Глава 1. Теоретический фундамент массовой коммуникации

Классификация теорий

 

Представить даже в самом общем виде наиболее значительные теории массовой коммуникации и предложить способ их классифи­кации и корреляции друг с другом сложно из-за того, что диапазон функций медиа велик, разброс возможных точек зрения широк, а многие из существующих теорий, по мнению Дениса Маккуэйла, просто несовместимы, не завершены и неадекватны¹. Практически невозможно предложить одну, общую теорию, которая бы объясня­ла происходящее и предсказывала эффекты, и все же, он предлагает начать с построения единой всеобъемлющей структуры, включаю­щей основные процессы и связи. Это, несомненно, позволит выра­ботать определенный взгляд на массовую коммуникацию, но от­нюдь не исключает теоретические альтернативы.

Данная структура базируется на следующих исходных предпо­сылках. Во-первых, медиа институты заняты производством, вос­производством и распределением знаний в самом широком смыс­ле, набором символов, содержащих смысловую ссылку на опыт в общественном мире. Эти знания позволяют людям осмыслить опыт, сформировать представление о нем, пополнить запас сведений о прошлом и осознать современность. Вместе взятые масс-медиа отличаются от других институтов знаний (например, искусст­ва, религии, науки, образования и т.д.) в нескольких отношениях:

♦ они выполняют функцию общего носителя знаний разного рода — также и от имени других институтов;

♦ они действуют в общественной сфере, в принципе доступ­ны для всех членов общества на открытой, добровольной, неспецифической и недорогой основе;

♦ в принципе отношения между отправителем и получателем сбалансированы и равны;

♦ медиа охватывают больше людей, чем другие институты, ив течение большего времени, «принимая эстафету» от первоначального влияния школы, родителей, религии и т.д.

Второе основополагающее предположение заключается в том, что масс-медиа, как следует из одного из значений этого слова, выступают в роли медиатора между объективной общественной реальностью и личным опытом. Есть несколько способов реализа­ции данной медиации, они различаются, в частности, по степени и виду деятельности, предназначения, интерактивности и эффек­тивности. Медиация может означать многое: от прямой связи од­ного с другим, переговоров до контроля одного другим. Эти вари­ации можно передать следующими образами коммуникации, вы­ражающими различные аспекты процесса связывания нас с «реальностью». Попеременно СМК — это:

♦ окно в опыт, которое расширяет наше видение, позволяет нам увидеть происходящее собственными глазами, без по­стороннего вмешательства или предвзятости;

♦ интерпретатор, который объясняет и растолковывает раз­розненные и непонятные события;

♦ платформа или носитель информации и мнения;

♦ звено, обеспечивающее разного рода двустороннюю связь между источниками и получателями;

♦ указатель, который навязывает путь, показывает направление и выдает команды;

♦ фильтр, который выделяет те части опыта, которые заслуживают особого внимания, и игнорирует другие аспекты опыта, намеренно и систематически или нет;

♦ зеркало, в котором общество видит свое отражение обычно с определенным искажением, поскольку СМК выделяют то, что люди хотят видеть в своем обществе, и иногда то, что они хотят наказать или подавить;

♦ ширма или барьер, который скрывает правду в целях пропа­ганды или увода от реальности.

Если теорию рассматривать «не как систему законоподобных предположений, а как комплекс идей различного статуса и про­исхождения, которые способны объяснить или истолковать любое явление», то, опираясь на классификацию, предложенную Макуэйлом, можно выделить, по меньшей мере, четыре типа теорий, имеющих дело с массовой коммуникацией.

Первый тип — свод нормативных теорий (по существу, ответв­ление социальной философии), описывающих, как медиа должны вести себя, чтобы блюсти конкретные общественные ценности или стремиться к ним, и какова, разумеется, природа этих ценностей. Этот тип теории крайне важен, поскольку играет большую роль в формировании институтов масс-медиа и оказывает существенное влияние на те надежды, которые возлагает на массовые коммуни­кации их собственная аудитория и другие общественные органи­зации и деятели.

Во-вторых, это общественно-научные теории, общие рассужде­ния о природе, функционировании и эффектах массовой комму­никации на основе систематического и по мере возможности объек­тивного наблюдения с использованием данных о средствах массо­вой коммуникации и зачастую со ссылкой на другие компоненты общественно-научной теории.

В-третьих, набор знаний, отчасти тоже нормативных, но одно­временно и практических, созданных и поддерживаемых самими практиками масс-медиа. Это — функциональные теории, так как они определяют смысл деятельности масс-медиа, описывают, как нуж­но работать, чтобы соответствовать более абстрактным принципам общественной теории, а также показывают, как добиться конкрет­ных целей. Один набор идей касается техники, другой — состоит из традиций, форм профессиональной практики, норм поведения, чисто эмпирических правил, регулирующих функционирование индустрии масс-медиа и обеспечивающих ее устойчивую работу.

Теория практична, поскольку она помогает ответить на такие вопросы, как: что удовлетворит аудиторию, что будет эффективно, что можно считать новостью, какова в каждом конкретном случае ответственность журналиста или средства коммуникации? Эти идеи не всегда осознаются, но составляют незаменимую ос­нову фактического осуществления массовой коммуникации, и они часто обнаруживаются в исследованиях масс-медиа.

Наконец, есть знания, которые, как кажется, совсем нельзя назвать благородным именем теории, но которые тоже вездесущи, влиятельны и часто встречаются в исследованиях массовых комму­никаций. Это то, что можно отнести к теории здравого смысла, т.е. те знания (и идеи), которые есть у каждого индивида благодаря непосредственному опыту как члену аудитории. У каждого читате­ля газеты или телезрителя есть своя собственная «теория» или, другими словами, набор представлений о конкретном средстве ком­муникации: что это такое, чем оно хорошо или плохо, как вписы­вается в его повседневную жизнь, как его следует «читать», каков его скрытый смысл и как оно соотносится с другими аспектами общественной жизни. Этот сложный набор персональных ассоциа­ций и идей обеспечивает стабильность отношениям людей к медиа и приносит им удовлетворение.

Подобные теории здравого смысла обычно не формулируют­ся, но на них базируется ряд основных понятий о медиа (а также о жанрах и форматах медиа). Кроме того, именно в них обнаружива­ется множество норм и стандартов, регулирующих использование медиа аудиторией, а также мнения о средствах массовой комму­никации, которые могут оказывать влияние на планирование ме­диа и выработку общественной политики в области медиа.

При изучении массовой коммуникации нельзя обойтись без множества других теорий, вместе с тем ей присущи уникальные аспекты, требующие самостоятельного ответвления коммуника­ционной теории. Она должна быть скорее социологической, неже­ли психологической, и более нормативной, чем теория, относя­щаяся к микропроцессам коммуникации (например, обучение, восприятие, кодирование текстов) и потому требующая более высокой точности, универсальности и степени предсказуемости.

В последние десятилетия количество и разнообразие коммуни­кационных теорий неуклонно растет. Теория медиа становится бо­лее или менее самостоятельной областью общественно-научной мысли. Массовая коммуникация является предметом изучения широкого круга наук — истории и антропологии, социологии и психологии, философии и литературоведения.

¹ McQuail D. Op. cit. P. 51.

Классификация теорий

 

Представить даже в самом общем виде наиболее значительные теории массовой коммуникации и предложить способ их классифи­кации и корреляции друг с другом сложно из-за того, что диапазон функций медиа велик, разброс возможных точек зрения широк, а многие из существующих теорий, по мнению Дениса Маккуэйла, просто несовместимы, не завершены и неадекватны¹. Практически невозможно предложить одну, общую теорию, которая бы объясня­ла происходящее и предсказывала эффекты, и все же, он предлагает начать с построения единой всеобъемлющей структуры, включаю­щей основные процессы и связи. Это, несомненно, позволит выра­ботать определенный взгляд на массовую коммуникацию, но от­нюдь не исключает теоретические альтернативы.

Данная структура базируется на следующих исходных предпо­сылках. Во-первых, медиа институты заняты производством, вос­производством и распределением знаний в самом широком смыс­ле, набором символов, содержащих смысловую ссылку на опыт в общественном мире. Эти знания позволяют людям осмыслить опыт, сформировать представление о нем, пополнить запас сведений о прошлом и осознать современность. Вместе взятые масс-медиа отличаются от других институтов знаний (например, искусст­ва, религии, науки, образования и т.д.) в нескольких отношениях:

♦ они выполняют функцию общего носителя знаний разного рода — также и от имени других институтов;

♦ они действуют в общественной сфере, в принципе доступ­ны для всех членов общества на открытой, добровольной, неспецифической и недорогой основе;

♦ в принципе отношения между отправителем и получателем сбалансированы и равны;

♦ медиа охватывают больше людей, чем другие институты, ив течение большего времени, «принимая эстафету» от первоначального влияния школы, родителей, религии и т.д.

Второе основополагающее предположение заключается в том, что масс-медиа, как следует из одного из значений этого слова, выступают в роли медиатора между объективной общественной реальностью и личным опытом. Есть несколько способов реализа­ции данной медиации, они различаются, в частности, по степени и виду деятельности, предназначения, интерактивности и эффек­тивности. Медиация может означать многое: от прямой связи од­ного с другим, переговоров до контроля одного другим. Эти вари­ации можно передать следующими образами коммуникации, вы­ражающими различные аспекты процесса связывания нас с «реальностью». Попеременно СМК — это:

♦ окно в опыт, которое расширяет наше видение, позволяет нам увидеть происходящее собственными глазами, без по­стороннего вмешательства или предвзятости;

♦ интерпретатор, который объясняет и растолковывает раз­розненные и непонятные события;

♦ платформа или носитель информации и мнения;

♦ звено, обеспечивающее разного рода двустороннюю связь между источниками и получателями;

♦ указатель, который навязывает путь, показывает направление и выдает команды;

♦ фильтр, который выделяет те части опыта, которые заслуживают особого внимания, и игнорирует другие аспекты опыта, намеренно и систематически или нет;

♦ зеркало, в котором общество видит свое отражение обычно с определенным искажением, поскольку СМК выделяют то, что люди хотят видеть в своем обществе, и иногда то, что они хотят наказать или подавить;

♦ ширма или барьер, который скрывает правду в целях пропа­ганды или увода от реальности.

Если теорию рассматривать «не как систему законоподобных предположений, а как комплекс идей различного статуса и про­исхождения, которые способны объяснить или истолковать любое явление», то, опираясь на классификацию, предложенную Макуэйлом, можно выделить, по меньшей мере, четыре типа теорий, имеющих дело с массовой коммуникацией.

Первый тип — свод нормативных теорий (по существу, ответв­ление социальной философии), описывающих, как медиа должны вести себя, чтобы блюсти конкретные общественные ценности или стремиться к ним, и какова, разумеется, природа этих ценностей. Этот тип теории крайне важен, поскольку играет большую роль в формировании институтов масс-медиа и оказывает существенное влияние на те надежды, которые возлагает на массовые коммуни­кации их собственная аудитория и другие общественные органи­зации и деятели.

Во-вторых, это общественно-научные теории, общие рассужде­ния о природе, функционировании и эффектах массовой комму­никации на основе систематического и по мере возможности объек­тивного наблюдения с использованием данных о средствах массо­вой коммуникации и зачастую со ссылкой на другие компоненты общественно-научной теории.

В-третьих, набор знаний, отчасти тоже нормативных, но одно­временно и практических, созданных и поддерживаемых самими практиками масс-медиа. Это — функциональные теории, так как они определяют смысл деятельности масс-медиа, описывают, как нуж­но работать, чтобы соответствовать более абстрактным принципам общественной теории, а также показывают, как добиться конкрет­ных целей. Один набор идей касается техники, другой — состоит из традиций, форм профессиональной практики, норм поведения, чисто эмпирических правил, регулирующих функционирование индустрии масс-медиа и обеспечивающих ее устойчивую работу.

Теория практична, поскольку она помогает ответить на такие вопросы, как: что удовлетворит аудиторию, что будет эффективно, что можно считать новостью, какова в каждом конкретном случае ответственность журналиста или средства коммуникации? Эти идеи не всегда осознаются, но составляют незаменимую ос­нову фактического осуществления массовой коммуникации, и они часто обнаруживаются в исследованиях масс-медиа.

Наконец, есть знания, которые, как кажется, совсем нельзя назвать благородным именем теории, но которые тоже вездесущи, влиятельны и часто встречаются в исследованиях массовых комму­никаций. Это то, что можно отнести к теории здравого смысла, т.е. те знания (и идеи), которые есть у каждого индивида благодаря непосредственному опыту как члену аудитории. У каждого читате­ля газеты или телезрителя есть своя собственная «теория» или, другими словами, набор представлений о конкретном средстве ком­муникации: что это такое, чем оно хорошо или плохо, как вписы­вается в его повседневную жизнь, как его следует «читать», каков его скрытый смысл и как оно соотносится с другими аспектами общественной жизни. Этот сложный набор персональных ассоциа­ций и идей обеспечивает стабильность отношениям людей к медиа и приносит им удовлетворение.

Подобные теории здравого смысла обычно не формулируют­ся, но на них базируется ряд основных понятий о медиа (а также о жанрах и форматах медиа). Кроме того, именно в них обнаружива­ется множество норм и стандартов, регулирующих использование медиа аудиторией, а также мнения о средствах массовой комму­никации, которые могут оказывать влияние на планирование ме­диа и выработку общественной политики в области медиа.

При изучении массовой коммуникации нельзя обойтись без множества других теорий, вместе с тем ей присущи уникальные аспекты, требующие самостоятельного ответвления коммуника­ционной теории. Она должна быть скорее социологической, неже­ли психологической, и более нормативной, чем теория, относя­щаяся к микропроцессам коммуникации (например, обучение, восприятие, кодирование текстов) и потому требующая более высокой точности, универсальности и степени предсказуемости.

В последние десятилетия количество и разнообразие коммуни­кационных теорий неуклонно растет. Теория медиа становится бо­лее или менее самостоятельной областью общественно-научной мысли. Массовая коммуникация является предметом изучения широкого круга наук — истории и антропологии, социологии и психологии, философии и литературоведения.

¹ McQuail D. Op. cit. P. 51.

Нормативные модели

• Авторитарная теория
• Либертарианская теория
• Теория социальной ответственности
• Советская коммунистическая теория
• Теория для медиа периода развития
• Теория демократического участия

Движущими силами теоретизирования в области массовой ком­муникации были и остаются поиски ответов на кардинальные воп­росы о потенциальных достоинствах и недостатках медиатехнологий, формах их контроля или регулирования, позволяющих наи­лучшим образом реализовать их достоинства и свести к минимуму недостатки, а также о том, как медиа могут служить демократи­ческому и мультикультурному обществу.

Эти проблемы оказывались причиной постоянных дебатов и разногласий в течение прошлого столетия. Большинство теорий предлагают пути решения одной или нескольких из них.

С появлением новых форм медиатехнологии старые вопросы снова появляются в повестке дня и требуют новых ответов. В после­днее время видеоигры и видеомагнитофоны вызвали к жизни спо­ры, которые раньше велись по поводу бульварной прессы, деше­вых романов и фильмов. Появление кабельного телевидения по­влекло за собой столь же бурные дебаты, как некогда эфирного телевидения, а до него — радио. Эти дискуссии не новы. Они воз­никают регулярно и предсказуемо каждый раз, когда появляются новые медиа.

Теории, которые принято называть нормативными, имеют дело с представлениями о том, «как медиа должны работать или чего от них ждут»¹. Нормативные теории описывают, какие роли медиа должны играть в идеале, рекомендуют идеальную практическую деятельность и предвидят идеальные последствия.

Хотя каждое национальное общество придерживается собствен­ной подробно разработанной и четко сформулированной версии нормативной теории, существует свод (или своды) более общих принципов, на основе которых можно классифицировать любой конкретный случай. Каждая из основных теорий, обсуждаемых ниже, вполне очевидно связана с конкретной формой политичес­кой системы и государственного правления.

Следует отметить, что фактически ни одна медиасистема не руководствуется какой-то одной, «чистой» теорией прессы, равно как и практика не всегда точно следует той теории, которая кажется наиболее подходящей. В большинстве систем взаимодейству­ют разные (порой даже несовместимые) элементы из различных теорий. О том, какая нормативная теория главенствует в данный момент, можно судить весьма условно: по компонентам правящей идеологии, а также иногда по указам, законам и конституцион­ным решениям.

Предпринятая Фредериком Сибертом, Теодором Питерсоном и Уилбуром Шраммом в 1956 г. первая попытка компаративного описания основных теорий прессы — авторитарной, либертарианской, советской коммунистической и социальной ответственнос­ти — до сих пор является наиболее полной². Почти в каждой статье и книге, имеющей отношение к философской основе журналис­тики, содержатся ссылки на книгу этих авторов, комментарий на нее или цитаты из нее.

О ценности предложенных теорий судят не по тому, насколько идеально они описывают различные политические системы, а как точно они указывают, какое место масс-медиа занимают в том или ином обществе. Скажем, было бы ошибкой считать теории Сиберта бесполезными только потому, что его советская модель не совсем соответствует современным условиям функционирова­ния российских медиа.

Однако последние политические изменения в мире не оправ­дали его ожидания. Наиболее существенно ситуация изменилась в странах Восточной Европы. После падения «железного занавеса» и развала Советского Союза бессмысленно говорить о советской ком­мунистической теории, но она в определенной мере отражает ус­ловия деятельности СМК в современном Китае, Северной Корее и на Кубе. Три другие модели тоже тесно связаны с политически­ми идеологиями своего века, как объяснял сам Сиберт. Следова­тельно, потенциальная слабость этого подхода становится очевид­ной, когда роль выбранной политической системы уменьшается. В качестве недостатка концепции Сиберта также указывается на игнорирование самого важного участника процесса передачи по­литической информации — аудитории — и рассмотрение двух сто­рон: средства коммуникации и правительства.

Слабости использованного Сибертом метода «глобальной типологизации», исключившего различия между многочисленными системами прессы, стали очевидными в конце 1960-х годов. В это время Эверет Роджерс и другие исследователи начали изучать ком­муникационные системы стран «третьего мира». Первая модель си­стем масс-медиа в развивающихся странах появилась в 1980 г., когда свой доклад представила Международная комиссия ЮНЕС­КО по исследованию коммуникационных проблем.

В том, что подход Сиберта страдает не только упрощенностью, но и предвзятостью, убедились исследователи международных мо­делей масс-медиа. Они утверждают, что, поскольку Сиберт отдает предпочтение тем странам, где основные медиа (газеты, радио и телевидение) находятся под одинаковым правительственным кон­тролем, концепция «четырех теорий» лишена гибкости, необхо­димой для должного описания и анализа всех современных систем прессы, и поэтому должна быть модифицирована. Именно это сде­лал Маккуэйл, предложив еще две — для медиа периода развития и демократического участия (партиципаторную).

Несмотря на определенные недостатки, иногда значительные, «четыре теории» по-прежнему можно использовать для классифи­кации национальных медиасистем, хотя последние зачастую ос­новываются на альтернативных, даже несовместимых, философс­ких принципах. Поэтому вполне оправдано появление новых тео­рий. Изменения в структуре медиа расширили масштаб понятия «пресса», теперь оно условно используется для обозначения всех средств массовой коммуникации, особенно это касается их жур­налистских функций.

Интерес представляет идея, выдвинутая командой в составе Клиффорда Кристианса, Теодора Глассера, Дениса Маккуйэла, Каарле Норденстренга и Роберта Уайта. Они предложили класси­фикацию из пяти парадигм и четырех ролей, которые медиа могут играть в демократическом обществе: I) сотрудничать с государ­ственной властью; 2) осуществлять контроль за политической вла­стью; 3) способствовать общественному диалогу; 4) бросать вызов всему социальному порядку с помощью подлинной критики³. Пе­ресмотр основных положений нормативных теорийв новом кон­тексте позволяет лучше понять их суть.

¹ Ibid. Р. 4–5.

² Сиберт Ф. С, Шрамм У., Патерсон Т. Четыре теории прессы / Пер. с англ. М., 1998.

³ Nordenstreng К. and Pietilainen J. Normative Theories of the Media: Lessons From Russia // Media, Communications and the Open Society / Ed. by Yassen N. Zassoursky andElena Vartanova, M., 1999. P. 147.

Авторитарная теория

 

Термин «авторитарная теория», данный Сибертом, остается уме­стным и сейчас, так как означает, прежде всего, наличие социаль­но-политических условий для деятельности прессы в период ее ста­новления, в основном в монархических государствах, где пресса на­ходилась под контролем государства и подчинялась интересам правящего класса. Этот термин также используется для описания нынешнего положения медиа, начиная с того, что от них ждут под­держки и нейтралитета в отношении правительства и государства, и заканчивая тем, что прессу намеренно и активно используют в ка­честве инструмента репрессивной государственной власти.

Общим для всех случаев проявления этой теории является от­сутствие всякой подлинной независимости журналистов и их под­чинение (в конечном итоге с применением силы) государствен­ной власти. Авторитарная теория оправдывает предварительную цензуру и наказание за отклонение от установленных сверху спо­собов освещения прежде всего политических вопросов или любых других, имеющих явный политический оттенок. Об авторитаризме в области масс-медиа свидетельствуют соответствующие законы, прямой контроль государства за производством, навязывание жур­налистам правил поведения, использование налогов и других форм экономических санкций, регулирование импорта зарубежных ме­диа, право государства назначать редакционный персонал, запрет на публикацию и т.д.

Черты авторитарной теории четко видны в додемократических обществах и в обществах откровенно диктаторских или репрессив­ных. Однако было бы неверно не замечать авторитарные тенден­ции в отношении медиа в обществах, которые в целом не являют­ся тоталитарными. В некоторых случаях авторитаризм действитель­но выражает волю народа, и во всех обществах возникают ситуации, когда свобода прессы вступает в конфликт с интересами государ­ства или общества, например во время угрозы террористического акта или войны.

Иногда от авторитаризма одни средства массовой коммуника­ции страдают сильнее, чем другие. Так, в некоторых странах под более плотным контролем находятся театр, кино, вещание, в ча­стности, посредством лицензирования. Тем самым государство под предлогом национальной необходимости получает к ним прямой доступ или осуществляет контроль над ними. Поэтому эту теорию не следует рассматривать как пережиток прошлого или относи­тельно редкое отклонение от существующих норм. Вероятно предположить, что между авторитарной системой ме­диа и тоталитарным государством существует прямая параллель. В основном это верно, но правительство может навязать автори­тарную форму, не являясь откровенно тоталитарным.

Либертарианская теория

 

Своими корнями либертарианская теория (или теория свобод­ной прессы) уходит в европейское Средневековье. Она возникла в XVI в. как противовес авторитарной теории, оправдывающей контроль правящей элиты или властей над всеми формами коммуникации.

Но несмотря на это у свободы коммуникации, суще­ствует немало ограничений: например, законы о клевете, ложной рекламе, порнографии и ненормативной лексике. В политических кру­гах и средствах массовой информации постоянно идут дискуссии о границах свободы. Особого накала они достигают каждый раз, ког­да появляются новые коммуникационные технологии.

Переиначенный вариант либертарианской теории возник в XVII в., когда печатная пресса избавилась от официального контроля, и теперь повсюду считается главным узаконенным принципом деятельности печатных медиа в либеральных демократиях. Возможно, благодаря своей долгой истории, огромному влиянию и высокой символической ценности теория свободной прессы нашла освещение в большом числе исследований. На первый взгляд, эта теория проста, но в то же время содержит фундаментальные нестыковки или ведет к ним. В самом общем виде она полагает, что индивид должен быть свободен публиковать все, что ему нравится, и, следовательно, является продолжением других прав — права на собственное мнение, свободу выражать его, объединятьсяс другими людьми и вступать в организации. Таким образом, главные принципы и ценности, на которых она базируется, идентичны принципам и ценностям либерально-демократического государства — вера в верховенство индивида, в разум, правду и прогресс и, в конечном итоге, в суверенитет воли народа.

Осложнения и несоответствия возникали только в том случае, когда предпринимались попытки представить свободу прессы как основополагающее право или ввести ограничения на его примене­ние и указать конкретные институционные формы, в которых оно находит свое наилучшее выражение и обеспечено защитой в конк­ретных обществах. Как противодействие авторитаризму и чистое вы­ражение либертарианства теория свободной прессы всегда воспринималась неоднозначно. Пресса служила различным целям: являлась средством противодействия колониализму (сначала в американских колониях), выпускным клапаном для выражения недовольства, ар­гументом за свободу религии, защищала от злоупотреблений влас­ти, выступала то, как самоцель, средство достижения истины, со­ставной компонент коммерческой свободы, а порой принималась как неизбежность.

Центральным и постоянным элементом было утверждение, что свободное и публичное выражение — это лучший способ достиже­ния правды и выявления ошибок. Свободная пресса всегда рассматривалась как необходимый компонент свободного и разумно­го общества. Ближе всего к истине можно приблизиться только в результате борьбы альтернативных точек зрения, а «прогресс» об­щества зависит от выбора «правильного» решения.

Достоинство свободной прессы заключается в том, что она раз­решает это выразить и позволяет «обществу» знать, к чему стре­мятся его члены. Истина, благоденствие и свобода должны идти вместе, и контроль за прессой в конечном итоге ведет только к иррациональности или репрессиям, даже если какое-то короткое время он кажется оправданным. Свободная пресса, очевидно, не нуждается ни в каких особых аргументах, помимо простой ссылки на статью американской конституции, в которой говорится, что «Конгресс не должен принимать никаких законов... посягающих на свободу слова или прессы». Иначе говоря, это просто абсолютное право гражданина.

В действительности принцип свободы прессы реализовывался не столь прямолинейно. Вопрос, является ли это самоцелью, сред­ством достижения цели или абсолютным правом, так и не был никогда решен, и есть те, кто со времен Джона Милтона доказы­вает, что если свободой злоупотребляют до такой степени, что она начинает угрожать добродетели и власти государства, ее можно ограничить. По мнению Итиела де Сола Пула, «ни одна страна не станет безразлично терпеть свободу прессы, которая использует­ся, чтобы расколоть страну и открыть шлюзы критики в адрес свободно избранного правительства, которое ее возглавляет»¹.

В обществах, где узаконена свобода прессы, дилемма решалась так: пресса освобождалась от предварительной цензуры и за все последствия своей деятельности, выражающиеся в нарушении прав человека и правомерных требований общества, она должна была отвечать в соответствии с законом. Абсолютное право свободы пуб­ликовать часто отступало перед правом на защиту (репутации, соб­ственности, частной жизни и морального развития) индивидов, групп и меньшинств, а также соображениями безопасности и даже достоинства государства.

Серьезные осложнения возникали в связи с институционными формами воплощения свободы прессы, которая часто отождеств­лялась с правами на собственность и стала означать право владеть и пользоваться средствами публикации без ограничений или вме­шательства со стороны правительства. Главным аргументом в пользу этой точки зрения помимо утверждения, что свобода в целом оз­начает свободу от правительства, стал перенос аналогии «свобод­ного рынка идей» на подлинно свободный рынок, где коммуника­ция - это товар, который производится и продается.

Свобода издавать соответственно рассматривается как право на собственность, которое будет защищать имеющееся разнообразие и выражается свободными потребителями, обращающимися на рынок со своими запросами. Таким образом, свобода прессы те­перь отождествляется с частной собственностью на медиа и свобо­дой от вмешательства в рынок.

Это утверждение Маккуэйл считает сомнительным не только из-за монопольных тенденций в СМК; широкий масштаб посто­ронних финансовых интересов в прессе многим видится возмож­ным источником посягательств на свободу выражения, как любое действие правительства. Более того, в современных условиях пред­ставление о том, что частная собственность гарантирует индивиду реальную возможность, а также право на публикацию, кажется абсурдным.

Либертарианская теория прессы часто ассоциируется с доктри­ной «свободного потока информации», которая в советское время подвергалась острой критике за то, что предполагала организацию международного теле- и радиовещания, распространение периоди­ческих изданий, книг, кинофильмов, видеозаписей, компакт-дис­ков, кассет и т.п. по всему миру. Фактически все то, что сейчас бла­годаря новым коммуникационным технологиям происходит повсе­местно и воспринимается как нечто само собой разумеющееся.

¹ Pool I. de Sola. Newsmen and Statesmen — Adversaries or Cronies // Aspen Papers on Government and Media / Ed. by W. L Rivers and N. J. Nyhan. L., 1973.