Мерлин и алхимический Меркурий

К легенде о Мерлине вскоре добавилось неимоверное количество литературы, разрабатывающей образ Мерлина с разных точек зрения. Начали появляться и "Пророчества Мерлина", которые в большей или меньшей степени готовили почву для политических или церковных конфликтов того времени (1). Все выше и выше, как волны потопа, за следующие столетия поднимались потоки этой литературы, появившейся в Британии, Испании и Италии (2). Последователи Иоахима Флорского опубликовали мысли своего учителя по поводу пришествия Антихриста (которого они видели в императоре Фридрихе II, 1194-1250) под заглавием Verba Merlini (3), а венецианский иоахимист опубликовал еще одну работу, озаглавленную Les Prophities de Merlin (4). Эта работа, ортодоксальная по своему духу, содержит некоторые сильные критические высказывания о злоупотреблениях внутри Церкви. В Италии за этими работами последовали политические писания, которые затрагивали все возможные тенденциозные темы, так что Церковь постепенно пришла к выводу, что произведения, касающиеся Мерлина, опасны. Трентский собор (1545-1563) включил Merlini Angli liber obscurarum praedictionum (Книгу темных пророчеств Мерлина англичанина) в Индекс запрещенных книг (5); после этого прилив литературы на эту тему на континенте стих.

Если образ, сам по себе довольно фантастический, вдруг оказывается до такой степени у всех на устах, естественно предположить, что он соответствует интенсивно формируемому содержанию коллективного бессознательного, и можно ожидать, что будут заметны и параллельные проявления. С фактической точки зрения, расцвет литературы о Мерлине совпал по времени с расцветом западной алхимии, а в последней мы видим персонификацию тайной субстанции, которая обладает удивительным сходством с Мерлином, а именно алхимический Меркурий. В алхимической литературе Меркурий персонифицирует prima materia и в нем античный бог откровений не только остался жить, но и обогатился многочисленными усилениями. Доктрина поздней античности о богоподобном Антропосе выжила, не в точности expressis verbis, но замаскированная тысячей форм, в рассуждениях алхимиков по поводу materia. Юнг собрал наиболее важные аспекты в своем эссе о "Духе Меркурия" (6), на которое мы должны ссылаться, поскольку невозможно описать множественные аспекты этого образа в нескольких строках. Скрытый бог природы (7) и персонификация lumen naturae (8), алхимический Меркурий является в то же время и воплощением великого внутреннего человека, Самости, которая отображает черты, комплементарные церковному образу Христа (9). Он проводник и советчик тех, кто в одиночестве готовится к поиску непосредственного ощущения божественного. Удивительно, сколько общих черт у Мерлина и у Меркурия алхимиков. Оба способны на бесконечные трансформации. Оба сравниваются то с Христом, то с Антихристом (10). Оба служат аналогами воодушевляющего дыхания Святого Духа (11) или высмеиваются как лжепророки. Оба обладают природой трикстера, оба скрыты, оба являются тайными действующими лицами, стоящими за трансформацией "Короля" (12) и связаны с богами любви (13). Оба связаны с Сатурном (14) и оба порождают безумие либо сами становятся его жертвами (15). И наконец, оба представляют тайну "божественного сосуда" (16), который служит объектом поиска человеком. Оба связаны с опытом божественного в природе или в бессознательном. Две песни Талесина, которого, как было упомянуто, можно рассматривать как ученика и сподвижника Мерлина (17), превозносят этот дух:

Я был во многих образах, пока не достиг благоприятной формы.

Я был узким лезвием меча; я был каплей в воздухе; я был сияющей звездой; я был словом в книге; я был книгой в начале; я был светом фонаря год и еще половину; я был мостом для перехода через более пяти дюжин рек; я путешествовал орлом; я был лодкой в море; я был вождем в битве; я был мечом в руке; я был щитом в сражении; я был струной арфы; колдовство превратило меня на год в водную пену; нет ничего, чем бы я не был (18).

В ирландском аналоге этой песни, из Книги Секана и Книги Баллимота, Талесин говорит:

Я – ветер, веющий над морем;

Я – океанская волна;

Я – шепот волн на берегу;

Я – семь батальонов;

Я – сильный бык;

Я – орел на скале;

Я – луч солнца;

Я – прекраснейшее из растений;

Я – храбрый дикий кабан;

Я – лосось в воде;

Я – озеро на равнине;

Я – хитрый художник;

Я – гигантский воин с мечом;

Я могу менять свой образ, как бог (19).

В этих высказываниях Талесин описывает себя как некое космическое духовное существо, творящее, божественное и способное к самотрансформации. В то же время он предлагает образ Меркурия, который часто описывается адептами как именно такой дух, тоже способный преображать себя. Один текст говорит о нем "дух мира, ставший телом в пределах земли!" (20). Он также ветер или pneuma и воды моря (21), он воплощается в орла и других животных (22), как и в солнечный луч (23). Алхимик Авиценна говорит о нем: "Он – дух Господа, наполняющий весь мири в начале носившийся над водами. Его зовут также духом Истины, который скрыт от мира" (24). Это сильно напоминает нам Мерлина, который был приучен говорить истину и который жил скрытым от мира. Меркурий также искусен и двойствен: один текст говорит о нем, что "он бежит вокруг земли и равно радуется обществу добродетельных и грешников" (25). Он воплощение первоначального человека (26), фигуры, объединяющей Христа, светлую половину символа Самости, с ее темной половиной, Антихристом, в одно существо (27). Если думать о Мерлине как о параллели Меркурия, становится понятно, что де Борон должен был описать его как Антихриста, а потом, напротив, еще раз изобразить его служителем Христа.

Более того, у нас есть право сравнивать Мерлина с алхимическим Меркурием, поскольку так поступали сами алхимики. Стихи о Меркулине цитируются в Rosarium philosophorum (примерно XV век). Объединение двух имен в этом случае возможно получилось из неправильного прочтения слова "Меркурий", но даже если так, то это не случайно. К тому же существует еще один известный алхимический трактат, Allegoria Merlini, который описывает тайну убийства и трансформации короля (28). Мерлин стоит как за Артуром, так и за Королем Грааля как создатель, охранитель и советник Короля, также он стоит и за Персевалем. Официально – он помощник, но у него есть и другая сторона, которая обращает на себя наше внимание в описании сатурнианского человека с деревянной ногой. Как и Мерлин, последний также астролог и маг, хотя и в более опасном и странном аспекте, и по этой причине мы подчеркнули его роль как образ противника короля Грааля. У самого же Короля фон "духоподобный".

Многие ученые идентифицируют Короля Грааля с Браном (возможно, из-за его имени – Брон), богом-героем и королем нижних областей Мабиноги (29), и этот аспект продолжает держаться за христианизированным образом. В труде, известном под названием "Elucidation" (30), о нем говорится, что он владел некромантией и был магом, способным изменять форму по своей воле. В Queste del Saint Graal (31) его страдания вызваны двумя змеями, обернувшимися вокруг его шеи (та же проблема противоположностей, что и описанная с помощью белого и красного драконов). В таком облике он подходит поразительно близко к природе Мерлина, т.е. он теряет свои характеристики коллективного принципа сознания и (как sol niger алхимии) ассимилируется в архаическом дуальном аспекте символа Самости. Тогда он и его противник становятся идентичными, и оба – и Король, и его невидимый враг – во многих отношениях соответствуют Мерлину. Последний, в таком случае, недвусмысленно воплощает загадочный аспект Самости, в котором противоположности кажутся объединенными. Это выглядит так, как если бы он возвел Короля на трон, и в то же время приготовил и вызвал его свержение, т.е. он будто воплощает дуальный аспект Самости, в котором он еще раз становится подобием Меркурия. Поскольку он живет со своей сестрой, его можно сравнить с хорошо известной в алхимии парой "брат-сестра", образом, воплощающим дуальный аспект тайной субстанции.

Юнговское всестороннее описание Меркурия также может, слово в слово, быть приложено к Мерлину:

Он одновременно материален и духовен [Мерлин – телесный человек, позже – дух, говорящий из могилы.]

Он – процесс, с помощью которого низшее и материальное преображается в высшее и духовное, и наоборот. [В качестве противника Мерлин толкает Короля Грааля вниз, в physis, и посылает Персеваля на гору Дулуру для обретения им духовности]

Он – дьявол [в качестве Антихриста], искупающий психопомп, уклончивый трикстер и отражение Бога в материальной природе.

Он также – отражение мистического опыта мастера, который совпадает с opus alchymicum. В этом качестве он представляет, с одной стороны, самость, и, с другой стороны, процесс индивидуации и, из-за бесконечного числа своих имен, также коллективное бессознательное (32)

Удивительно, что такой образ, как Самость, возникает практически одновременно как Меркурий в западной алхимии и как Мерлин в легенде о Граале. Это указывает на то, как должна была быть глубока в то время психическая необходимость такой неразделенной персонификации воплощенного божества, которое должно излечить противоположности Христа-Антихриста.

Нужно обсудить здесь еще один аспект Мерлина: его связь с символом оленя. Олень появляется в любопытном эпизоде, когда Мерлин наказывает неверность своей жены. Он приезжает к ней верхом на олене и убивает соперника оленьими рогами, которые бросает в него. Эта связь с оленем для него тоже общая с Меркурием, который в алхимических текстах часто описывается как cervus fugitivus (бегущий олень) (33). Однако, возможно, что память о кельтском боге Керуннусе – боге, который, согласно Марксу (34) прошел мистерию трансформации – также выжила в этом символе оленя. Керуннус был расчленен и сварен в сосуде (!) для того чтобы вновь, омоложенным, восстать из мертвых (35); таким образом он проходит истинно алхимическую мистерию трансформации. В этом отношении Мерлин сам может быть скрытым содержимым Грааля (36).

В третьей части трилогии де Борона Мерлин предстает перед Персевалем как старик с серпом вокруг шеи и одетый в высокие сапоги. Он говорит Персевалю, чтобы тот шел на турнир, и когда Персеваль спрашивает его, кто он такой, он отвечает: "Si fait, grand partie de ton afaire gist sor moi" ("Да, воистину, большая часть твоих дел опирается на меня"), и напоминает ему о его клятве не спать дважды под одной крышей, пока он не найдет Грааль (37). Здесь утверждается, что Мерлин – таинственный инициатор поисков Персеваля; он заряжен задачей героя, именно потому, что он представляет Самость, внутреннюю целостность, которой Персеваль достигнет через поиск Грааля. Таким образом, Мерлин и есть тайна Грааля. Серп, который он несет на своей шее, более или менее сравнивает его с Сатурном, роль которого мы уже обсуждали.

В других версиях он появляется как старый отшельник (38), иногда одетый в белое (39), цвет духов у кельтов (40), иногда – как дровосек в лесу, или, в облике ombre (тени) он встречает героя на его пути. Здесь стоит еще раз рассмотреть роль Мерлина у продолжателей Кретьена (41). У них появляется не сам Мерлин, но женщина верхом на муле, которая помогает Персевалю с помощью совета и волшебного кольца. Позднее оказывается, что она – дочь Мерлина, и когда Персеваль привязывает своего коня к колонне у горы Дулуру, она говорит, что эту колонну воздвиг ее отец. Здесь невидимый Мерлин косвенно помогает Персевалю через образ анимы. В этой версии дело обстоит так, словно символ Самости не персонифицирован независимо позади анимы, но лишь влияет на свою цель из места своего укрытия "за кулисами". С другой стороны, у де Борона, как и у его продолжателя, который намного серьезнее обсуждает христианскую проблему противоположностей, образ существа, которое излечивает противоположности, неожиданно появляется в картине и даже становится в его работе доминирующим образом. Однако кажется, что возможно найти еще один след Мерлина у продолжателей Кретьена, а именно, это женщина в красном, которая появляется из воды и посылает Персеваля вернуть голову оленя. Эта Женщина Красной Звезды, чье платье символически приписывает ей силу просветления, оказывается наследницей феи Морганы, от которой она получила шахматную доску, на которой Персеваль терпит поражение от невидимого противника. Не может ли этот невидимый противник оказаться "скрытым Мерлином", с которым живет эта женщина (как это сделала Моргана)? В любом случае это архетипический мотив волшебных сказок, состоящий в том, что до того, как герой сможет добиться ее любви, он должен сначала отделить образ анимы, которую он должен победить, от невидимого языческого духа, который он должен победить прежде. В норвежской сказке "Der Kamerad" (42) принцесса по ночам вступает в половую связь с троллем и вместе они убивают всех ее поклонников, вплоть до появления героя, который способен победить тролля. В параллельной северогерманской сказке (43) тролль – это старик, который живет в горе и совершает службу перед алтарем, на котором лежит колючая рыба. Этого старика нужно победить, прежде чем герой сможет жениться на принцессе.

Здесь "старец горы" – конечно же Вотан, ждущий момента своего возвращения и тем временем (поскольку он не признан или его не принимают всерьез) овладевающий бессознательной душой человека, анимой, в злом образе. Игра в шахматы, однако, указывает скорее на Керуннуса, которого часто изображают с игральной доской (44). Как и руны Вотана, все эти игры служат цели прорицательного познания воли богов. В Мерлине, возможно, возрождается более древний образ Бога, образ, в котором аспекты Вотана смешиваются с чертами связанного с архетипами Керуннуса, образ внутренней целостности, который отпечатывает в человеке свои еще не выполненные требования. Подобно упомянутым сказкам, Мерлин – если всегда считать, что именно он стоит за водной феей – также составляет в каком-то смысле опасную судьбу для героя. Задачу найти голову оленя, которую дает Персевалю Женщина Красной Звезды, возможно, стоит понимать в том смысле, что олень представляет Мерлина-Меркурия, который часто посещает аниму как невидимый любовник и которого Персеваль должен победить, прежде чем он сможет завоевать ее. Но в этом случае, почему Носительница Грааля вдруг вмешивается и замедляет нахождение Персевалем оленя? Предполагая, как предложили мы, что Мерлин – это божественное содержимое сосуда Грааля, мы столкнемся с дупликацией этого мотива. Тайная цель обеих фигур – в том, чтобы привести Персеваля к символу Самости, но Носительница Грааля более склонна поставить его на путь дальнейшего развития христианского символа, в то время как водная фея поведет его к возвращению к языческому духу природы – последний не обязательно стоит интерпретировать как нечто, обладающее низшей ценностью. При окончательном анализе обе женщины движутся в одном и том же направлении.

В этой связи Гарсаль, Белый Рыцарь, может быть интерпретирован на христианское этическое отношение, противопоставленное намерениям второй анимы. Поскольку у Мерлина есть черты как Христа, так и Антихриста, поставленная задача была практически неразрешима для человека средневековья, который был не способен мыслить парадоксами.

В этой истории олень появляется в дублированной форме, для которой можно рассмотреть следующую диаграмму:

В той мере, в какой он несет в себе животные компоненты символа Христа, и, как образ superbia, запечатлен дьявольскими чертами (45), первый олень, прибитый к дереву – это центральная фигура между полярными противоположностями Христа и Антихриста. Это регрессивное внешнее проявление Избавителя, в котором светлые и темные стороны все еще кажутся объединенными. Второй олень, преследуемый Гарсалем, будет прогрессивной формой проявления, равной Мерлину, спасителю, в котором противоположности кажутся более близкими друг к другу на более сознательном уровне. Ось напряжения (Христос-Антихрист) иллюстрирует моральную проблему добра и зла, в то время, как вторая ось (Олень I – Олень II) изображает проблему регресса или прогресса жизненного процесса и опасность вновь утонуть в первоначальном языческом единстве вместо того, чтобы двигаться к обновленному состоянию единства. Это не только олень, но и образ анимы, который появляется в дуплицированной форме. Это указывает на эмоциональную неопределенность рассмотрения, которую, очевидно, сначала почти невозможно преодолеть. Само собой, требуется большая широта сознания и зрелость чувств, чтобы полностью понять такой образ, как алхимический Меркурий или Мерлин из легенды о Граале. Пока современная психология не открыла, что исходная природа человека дуальна – тот факт, что он состоит из сознательной и бессознательной личности, каждая из которых компенсирует другую – такое понимание было практически невозможно; лишь с трудом сознательный ум был способен освободиться от определенных одноколейных формулировок. Более того, человек средневековья должен был выполнить еще и другую задачу, ту, что согласовывалась со стремлением вверх, так ясно представленном в архитектуре того времени. Он поднялся снизу, из тьмы бессознательного и варварства, и его задачей было преодоление чисто природных условий, в которых первобытный человек еще находится в плену (46) и принять духовное отношение. Для выполнения этой задачи христианская доктрина давала не только наиболее полное выражение, но также предлагала помощь и руководство. Даже сейчас многие все еще трудятся над этой проблемой; более того, она индивидуально представлена в каждой человеческой жизни. Тем не менее для современного человека проблема в целом иная, в той мере, в какой с течением веков он отождествлял себя исключительно с добром, или с духовным, и, следовательно, он больше не «внизу», но лишь «наверху» - или, по крайней мере, представляет себе, что он наверху. И поэтому для него стало необходимо еще раз проследить свои шаги на темную сторону инстинктов.

Если объединение противоположностей путем синтеза было невозможно в средние века, тем не менее, казалось, что все указывает на тот факт, что наш век обременен долгом, если не выполнения этой задачи, то, по меньшей мере, взятия ее в свои руки.

Неопределенности современной жизни будут все более и более заставлять людей интересоваться своей «другой стороной», и, конечно, не случайно, что открытия психологического искусства выковали инструмент, который может одновременно и показать нам путь, и помочь нам выполнить эту задачу. Открывание бессознательного побуждает к расширению и углублению сознания, что делает возможным новую и лучшую ориентацию, таким образом оказывая неоценимую помощь. Более того, через возрождение или включение архетипов – которые явно не только образы, но и idees forces т.е. силы – именно эти силы становятся доступными. В добавление к знанию и пониманию, вливание этих сил в сознание также делает возможным вызвать требуемое отношение, которое необходимо, как уже подробно объяснялось, для завершения целостности.

¹ Ср. Zumthor, Merlin le Prophite, pp. 55 ff; и San Marte, Die Sagen von Merlin.

² Ср. Zumthor, op. cit., pp.

³ Ibid., p. 100.

⁴ Ibid., pp. 101-2.

⁵ Ibid., p. 113.

⁶ В Alchemical Studies, pars. 239-303.

⁷ Ibid., p. 112 and 135-36.

⁸ Ibid., р. 99.

⁹ Ibid., pp. 87 и 135-36.

¹⁰ Ibid., pp. 103, 105 и 111.

¹¹ Ср. ibid., p. 99.

¹² Ibid., pp. 119.

¹³ Ibid., pp. 102 и 115-16.

¹⁴ Ibid., pp. 116-17.

¹⁵ Ibid., pp. 116.

¹⁶ Ibid., p. 102.

¹⁷ Был даже труд под названием A Dialogue between Merlin and Taliesin.

¹⁸ Ср. "The Book of Taliesin according to С Squire, Celtic Myths and Legends; или S. Skene, Four Ancient Books of Wales, Vol. I, p. 276. Эти литературные ссылки были любезно предоставлены P. Wolff. По поводу вопроса о датах, ср. Nitze, Perlesvaus, p. 154.

¹⁹ Ср. Squire, op. cit.; и Arbois de Jubainville, Cycle Mythologique. Эти ссылки были также предоставлены господином Wolff.

²⁰ Ср. полностью "The Spirit Mercurius" в Alchemical Studies, особенно par. 261.

²¹ Ср. ibid., pars. 265 and 261где Меркурий описан как totus aereus et spiritualis,

²² Ср. Lambsprinck, De Lapide Philosophico.

²³ Ср. Senior, De Alchemia, pp. 9 ff.

²⁴ Alchemical Studies, par. 263.

²⁵ Ibid., par.

26 Ibid., par.

²⁷ Ibid., par. 270.

²⁸ Для более подробного сравнения см. Mysterium Coniunctionis, par. 357.

²⁹ Ср. Marx, La Legende Arthurienne, pp. 68-69, 201 и 215; также Dorothy Kempe, op. cit., p. xxi.

³⁰ Ср. ibid., p.185.

³¹ Ibid., p. 285.

³² Alchemical Studies, par. 284.

³³ Ср. p. 259 выше. В рассказе о Грисандоле, Мерлин явно появляется как олень. Ср. Zumthor, op. cit._t pp. 197-98. Ср. также, связь Суибне с оленем; см Benes, p. 313.

³⁴ Op. cit., p.184.

³⁵ В чаше Гундеструп. См. также Marx, op. cit., pp. 184-85. В неопубликованной рукописи Margarete Riemschneider также предполагает, что за богом-оленем Керуннусом может быть скрыта тайна Грааля. Информация об этой рукописи была получена слишком поздно, чтобы использовать ее в тексте настоящей книги, но стоит поблагодарить г-жу Riemschneider за возможность взглянуть на ее толкование. Суибне также имеет некоторую связь с оленем, которая также играет роль в работе Brigit Benes Schamanismus, p. 315.

³⁶ Как pneuma в упоминавшемся выше сосуде Пимандра.

³⁷ Ср. Zumthor, op. cit., pp. 162-63.

³⁸ Vulgate Merlin. Ср. Zumthor, op. cit., p. 199.

³⁹ В Huth-Merlin.

⁴⁰ Ср. A. C. L. Brown, "The Bleeding Lance," p. 43.

⁴¹ Согласно взглядам многих ученых, упомянутый выше текст не был написан Робером де Бороном и испытал взаимное влияние продолжателей Кретьена.

⁴² F. van der Leyen и P. Zaunert, Die Märchen der Weltliteratur, pp. 25-26 (No. 7).

⁴³ "The Bewitched Princess", в Die deutschen Märchen seit Grimm, то же издание, pp. 237-38.

⁴⁴ Это цитата из еще не опубликованной рукописи Margarete Riemschneider. Она сравнивает Керуннуса с хеттским Рундасом, который также был богом-оленем и богом игры.

⁴⁵ Ср. выше, p. 260.

⁴⁶ Такие же условия описаны в мифе американских индейцев хопи: вначале люди жили под землей, но, привлекаемые светом, все время поднимались выше.

Глава 23