъективного и объективного и возникает художественная образность лирического цикла.

Значимость мотива Содома как циклообразующего элемента реализуется в полной мере на метафорическом уровне. Поэтесса за историей Содома видит не просто историческое событие, которое произошло много тысячелетий назад. Для нее это метафора современного мира, современного общества. Художественное время (содомское прошлое, настоящее нового Содома, будущее содомских грешников) и художественное пространство цикла (пространство реальности и библейское пространство) организованы на основе принципов взаимосвязи, взаимопроникновения, разомкнутости границ. Пространственные миры (реальный и библейский) организованы по принципу параллелизма, который подчеркивает взаимопроникновение миров в многомерном пространстве творчества. Именно мотивы творчества и странничества объединяют рассматриваемые миры. Сквозной темой цикла становится тема поэтического творчества. Причем творчество понимается И. Лиснянской как путешествие в пространстве и времени, объединяющее миры и эпохи. Такое понимание одной из центральных тем цикла становится важным циклообразующим фактором.

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2017-01-20; просмотров: 837; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.232.108.171 (0.034 с.)